Глава двадцатая. «Война двух гигантов»
Уже второй год шла кровопролитная война за Миланское наследие. Франциск Первый, Король Франции, гигантского роста и огромной физической силы, доблестный воин и гуляка, властелин богатейшей и огромнейшей страны на континенте ни как не мог задавить более малого, но проворного Карла Пятого - будущего Императора империи Габсбургов!
Карл был великим теософом: он в юном возрасте низложил Мартина Лютера и признал его еретиком. Воинского ремесла он тоже не чуждался, но свой полководческий гений Император проявит позже, громя протистанские войска воставших курфюстов.
(Замечу, что сам Император был росту среднего и бледный лицом, пошел породой в матушку, Хуанну Безумную, в отрочестве страдал припадками эпилепсии, а в зрелом возрасте - от страшных головных болей. Но слабости телесные не сломили дух и воинский запал великого монарха. Тем ярче выделялись его победы в сравнении с гигантом Франциском.)
Но пока что юный король только познавал тонкости военного дела, а победы ему приносили его верные генералы и доблестные солдаты, нещадившие свои жизни на полях кровавых битв!
19 ноября 1521 года - день, когда французкий гарнизон под командованием маршала Оде де Фуа, графа Лотрека был вынужден капитулировать и оставить Милан на милость Проспера Колонны - итальянского кондатьера на службе Карла. Имперские войска Колонны имели численное превосходство - 20 000 человек пехоты (немцы и испанцы) и тяжелой итальянской конницы. Граф де Лотрек отчаяно пытался организовать оборону Ломбардии и её столицы, но ломбардцы приветствовали Колонну как освободителя от шестилетнего порабощения и охотнее ставали под его знамёна, чем под знамёна французкого маршала.
Нарушалась подвозка припасов, и-за антисанитарии начинали вспыхивать очаги чумы и оспы с сифилисом, а имперские войска сжимали кольцо вокруг Милана. Кончались и деньги для содержания наёмных швейцарцев, а если им не заплатить в срок - они оставят вас, без душевных терзаний уйдут в Альпы и уже там устраивать межклановые войны. Лотрек был на грани отчаяния: вывести гарнизон в чистое поле и дать врагу последний бой маршал не решился. Взвесив свои возможности, он принял решение отступать из Милана без боя, но сохранить оставшихся солдат для реванша...
И вот в следующем году, де Лотрек приводит в Ломбардию 12 тысячь швейцарцев и примерно столько же и французов, а к ним влились Чёрные отряды итальяской конницы. (Не исключаем, что дядюшка Серафино тоже мог поучавствовать в этой кампании!) Армия французов шла к Милану, но и Коллона не отсиживался за городскими укреплениями. Он выступил с войском в 16 000 человек, из которых 6400 - миланцы, а остальные - габсбургские немцы под командованием Георга фон Фрунсберга, и испанцы под началом Фернандо д'Авалоса и Франческо Марии Второго Сфорцы - герцога Миланского.
Бой решено было дать в парке Бикокка, что в пяти миллях от столицы к северу. Опытные воины сразу же выбрали это место, так как там были естейственные преграды, мешавшие манёврам противника: западная сторона была заболочена, канава, которая шла вдоль всей протяжённости дороги, и только один мостик давал возможность пересечь её; одну из дорог Колонна распорядился углубить, а на южной стороне парка, где ширина была не более половины милли были построенны войска, перед которыми возвели вал с примитивными фортификациями - редутами. Артирелию ратянули по всей длине вала. Были и стрелковые окопы, где в два эшелона разместились аркебузеры Фернандо и ланскнехты фон Фрунсберга, которые должны были прикрывать стрелков в случае прорыва противника.
Ров перед валом был широк на столько, что для его форсирования нужны были лестницы, а высота вала - в три человеческих роста, так что без тщательной подготовки штурмовать укрепление - чистое самоубийство.
Ставка главнокомандующих имперскими войсками располагалась в Бикокко, сама деревенька превратилась в укреплённый форт, и штурмовать её с наскоку было неразумно.
26 апреля 400 французких арданосных сержантов выехали на разведку. Они были замечены, и Колонна тотчас выслал гонца Сфорце с просьбой о подкреплении. Сфорца с имперской кавалерией и шестью тысячами четырестами пеших ополченцев стал у мостика с южной стороны, чтоб не дать сержантам прорваться в тыл основным войскам.
Сержанты предупредили Лотрека, что узкий фронт и усеяный рвами рельеф не пригоден для атаки баталий швейцарцев, было выдвинуто предложение бамбардировать неприятеля из крупных орудий, но командиры швейцарцев были уверены, что ни что им не помешает атаковать в лоб испано-нецкие позиции и сокрушить их.
Утром де Лотрек начал атаку. Чёрные полосы (с ними и Марчело с друзьями) начали разъезды у аванпостов Колонны, чтоб уровнять землю для атакующих швейцарцев, которых должен был вести в атаку маршал Ан де Монморанси - будующий пер Франции. Швейцарцы начали строить боевые порядки по 7 и 5 тысячь человек, развернули знамёна с чёрным быком на золотом тле, белым крестом на червене, и маршем двинулись к позициям испанцев. Наступавших прикрывала артилерия, посылая Преспьеру непрятные «подарки». По левому флангу наступала кавалерия маршала Фуа-Ласкёна, 400 ардоностных сержантов, задача - прорваться через мостик и ударить Колонне в спину с юга.
За двумя штурмовыми баталиями строились французы и веницианцы в третью баталию. Командовал её Франческо Мария делла Роверо, четвёртый герцог Урбино и де Лотрек.
Баталии медленно, но уверенно подходили к парку, и маршал Монмонраси приказал остановиться и ждать подвода артилерии, но вновь швейцарцы самонадеяно возразили: «Вон видны вражьи знамёна, маршал, на гребне вала. Пока подтянуться пушки, наши храбрейшие воины уже будут на валу и сбросят их в ров, а затем расправяться с немцами и испанцами!»
- „Los, ihr Hurenböcke! Drauf auf das Pack! Haut sie nieder, bis das Blut spritzt! Keine Gnade für die Schweine – reißt ihnen die Gurgeln raus! Für Bier, Beute und den Teufel – STÜRMET VORAN!"
Лихие капитаны повели вперёд солдат, знамёна подняли выше, чтоб враг видел и трепетал перед мощью швейцарской пехоты. Но немцы и испанцы были не из пугливых. Они уже заряжали картечь и ядра в пушки, раздували фителя аркебуз и мушкетов:
- „¡Fuego sobre esos bastardos! ¡Que no den un paso más!"
- „¡Apuntad a los que avanzan...! ¡Que caigan como ratas — FUEGOOO!"
«Шх-тбу-уф!», «Шх-тбу-уф!»,«Шх-тбу-уф!».
«Ху-уу-ии!», «Ху-уу-ии!», «Ху-уу-ии!».
«Бд-ух!!!», «Бд-ух!!!»,«Бд-ух!!!»
«А-а!», «А-а-а!», „Wenn ich das überleb, fick ich eure Mütter rückwärts!",
„Schießt doch härter, ihr feigen Arschlecker!",
„Halt mir das Bein, Hans, das ist nicht mehr dran!"
„Verdammter Dreck! Die Schweine treffen doch tatsächlich!"
„Keinen Schritt zurück! Hoch mit den Bannern!"
„Vorwärts, ihr Hunde — schlagt sie tot, und die, die sich ergeben, fickt bis sie heulen!"
Швейцарцы перестроились, подняли знамёна и упрямо сунули на позиции застрельщиков. Ни град картечи, ни пули не могли остановить их «марш смерти». По плотным порядкам было невозможно промахнуться. Невидимый Жнец в балахоне с косою всё больше и больше скашивал храбрецов, а те даже к передовым позициям не подошли.
Ещё свинцовый град, ещё ядра и картечь сметают швейцарцев, тают шеренги, падают и подымаются истерзанные знамёна, но упрямцы продолжают идти на смерть.
«FUEGOOO!"
«Тч-тп-ф-ф!», «Тч-тп-ф-ф!», «Тч-тп-ф-ф!»
«А-а-а!», «Ох-х!», «Ай!».
Но вот упёртые горцы сократили дистанцию, и в один бросок могли ворваться в траншеи аркебузиров и всех заколоть пиками.
«¡Retírense, retírense! ¡Todos a las fortificaciones!» - и аркебузиры начали отходить к валу, на вторую линию обороны, прикрывали их бравые ландскнехты, у которых руки давно уже чесались скрестить свои мечи с мечами воинственных «ziegenficker». После короткой стычки бравые рубаки приняли стратегическое решение отступать, ибо враг численно доменировал, а с численным перевесом всегда нужно считаться. Горцы наступали: они прошли траншеи, и, после очердного шквального залпа начали форсировать ров. У них не было ни штурмовых лесен, ни фашинов (связок хвороста для забрасывания сухого рва), котлаван стал для многих могилой. Самая досада была, когда обнаружилось, что вал был несколько высше, чем предполагалось, и пики с алебардами швейцарцев не могли достать испанских аркебузиров. А те с насмешкой растреливали их с вала.
Наконец маршал Монмонраси приказал отступать, так как атака полностью захлебнулась. Будующий пер Франции был единственным из командиров атакующей баталии, который смог уцелеть в той бойне. 22 два швейцарских капитана, и французких дворян, число которых небольшое, были убиты, безродных рядовых горцев погибло около трёх тысячь, даже больше.
Кавалерия маршала Фуа-Ласкёна прорвала аванпост ополченцев на каменном мосту и утремилась в атаку в тыл имперскому войску. Сфорца немедленно направил войска для блокирования выхода у моста сержантам Фуа-Ласкёна, он получил известие из ставки, что кавалерия генерала Антонио де Лейва уже выступила на перехват неприятеля. Французкому маршалу не оставалось ничего, кроме как отступления через тот самый мостик, к которому подтянулись ополченцы Сфорцы. Закованные в тяжелую броню сержанты рассеяли порядки ополченцев и вернулись на исходные позиции.
Французы потерпели сокрушительное поражение и не смогли взять Милан. Швейцарская пехота отказалась принимать участие в дальнейшей кампании и вернулась в горы. Армия графа де Лотрека сократилась в половину. На совете командиров было принято отступать на терреторию союзной Венеции, откуда граф выехал в Леон для королевского доклада о исходе кампании...
Год 1523. Франциск собирал очередную армию, и первое полугодие прошло без крупных сражений, (в расчёт мы не будем брать поход Марчело и его «Чёрных Плащей» против «Кёльнских Мясников»). Уже осенью неудачливый Лотрек и коннетабль де Бурбон должны были организовать наступление в Ломбардию через Пьемонт, но коннетабль имел наглости поссориться с самим Королём Франциском Валуа!!! Так как он, Карл Третий де Бурбон, был человек влиятельный и видный, а ещё тщеславным и гордым, и мириться с королевскими ущемлениями в титулах и земельной конфискации, не пожелал. Он бежал под покровительство Карла Пятого.
Немецкий монарх и властелин Туманного Альбиона Генрих Восьмой Тюдор обещали «благородному мстителю» Бурбону «востановление справедливости»: мол, после победы над Франциском, триумвират поделет Францию на три части, и сам Карл Бурбон станет королём южных земель. Заманчивое предложение, решил тщеславный коннетабль, и без зазрений совести сменил своего августейшего покровителя Франциска, на лояльного Карла Габсбурга. Тот и титулами не обижал, и должности давал достойные звания герцога Бурбона - наследника королевских кровей!..
Кроме опального коннетабля Карлу Габсбургу удалось склонить к союзу и Светлейшею Республику Венецию. Уговорами, подарками, угрозами, но Карл добился нового союзника. Справедливости ради, подмечу, что Великий Совет Светлейшей Республики счёл выгодным иметь дела с победителем Габсбургом, чем с неудачником Валуа, который умудрился проиграть очередную Ломбардскую кампанию. А не надо было покушаться на владения лучшего полководца и ссориться с ним...
После смерти Сюзаны Бурбон, королева-мать Луиза Савойская заявила о праве на наследие покойной родственницы. Даже предложила брак коннетаблю, который был «вторым человеком во Франции после короля». (Потому король и ущемлял главнокоманущего, дабы не позволить его популярности затмить Королевское Величество). Но Карл де Бурбон решительно отказался от брака, чем оскорбил не только королеву, но и её сына Франциска. Хороший повод для короля устранить оппонента, подорвать могущество конкурента, и... лишиться самого успешного военноначальника!
(Но замечу, что именно на плечи королевы Луизы ложилось бремя правления Францией, когда Франциск вёл первую итальянскую кампанию, и после его пленения в битве при Павии 24 февраля 1525 года. Она же заключила с Маргаритой Австрийской «Мира де Камбре» («Дамский мир»), что положило завершение очередной Итальянской войны. Королева Луиза - интригантка и властительница, любящая мать, которая искренне поддерживала сына и была ему предана; она была яркой фигурой в те времена, когда слово женщины не имело веса, а прав - не существовало. Но к её словам прислушивался сам король...)
Предательство Светлейшей Республики Венеции ударило не только по Франциску, сведя его осеннюю кампанию в землях Ламбардии в жалкое блуждание по вражьей терретории и изматыванием армии постоянными налётами вражеских партизан. В марте в ставку Мартино да Серафино прибыл гонец из столицы узнать о результатах действий отряда:
- Доджи хотят знать, исполнил ли синьор Марчело свой долг перед республикой и уничтожил ли прискверных ландскнехтов, имевших дерзость нападать и наносить вред Светлейшей Республике? - строго вопрошал посланник у наёмника. Да Серафино и Антонин с непониманием переглянулись, а затем командор Марчело держал ответ:
- Надеюсь, что твоя речь, посол - нелепая шутка от светлейших доджей, они ведь ещё те шутники, любят, когда их плебеи развлекают. Я ещё двенадцатого февраля отправил людей с рапортом и мечём Одноокого в подтверждение нашей победы, и расчитывал, что благородные синьоры сдержат своё «честное слово»! - чуть не крича закончил предводитель «Плащей», посол же невозмутимо парировал:
- Совет Десяти не получил Вашего доклада, - голос посла был спокоен и размерен, твёрд и убедително звучал, - осмелюсь предположить, что Ваши люди не дошли к столице. Ныне времена не спокойные, бандиты рыщут по дорогах...
- Заткнись, чёртов патрицианский задолиз! - вскочил Марчело с места и выхватил из ножен чикуэнду. - я знаю, десять зажравшихся вонючих ослов не хотят давать награду, что нам причитается!
- У нас контракт! - Антонин поднял со стола ветхую бумагу с печатями и подписями десяти патрициев. - Мы выполнили часть договора, дальше выполнить должны вы!
Посол сохранял хладнокровие:
- Доджи желают видеть доказательства вашей победы, слова их не убедят.
Гонец откланялся и скоро за стенами шатра послышался конский топот. Командор негодовал и мял в руке лист чистой бумаги:
- Сволочи, решили нас надуть... - со скрипом произносил Марчело. - Мы обязаны, друг, сбросить их с пьедесталов. Востановить справедливость и низложить республику. Они изжили себя. Венеции нужна королева, благословенная Громовержцем и Юнонной, только она поведёт народ к светлому будущему и процветанию.
- Истино говоришь, друг, с тобой до конца, - выструнился Антонин. - Веди нас, избранник Юпитера на врагов наших!
Марчело воспрял духом и приказал собирать людей. Перед своими воинами, да Серафино выступил с вдохновляющей речью, осудив обман доджей, и призвал всех готовиться к маршу на столицу - Великолепную Венецию:
- Сначала мы войдём в неё, как герои с триумфом, чтобы народ знал, кто бережёт их сон и покой, когда стража попытаеться нас остановить, мы спустим на них всех горожан, которые поддержат нас! Людскую лавину не сможет остановить кучка стражей, и не единые простолюдины будут давить прислужников патрициев! Мы тоже, я выделю отряд на захват городского совета, который обходными манёврами войдёт в палату и казнит на месте зажравшихся патрициев!
- Да!
- На пики их!..
- Трахнем их жен и дочерей на их же глазах, а потом вышверним их в окна!
- Да-а!
- Вы будете чинить разбой в домах патрициев! - продолжал вещать Марчело. - Пить их вино, иметь женщин и скот. Кто желает, не осужу...
- Аха-ха-ха...
- Но только патрициев мы будем громить! Горожан не трогать под страхом варки в котле заживо!
- Ух, жестоко...
- Зато спрведливо. Помните: не горожане обманули вас, а патриции. Они думают, что мы будем умирать за них бесплатно, но мы не скот, который так легко и дёшево сбыть! Мы - «Чёрные Плащи»! Гроза всех врагов Венеции! Мы - дети Громовержца!
- Да!
- Сыны Юнонны, братья Марса!
- Да-а!
- Верные слуги королевы Каталины!
- Да здравствует королева!
- Выступаем, братья. Нас ждут великие дела!..
Колонна неспешным маршем двигалась к городу, солдафоны горлали песни, а «гатточки» были у них на подпеве. Впереди остальных, на гнедых скакунах восседали Марчело и его верный друг Антонин. И пусть он и казался безвольным и податлевым, но от помысла устранить Марчело он не отказался, даже когда остался без поддержки Мартино. Даже сейчас, сопровождая соратника, он желал ему беславного конца от арбалетной стрелы в глаз от безымянного арбалетчика, вот такая смерть - жалкая и некрасивая, - смогла бы удовлетворить гнилое нутро наёмника. Вдруг он резко потянул на себя поводья, как и Марчело - к ним на встречу ехали всадники со знамёнами доджа Андреа Гритти из дома Гритти - на белом знамени изображался сине-белый щит с белым крестом.
- Неужели сам додж соизволил выехать и попреветствовать своих верных слуг, - язвенно произнёс Марчело и приударил коня в бока. За ним последовал и его капитан. Когда всадники сблизились, Марчело не спешил приветствовать людей своего нанимателя. Он сложил руки на грудях и с надменным недовольством смотрел на встретивших его солдат. Наконец их капитан отдал честь старому наёмнику и приказал следовать за ним к ставке доджа. Марчело хмыкнул в ответ и последовал за капитаном и его охранным эскортом...
- Светлейший додж...
- Командор... - обменялись приветствиями Марчело и Андреа в шатре, и благородный патриций предложил гостю выпить. Наёмник не отказался, и после пригублённого кубка старого вина, сразу же перешёл к обсуждению претензии:
- Светлейший додж, почему ты сомневаешься в том, что мои люди не смогли разбить проклятых ландскнехтов, чинивших разбой у твоих границ? Разве ты не получил мою грамоту с отчётом?
Суровый додж потёр седую бороду и ответил:
- Я не получал отчётов от тебя, Марчело, потому я выслал гонца, дабы прояснить ситуацию.
- Как ты не получил мою грамоту? - удивился наёмник. - Мои люди должны были доставить её ещё зимой, а сегодня - срок уплаты за нашу службу, и наградные!
Додж Гритти с недоверием посмотрел на наглеца и вопросил:
- А где доказательства вашей победы? Почему я должен верить тебе, сицилиец?
- А разве я обманывал доджей за которых воевал и служил им верно? - гневно ответил Марчело, демонстративно ставя кубок на стол, проливая вино. - Мой посол должен был доставить в палату совета рапорт и меч Ганса Одноокого.
- Вижу, что правду ты говоришь, торговец, - надменно молвил патриций, - но к твоему несчастью мы не получили ни меча, ни грамоты.
- Проклятье... - шикнул да Серафино. - Но даже если так, я готов покляться на Еванглии и пройти Божье испытание, чтобы доказать свою правоту, если ты мне не веришь, додж!
Слова наёмника были убедительны, решимость - непоколеблема, и Андреа Гритти распорядился выдать положенную награду. Паж наполнил кубки господ вином и да Серафино поднял тост:
- За доджа, сдержавшего слово. И за попеды: бывшие и грядущие.
- Хороший тост, - усмехнулся Гритти и пригубил вино. Марчело, промочив горло благородным напитком, продолжал вещать всякое:
- Ох, Гритти, видел бы ты тот бой, как мы уничтожали врагов... без жалости и сострадания, как они вопили от боли и безысходности... Сие музыка была для ушей... Представь, как будут стонать испанцы и ломбардцы, когда мы вместе с светлейшим Франциском разобьём их в Ламбардии и предадим пыткам. Они ответят за всё: за обесчесченных дев и матерей, за убитых братьев и отцов нашей Светлейшей Республики. И не только Республики. За убитых в Аппулии, Неаполе, за всех...
- Марчело, - присёк того Андреа, - я понимаю, что гнев твой есть праведен, и сердце твоё жаждет мести. Но мы не выступим под знамёнами Франциска. Совет Десяти принял решение дать присягу Карлу Габсбургу. Франциск - неудачник, он уже который год не может отбить Милан у Сфорцы. Или ты хочешь быть на стороне проигравшего, платить контрибуции?
- Я с моими капитанами воевал за Франциска при Бикокко, подо мной убили пару лошадей, когда я ровнял дорогу для тех швейцарцев, и отбивал приследование наших колонн. Может, французкие маршалы были несамые умелые командиры, но они - отважны и не прятались за спины своих солдат. Поражение при Бекокко - глупость швейцарских «козлотрахеров», которые не захотели ждать подтягивание тяжелой артилерии. Их атака была безрасудной и чудовищно глупой.
- И с сими идиотами ты хочешь воевать?
- Я стану хоть под знамя турка, если он будет воевать против проклятого выблядка Карла... - проскрепел Марчело. - А ты, Гритти, всё-таки предал свой народ - всех, кто отдал жизнь за борьбу против владычества немцев на нашей земле... - шипя, указал старый наёмник на патриция. - Ты и вся шайка аристократов.
- Язык прикуси, плебей! - воскликнул гневно додж. - Не забывай, с кем говоришь. Иначе, я прикажу своим воинам схватить тебя и твоего капитана и пытать тут на месте за твои языческие воззрения! Ты не сожжен ещё на площади только потому, что Республика нуждается в хороших командирах.
- Республика... - криво усмехнулся наёмник. - Если десять семей - и есть «голос» всей Республики, то к чёрту такую республику. Из принципа не стану под знамёна тех, кто готов обьедениться с моими кровными врагами. Пускай я наёмник, презираемый вами, высокородными патрициями, но чем вы лучше меня? Продаётесь, как дорогие шлюхи, владыкам - держателям мира сего! - насмешливо произнёс Марчело. Додж недобро усмехнулся:
- Ты наговорил уже слишком много, дружище... - два хлока Гритти - и наглого наёмника хватает стража.
- Какого чёрта?! - подал голос Антонин, и тотчас получил в живот древком алебарды. - К-ха, сукины дети, что вы творите? Горите в тартаре, ублюдки!
- Вывести обоих! - грозно приказал додж Гритти, и скрученых пленников потащили на улицу. Грубо поставив на колени обоих, стража приставила к глоткам кинжалы.
- Мой дорогой друг, - изрекал Гритти, обходя пленников, - ты оскорбил меня, назвал шлюхами благородных людей. А сам кто? - резко подступил додж к Марчело и схватил его за седые волосы. - Не ты ли, аки дешёвая портовая девка, предлагаешь себя?
- В чём то мы похожи, - продолжал дерзить старик, - спрос порождает предложение. Вот только я не кичусь сим, и не говорю, какой я чистый и непрочный. Я в таком дерьме и столько на мне крови, во век не смою. Но на тебе не меньше. Ни дерьма, ни крови...
Гритти с яростию нанёс несколько ударов в лицо наглецу, разбив тому лицо в кровь.
- Убить бы тебя, но я дам тебе шанс на искупление твоих речей, - потёр кисти додж, - ты сегодня же выступишь в Ламбардию с отрядом и примкнёшь к герцогу Сфорце.
- Ты думаешь, что я так вот возьму, и скажу своим людям: «Разворачиваемся, и идём на Ламбардию, но не грабить, а помогать Сфорце». Они меня на вилы поднимут за такие речи.
- Не беспокойся, - успокаивал наёмника додж, - не посмеют. Я выделю тебе охрану из своего эскорта, двадцать отборных бойцов, чтоб с тобой ничего не случилось. Выберишь из них себе капитанов, двоих, троих, сколько обычно у тебя их?
- У меня есть мой капитан, Антонин, смещать его с должности не буду! - резко ответил Марчело и плюнул доджу на его камзол.
- У тебя нет никакого капитана Антонина, - прошипел Гритти, сильнее накрычивая волосы на кулак, - смотри, пёс, как его сейчас не станет. Режте ему голову!
- Стойте!
- Нет, нет. Не надо, прошу... А-а-а!.. - завопил Антонин, когда холодная сталь начала резать ему шею. Палач был искустен в своём мастерстве: резал медленно, не спешил перерезать важные артерии, чтоб помучать жертву дольше, а другой палач не давал отвернуться Марчело, и тот с ужасом наблюдал, как его друга обезглавливали.
- Антонин... Жалкий и безродный плебей, неуславивший себя ни как воин, ни как торговец. И помер собачьей смертью... - с отвращением говорил Гритти, подбирая упавшую голову. Рассмотрев безобразную застывшую на лице гримассу, додж бросил её к ногам обезкураженного Марчело:
- Ты убил своего дружка плевком в меня. А теперь видишь, что бывает, когда не уважаешь патрициев?
- Будь проклят, Гритти, гори в тартаре... - проскрепел наёмник.
- Думаю, теперь ты будешь более послушным псом и не разявлять пасть на синьора? - с угрозой вопросил Гритти наёмника. Тот молча кивнув, в знак покорности, и на этот раз Андреа Гритти отпустил наёмника:
- Ходят слухи, что коннетабль де Бурбон ведёт переписку с Карлом Габсбургом и Генрихом Тюдором, он хочет предать Франциска, а если Бурбон станет под знамёна Габсбургов, победа немецкого короля в войне - очевидна. Будь на стороне победителей, забудь о мести, сие погубит тебя.
- Благодарю за наставление, светлейший, я его не забуду... - с неприязню молвил Марчело, подымаясь с колен. Ему подвели коня и Гритти на прощание попросил не обижаться на него за убийство Антонина - всё было только для вразумления и демонстрации силы, не более. Да Серафино отвечал, что ни каких претензий не имеет, ведь он понял, что вёл себя неподобающе перед достойным мужем и обещал, что как только вернёться к своим людям, сразу же повернёт на Милан.
Как и обещалось, к Марчело было приставленно двадцать кавалеристов из эскорта доджа. Но прожженый наёмник понимал, что такое количество воинов доджа не только для его защиты...
«Скорее, скорее к моим воинам, - приговаривал да Серафино, подгоняя коня, - что же ты удумал, чёртов Гритти?» Вдруг с ним поровнялся один всадник из эскорта и попытался ткнуть копьём, но Марчело успел уклониться:
- Проклятые ублюдки! Меня так просто не взять! Получи! - с лязгом высвободил Марчело свой меч и отбил ещё одно древко второго всадника. Он повернул коня влево, сшиб первого атакующего и помчался на утёк к своим людям, которые ожидали командиров не разбив укреплённый лагерь. И вот они увидели, как за их предводителем гонятся девятнадцать тяжёловоруженных всадников:
- По коням!
- Луки к бою, скорее! - кричали сержанты, подымая людей на защиту командора. - Стрелять по лошадям!
Марчело с хищной ухмылкой соглядал, как в небо поднялась туча стрел и болтов, а затем со свистом обрушилась на преследователей. Миланская и веницианская сталь выдерживали попадание стрел, но вот не все лошади были закуты в броню; жеребцы брыкались и строптивились, когда в их туши вонзались острые стрелы. Двоих преследователей даже сбросили и чуть не потоптали.
- Отступаем! Перестроиться! - приказал командир эскадрона. Все начали следовать за ним в сторону пролеска, а за ними уже устремлялись всадники да Серафино, с копьями и перначами.
- Убить всех! - указывая в сторону конницы противника мечём, выкрикнул Марчело. Его эскадрон воодушевлённо бросил клич и ускорился в преследовании. Стрелки бегло посылали в догонку доджевского эскадрона одиночные стрелы - подстреливать лошадей.
- Пехота! Строемся в боевые порядки! Додж остался с малым прекрытием! Уничтожим его! - проезжая вдоль колонны, отдавал команды да Серафино. Солдаты суетились, как муравьи: хватали с повозок керассы и салады с барбютами, псари выводили псов на передок, другие - пикинеры и мечники, - подтягивались и строились в баталию. Сам командор носился вдоль колонны и подгонял «ленивых бездарей и старых мулов». Ему привели нового коня, ибо тот уже изнемог от такой скачки. Но вот старый наёмник был куда выносливее своего жеребца, его кровь бурлила в жилах, а глаза горели яростию, в сердце - адский запал и желание отомстить предателю, но сначала:
- Меркуцио, возьми быстроногую кобылицу, и скачи к «Гатто Норе». Пусть она найдёт капитана, который довезёт тебя в Алжир, и передай весточку Амадео: «Республика упразднена, теперь королевский порт тебя будет ожидать, верный слуга Короны Веницианской!»
- Я понял, синьор, всё передам, слово в слово...
Не успел Меркуцио договорить как вдруг на воздух взлетело несколько повозок, а баталия прорядела - кучу тел разбросало в стороны, стоны и вопли разнеслись над ней, не обошелся пушечной бомбардировки и эскадрон преследователей - от нескольких взрывов полдюжины всадников опрокинулись со своими жеребцами, и половина из них не поднялась на ноги.
«Откуда палят?» - молнией пронеслось в голове кондатьера.
- Скорее, Меркуцио! - выкрикнул Марчело, но тут разорвался ещё один воз и осколок дерева вонзился в тело парня. И тот только дёрнулся и упал на мокрую землю.
«Проклятье! Додж ждал нас! Он подготовил мне ловушку. Наверное сия битва будет последняя для меня...» - с грустью усмехнулся Марчело, созерцая как из пролеска вырываются тяжёлые всадники, человек сорок, тоже с копьями и дробящим оружием. Беглый эскадрон доджа уступил засадному отряду дорогу и после перестроения примкнул к новой атаке. Воины Гритти и да Серафино столкнулись в конной сшибке: крики всадников и ржание жеребцов глушили треск копий и скрежет металла, разгорячённые звери мчали в пролесок без седаков, кто падал - был обречён быть раздавленным под копытами боевых скакунов, или пораженным клевцем в голову, если удавалось подняться.
Бойцы Марчело, - пешие пикинеры и алебардисты, - были готовы разбежаться, ибо внезапный удар артилерии Гритти посеял не только сметение порядков баталии, но и нагнал ужаса - хорошо спрятанные орудия оставались невидимы для наёмников и безнаказанно сокращали численность отряда Марчело. «Не можешь обнаружить и обезвредить - отступай!», но повальное бегство не сулило ничего хорошего, особенно, когда кавалерия врага одерживает верх. Началался хаос: самые малодушные и испуганные наёмники, те кто был недавно рекрутирован в отряд по «добровольному» соглашению по дороге к столице и не нюхал пороху, бежали вместе с «гатточками» к спасительному лесу, но ветераны начали им стрелять в спины, и сам Марчело, разъезжая вдоль возов, зарубил нескольких парней и девиц:
- Никто не не покинет поле битвы! Только принцессу Каталину нужно увести в надёжное укрытие! Все остальные, - и чернь безродная, шлюхи портовые, - за оружие! Нас три сотни, их - даже сотни ненаберёться! Сейчас нужно опрокинуть их конницу и уйти из под удара пушек! Не все выживут, но ваши смерти не будут напрасны! К оружию, Юпитер и Марс с нами!
Но ни угрозы, ни расправы над дезертирами не могли остановить бегство тех, кто не хотел умирать за «королеву и её королевство». Изнеженные «гатточки», бывшие во время этого похода по отдаль от мест битв и в недосягаемости врага, бежали с воплями и плачем, ведь теперь они стали целью обстрелов и им было страшно. Особенно, увидев, как после попадания каменного, или чугунного ядра в человека от бедолаги оставалось почти ничего. Но находились среде них и девицы не робкого десятка. Они подымали оружие убитых и ставали на их места, чтобы потом самим пасть замертво, сражёнными картечью. Не одними тяжелыми ядрами «угостил» додж Андреа Гритти бунтующий отряд.
Пока Марчело метался и пытался организовать отход, а его эскадроны дрались насмерть против эскадронов Гритти, лекарь Франческо и Чолито с Католиной на руках пытались ускользнуть из под бомбандировамаего обоза. Малышка истошно плакала, страшные взрывы пугали не только её, но и саму Ведьмочку, которая уже не первый раз проходила такой ад. Сам лекарь с опаской прислушивался к свисту ядер, чтоб определить, где будет удар - человек он был опытен, обучен горьким опытом многих воен, не раз выносил благородных господ-офицеров под бомбардировкой ядер и картечи. Но каждый раз, как снаряд ударялся о земь, Франческо вздрагивал и крестился:
- Спаси и сохрани, Господи, от вражего ядра, - шептал старый лекарь, смахивая землю с морщинестого лба, переводя дух. Лисичка сама уже была на грани, слёзы лились с её изумрудных очей, тело пробирал страх и дрожь, но она не сдавалась; превозмагая страх и отчаяние, она бежала к спасительному лесу, а рядом - её верный слуга. Из защитной одежды - только шерстяные плащи, которые не спасут ни от картечи, ни от стрел, летящих в догонку.
За ней бежала та самая сероглазая девчушка, которую согревала её во время февральского марша. Напуганная и ободранная, сероглазая «гатточка» споткнулась о подол своего ветхого платья и упала на землю:
- Синьора! Не оставляйте меня, прошу! - заскулила она. Чолито обернулась и хотела броситься на помощь несчастной, как тут очередная стрела безымяного лучника пригвоздила к земле безымянную девушку с распатланными русыми волосами и пустыми серыми глазами.
«Прости...» - с горечью выдавила из себя Ведьмочка и побежала дальше, не оборачиваясь к убитой. А ведь дурнушка умерла не сразу, и ещё пару мгновений провожала уходящую Чолито молящим взглядом...