глава 3
— Я понимаю, это тяжело, Чиаки. Особенно такому человеку, как ты, — произнесла женщина, к чьей доброй, светлой улыбке он уже давно привык, — Но нам вправду следует поработать над этим. Смотри, ты же смог рассказать о своей проблеме мне.
— Ну, Вы – это Вы, а Рейна-сэнпай...
Курокава, не решившись продолжить, просто опустил взгляд. Казалось бы, его психотерапевт говорила правильные вещи. Кое-как, но он уже в состоянии выкладывать всё, что у него на душе, перед другим (практически-то неизвестным) человеком. Пару месяцев назад парень бы в жизни себе такого не позволил. Но сейчас, когда уже прошёл через многое, когда экзамены уже давно были сданы, когда кончалось лето, прошедшее в томном ожидании поступления в университет, когда пребывание в доме душило его, парень просто не мог не делиться этим всем хотя бы с кем-то.
Ах да, дом... то, с чего всё началось на сегодняшнем приёме. Лишь одна мысль о родных стенах приносила ему дискомфорт. Чиаки, наверное, бы отдал всё, чтобы хотя бы ещё один день провести в прошлом, когда атмосфера не убивала его морально. Когда в доме он чувствовал себя более-менее спокойно. Когда дверь в комнату сестры не напоминала о том, что он так и не навестил её могилу.
Было более, чем логично, что Чиаки
желал сбежать из этого места, да поскорее. И вроде бы он сделал для этого всё: договорился с родителями, выбрал себе квартиру, даже купил её, уже сидел с наполовину собранными вещами, что только и ждали, когда их избавят от плена этого дома. Вот только имелся целый ряд проблем. Именно этот ряд крепко-накрепко держал его дома, не давая никуда уйти.
Точнее, он пытался. Но не продержался в новой квартире и двух дней, потому что был там полностью наедине с собой. Тишина давила так, что пришлось всю ту бессонную ночь провести за просмотром аниме (того, которое однажды посоветовал Нацуки). Но страшнее всего была даже не тишь, будто он попал на кладбище. Нет, худшей вещью являлось чёртово одиночество. Отсутствие единой живой души рядом пугало до мурашек. Казалось, будто его предали все, от него ушёл каждый человек. Когда время близилось к шести утра, полусонное сознание стало уверять юношу, что все исчезли и он остался в мире один — да, и такое бывает. Оказывается, если не спишь нормально уже который месяц подряд, мозг заставит тебя поверить в самый откровенный бред.
Но ничего поделать с собой Курокава не смог. Ему и вправду казалось, что все умерли — тишина была вот настолько мертвецкой. Истерики не случилось, так как помогли годы тренировок под названием «учимся держать все эмоции и чувства под железным замком». Однако факт оставался фактом: один жить Чиаки просто не мог.
Он слишком боялся одиночества, хоть это и было максимально странно. Он всегда считал себя смелым парнем, который ни от чего не убегал. Мог стоять на сцене и продолжать петь, даже если ноги тряслись, а комплекс неполноценности твердил: «У тебя ничего не получается». Однако в тот вечер что-то пошло не так, что-то заставило вспомнить покойную сестру.
Лишь на миг, пока резал яблоко, стало интересно, что будет если... если он просто проведёт ножом по руке. Раньше, как бы ему ни хотелось умереть, таких мыслей не возникало. Раньше это всё было как-то пассивно. Но в тот самый миг демон на плече словно шепнул: «Давай, сделай это», и Чиаки попытался. Приставил лезвие к коже, но сделать ничего не смог.
Спустя целую минуту размышлений до него, наконец, дошло, чем он вообще занимался. И в тот же миг нож из его ладони полетел прямо в стену с громким лязгом. Нет, так он точно сойдёт с ума. Ему нельзя было оставаться одному, особенно в пустой квартире. Иначе он закончит прямо как его старшая сестра...
Ами стояла перед ним и днём, и ночью, как страшное напоминание о совершённых ошибках. Со временем юноша стал лучше понимать её. Скорее всего, она испытывала те же самые чувства, только в течение более долгого времени. И ещё оказалась куда смелее своего младшего братца, неспособного даже подобрать с пола нож в течение целых двух часов. Страх повторить свою по-детски глупую попытку был силён. Это чудо, что ему вообще удалось побороть это и всё-таки кинуть кухонный прибор в раковину. Да, там ему и место. Не на человеческой коже, уж точно. Всё-таки хорошо, что был психотерапевт, который и вправду помогал. Если бы не эта добрая женщина, а уж тем более Рейна, наверное... просто наверное, парень бы решился на этот отчаянный поступок, который принёс бы окружающим больше вреда, нежели пользы.
В общем, Курокаве просто пришлось вернуться домой. Родители ничего не говорили, они знали, что всё равно это долго не продлится. Сын, так или иначе, сбежит вновь. Возможно, это будет продолжаться вечно. А возможно, нет, если наконец-то решится сделать то, о чём размышлял ещё два года назад. Была только одна проблема: он много о чём думал, много чего хотел, много чего желал. Что из этого выбрать?
Психотерапевт сказала, что лучшим вариантом будет быть честным.
Чиаки был бы только рад, даже планировал, как именно ему лучше это сделать. Но нельзя же просто взять и снова потревожить Рейну своими просьбами. Девушка итак делала слишком много, поэтому просить у неё что-то ещё... нет, его тут же начала терзать вина.
Более того, заявить: «Живи со мной, пожалуйста» вот так ни с того ни с сего, наверное, будет грубо. А Курокава решил больше ни за что не грубить своему сэнпаю. Раз за разом вспомнил эту коронную фразу: «Уважай старших».
— Я... думаю, как сказать ей, — наконец, прошептал Чиаки, решившись поднять взгляд на женщину, — Правда, думаю. У меня даже есть пара фраз, с которых можно начать диалог.
— Вот как? Это же очень хорошо. Ты изо всех сил стараешься идти к тому, чтобы быть открытым с человеком, который тебе важен, — её голос звучал так, словно она гордилась им. Это чуть льстило. Даже заставляло думать, что всё в своей жизни парень делал правильно.
— Но все фразы какие-то неловкие. А ещё... страшно, что она откажет и исчезнет из моей жизни после этог–
Юноша вовремя остановил себя и вмиг замолчал. Ему, конечно, никто не запрещал тут жаловаться. Но иногда смущало то, что он, садясь в это кресло, совсем переставал фильтровать речь. Прокашлявшись, Чиаки сделал такой вид, будто взмолился: «Давайте забудем всю эту последнюю часть».
— Я более чем уверена, что Рейна не такой человек. Это ведь она привела тебя сюда. Она хочет как лучше, поэтому навряд ли отвернётся от тебя, — после этого врач мягко улыбнулась ему, — Если ты не против, мы можем перефразировать кое-что. Или же попытаться представить ситуации, где ты рассказываешь Рейне о своих переживаниях по поводу нового дома.
— ...а я не думал об этом.
— Тогда давай попытаемся вместе, хорошо?
Вот только всего этого даже не следовало делать. Судьба решила помочь обдумывающему каждый свой вдох Чиаки и подкинула нужную ситуацию одним летним днём. Родители на работе, а у него и девушки — каникулы. Можно было видеться и общаться хоть круглые сутки. Только, конечно, Курокава того не делал, ведь понимал: у сэнпая есть своя жизнь и свои дела.
Об этом, кстати, ещё раз решила напомнить мать Рейны, которая что-то уж зачастила со звонками.
— ...хорошо, мам, поняла. Ага, можешь положиться на меня, я что-нибудь придумаю, — бормотала девушка, то и дело тихо выдыхая, — Да, я обязательно сообщу, когда решу этот вопрос.
После этого актриса попрощалась с матерью и наконец-то расслабилась, когда вызов окончился. Кохай внимательно изучал её взглядом несколько секунд. Только после этого осмелился спросить, что случилось. Тачибана выглядел так... словно не хотела рассказывать. Однако заметила ничем даже не прикрытый интерес в чёрных глазах. Скрывать что-то будет как-то бессмысленно, глупо, поэтому вкратце девушка попыталась объяснить свою ситуацию.
Оказалось, что её родители уже давно хотели, чтобы Рейна начала жить по-взрослому. Они не торопили её, но всё же то и дело напоминали об этом. Но актриса, не особо любившая одиночество, просто не могла уйти из своего общежития. Хоть и в тесноте, с соседками (то есть, другими студентами) жилось спокойнее и веселее, нежели полностью наедине с собой. Наверное, из-за этого она и не стремилась к такой мечте, как «обзавестись собственным домом».
Говоря откровенно, Рейна была не против хоть всю жизнь, от заката до рассвета, проводить где-то в театре или на съёмочной площадке — лишь бы в компании других людей. Мама и папа почему-то не хотели этого понимать. Конечно, это может быть из-за того, что их дочь никогда не обсуждала своё одиночество в детстве. Ханако постоянно болел, а их двоих не было дома, и приходилось проводить дни в окружении только телевизора и книг.
Она не смела говорить об этом своей семье. Однако своему кохаю открылась достаточно быстро, хоть в начале и пыталась искать обходные пути, местами елозить в разговоре.
Чиаки, тем временем, всё тщательно анализировал и еле сдерживал улыбку. Глаза блестели — он прямо-таки чувствовал это. А ещё понимал, что ему не следовало испытывать так много радости из-за чужой проблемы. Но ничего поделать с собой не мог: дилемма юной актрисы лично для него казалась очередным спасением. Точно... Рейна уже в который раз стала словно тем самым лучом света, который рано утром спешил пробиться в тёмную комнату. Ту самую комнату, из которой рыжеволосый порой даже боялся выходить. Гостиная собственного дома напрягала его, так что была необходима преграда в виде деревянной двери.
Нельзя сказать, что Курокава ненавидел своих родителей. Он ни за что бы не смог назвать это «ненавистью». Это, скорее, просто неспособность простить их обоих за равнодушие, которое и ему, и Ами приходилось получать всю жизнь. Видимо, именно из-за этого ему хотелось как можно скорее избавиться от этих двух людей: поменять фамилию, поменять своё поведение и отношение к людям, чтобы ни за что не посметь стать как отец, поменять место жительства и, наверное, даже страну. И никогда не вспоминать о недавних событиях (особенно о словах мамы и папы), чтобы оставить в памяти лишь хорошее.
Чиаки хотел сбежать от них уже давно. Вот только у него не выходило из-за страха одиночества. Над ним без труда можно было бы посмеяться, мол, не маленький уже, справишься. Но Рейна была не такой, Рейна не смеялась. Потому она всё прекрасно понимала — что ж, наверное, на то сэнпаи и нужны.
— Но тебе не стоит об этом переживать, — продолжила девушка, изо всех сил стараясь изобразить подобие улыбки, — Думаю, родители в каком-то смысле правы. Я уже давно взрослая. Ну и мне не в первые жить одной, так что...
— А что если ты будешь жить со мной?
Рейна, не успев договорить, удивлённо моргнула. Сказать что-либо ещё не вышло, поэтому она просто продолжила смотреть на кохая. Одна часть думала, что это шутка, другая — что ей и вовсе послышалось. Однако ни одна, ни другая правыми не оказались.
— Э-э, я не говорил об этом, да... но совсем недавно мне купили квартиру. Только я там пока не живу.
— Что?! Купили квартиру? — сказать, что актриса была удивлена — это, конечно, ничего не сказать. Впрочем, как раз такой реакции Чиаки от неё и ожидал, — Но что... как?..
Набрав побольше воздуха в грудь, Курокава попытался привести мысли в порядок. Его напрягало говорить про сестру, каждый раз вновь и вновь упоминая её смерть, но объясниться он всё же должен. Поэтому измученно выдохнув, начал рассказ:
— У нас, на деле, было много сбережений для университета Ами. Сама понимаешь, обучение не бесплатное, так что мама с папой долго откладывали деньги. Но... кое-что произошло, — выражение лица Тачибаны сразу переменилось с шока на волнение и сочувствие. Без лишних слов она, протянув руку вперёд, сжала ладонь кохая, чтобы хоть как-то поддержать без надобности перебивать. Курокава улыбнулся этому жесту и всё-таки смог продолжить, — В общем, мама с папой решили отдать все деньги мне. Сказали, что сами в них не нуждаются. Ну и ещё я брат Ами... так что я «имею право забрать всё себе», — сэнпай соглашалась с этим активными кивками, — Я купил квартиру, — причём неплохую — и правда рвался сбежать туда. Ну, чтобы наконец-то жить подальше от семьи.
— Но... что-то случилось? — догадался девушка.
— Я... я просто не могу жить там. Там я совсем один...
— Э?
Чиаки тяжело сглотнул. Он пытался быть честным, правда. Однако как ему сказать о чём-то подобном? «Это будет звучать так, будто я заставляю быть со мной, это... я не хочу говорить, я испугаю её, — понял парень, осознавая, как страшно будут звучать его слова, — Ямако-сан сказала, что сэнпай не отвернётся от меня, но всё же...», — сомнения терзали его изнутри. К сожалению, не получалось просто так взять и просить о помощи. Перед этим обязательно нужно было немного подумать или даже пересилить себя. Говорить: «Я не в порядке» легко, но говорить: «Помоги мне» — уже совсем другой, более сложный уровень.
Потерянным, практически загнанным взглядом он посмотрел на сэнпая, ожидавшую объяснений. И вот как ей, такой наивной и доброй, соврать? Курокава проглотил ком в горле и тут же сморщился — всё внутри пересохло.
— ...я боюсь, — начал он, даже не зная как продолжить. Чего он боялся? Одиночества? Чужой реакции? Того, что от него всё-таки отвернутся в тяжёлую минуту? Или того, что ситуация с ножом повторится? — Боюсь стать... моей сестрой.
Тачибана поняла эти слова не сразу. Тёмно-карие глаза постепенно стали расширяться всё больше по мере осознания того, что она услышал. До неё дошло, но рада этому она не была от слова «совсем». Потому что на краткий миг представила, как её кохай повторяет судьбу собственной сестры. Всё даже складывалось почти один в один: полное одиночество, желание сдаться, чувства беспомощности, вины и бесполезности, даже отдельный дом...
И вдруг после осознания всей проблемы, Тачибане стало правда страшно за парня перед собой. Что если она так и не сможет помочь ему? Что если она внезапно потеряет человека, которого так любит? Что если...
— Сэнпай? Ты в порядке?..
«Твою же мать, я её напугал, — мысленно ругнулся Курокава, поняв, что стоило молчать, — Зря это сказал...»
Он позвал ещё раз, но помогло не очень.
— Сэнпай, эй. Всё хорошо, я не буду как Ами. Я не повторю её судьбу.
— ...точно? Ты уверен? Ведь ты... а я...
— Точно, обещаю. Я не буду как она, расслабься. Это... были глупые мысли вслух, просто шутка.
Рейна рвано выдохнула. Так словно вместе с углекислым газом выводила из организма и все тревожные мысли. Как бы извиняясь за то, что так внезапно испугал, Чиаки плавно, методично стал поглаживать чужую ладонь своим большим пальцем.
— Господи, ты и твои шуточки! Не шути так больше никогда... я, как твой сэнпай, очень переживаю, между прочим!
— Хорошо-хорошо, прости, — наконец, можно было выдохнуть и самому, — Я лишнего сказал.
И всё же, как бы Курокава ни пытался убедить в том, что это обычная шутка, девушка не могла это отпустить. Слишком уж не в смешном тоне это всё было сказано. Да, конечно, кохаю становилось легче, — более или менее — и он вправду шутил всё чаще, но... поверить в такую шутку наивности не хватило.
Рейна мало чего знала о том, как выручать людей из подобных, столь сложных, ситуаций, но что-то подсказывало, что сейчас эту тему лучше не заминать.
— Чиаки, слушай, если тебе правда одиноко, я могу приходить к тебе в твою новую квартиру каждый день! А остальные ребята... даже Нацуки будет только рад повидаться с тобой, уверена! Точно, давай так и сделаем! — после этого улыбка на лице стала выглядеть, кажется, более спокойной, — Ты будешь жить вдали от родителей, а я проведывать тебя на постоянной основе! Рано с утра и вечером, чтобы тебе точно не было...
— И ты, что, окончательно угробишь свой режим? Из-за меня?
— А...
«А об этом я не подумала, — мысленно продолжила актриса, хмурясь, — И как же тогда быть? Может, попросить соседок будить меня раньше по утрам? Всё-таки я ведь могу и не проснуться по будильнику. Нет, я обязательно что-то придумаю! Только что? Хм-м...»
Чиаки, засмотревшись на задумчивое лицо девушки, мог лишь выдохнуть:
— Ты так и не ответила, но знаешь... в таком случае тебе и вправду проще жить со мной.
— Чт... так ты не шутил по поводу этого?! — буквально вынырнув из своих мыслей, изумилась Рейна. На неё посмотрели так, словно одними лишь глазами пытались сказать: «Ты сейчас серьёзно?», — Чиаки, это, что ж... смелое предложение, ты ведь знаешь? Мне придётся–
— Тебе ничего не придётся делать. Даже платить, — выдохнул Курокава, на что в ответ получил ещё больше криков.
— Совсе-ем с ума сошёл?! Я не могу просто... просто жить там и всё!
Парень был абсолютно спокоен. Он давно привык к тому, что Тачибана — крайне эмоциональный, драматичный человек. Порой, эта черта в ней была даже смешной (в каком-то смысле). Но явно не в моменты, когда она по-настоящему начинала паниковать из-за чего-то незначительного.
— Нет, можешь, — сдержанно произнёс Чиаки. И, казалось, спокойствие передалось воздушно-капельным путём. Тон голоса и вправду помогал задышать ровнее, — Потому что я хочу, чтобы ты жила там. Хочу, чтобы ты жила со мной, — Рейна заметно покраснела, хотя, впрочем, её можно было понять. Звучало как-то слишком двусмысленно: словно предложение руки и сердца, — А ты? Хочешь жить со мной?
— Э, я...
На краткое мгновение смутившаяся девушка чуть было не ударила в грязь лицом, но тут же сумела взять себя в руки.
— Конечно, хочу! Я буду только рада провести свою жизнь вместе с моим дорогим кохаем! — теперь настала очередь Чиаки краснеть, пока она продолжала глупо улыбаться. Пришлось пощупать щёку пару раз, чтобы понять, был ли это сон или нет. А после...
— Я тебя обниму, ладно?
Рейна, честно, ничего не поняла, но всё равно кивнула, потому что не была против объятий. Только вот совсем не ожидала, что её вдруг сожмут так сильно, что вот-вот сломаются рёбра.
— Ч-Чиаки! Я не могу дышать...! — кое-как прохрипела девушка, — Задушишь же!
Услышав, что его действия причиняют боль, Курокава тут же ослабил свою хватку. Сэнпай никуда не убежала и не исчезла, значит можно было расслабиться. Рейна всё ещё рядом с ним, несмотря ни на что. Никогда и ни за что, ещё с самой школы, даже не пыталась оттолкнуть от себя, независимо от ситуации. «А-а... как же я её люблю», — вдруг подумал юноша, улыбнувшись. Спокойствие и радость накрыли его с головой до такой степени, что он даже позволил себе зарыться носом в плечо Тачибаны.
— Прости, сэнпай. Вечно забываю, какая ты хрупкая.
— И вовсе не хрупкая! Я, как актриса, много тренируюсь, чтоб ты знал, — мигом запротестовала девушка, на что в ответ получила лишь тихий смешок.
— Ага, верю.
— Ты-ы... снова насмехаешься надо мной, да? Знай, придёт день, и я тебе это припомню!
Курокаве было слишком приятно слушать её голос, даже несмотря на то, что она вновь возмущалась. Наверное, с возрастом пошла какая-то обратная реакция на голос сэнпая — вместо лёгкого раздражения чувствовал всё больше и больше радости, схожей с эйфорией. Бывали моменты, когда в присутствии Тачибаны ощущал себя чуть ли не котом, что так и просит хотя бы немного ласки.
Все его действия стали какими-то иными... даже голос звучал гораздо мягче. Гораздо мягче, чем года два назад. Чиаки не говорил так ни с кем — ни с одним своим другом и уж тем более членом семьи. Почему-то только Рейне во всей красе доставалась эта странная, но крайне нежная сторона её кохая. Ну, впрочем, заслуженно.
— Мгм, конечно. С нетерпением буду ждать этого дня, — ответил юноша.
Тон его голоса, такой умиротворённый, словно он засыпал, совсем немного заставил Тачибану покраснеть. Особенно когда она поняла, что они уж слишком долго обнимаются. Мгновения домашнего уюта прерывать совсем не хотелось. И всё же была одна вещь, что волновала Рейну. Она не любила эту черту — задавать глупые вопросы вновь и вновь — в себе, но сейчас не сможет успокоиться до конца, если не спросит:
— Ты не пошутил? — кохай, кажется, не совсем понял, — Я про то, чтобы жить вместе. Не очень нравится это про себя говорить, но я могу быть... проблемной. Даже Ханако иногда жалуется.
— Ну, я тоже та ещё проблема. Куда хуже тебя, — спокойно ответил ей парень.
— Не говори так, никакая ты не проблема.
Отстранившись, Чиаки потянул её за одну щёку со словами: «Тогда ты тоже не говори о себе ничего плохого, лицемерка». Актриса жаловалась на не очень приятный, но не болезненный, жест. В это же время её кохай объяснял, что всё в порядке и что он всегда более чем рад видеть сэнпая в своём доме.
— Но что насчёт денег? Может, мне всё же стоит...
— Сэнпай, — перебил её подросток, после чего замолчал сам. Размышлять в тишине, которую он мог заполучить только таким способом, было легче. Поэтому Курокава сразу принялся обдумывать, что ему делать с этой вечно накручивающей себя дурочкой. Он хорошо подумал об этом, как вдруг... в голове зародилась вполне хорошая идея, — Слушай, ты ведь у нас актриса, верно?
— Конечно! Тачибана Рейна — самая яркая звезда сцены, ты ещё сам в этом убедишься! Я докажу это всему миру с помощью своих выступлений.
— Ну вот, в таком случае просто плати мне своими выступлениями.
Девушка, удивлённо моргнув, на миг чуть было не отключилась от реальности. Платить шоу? О таком она ещё не слышала... однако чем больше Чиаки пояснял, что актриса сможет расплатиться только тем, что у неё получается лучше всего, тем шире становилась улыбка Рейны.
«Ну точно! И как я сразу не поняла?! — радостно подумала она, — Я смогу радовать его своими выступлениями и одновременно репетировать для университета!»
Тачибана выставила вперёд ладонь, после чего с абсолютной уверенностью во взгляде и голосе произнесла:
— Ладно, идёт! Считай, что мы договорились!
***
Чиаки поступил в университет, хотя и сам не понимал, зачем ему это вообще было нужно. Душа давно стала склонна к музыке, но добиться каких-то нереальных высот он в ней не сможет (по крайней мере, он так считал). Тогда пришлось вспомнить о своём хобби. Курокава всегда считал его глупым, детским. Чем-то таким он никак не планировал заниматься всерьёз.
И всё же пришёл день, когда ему... практически пришлось идти учиться на стилиста. Всё это нужно лишь для высшего образования. Особенно учитывая, что он стал жить взрослой жизнью в собственной квартире с собственным же сэнпаем.
Что касалось совместного проживания... на удивление оно совсем не напрягало. Наоборот, как Чиаки и надеялся, облегчало его дни. Вдали от родного дома стало легче дышать. Даже появилось желание бежать с подработки как можно быстрее, чтобы прийти раньше Рейны и подшутить, что та слишком задержалась. Ну или если это не выходило, юноша тихо заходил домой и после подкрадывался к увлечённой очередной книгой актрисе со спины. После этого слышал недовольный крик: «Прекрати так делать, до инфаркта же доведёшь!». Тем не менее, сразу после этого Тачибана ему улыбалась и мягко шептала:
— С возвращением, Чиаки.
— ...мгм, я дома, — и вправду только здесь он чувствовал себя «дома».
Казалось бы, чем вообще могут два здания отличаться друг от друга, да ещё и так кардинально? Оказалось, что могут. Высказывание о том, что именно люди создают атмосферу, очень даже верно. Рейна приносила в жизнь своего кохая столько всего хорошего, что даже обычная квартира превратилась в маленький оазис. Даже когда возникали какие-то стычки, недопонимания или разборки, все они и сравниться не могли с тем, что Чиаки уже пережил в детстве.
В основном, эти «ссоры» были абсолютно ребяческими. Особенно та «ссора», которая возникла в самый первый день их сожительства.
— Сэнпай, я пойду спать, — зевнув, сказал парень, — Ты тоже не засиживайся.
— А, конечно! Спокойной ночи!
Чиаки оставил девушку в своей комнате, чтобы та и дальше продолжала что-то усердно дописывать в блокноте. В гостиной его уже ждал плед и маленькая подушка. На удивление они куда роднее огромной кровати. По крайней мере теснота приносила чувство спокойствия, заставляла думать, что он не один.
Поняв, что кохай не лёг на собственную же кровать, Рейна сразу напряглась. Спустя пару секунд вышла из комнаты. И, к своему ужасу, обнаружила, что юноша вовсю уже устраивался на диване.
— Чиаки, это что такое?! Ты же сказал, что пойдёшь спать!
— ...не кричи так, уже поздно, — ответил сонный Курокава, явно не понимая причину такого ярого недовольства, — Я пытаюсь спать.
— Почему на диване?! У тебя есть своя комната, — ах, вот в чём проблема.
Выдохнув, парень оторвал голову от подушки. После того как потёр глаза, посмотрел на сэнпая. Вид у неё был не то, чтобы злой, а скорее... взволнованный. Чиаки не совсем понял, что такого натворил. Поэтому, опираясь на руки, просто решил наслаждаться видом, который вовсю предстал перед ним: чуть взъерошенные светлые волосы, нахмуренные брови, домашняя одежда, что делала всю обстановку какой-то слишком бытовой.
Кохай слегка покраснел, подумав про себя, что такую актрису он отчего-то любит ещё сильнее.
— Ну уж извини, в этом доме лишь одна кровать. И на ней будешь спать ты.
— Возражаю! Я твой сэнпай, между прочим! К тому же, ты хозяин этого дома, — запротестовала Тачибана.
— Я не хочу с тобой ругаться, ещё и в два часа ночи... пожалуйста, иди спать.
— А я и не ругаюсь, просто провожу дискуссию на повышенных тонах! А теперь немедленно иди спать в свою комнату, на своей кровати!
Вымученно закатив глаза, юноша попытался объяснить: «Я уже лежал на диване, когда оставался в квартире совсем один». Да и кровать «слишком широка для него одного». Если кто и заслужил спать на такой, то явно юная актриса. Именно это тихим, сонным, чуть хрипловатым голосом и старался донести Курокава, но его не слушали. Почему-то его сэнпай прямо-таки вбила себе в голову, что нельзя «проявлять неуважение к младшим» подобным образом.
Они вели эти переговоры ещё как минимум минуты две. Постепенно разговор стал приобретать нотки детских ссор. Особенно когда они стали говорить друг другу: «Иди спать», «Нет, ты», «Я пойду спать, когда ты пойдёшь спать», «Я уже лежу на диване и пытаюсь спать, мне мешаешь только ты», «Я пытаюсь быть хорошим сэнпаем!».
Наконец, Курокава не выдержал и ни с того ни с сего произнёс:
— Тогда давай просто спать вместе.
После этого в гостиной повисла гробовая тишина. Кохай и сэнпай смотрели друг на друга так, словно кто-то из них признался в убийстве. Чиаки покраснел первым и, отведя взгляд, совсем не заметил, что у актрисы щёки покраснели не меньше.
— Я, это... если ты не против... ай, забей, просто иди спать, — кое-как бормотал себе под нос смущённый юноша. Он осознал, что наговорил лишнего, так ещё и дал своим внутренним желаниям проявиться.
— ...я, эм. Кхм, то есть, ну... если просто поспать, я не против.
Тут же подняв взгляд с пола, Курокава посмотрел на девушку вновь — теперь как на восьмое чудо света. У неё горели уши, но держалась она достаточно стойко. От этого стало чуть спокойнее, поэтому вмиг кохай расплылся в сонной, но всё ещё хитрой ухмылке.
— Хм-м, вот как. Ну, раз сама Тачибана Рейна не против со мной спать, то не имею права отказать, — когда парень посмеялся, румянец на щеках актрисы засверкал ещё сильнее.
— Боже, ты... ты и твоя любовь меня подкалывать...
— Ну-ну, не мнись так, не съем же.
После этого уже более довольный (и счастливый) Чиаки встал с дивана. Потягиваясь и зевая на ходу, он совсем не обращал внимания на то, как краснела сэнпай. Даже не нужно было оборачиваться, чтобы понять, какое выражение лица сейчас у неё. Ну а ещё... Курокава не желал показывать, что и сам как-то слишком глупо улыбался. Он-то никак не ожидал, что его идиотская затея получит реализацию. Причём в эту же ночь.
Тачибана выключила настольную лампу и легла следом за своим кохаем. Кровать и вправду была широкой — с лёгкостью помещала двух взрослых людей. Однако им показалось, что места до ужаса мало. Возможно, из-за того, что легли рядом друг к другу, словно притянуло магнитом.
В комнате было так тихо, что до ушей доходил каждый звук.
— ...у тебя так быстро бьётся сердце, Чиаки, — вдруг шепнула девушка, надеясь, что её не услышат. Но нет, слух у кохая отменный, певец же всё-таки.
— Кто бы говорил, сэнпай, — хмыкнул Курокава, — У самой-то стучит так, что соседи наверняка слышат.
— А вот и нет! Тебе просто показалось!
Они вновь стали препираться и «ссориться», но уже шуточно. Вскоре, начав смеяться, оба поняли, что неловкость исчезла. Пока Рейна хихикала, а Чиаки, наслаждаясь этими звуками, улыбался, произошла адаптация. И вскоре опять сократили расстояние — так, что теперь их руки могли касаться друг друга.
Курокаве очень хотелось притянуть к себе юную актрису и обнять её. Но он вовремя смог себя сдержать и, продолжив краснеть (благо, в темноте не видно), просто прошептал:
— Спокойной ночи, сэнпай.
— Мгм, тебе тоже, мой дорогой кохай! — это заставило парня радостно улыбнуться.
И всё же та «дискуссия на повышенных тонах», наверное, вправду была им нужна. Потому что после неё появилось негласное правило: спать вместе. Неважно, во сколько каждый из них мог закончить работу над домашнем заданием, они всё равно просыпались вдвоём в одной постели. Поначалу Чиаки это крайне смущало — так, что он почти не дышал в первые ночи. Но после шли дни, недели, а затем месяцы. Миновала целая осень, за ней пришла зима... и вот он стал стремиться доделывать работу хотя бы до двенадцати, чтобы потом сразу пойти уговаривать Рейну лечь спать. Всё-таки кому-то надо следить за режимом этого неугомонной девушки.
Выступления и оттачивание актёрского мастерства — это, без сомнения, весело. Однако Тачибане, как и всем другим людям, необходим сон. Кохай взял на себя ответственность проследить за тем, чтобы сэнпай начала спать нормально хотя бы в будние дни. Иногда, когда она засиживалась чуть ли не до пяти утра, приходилось силком тащить её в кровать. Прямо-таки на руках... иногда ещё и на спине.
Ах да, об этом. Оба быстро выработали эту команду, которую понимали только они вдвоём. Когда Тачибане было скучно, она подбегала к кохаю сзади, нежно хлопала по плечу, а после без лишних вопросов получала желаемое — поездку на его спине. Курокава не препирался, ведь ему только в радость угодить сэнпаю. Более того, учитывая его силу, ничего не стоило поднять такую пушинку и катать столько, сколько вздумается (пока Рейна не просила бежать... потому что это был уже совсем другой разговор).
Девушка не особо стремилась позорить своего кохая, но пару раз всё же просила прокатить её прямо на улице. В основном, когда они гуляли вечером, чтобы меньше людей их видело. Чиаки никогда не отказывался. Сразу подставлял спину, чуть присаживался, а после нёс счастливую актрису до дома.
— Ха-ха, у меня такой хороший кохай. Отлично справляешься с ролью лошади, — шутила девушка каждый раз. Ну конечно, она-то ситуацией наслаждалась по полной.
— Ты дошутишься, и эта лошадь скинет тебя.
Конечно, они оба знали, что этого не произойдёт — даже в самом страшном сне. Именно поэтому Рейна лишь крепче обвивала руки вокруг шеи кохая и громко смеялась, потом в шутку добавляя: «Но ты же всё равно меня любишь». Для Чиаки, правда, шуткой это совсем не было. Потому что он и вправду любил.
Пару раз он уже упоминал, что Рейна для него — самый важный в жизни человек, но она всё равно не улавливала. Наверное, думала, что это очередной розыгрыш, как в школьные времена. Или просто не придавала этим словам огромного значения. Впрочем, Чиаки старался особо не расстраиваться. Однажды даже до такой непонятливой девушки обязано дойти... ведь так?
Рейна любина своего кохая — правда, эта любовь не знала границ. Вот только почему-то она в упор не видела чужих чувств. Она не тупая, но точно всё же немного идиотка. Если бы была умнее, не старалась бы скрывать проблемы от тех, кто всегда готов их выслушать.
Часто Чиаки приходилось допытывать её, чтобы та поделилась своими переживаниями. Это была одна из его надоедливых черт — не отставать людей, пока не поделятся проблемой, к которой он тут же искал решение. Хотя вполне очевидно, что именно такой человек и нужен был актрисе. Ей прямо-таки необходим тот, кто не отвернётся в нужный момент в полном одиночестве. И потому (после слёз и речей в стиле: «Я снова показала себя с не самой лучшей стороны») Рейна была премного благодарна самим небесам, что они послали ей столь чудесного кохая.
Когда обсуждение насущных проблем заканчивалось и Тачибана извинялась за то, что «поделилась лишним», юноша не ругал её. Вместо этого уводил от темы играми, разговорами, едой, а также всеми шутками, которые только мог придумать.
— Сэнп... — Курокава вдруг прервался, чтобы вдохнуть. Что ж, следующее, что он сделает — самая смущающая вещь на свете, но... чего не сделаешь ради любви, верно? — Сэнпа-ай, а что с твоим лицом, м? Пожалуй, тебе не помешает немного наде-ежды?
Девушка, вмиг прекратившая тереть мокрые от подступающих слёз глаза, удивлённо моргнул. Она молчала ровно пять секунд, а затем задорно расхохоталась:
— Чиаки, что с твоим голосом? Аха-ха... ты почему так говоришь–
— Ха-а? И как же я говорю, сэнпа-ай? Я совсем-совсем не слышу изменений, — продолжая дразнить, усмехнулся Курокава, — А-а... может, моя милая улыбка просто свела тебя с ума?
— Аха-ха-ха, Чиаки...! Чиа... апха, — уже начиная задыхаться собственным смехом, кое-как шептала актриса, — Голос... почему он у тебя... аха-ха, такой высокий?
Курокаве часто приходилось практиковаться с имитацией тихого доброго голоса в разговоре с незнакомыми людьми. И во время таких практик парень иногда позволял себе дурачиться и специально говорить высоко и звонко, прямо как девочка. Учитывая, что его родной голос был достаточно низким, выходило ну уж чересчур нелепо. Но зато очень-очень смешно. По крайней мере, хохочущую Тачибану это веселило, что не могло не радовать.
— Айдол Чиаки донесёт до тебя надежду и радость! Давайте все повторим–
— Почему ты копируешь Хирато-сан, аха-ха? — уже совсем не пытаясь сдерживать смех, кое-как спросила Рейна.
— Сэ-энп-ай, если не повторишь за мной, чудес не случится.
Тачибана всё-таки подчинилась и повторила точь-в-точь за своим кохаем, который показал всё ещё раз. Даже ту самую позу, которую обожала делать Хирато. Парень и сам не понял, отчего так резко вспомнил о той девушке, что работала соло-айдолом. О той, что когда-то очень давно, ещё в младшей и средней школах, была лучшей подругой его сестры. Просто... показалось, что её слова о светлом будущем сейчас необходимы как никогда раньше. На самом деле, Курокава был рад за неё: она сейчас вовсю сияла на сцене и радовала людей.
Она ужасно сильная и стойкая девушка. Да, она грустила после новости о бывшей подруге. И всё же даже так, продолжала улыбаться в свете прожекторов.
Хотел бы Чиаки также... вновь выйти на большую сцену и запеть с новыми силами — ещё громче и живее, чем до этого. Пока что получалось лишь писать свои песни и петь в домашний микрофон перед компьютером.
— Хорошо, сейчас я тоже заставлю тебя сказать что-то забавное из моих сценариев. И ещё на камеру сниму.
— А-а, бли-ин... что-то так спать сразу захотелось, пойду прилягу... м, спокойной ночи...
— А ну-ка, стоять! Стой на месте!
***
Чем больше шло дней, тем сильнее Чиаки чувствовал дистанцию, росшую между ним и его друзьями. Конечно, они старались поддерживать ту минимальную связь, что осталась, но... каждый из них понимал, что как прежде не будет. Особенно учитывая, что все решили пойти своими путями, избрав сольные карьеры. Получив популярность, самое время петь отдельно, а не полагаться на членов в группе.
Наверное, так лучше всем. Отпускать их было больно — казалось, словно друзья умирают для него так же, как старшая сестра (только, правда, не в физическом плане). И всё же у них имелись и другие мечты, которые бы они также хотели бы осуществить. Более того, они... просто не могли по-прежнему смотреть в глаза Курокаве. Ведь в тот самый день их друг мог быть со своей сестрой. Да, они бы не выступили...
Но зато хотя бы Ами была бы жива.
Чиаки старался всё меньше думать о том, что старшей сестры у него больше нет. И свои дурацкие мысли двухлетней давности он также не вспоминал. О них слышала лишь психотерапевт, которая тщательно рассказывала, как с ними справляться. Постепенно, кажется, помогало. По крайней мере, парень не размышлял о смерти уже очень-очень давно. В этом была заслуга многих людей, но, в основном, Рейны.
Она всегда была рядом. Большего Курокава и не думал просить. Лишь иногда, когда сэнпай засыпала быстрее или же готовила что-то с утра, парень думал о том, что его чувства даже не собираются утихать. Наоборот, чем роднее Тачибана становилась, тем быстрее росла любовь к ней.
Когда-то давно существовавший Чиаки наверняка бы посмеялся над нынешним собой.
После нового года, который прошёл как никогда лучше (вдали от дома и родителей), парня осенила одна страшная мысль: близилась годовщина смерти сестры. И если на похоронах он не был, то навестить хотя бы могилу считал своим братским долгом. Здесь имелась только одна проблема... глупая проблема, но проблема. Курокава понятия не имел, какая у него вообще будет реакция.
Говорят, ничто так не заставляет почувствовать себя живым, как кладбище. Это было немного жестоко и, возможно, эгоистично, но... Чиаки бы очень хотелось, чтобы могила Ами заставила его опомниться и понять, что пора отпустить всю эту скорбь. Ну, психотерапевт убеждала, что это должно сработать. Поэтому он просто обязан был туда сходить так или иначе.
Правда, перед этим на протяжении какого-то времени необходимо набираться смелости, чуть развеяться. На его удачу, одногруппник как раз отмечал свой день рождения — прямо за несколько дней до зловещей годовщины.
Было огромной неожиданностью, что его решили позвать на празднование. Курокава не думал, что чем-то таким выделялся среди остальных студентов. Более того, не предполагал, что кто-то мог считать его потенциальным... другом. Или, скорее, знакомым. Он не грубил людям, но и особенно дружелюбно себя также не вёл — многие сеансы научили его избавляться от этой «маски», которую видели исключительно незнакомые люди. Но пусть и так, на огромное удивление, весёлые ребята быстро приняли его в коллектив. Наверное, даже слишком быстро.
Чиаки не являлся ярым фанатом выпивки. Почему-то его смущал и запах, и вкус противных напитков. Однако без какой-либо причины именно в тот вечер он решил напиться так, что кое-как вообще вспомнил адрес собственного же дома. Сначала разогрев слабоалкогольными напитками, потом пиво, сакэ, шампанское, кажется, после кто-то достал вино (интересно, откуда они вообще его нашли?). Мысли стали смешиваться после седьмого стакана. А всего их, скорее всего, было вдвое больше. Он вообще мало чего помнил. Только то, что голова очень-очень сильно кружилась — это чувство лёгкости было настолько непривычно, что от него немели ноги. Вроде весело, а вроде парень понимал, что завтра впервые в жизни почувствует утреннее похмелье.
— ...я, мгх, д-дома, — еле-еле пробормотал он, сонно переходя порог дома. Дверь оказалась незакрытой, хотя Рейна очевидно пришла домой давно. Даже будучи в бесповоротно пьяном состоянии, кохаю это не понравилось, — Сэ-энпай, нельзя так беззаботно. А что если бы пришёл не я?..
Его возмущённое бормотание никто не услышал, потому что актриса подошла к двери секундами позже. Сначала она встретил Чиаки с улыбкой, однако после нахмурилась. Парню отчего-то очень-очень понравилась эта смена эмоций, и он вмиг глупо ухмыльнулся.
— Чиаки, боже... — хотелось спросить: «Сколько ты выпил?», но и без этого было понятно, что много. Выдохнув, Рейна подошла к двери и, наконец, закрыла её как полагает, — Хорошо отметили?
— Ага-а... я даже торт поел.
— Правда? Так это же здорово! Значит день рождения и вправду прошёл отлично! А торт-то хоть вкусный был?
Курокава как-то долго размышлял над этим вопросом. Так долго, что щёки заметно покраснели... хотя, возможно, это было действие алкоголя. Чуть смущённо, подобно ребёнку, он взглянул на девушку. И после тихо шепнул:
— У сэнпая всё равно торты вкуснее.
— Э, вот как? Ха-ха, оно и верно! Это потому что я всегда во всём выкладываюсь на полную! — громкий голос бил по ушам, но ему было всё равно. Потому что постепенно улыбка сменилась печальным выражением, — ...Чиаки? Что такое? Голова болит или тошнит?
— Нет, просто... эм...
Алкоголь (казалось, словно в организм залили сразу всё содержимое целого мини-бара) заставлял вести себя ещё страннее, чем обычно. Эмоции с радости за миг сменились отчаянием — это произошло так резко, что он сам ничего не понял. В определённый момент ему стало очень грустно, но совершенно без единой причины. Наверное, не стоило так много выпивать, так много думать о сестре, так много вспоминать о словах родителей, особенно отца... «Чёрт, мне точно нельзя пить. Противопоказано», — подумал он, а после сделал слишком грозный шаг вперёд.
Рейна дрогнула лишь когда ей на плечо со всей тяжестью легла голова кохая. Запах всех выпитых за вечер напитков был резким, но она не жаловалась. Волновало уже не это, а то, что Чиаки нужна была какая-то поддержка и утешение. Однако в той самый момент, как только рука потянулась погладить чёрные пряди, юноша подал голос вновь:
— Я всё ещё... помню, что сказал отец. Что я использую тебя, — это заставило бледную ладонь дёрнуться. На миг Рейна, не понимая как далее реагировать или что вообще сказать, попросту замерла, — Скажи, он прав?
— Э, что ж...
Девушка подумала секунды три или четыре. После нахмурила брови и, быстро кивнув самой себе, спросила:
— Отмахивая в сторону слова твоего отца, которого я ну о-очень недолюбливаю... как считаешь лично ты? Используешь ли ты меня?
— Нет. Никогда бы... мне, знаешь, легче застрелитьс–
— Погоди-погоди-погоди-и! — тут же заверещала девушка, осознав, что разговор явно пошёл совсем не в то направление, — Не надо такое говорить и уж явно не надо себя застреливать! Даже не думай о таком, дурак, — это смогло заставить юношу издать тихий смешок, — Слушай, Чиаки, неважно, что тебя говорят? Главное — это то, что чувствуешь ты. Меня мама всегда так учила!
Спрятав растерянный взгляд чёрных глаз в чужом плече, Курокава решил поразмышлять над этим. Что он чувствовал? На самом деле рассуждать об этом страшно, так как парень осознавал: в его голове творится настоящий артхаус во всей его дивной красе. И всё же... как он чувствовал себя, когда вспоминал слова отца? К сожалению, он чётко помнил этот укол предательства, когда виноватым и плохим попытались выставить его.
Да, Чиаки не спорил, что не являлся ангелом. Но ему всё равно больно слышать о себе такие ужасные предположения.
— Я чувствую себя... гх, дерьмово, — признался он. Тачибана лишь кивнула в ответ: то ли показать, что прекрасно понимала это терзающее чувство, то ли сообщить, что готова поддержать, — Каждый р-раз я задумываюсь... а что если он прав? И сразу я... как будто самый плохой.
— Но почему? Я же твой сэнпай, Чиаки. Наоборот, это хорошо, что я могу дать тебе что-то! Сэнпаи и нужны для того, чтобы делиться чем-то со своими кохаями, — казалось, актриса совсем не понимала, насколько же грустными являлись её слова. Неужели она к этому привыкла? К тому, что ей без конца нужно давать людям что-то или иначе она бесполезна?
— Но я не хочу получать от тебя выгоду. Я хочу... хочу сделать тебя счастливой.
— Чиаки...
Теперь настал черёд Рейны растерянно хлопать глазами. Она хотела сказать что-то ещё, но просто не придумала, что именно следует добавить. Поэтому замолчав, она разглядывала дверь перед собой. Вроде бы парень, потихоньку трезвея в её объятиях, всё больше приходил в себя.
Однако несмотря на это, навряд ли отдавал себе отчёт в том, что вообще плёл:
— Вот ты можешь пользоваться мной, — с кошачьей нежностью Чиаки получше зарылся носом в чужое плечо. Его волосы защекотали кожу, от чего девушка еле заметно дёрнулась, — Я бесполезен, но... для тебя сделаю всё, что попросишь.
— Чт... Чиаки, нет, я не буду тобой «пользоваться»! Что ты вообще... совсем сдуре... нет, чёрт, это всё алкоголь! Зачем ты столько выпил, идиот?! — Рейна, быстро набрав воздуха в лёгкие, продолжила отчитывать, — Я ни за что не посмею использовать кого-то!
— Всё нормально, если однажды решишь. Я же люблю тебя.
Вновь впав в состояние шока (только уже по другой причине), Тачибана замерла. Наверное, ей послышалось. А может, она тоже когда-то успела выпить алкоголя? Или это передавалось воздушно-капельным путём? Разум ждал, что кохай сейчас рассмеётся и скажет, что это шутка, но... он не спешил того делать. Курокава и раньше часто говорил примерно похожие слова. Однако, как бы сильно ни хотелось надеяться на лучшее, то наверняка было лишь проявлением дружеских чувств.
Или же нет? Рейна особенно не придавала значения этим словам. Она привыкла слышать «я люблю тебя» от своих подруг, родителей, даже брата. И потому, какую бы сильную любовь ни питала к кохаю, полагала, что тот воспринимает её просто как подругу... подругу, с которой вместе засыпал и просыпался, завтракал и ужинал, делился крайне личными переживаниями, о которых ни за что бы не рассказал никому больше в своей жизни, и старался быть так близко, насколько это возможно. Актриса, удивлённо моргнув, задумалась: «А что если всё это время... Чиаки тоже мог испытывать ко мне романтические чувства?». Безумная мысль, однозначно. Однако...
Что у пьяного на языке, то у трезвого на уме, верно? Вспомнив эту поговорку, девушка вмиг почувствовала, как у неё самой загорели щёки. Хоть выпивала сегодня совсем не она... ах, точно, наверное, это жар от тела Курокавы передался.
— Это должен был быть секрет, но... я тебя люблю, — Рейна опять быстро-быстро заморгала, — Не из-за того, что помогла мне... в школе тебя дразнил как раз... ну, потому что нравилась чуть-чуть, — а, так он поэтому шутил и устраивал различного рода розыгрыши, а после смеялся с бурной реакции? Что ж, да, вполне в его стиле. Чиаки как раз из тех мальчишек, что дёргают полюбившихся девочек за хвостики. Актриса, покачав головой, могла лишь тихо вздохнуть. Ну ладно, хорошо, что сейчас он уже чуть поменялся, — И знаешь, если бы ты не ты, я бы уже... — поняв, что у него нет сил говорить дальше, парень внезапно притих.
— Чиаки, — мягкий голос расслаблял и заставлял улыбаться даже в такой ситуации. Эта девушка и вправду была самым ценным лучиком света, который спасал в любой момент, — Чиаки, я просто делала то, что сделал бы любой хороший сэнпай. А так... ты справился со всем сам! И ты огромный молодец, Чиаки, только этого и можно было ожидать от моего кохая! — и даже в такой ситуации умудрялась хвалить. Вот же чудачка. До такой степени чудная, что манила своей странностью, — Не могу не гордиться тобой! Ты очень сильный, Чиаки. Ты бы прекрасно справился и без меня, я просто решила помочь...
Курокава вяло помотал головой, тем самым ещё больше щекоча ворохом чёрных волос чужую шею. Непроизвольно рассмеявшись, Тачибана захотела чуть отодвинуть от себя голову кохая, но её руку успели перехватить. Парень сам отстранился и, недолго думая, невесомо поцеловал самые костяшки на ладони сэнпая.
— Чиа–
— Спасибо, что ты появилась в моей жизни... правда, спасибо. И прости меня за всё.
— Простить? — улыбка сама дрогнула на лице, — За что тебя прощать, дурак? Ты же не делал ничего плохого, поэтому не извиняйся! — привычный тон голос, такой позитивный и жизнерадостный, очень скоро вернулся к ней, — Да и вообще, Чиаки, ни о чём не переживай, всё будет хорошо! Я продолжу делать всё возможное, чтобы жизнь каждого моего близкого стала легче. Я смогла помочь Ханако, друзьям и... это...
Кохай, кивнув, решил продолжать проговаривать список имён, которых было просто не счесть:
— Всем людям, что приходили на твои выступления, Нацуки, друзьям твоего брата, другу детства...
— Э? Погоди, что? — изумилась девушка, после чего нахмурилась и задумчиво опустила взгляд вниз, — Другу детства... ты о ком?
— Чего? Ты не помнишь? И это я тут пьяный, да?..
Неловко посмеявшись, Тачибана извинилась и быстро добавила, что у неё совсем вылетело это из головы. Честно говоря, она действительно не припоминала ничего подобного. И понятия даже не имела, о ком шла речь. Юноша выдохнул и терпеливо, хоть и крайне сонно, объяснил:
— Я о Кичиро-сэнпае. Брат Казуки, — это заставило шестерёнки в светлой голове начать постепенно крутиться. Правда, с трудом, — Ну ты чего? Друг твоего брата, Йошимицу Казуки, — и наконец, воспоминания вернулись. Глаза девушки в удивлении распахнулись.
— О, о-о, точно! Да, точно, теперь вспомнила! Ха-ха, и как я могла забыть Кичиро? — за смехом Рейна постаралась поскорее спрятать факт того, что опять забыла что-то важное. Так мало этого... она ещё и дала знать об этом другому человеку, — Ну, как видишь, Чиаки, я помогла многим людям! Поэтому помогу и тебе. Можешь положиться на Тачибану Рейну!
— Только если ты положишься на меня.
— Э?
Увидя искреннее удивление в тёмно-карих глазах, Курокава расплылся в такой улыбке, которую заметить на его лице было практически невозможно. Появлялась она настолько редко, что её можно было смело сфотографировать и отправить снимок в музей с припиской «редчайший экспонат». Наверное, это всё плохое влияние алкоголя. Навряд ли парень даже вспомнит хотя бы половину этого разговора наутро. Но Тачибана не смела на него обижаться. Хоть и таким путём, ей было ужасно приятно услышать это всё.
***
— Мгх... — было первым, что Чиаки, ещё даже не открыв глаза, пробормотал.
Горло чуть першило и сушило одновременно. Терпеть нечто такое — бессмысленно, да и глупо. Поэтому несмотря на огромное нежелание, парень потёр глаза несколько раз и всё же заставил себя постепенно оторвать голову от подушки. Оглянувшись, сонно понял, что Рейны нигде не было, почему-то на нём была домашняя одежда, а в комнате стоял какой-то странный сладкий запах. Почти что сахарный. Скорее всего, девушка готовила что-то или уже приготовила.
Отчего-то Чиаки почувствовал небольшой укол вины из-за того, что опять проснулся позже. Он никогда не успевал встать раньше сэнпая, чтобы самостоятельно потрудиться над завтраком. Эту обязанность у него словно отбирали, но, благо, ужин готовил или заказывал исключительно Курокава.
— ...боже, сколько времени, — тихим кашлем парень прочистил горло, а после стал водить по прикроватной тумбочке — на ощупь искал телефон.
Однако рукой столкнул вниз и бутылку с водой, и всё, что только можно было. Вот уж доброе утро... Чиаки посмотрел вниз и увидел обезболивающее (вероятно, Рейна решила, что у её кохая будет ужасное похмелье) вместе с маленькой запиской. «Все вещи в стирке... а-а, значит сэнпай помогла мне переодеться вчера, — думал юноша, выползая из плена тёплой кровати, — Надо будет в душ сходить. Вчера был так пьян, что... м, походу, так и отрубился у порога...».
Выпив одну таблетку (всё-таки голова чуть побаливала) и осушив всю бутылку залпом, Курокава поплёлся прочь из комнаты. Стоило только открыть дверь, как запах усилился. Тихо-претихо, почти что на цыпочках, он дошёл до кухни и в проёме увидел необычную картину. Ту, что раньше была ему недоступна.
Тачибана всегда соскакивала с кровати первой, поэтому её невозможно было поймать за процессом готовки. Каждое утро юноша приходил уже к готовой и тёплой еде, а не тому чуду, которое удалось лицезреть сегодня. Актриса стояла у плиты в домашних шортах, растянутой футболке и своём любимом жёлтом фартуке. При этом всё в ней говорило, насколько она серьёзно относилась к этому делу... как будто боялась забыть или упустить хотя бы одну-единственную деталь. Не смея отвлекаться, следила за сковородой и рецептом в телефоне. Ей уже не первой готовить для своего кохая панкейки, однако всё равно не смела отказываться от пошаговых инструкций. Наверное, это такое проявление перфекционизма...
В любом случае Чиаки очень понравилось то, что он увидел этим тихим и чуть знобным утром. Особенно весело было наблюдать за тем, как серьёзное выражение лица с нахмуренными бровями на краткие мгновения сменялось улыбкой — тогда, когда готовый панкейк ложился на тарелку. Это счастье в глазах, так и кричавших: «О-о, кажется, всё вышло идеально!», не давало парню нормально дышать. Не смея двинуться или лишний раз моргнуть, Курокава наблюдал за чужими действиями, как за чем-то не от мира сего. В хорошем смысле, конечно же.
Точно не был уверен, сколько он вот так стоял у кухни. Босые ноги мёрзли и немели у самых кончиков пальцев из-за ледяных январских полов. Однако Чиаки и не подумал сдвинуться хотя бы на миллиметр. На удивление сэнпаю легко удалось очаровать его обычными, бытовыми действиями. Чем дольше наблюдал, тем больше вспоминал вчерашний вечер. И свои полусонные признания, от которых ни в коем случае не думал отказываться.
Наоборот, сейчас Тачибана словно понравилась ему ещё сильнее.
— Вот и всё, панкейки для моего дорогого кохая готовы! — радостно объявила девушка самой себе, после чего отключила плиту. И тут же проверила всё ещё ровно три раза (возможно, такая привычка или своя традиция). Выдохнув, Рейна обернулась и дрогнула, когда заметила знакомую фигуру, — Чиаки?! Ты как давно тут? Я думала, что ты ещё спишь!
— ...тише ты. Соседей разбудишь, — буркнул всё ещё чуть сонный кохай.
— А, да, точно. Сегодня же суббота... прости, ха-ха, просто ты напугал меня.
Тачибана подошла ближе и расспросила о самочувствии. Зато вот вчерашние события, кажется, совсем не хотела упоминать. Скорее всего, боялась, что единственная их помнила. Ну и ещё расспрашивать о таком было бы стыдно. Нельзя же просто так взять и спросить: «А ты помнишь, как клялся мне в вечной любви, пока я помогала тебе снять куртку?». Немного засмущавшись, она отвела глаза. «Да не может Чиаки любить меня. Просто пьяным был вчера», — мысленно ругал себя девушка до тех пор, пока не ощутила, как лицо аккуратно подняли ладонями.
Она столкнулась с внимательно изучающими её глазами. Наверное, Курокава ещё не отошёл от алкоголя и совершал странные поступки. Какое-то время вдвоём они просто молчали, однако эта тишина вовсе не была неловкой. Но и тянуться вечно тоже не могла.
— Чиа... — тут же кохай потянул её щёки в разные стороны. Не щипал, чтобы не причинять боль, но всё равно своим поведением вызвал недоумение, — Фто ты делаеф? Фсё ёфё пьяный?
Многие ребята в школе всегда описывали Рейну как «обычную, ничем не примечательную». Считали её девушкой, коих полным-полно, коих можно сыскать в любом уголке мира. Может, оно и так, может, это было правдой. Однако Чиаки с этим не согласен. В его глазах она была самой красивой на свете. И украшала её совсем не внешность, а поступки и характер.
— Прости. Подумал, что люблю тебя, и вот вырвалось, — чужие щёки так и не отпустил.
— Ты... что?
Рейна полагала, что кохай напрочь забыл всё, что говорил вчера. К её удивлению того не произошло — Чиаки чётко помнил их разговор по душам. Из-за этого и почувствовал нужду в том, чтобы повторить краткое «люблю» ещё раз. Только сейчас по разным причинам оно значило для Тачибаны по-настоящему многое. Во-первых, юноша точно не шутил под действием алкоголя. Во-вторых, одного его взгляда (предельно серьёзного, но также и нежного) хватало, чтобы поверить.
Актриса счастливо расплылась в улыбке, и захотелось легонько ущипнуть её хотя бы разок. Пару секунд в душе сражались два разных желаний, но победило второе: оставить на лбу быстрый поцелуй. Когда далее последовали громкий, такой родной смех и «я тоже тебя люблю!», парень понял, что теперь-то он по-настоящему дома.
Зимнее утро перестало быть таким уж и холодным. Возможно, из-за того, что Рейна заставила надеть тапочки... а возможно, из-за того, что чувства оказались взаимны. В любом случае, Чиаки был невероятно счастлив. Тёплые панкейки, политые сиропом, никуда не пропавший сахарный запах, сэнпай, которая вовсю рассказывала о том, что репетировала в университете, кофе с молоком, снег, лениво круживший за окном, медленно отходящий ото сна город и видео со вчерашнего празднования от однокурсников — всё это создавало идиллию, за которую он был готов продать душу... лишь бы только она длилась вечно.