глава 4
Тут было ужасно холодно. Гораздо холоднее, нежели чем в городе. Даже несмотря на то, что Чиаки надел тёплую куртку и даже шапку (Рейна заставила), мороз всё равно продирал его до мозга костей. Парень то и дело вздрагивал, пока тело покрывалось мурашками в надежде хоть как-то согреться. Но всё равно останавливаться не решался. Ему нужно это сделать, ведь он пообещал себе.
Всё, что слышалось в этом пустынном месте — хруст падающего снега и дыхание, из-за которого в сероватое небо летели белые облака пара. Курокава держал одну руку в кармане, чтобы согреть её, пока в другой нёс совсем свежий букет хризантем. Когда покрасневшая рука сильно мёрзла, приходилось перекладывать цветы из ладони в ладонь и идти дальше.
Чиаки искал нужное место достаточно долго, ориентируясь только по указаниям Нацуки в сообщениях. И вот, когда наконец-то заметил на сером камне знакомые иероглифы собственной же фамилии, то тяжело выдохнул. Он пришёл. Он и вправду тут. Прошёл целый год, и вот он стоит у могилы собственной сестры. Даже несмотря на то, что не посещал похороны. Юноша совсем немного чувствовал себя... то ли лицемером, то ли просто трусом. Знала бы об этом Ами, ни за что бы не простила. Может, даже отчитала бы в своей привычной манере: «Ну и брат у меня, удосужился навестить только спустя год! Хорошо, что вообще хоть вспомнил, что у него сестра когда-то была!».
Чем дольше Чиаки тут находился, тем больше ощущал, как окунается в прошлое. Глядя на могилу, пытался представлять, что сестра всё равно где-то рядом. До этого с ним такого не случалось. Наверное, здесь просто своя, иная атмосфера... до такой степени, что ему даже захотелось поговорить с Ами, которой уже давно нет.
Он поменял замёрзший старый букет на более новый и самый красивый, какой только смог найти. Как жаль, что при жизни старшая сестра никогда не получала цветы. Зато теперь их так много, что она наверняка завидует себе же. Чиаки вновь понял, что ему словно мерещется присутствие девушки.
Однако страшно совсем не было. Наоборот, это в каком-то смысле успокаивало. Лучше пусть так, чем полное одиночество. Ничего плохого в этих чувствах нет до тех пор, пока в ушах не начинали звучать чужие голоса. У Курокавы, который ещё не сошёл с ума, в этом плане всё было нормально.
Он сложил руки вместе и целую минуту провёл в тишине — выражал уважение к погибшей. При жизни это выходило не очень, за что ему вправду было очень жаль. Мысленно парень извинялся перед Ами, как и советовала сделать психотерапевт (женщина говорила, что такой внутренний диалог обязан помочь). И ещё думал о том, что если бы сестра ожила сейчас, то больше никогда бы не услышала в свой адрес ничего плохого от него.
Чиаки, наверное, никогда не избавится от ноток холодности в своём характере, но... если бы вышло вернуть Ами к жизни, он больше не посмел бы в гневе сказать, что она ему надоела и чтобы сама разбиралась со своими переживаниями и мыслями.
— ...надеюсь, тебе сейчас лучше. На том свете, — выдохнув очередное облако пара, произнёс он уже вслух. Всё-таки думать вечно не мог, поговорить тоже хотелось. Раньше такое Курокава наблюдал только в фильмах. Никогда бы в голову не пришло и самому подобным заниматься, — До сих пор так и не знаю, что тебя подтолкнуло на этот шаг, почему ты умерла, но... наверное, была причина, — после губы Чиаки дрогнули, — Если ею был я, то прости. Я был не очень хорошим братом. Прости.
Честно, с каждой секундой становилось легче. Советы и вправду помогли. Он продолжал выговариваться, вести диалог с размытым силуэтом, что рисовал себе сам по памяти, и постепенно хмурое выражение лица сменилось слабой, спокойной улыбкой. Как только Курокава «повидался» с сестрой, с души наконец-то спал груз ответственности.
Немеющей ладонью он смахнул с камня снег, и тут же кончики пальцев словно обожгло. На улице всё же просто ужасающий холод...
— Будь ты жива, тебя бы очень порадовала эта новость, Ами, — усмехнулся юноша, — Я признался Рейне-сэнпай. Можешь аплодировать, да-да. Знаю, что много времени на это ушло...
Наверное, сестра была бы рада за него. Или вздыхала: «Ну наконец-то, а я думала, что этого уже никогда не случится!». Чтобы развеять атмосферу, Чиаки всё больше рассказывал о жизни с девушкой и о том, как её любит. Даже об актёрских представлениях, которые эта дурочка часто устраивала даже после тяжёлых репетиций. На удивление полегчало так, что улыбка прямо не сходила с лица. Ами, если она слышала его с того света, наверняка тоже улыбалась. И гордилась тем, что хоть кто-то утёр нос родителям и сбежал из дома в лучшую жизнь.
Ну, пока Рейна рядом, любая жизнь — лучшая жизнь. Подумав об этом, парень тихо хихикнул. Это странно, но явно лучше, чем плакать. Всё равно его слёзы Ами уже не помогут. А вот принятие чужой смерти хотя бы снимет с души тяжкую ношу.
Несомненно, он всё ещё скучал по сестре. Наверное, будет скучать по ней до конца собственной жизни. Однако не улыбаться сейчас — хотя бы, чтобы она поняла, что даже её брат умеет проявлять искренние эмоции — он не мог.
— Ты, наверное, злишься, что я так много тут говорил. А ты даже не можешь ответить, — парень хмыкнул, после чего вновь стряхнул горку снега, — Ну ничего, выскажешь мне всё в загробной жизни, — после этого Курокава, наконец, поднялся со своего места. Отряхнул уже себя и кивнул камню напротив, — Мне пора домой, а то Рейна будет переживать.
Ещё несколько секунд он смотрел на могилу. И уже потом на выдохе озвучил еле слышимое: «Ещё увидимся, Ами».
***
Сказать, что Чиаки обожал свою нынешнюю жизнь — не сказать ничего. Несмотря на то, что практически всё поменялось, ему нравилась эта реальность. Он понял, что к нему вернулись силы просыпаться по утрам. Просто потому что в каждом из них была Рейна. Она придавала сил поцелуем в лоб и громким: «С добрым утром!».
Правда, порой бывала уж чересчур любвеобильной. Вся эта любовь, которую теперь никто не скрывал, не пугала... просто удивляла. Но как только он свыкся, мигом принялся давать взамен столько, сколько только мог.
Но всё время казалось, что делает недостаточно. В мире словно не было способа, который помог бы Чиаки правильно выразить свою любовь: ни слова, ни подарки, ни объятия, ни совместные хобби или свидания. Всё перечисленное было неплохо, но он чётко понимал, что Рейна заслуживала большего. Поэтому ради неё старался с особенной силой.
— Аргх... ничего не понимаю! — вскрикнула девушка, откидывая карандаш куда-то в сторону. Тяжко выдохнув, взялась за голову, — Как мне вообще успеть сделать это вовремя? Я даже придумать ничего не могу...
Чиаки, услышав голос даже на кухне, быстро запихнул в рот оставшийся кусок печенья. И по дороге в комнату взял ещё одно для Рейны. Всё же эта дура даже нормально не поела сегодня, а почти сразу пошла над чем-то работать. Пока что, исходя из звуков и недовольных возмущений, выходило не очень.
— Ой, ты тут в порядке? — спросил Курокава, заходя в их общую комнату. Актриса, оторвав взгляд от стола, обернулась и показывала натянутую улыбку, — Я принёс печенье, будешь?
— А-а, спасибо... прости, что потревожила.
— Никого ты не потревожила. Кстати, над чем страдаешь?
Курокава подошёл к своей девушке практически вплотную и, вручив в ладони печенье, обвил её шею руками. Невесомо поцеловав крашеные волосы, всё же решился взглянуть на то, чем Тачибана пыхтела уже больше часа. Страница скетчбука уже вся измята и потёрта ластиком, но основного рисунка так и не наблюдалось. Видимо, актриса продолжала стирать и рисовать вновь поверх. Да и казалось, что это явно не первый такой лист.
Опустив взгляд, она грустно вздохнула. И это сразу же напрягло нахмурившегося Чиаки.
— Я пытаюсь придумать эскиз для костюма, — объяснила девушка, откусывая печенье, — Точнее, пытаюсь его вспомнить. Пока ехала домой, мне в голову пришла та-ака-ая идея! Такая невероятная, что всех бы свалила с ног, но...
— Но?
— По дороге я уже успела всё забыть... теперь, сколько бы я ни перерисовывала, совсем-совсем не могу вспомнить, о чём вообще думала!
Чиаки проанализировал лист глазами и понял, что проблема и вправду серьёзная. Особенно когда Рейна так из-за неё переживала. «Хм-м, тут ещё видны некоторые линии. Если присмотрюсь ещё получше, даже соображу, что именно она пыталась рисовать, — размышлял юноша, — Ага-а, воротник вот так, а рукава... можно бы сделать и подлиннее?». Пока актриса грустно смотрела на лист бумаги, её парень уже начинал представлять, какой эскиз можно сделать следующим. Когда идея более-менее сформировалась в существенную и дельную, он кивнул сам себе и сказал:
— Давай тебе помогу. Не справишься же сама.
— Ещё как справлюсь! Не смей недооценивать меня! — Курокава, закатив глаза, ущипнул её за щёку, — Ай! Эй, больно же, — но парень не унялся и теперь уже тянул чужую кожу в разные стороны, пусть и не с особой силой. Ну а что, надо же было как-то вразумить её, — Ну ладно-ладно, хорошо... только перестань.
— Вот видишь, не так уж и сложно было, да? — нагло ухмыльнувшись, спросил Чиаки. За это заслуженно в ответ получил лёгкий подзатыльник.
Забрав со стола скетчбук и карандаш с ластиком, позвал Рейну за собой на кровать. Всё-таки там рисовать будет гораздо удобнее, нежели за столом. Девушка, устало вздыхая и охая из-за затёкшей спины, пошла за ним следом. И вскоре, когда парень уже сидел у изголовья кровати, прилегла рядом сама.
На неё чуть грозно посмотрели — и этого хватило, чтобы понять, что что-то срочно нужно менять. Тачибана вздохнула во второй раз и, подобравшись ближе, устроилась в объятиях. И парень вмиг воспользовался этой прекрасной возможностью положить свою голову на чужую. Впрочем, возражений не последовало. Рейна давно привыкла к тому, что Чиаки просто обожал молча обниматься или сохранять вот так физический контакт.
Ну и в надёжных руках сразу чувствовалось спокойствие. Даже раздражение на саму себя отходило куда-то на второй план.
— Смотри, я тут подумал о том, чтобы сделать рукава длиннее, — произнёс юноша, при это уже начиная выводить на новом листке первые наброски, — Тебе они не будут мешаться во время выступления?
— Хм-м, не должны. Наоборот, это поможет лучше спрятать клинок! Ведь зрители не должны знать, что... а-а-ай, точно, я не должна говорить! Ты ведь тоже хотел сходить на это шоу! Совсем из головы вылетело, — пока Тачибана кричала, её парень мог лишь только думать: «Как обычно в своём репертуаре...».
— Успокойся, королева драмы. Давай дальше думать над костюмом.
— Как ты меня назвал?! Учти, я это запомню! Но ты прав, надо продолжать...
Вдвоём у них вышло справиться с этой задачей гораздо быстрее, чем если бы Тачибана страдала одна и дальше. Когда эскиз был готов, парень даже решился помочь в изготовлении самого наряда. Он шил не очень хорошо, но хоть нарезание то ткани, то бумаги получалось нормально. А ещё надо же кому-то следить за тем, чтобы девушка не протыкала свои пальцы иглами каждые несколько секунд. Также шутки, которые Чиаки умел легко выдавать прямо на ходу, помогали от много отвлечься. Особенно от того, что на улице уже темнело, а завтра нужно рано вставать... всё это неважно, правда. По крайней мере до тех пор, пока они вместе.
И так было всегда. Любое дело шло идеально только тогда, когда выполняли его вместе, подобно сплочённой команде. Чиаки не осознавал это какое-то время, пока Рейна не начала всё чаще и чаще проявлять одну из своих не самых лучших сторон — забывчивость.
Конечно, она была такой с самого начала их знакомства. Ещё со школьных времён всем вокруг была известна, как крайне забывчивая девушка. Ни для кого не было секретом, что у Тачибаны это насущная проблема. Однако особенного внимания она ей не придавала. Если это было в её силах, то и вовсе старалась маскировать настолько хорошо, насколько только могла. Вот только от внимательных глаз Курокавы мало что уходило. Особенно когда это «что»-то касалось его любимого человека.
За окном уже давным-давно растаял противный снег, который парень не мог терпеть. С приходом лета Чиаки даже показалось, что он, кажется, оправился. И потому теперь, когда жизнь вернулась в привычное русло, он мог перестать посещать психотерапевта. Наконец, ему предоставилась возможность просто-напросто проживать спокойное студенчество рядом с той, которую любил больше всего на свете. Разве не чудесно? Как тут не радоваться тому, что всё ещё жив? Ведь он знал, что дома его всегда ждёт...
...какое-то новое приключение. Уже с порога Курокава почувствовал странный запах чего-то сладкого. Улыбка расплылась на лице: тут сразу ясно, что девушка вернулась раньше и решила взяться за готовку какого-то десерта. Бесшумно юноша разулся и, закрыв дверь, стал красться к кухне — хотел напугать своим появлением. Однако это пришлось отложить.
Тачибана нервно наворачивала круги от одной стены к другой, пока сама чуть ли не кусала ногти. На столе же смирно лежали остывающие... кексы? Парень не совсем понял, так как они выглядели сильно упавшими. И всё же в этом не было ничего особого страшного. Курокава более чем рад отведать любую стряпню, если она сделана его девушкой. Неважно даже, насколько ужасной будет.
Пройдя в кухню, Чиаки заметил один надкушенный кекс на тарелке. Видимо, актриса попробовала один и... результат её не устроил. До такой степени, что она совсем не заметила, что уже давно не одна в доме.
— Рейна, и долго ты ещё будешь дырку в полу делать? — слегка неуместно пошутил парень.
Этого хватило, чтобы девушка, вскрикнув от неожиданности, пришла в себя. И тут же выражение лица с удивления сменилось искренним ужасом. Почти в мгновение она метнулась закрыть собой собственный кулинарный шедевр. Когда у неё это более-менее вышло, то с глупой, дёрганной улыбкой протянула:
— Чиа-а-аки... с возвращением, ха-ха! Я думала, что тебя ещё долго не будет.
— Прости, не предупредил, — пожав плечами, ответил он, а после сразу продолжил, — Кстати, что ты там приготовила?
— Это... неважно! Я уже решила, что выкину это, так что не переживай! У меня остались ингредиенты, так что во второй раз всё обязано получиться идеально, — и с этими словами Тачибана ловко взяла поднос с формочками.
Курокава быстро сообразил, что она хотела ринуться к мусорке. Поэтому пришлось останавливать, перехватывая ворот рубашки, пока кексы не оказались среди кучи отходов.
— Оставь мне. Я как раз не отказался бы от сладкого сейчас.
— Ни в коем случае! — запротестовала актриса, — Я испортила кексы, ни за что не дам тебе их попробовать! — Чиаки дёрнул её ближе к себе. Было чудом, что поднос умудрился не упасть на пол, — Я серьёзно, их уже не спасти, хотя я пыталась... поэтому им самое место в мусорке! И сейчас же я их выки–
— Нет, сначала ты объяснишь, что произошло, — строгий тон всё же заставил Рейну остудить свой пар.
Тяжко вздохнув, она стыдливо поставила поднос обратно на стол и принялась рассказывать всё как есть. Оказалось, что поначалу у всё получалось идеально, однако из головы постоянно вылетала одна-единственная деталь: она не помнила, добавляла ли уже сахар или нет. Почему-то мозг зациклился исключительно на этом и заставил Тачибану поверить, что кексам чрезвычайно недоставало сахара. Поэтому вновь и вновь, как только мысль: «Так, теперь сахар точно там» исчезала, она сыпал в смесь всё больше. Всё-таки какие же это кексы, если они не сладкие?
И конечно, за эту мысль Рейна жестоко поплатилась. Количество сахара разрушило структуру десерта, а на вкус... что ж, всё было так приторно, что она даже не удосужилась съесть и половины. Чиаки внимательно слушал, но так и не смог понять, в чём, собственно, заключалась проблема.
— Я обязана всё делать идеально, а я... это всё моя забывчивость виновата! — словно обидевшись на саму себя, она сильно нахмурилась, — Я постоянно забываю или добавить что-то, или то, что я уже добавила это. Если слежу за рецептом, всё в порядке, но стоит отвлечься, как сразу же... — девушка вымученно выдохнул, покачала головой, а после добавила, — В любом случае, прости меня, Чиаки. Сюрприза, который я планировала, не вышло. Но ничего, я быстро переделаю кексы и, обещаю, они получатся идеальными!
Курокава изучил состояние кексов, а после, кое-как вытащив один из формочки, без сомнения поднёс ко рту. Тачибана закричала: «Не ешь, не ешь!», словно это был яд, но уже поздно. Парень откусил приличный кусок и даже не поморщился. Да, было очень-очень сладко, но вкусно. Готовку любимой ничем нельзя было испортить, даже тонной сахара.
— Чиаки...! Выплюнь, выплюнь! — в панике кричала актриса, начиная трясти парня за плечо. А тот назло, наоборот, ещё и проглотил всё, — Ты издеваешься? Их есть невозможно!
— Успокойся и не оскорбляй еду, — с этими словами надкусил десерт ещё раз.
— Твои шуточки тут вообще не к месту! Не ешь эту гадость, там ведь один сахар. Так ещё и формы совсем нет...
Курокава не послушался и продолжил наслаждаться кексами. Причём так, словно ему и вправду нравилось. Постепенно паника Тачибаны сошла на нет. И она просто смотрела на то, как её парень совсем не жаловался на излишнюю приторность. Наоборот, уплетал за обе щеки, словно ничего вкуснее в жизни не пробовал. Нервно водя взгляд то туда, то сюда, Рейна всё ещё какое-то время крепко сжимала его плечо.
Но после, кажется, сдалась. И тихо попросила подождать и не есть всё.
— Я сделаю тебе чай, чтобы они были хоть немного терпимы, — добавила актриса, уже включая чайник, — Серьёзно, не перестаёшь удивлять... и как ты это ешь? Там же сплошной диабет, надо было сделать их лучш–
— Не надо, меня всё устраивает. Ты ведь старалась.
— Не отменяет факта того, что в них столько сахара, что во рту пересыхает...
— От этого только лучше. Я люблю сладкое больше тебя. Так что мне только в радость, — облизнув свои пальцы, произнёс юноша. И потом по-доброму ухмыльнулся.
Тачибана слишком переживала, особенно по такой-то глупой и детской причине. Её парня-то совсем не волновало, было ли всё идеально. Пока в дело вложена душа и максимальная серьёзность, он более чем счастлив и доволен. Факт того, что Рейна очень-очень старалась обрадовать внезапным десертом, искренне радовал. До такой степени, что он терпел хрустящий на зубах сахар.
Через минуту или две Рейна поставила чашку прямо возле подноса и вновь начала оправдываться:
— Мне жаль, Чиаки, правда. Я не знаю, что пошло не так. Просто забывала именно про сахар и... прости, что тебе приходится это есть. В следующий раз сделаю лучше, — и она бы говорила дальше, если бы её не остановил один только взгляд — спокойный, не осуждающий, а наоборот, как будто понимающий.
— Успокойся, всё в порядке. Сказал же, мне так даже больше нравится.
Но девушка всё ещё сомневалась и корила себя за собственные проблемы с памятью. Курокава понял, что нужно срочно что-то делать, иначе такими темпами может начать накручивать себя по пустякам вновь. Отпив горячий чай, предложил:
— Слушай, может, будем готовить вместе? — это явно ошарашило Тачибану, — И завтраки, и ужины, и всё остальное, что только захочешь. Я не профессиональный повар, да... просто стараюсь как могу, — в ответ она тихо хихикнула. Что ж, немного обидно, но закатывать глаза Курокава уже не стал, — Но можем учиться вместе. Ну и надо же кому-то за тобой присматривать, — затем с ухмылкой подмигнул, — Чтобы всё получалось идеально.
— А...
Удивление вмиг сменилось искренним счастьем — даже глаза засверкали, как звёзды.
— Правда?! Ты не шутишь?
— Слушай, я часто шучу, но не всегда же, — ладно, вот теперь он всё-таки закатил глаза, — Не шучу я. Могу даже готовить вместо тебя, — это заставило Рейну карикатурно скривиться, — Ой, не делай мне такое лицо. Что-то простое даже я могу приготовить.
Не выдержав, Тачибана задорно рассмеялась и мигом извинилась: «Прости-прости, шучу!». Милая улыбка сразу заставила парня смягчиться. Эта девушка странно на него влияла, но Курокава уже давно не против.
С того дня они и вправду старались готовить всё вместе. Пусть Чиаки ненавидел подниматься по утрам рано, всё равно не хотел нарушать собственное же обещание. Поэтому в полусонном состоянии шёл следом за Рейной на кухню. Конечно, девушке было неудобно, что её забывчивость в который раз приносила кому-то неудобства, но её всегда успокаивали словами: «Всё хорошо, я сам хочу тебе помогать, ты же не заставляешь меня». И постепенно актриса смирилась с этим.
— Так, теперь точно можно быть уверенной, что еда получится отличной! — радостно объявила она.
— Мне будет нормально, даже если и нет.
— Ну значит тогда сейчас наложу гору соли с корицей и будешь есть.
Как только парень засмеялся, сразу легонько получил половником по голове. Впрочем, смех это не остановило.
***
Ответственных шагов в этих отношениях было так много, что всех, наверное, не сосчитать. Впрочем, Курокава любил браться за любое дело с исключительно серьёзными намерениями, поэтому его такое только устраивало. Да и Тачибана, казалось, была не против. Вот только имелась одна проблема, которую пока решать не хотела. Прошло уже много времени, но она словно оберегала кохая от своей семьи. А особенно от брата. Пусть и убеждал, что всё будет хорошо... всё равно было немного страшно. Кто знает, как отреагирует Ханако и как себя почувствует Чиаки в другой семье — совершенно противоположной его собственной.
Однако когда-то нужно было сознаться, что Рейна не просто так живёт вместе со своим кохаем. Когда-то нужно было прийти домой и сказать, что она уже давно в отношениях. Реакция семьи должна быть вполне адекватной. По крайней мере, она на то рассчитывала. Мама с папой — люди понимающие и добрые, их бояться смысла не было.
Что касалось брата... ну, от него можно ожидать чего угодно: и радушного приёма, и хладнокровного допроса.
— Рейна, всё в порядке? Ты же мне доверяешь, да? — спросил Чиаки, когда они сидели вместе в кофейне с утра.
Вокруг не было почти никого, кроме разве что нескольких студентов — таких же, как они сами. Несмотря на то, что находились совсем не дома, атмосфера тут всё равно умиротворяющая. Да и эти вопросы, которые парень задавал всегда только в самых серьёзных и самых сокровенных ситуациях, также создавали свой особый уют.
Эти два вопроса никогда не ставили Тачибану в неудобное положение. Наоборот, без конца давали знать, что о её чувствах переживают: и когда были физически близки, и когда просто решали какие-то бытовые или студенческие проблемы. Поэтому и сейчас, отпив остывающий кофе, она спокойно ответила: «Да, конечно». Курокава кивнул, после чего продолжил:
— В таком случае, поверь, что моё знакомство с твоей семьёй пройдёт нормально. Твои родители лучше моих.
— И всё же Ханако... — на миг замялась девушка.
— Я буду в порядке, серьёзно. Если, конечно, у твоего брата нет сто миллионов критерий для меня, — это заставило их обоих мягко рассмеяться.
Но всё же на том порешали, что встреча всё же состоится. Вечером Рейна предупредила и родителей, и брата, что им нужно собраться всем вместе для обсуждения одной важной новости. И вот уже на следующий день стояла у порога родного дома с Чиаки. Возможно, это было не самой лучшей идеей, ведь сначала стоило узнать лично хотя бы Ханако, а не вот так сразу всю семью... впрочем, отступать поздно, так как низкий юноша уже открыл им двоим дверь.
Он был очень похож на сестру внешне, даже глаза того же цвета. Разве что не красил все свои чёрные волосы в блонд, а только концы подкрашивал то ли в белый, то в ли какой-то серебристый.
— Так, а это... Чиаки-кун? — забыв про вежливость, спросил парень первым делом, — А ты чего вместе с ним, Рей? Мы думали, ты будешь одна.
— Чиаки тут нужен для обсуждения той самой важной новости!
Конечно, брат ничего не понял, но в дом пустил. Там вовсю пахло чем-то сладким (заставлять всё помещение пропитываться запахами от сладостей — это, что, такая традиция у семьи Тачибана?). Кажется, пирогом. Ханако провёл их двоих в кухню, где небольшого роста женщина уже вытаскивала из духовки противень. Когда поняла, что в доме стало больше людей, аккуратно поставила пирог остужаться и обернулась.
И в этот момент Курокава увидел очень красивую женщину. Особенно для своих-то лет (актриса упоминала, что её родителям скоро исполнится пятьдесят). Возможно, от природы милые и ровные черты — те самые, что достались в наследство её детям — смягчали лицо, делали его нежным. Она выглядела так, словно хранила в сердце одну лишь доброту и любовь к этому миру. Да и более того... в её карих глазах сразу удалось увидеть ту самую золотую середину спокойствия: не равнодушие, не гнев, а настоящее умиротворение.
Мать двоих детей уже внешне казалась невероятно добродушным человеком.
— Ах, ты... видимо, ты и есть Чиаки-кун, о котором так много рассказывала Рейна, — её голос звучал так приятно, как только мог. Она не говорила тихо, но и не кричала, — Рада тебя наконец-то встретить. Спасибо, что всегда приглядываешь за моей дочерью.
— Э-это, эм, я... всё в порядке. Я тоже рад знакомству с Вами, Тачибана-сан, — добрый настрой женщины выбил из колеи, но он всё же сумел собраться.
— Та-ак, я слышу в доме неизвестный голос! Мира, признавайся, кто там пришёл, ха-ха!
Курокава дрогнул от громкого баса. Казалось, словно этот человек специально произнёс эти фразы так низко, как только вообще сумел. Обернувшись, Чиаки заметил в проходе обычного с виду мужчину, совсем немного выше него самого. Невероятно широкая, но по-отцовски любезная улыбка и позитивный настрой с самых первых секунд знакомства заставили удивиться только сильнее.
Лишь на миг он сравнил этого мужчину с собственным отцом и поразился тому, насколько же... разные в этом мире бывают люди. От этого человека будто бы веяло хаосом. В хорошем смысле, конечно же. Просто нужно немного времени, чтобы привыкнуть.
— Я... кхм, рад Вас встретить, Тачибана-сан, — Чиаки быстро поклонился (не особо низко, но всё равно достаточно уважительно).
— Аха-ха, к чему эти формальности! Я просто Тамоцу, — дружелюбный мужчина без лишнего застения взъерошил чёрные пряди, за что его сразу отчитал собственный же сын: «Боже, папа, будь поскромнее, ты его пугаешь».
— Хорошо... Тамоцу-сан, будем знакомы.
«А-а, кажется, я понял, в кого Рейна такая... — подумал Курокава. Тем не менее, уже за столь короткое время он успел почувствовать себя как дома. Везде веяло уютом, что было странно для такого огромного дома, больше схожего с каким-то дворцом (конечно, преувеличение, но всё же...). Наверное, атмосферу и вправду способны создавать именно люди, а не здание и вещи в них, — Что ж, ну... мать и отец не кажутся мне строгими... пока что. Помолюсь, что они не против того, что я встречаюсь с из дочерью»
— Ну, раз все в сборе, скорее присаживайтесь за стол! Давайте-давайте, все быстрее, — а вот теперь и мать вела себя энергично. От неё такое было немного неожиданно. Курокава на миг искренне поверил, что хотя бы она тут спокойная, но... как бы не так, — Чиаки-кун, ты тоже! — подбежала ближе и буквально потащила парня вперёд, — Негоже гостю стоять у порога! Рейна нам столько про тебя рассказывала...
И тут её лицо чуть переменилось: удивление и одновременно задумчивость сверкнули в глазах.
— Ох, да! Рейна, милая, ты же вроде хотела рассказать нам какую-то очень-очень важную новость, — продолжила женщина, в то время как остальные присутствующие уже расселись по местам.
— Да, хотела! — с улыбкой согласилась актриса, а затем взглянула на мать с чуть обеспокоенной улыбкой, — Только сначала присядь, мам...
— Аха-ха, прости, я совсем закрутилась на этой кухне! Не переживай, уже сажу-усь.
Сейчас, пока пирог ещё остывал, было самое подходящее время всё рассказать, а после надеяться либо на хорошую реакцию, либо на плохую. Двое переглянулись и кратко кивнули друг другу. Это заставило Ханако удивиться, но ничего вслух он ничего не произнёс. А даже если и хотел, всё равно не успел бы, потому что сестра уже начала говорить:
— Итак, дорогая семья, сегодня я собрала вас, чтобы сказать одну важную новость. И заключается она в том, что, — она выдохнула и после секундной паузы продолжила, — Я и Чиаки встречаемся. Поэтому планирую жить с ним и дальше.
Брат и родители ожидаемо удивились. Наверное, все трое искренне полагали, что двое просто-напросто совместно проживали, как делали многие студенты сейчас. Такого поворота никто из них явно не ожидал. Отец то ли зло, то ли шокировано смог выкрикнуть только: «Встре... встречаетесь?!». После этого молчание в этой сладко пахнущей кухне немного затянулось. Даже неловко стало. Может, он не приглянулся матери и отцу (или брату) своей девушки. Ну или же они считали, что она заслуживала лучшего... впрочем, в этом Курокава с ними полностью согласен.
Выдохнув и сменив выражение лица, Ханако был первым, кто заговорил:
— Что ж, это... а, — он явно подбирал подходящие слова, — Отлично, Рей. Рад за тебя.
Младший брат заметно переживал и сомневался больше всех. Впрочем, оно и понятно: не хотелось отдавать любимую сестру кому попало. Что касалось родителей... вроде вели себя обычно.
— Вот оно как... встречаетесь, — произнесла мать, словно пробовала это на вкус. Однако вскоре её лицо также озарила улыбка, — И кто же из вас признался первым? — поначалу это удивило Чиаки, но затем он всё-таки ответил:
— Э, а... я признался, Тачибана-сан. Я уже давно люблю Рейну. Ещё с тех пор, как был второгодкой в школе.
— Боже, так давно? И твои чувства совсем не поменялись за это всё время? Ханако... а ты что думаешь?
Младший брат уж как-то слишком притих. Всё разглядывал парня перед собой, словно мысленно оценивал, заслуживал ли тот его сестру. В это время актриса старательно игнорировала эти пугающие переглядки.
— Значит ты любишь Рей, — в ответ последовал серьёзный и уважительный кивок, — Но можешь ли ты точно утверждать, что она счастлива с тобой? Много ли ты делаешь для её счастья и благополучия? И сколько ты готов сделать в будущем, чтобы Рей никогда не страдала?
— Ханако, бога ради, что за допрос?! Конечно же, я счастлива с Чиаки, я его люблю, — реакция Рейны не заставила ждать, но парень заставил её умолкнуть тем, что сильно сжал руку. Весь пыл сошёл на нет, и актриса сразу позволила любимому говорить:
— Я понимаю подозрения, всё-таки мы только познакомились, но...
Курокава выдохнул, после чего всё же улыбнулся парню. Не натянуто, а так искренне, как только вообще физически мог. Возможно, он выглядел немного странно без своей привычной «вежливой» ухмылки, но сейчас то не имело значение. Всё, что его волновало — это вера чужого брата в него и ладонь, которую он всё ещё не отпускал.
— Я полагаю, что сейчас Рейна счастлива со мной. Так же, как и я с ней. По крайней мере... я делаю всё, чтобы она была счастлива, — отец девушки задумчиво сощурил глаза и прислушался к этому. Кивал самому себе, изредка что-то шептал. А Ханако с каждой секундой переставал казаться таким уж и устрашающим, — И я продолжу делать всё в моих силах и дальше, чтобы Рейна не жалела о том, что выбрала меня.
— Значит... ты обещаешь, что осчастливишь мою сестру?
— Да, — Чиаки вновь кивнул, — Мне можно доверять, я правда люблю Рейну.
Девушка выслушивала это всё сквозь краснеющие щёки и подрагивающую улыбку. Она, конечно, понимала, что сейчас Курокава общался именно с её братом, но это всё... звучало как очередное признание. Поэтому своё смущение унять было тяжело. Отец, видя эту реакцию, тепло улыбался.
Ханако разглядывал парня сестры ещё какое-то время, но затем сдался. И начал вести себя более дружелюбно:
— Хорошо, будь по-твоему. Если вы действительно любите друг друга, не вижу никаких причин, чтобы быть против этих отношений.
— Э? Правда?.. — казалось, Курокава удивился даже больше, чем его девушка. Ему ответили лишь кратким, но искренним: «Я бы не стал врать о таком». Оба возлюбленных облегчённо выдохнули и переглянулись вновь, но теперь, чтобы улыбнуться друг другу.
— Видишь, Чиаки, говорила же, что всё пройдёт не так уж и плохо!
— Это я тебе так говорил.
— Сейчас не так уж важно!!
Мира, резво поднявшись со своего места, побежала к пирогу, пока приговаривала: «Теперь наша семья пополнилась, так что давайте хорошо отметим это!». Юноша ненадолго задумался над этим словом — «семья». И быстро взглянув на улыбку своей девушки, понял, что и вправду не прочь стать полноценной частью этой семьи.
***
Особым сюрпризом стало то, что отец Рейны был практически её вылитой копией (или скорее, дочь похожа на него). Чиаки очень не ожидал, что именно он так радушно его примет. Непонятно чем, но он сразу приглянулся этому мужчине. В сто раз больше, чем Ханако. Причины этому, правда, никто не знал (даже его собственные дети).
Тамоцу не был похож на его собственного отца. Получать от взрослого заботу и внимание было странно... он к такому не привык.
Раньше им мало кто интересовался. Разве что старшая сестра, и то лишь тогда, когда была в настроении задать больше четырёх вопросов. Что уж говорить о увлечениях... ни мама, ни папа не спрашивали что-либо про школьные секции, рисование, музыку, да что угодно. Они не шли против таких занятий, но при этом считали это всё просто «хобби».
Тачибана Тамоцу был совершенно не таким.
В один день, когда зима подходила к концу (Рейна была вовсю занята и в университете, и в театре, ведь важное шоу прямо на носу), юноша решил упомянуть, что «вроде как» пишет свои песни. Ну точнее, старается. И сразу что-то в Тамоцу перемкнуло — аж страшно стало. В его глазах зажглись радостные искры, и он так и не переставал задавать просто неимоверное количество вопросов. Когда допрос окончился, он уговорил парня пройти к семейному фортепьяно и попробовать что-то сыграть. Ничего не вышло, но это неудивительно. Чиаки ничего и знать не знал об этом инструменте. Он самоучка и в пении, и даже в игре на гитаре, которую недавно купил, чтобы самому придумывать и создавать хотя бы какие-то мотивы. Рейна поддерживала его и обожала слушать каждую даже двухминутную игру. И этого было достаточно, чтобы чувствовать себя счастливым.
Ещё она как-то предложила, наконец, начать делиться с людьми в интернете всеми теми песнями, записанными на компьютер. Звучало немного дико. Чиаки даже и думать не смел о том, чтобы показать кому-то ещё свою неумелую игру на гитаре и плохие навыки в написании песен. Всё-таки он давно не выступал, так что...
— Но это же отличная идея! — заявил Тамоцу, когда парень закончил рассказывать про предположение с публикацией записей на большую аудиторию, — Ты можешь завести свой канал и делать эти... хм, как вы, дети, это называете... ах, да, верно, «каверы»!
— Хе-е... и Вы, как и Рейна, думаете, что у меня может получиться? — чуть с сомнением уточнил Курокава.
— Не попробуешь – не узнаешь! Так что ничего не бойся и смело публикуй всё! Начнём с того... что ты обычно любишь петь?
Нельзя было сказать, что он являлся прямо-таки меломаном, но всё же любил разные жанры. Однако чаще всего в свои школьные годы он пел что-то популярное. Популярной в этой стране всегда оставалась лишь одна певица. Немного обдумав вопрос, ответил: «В основном, разные песни Мику».
— А, Мику! Да-да, та самая виртуальная певица. Рейна и Ханако раньше часто слушали её и ещё других детишек-голограмм, — неудивительно. Они ведь такие популярные, прямо гордость страны, — Я тоже слушал вместе с ними. И могу сыграть одну. Если её знаешь, то не стесняйся подпевать мне!
— Э, что? Я... петь с Вами?
Ему, мальчишке без капли таланта, надо будет петь со взрослым человеком? Рейна ещё как-то говорила, что у него есть опыт в музыке. Так что звучало подобное предложение уж слишком дикоя и всё же... одной ночью он смог по-своему прославиться, он сумел преодолеть самого себя, так что и сейчас просто обязан справиться.
Тамоцу опустил руки на клавиши и, улыбнувшись, принялся играть. Сейчас он выглядел будто на несколько лет моложе. Счастливая улыбка очень украшал его лицо. С каждой секундой, что проводил тут, Чиаки же всё больше понимал, в кого пошла его девушка. И эта улыбка, и этот смех, и эти движения пальцев, и эта радость, которая искрилась прямо изнутри — всё это делало каждого из семьи Тачибана прекрасным.
Песня, к счастью, была знакома. Потому выдохнув и морально подготовившись, он запел вместе с Тамоцу. Начало вышло неумело, но в процессе оба сориентировались. Их дуэт звучал слегка необычно, но вовсе не плохо, что радовало. Пока юноша вовсю пытался вспоминать текст, чтобы ни за что не сметь запнуться, мужчина с восхищением оценивал его навыки. «Не зря Рейна говорила мне, что у него красивый голос, — подумал он, — Конечно, верил, что Чиаки умеет петь, но....хм, не ожидал, что он так хорош».
Как только песня подошла к концу и Тамоцу убрал пальцы с клавиш, то почти сразу заявил:
— Знаешь, тебе стоит заняться музыкой профессионально, — это, без сомнений, шокировало парня, — Я не шучу. У тебя есть задатки, которые никак нельзя упустить сейчас. Наоборот, лучше взяться за пение всерьёз.
— Я... когда-то занимался музыкой серьёзно. Предельно серьёзно, — немного отвернувшись, ответил Курокава с грустной улыбкой.
— Тогда...
И тут он стал вспоминать больше о том, что ему рассказывала дочь. Рейна опускала очень много подробностей, но пару раз в разговорах заходила речь про старшую сестру Чиаки. «Ах, верно, та самая девочка, которая с собой... впрочем, нет, не это важно, — всё также в мыслях продолжил мужчина, задумчиво барабаня пальцами, — Вроде её звали Ами. Быть может, дело в ней?..».
Выдохнув, Курокава провёл кончиками пальцев по клавишам, при этом не нажимая на них. Он и сам понимал, что от него ждали ответа. И так как на него давили, отчего-то самому захотелось всё рассказать. Их небольшая встреча затянулась, потому что он в подробностях делился тем, как в детстве увлёкся музыкой только благодаря сестре, как стал заниматься чуть ли не день и ночь, как обзавёлся хорошими напарниками, с которыми уже давно не общался, и как... потерял Ами в день выступления. Именно с тех пор он перестал заниматься музыкой какое-то время. Вернулся к этому увлечению обратно из-за того, что душа и сознание просили песен.
Чиаки ни в коем случае не винил сестру. Она вовсе не украла у него желание петь и выступать. А даже если и да, то было неважно — психотерапевт всё равно помогла и наставила на верный путь (только прислушиваясь к её советам и поддержке Рейны, у парня вышло запеть в домашний микрофон... а потом и более-менее начать осваивать гитару).
— Просто... наверное, мне всё ещё совсем немного стыдно перед Ами, — после своего рассказа он тяжко вздохнул. Тамоцу сидел рядом и, не смея сводить с него взволнованного взгляда, молча слушал, — Пока я серьёзно занимался музыкой, она серьёзно страдала. Если я снова буду где-то выступать, наверняка обижу Ами этим. Я же выступал даже в день её смерти, когда мог...
Рука вдруг легла поверх спины парня, заставляя дрогнуть. Но как только он понял, к чему был этот жест, расслабился.
— Ты так долго рассказывал о сестре и даже не задумался кое о чём, — произнёс Тачибана, тепло улыбаясь, — А что если Ами будет рада видеть тебя на большой сцене?
— Рада? Но она ведь... а я...
— Я понимаю, что ты боишься. Но мне кажется, сестре будет приятно, если ты продолжишь дальше любить музыку.
Точно ли она этого хочет? Точно ли не будет обижена?
— А, ну... что насчёт университета? Я не хочу его бросать, — словно обдумывая предложение, бормотал Курокава, — Мне там нравится, да и работу получить куда проще.
— Чиаки, я и не говорил тебе бросать университет. Знаешь, есть люди, которые всерьёз занимаются музыкой, даже будучи студентами медицинских институтов.
— Серьёзно? Такие... что, правда существуют?
Они оба улыбнулись друг другу, что помогло более-менее развеять атмосферу. Да и более того, Курокава сразу почувствовал себя так легко, как никогда прежде.
Ни мама, ни папа никогда не одобряли музыку по-настоящему. Они всего-то лишь говорили: «Да делай, что хочешь», и всё. Это было лучше, чем в семье Юкио, но всё-таки... как же иногда хотелось услышать слова одобрения и получить заряд энтузиазма от них. А уж тем более помощь.
— Я могу помочь тебе, Чиаки. У меня есть знакомый, профессионально преподаёт музыку, — от перспектив и возможностей начинали светиться глаза, — И я буду с вами, если не против. Мне бы очень хотелось послушать твои песни или даже обсудить.
— Э, д-да... я только за!..
— Ну и славно. Вот увидишь, Чиаки, как только ты начнёшь жить свободно и счастливо, Ами будет гордиться тобой.
Тамоцу не заметил, как чёрные глаза распахнулись в шоке. «Ами... будет гордиться мною? — в мыслях повторил он, словно пробуя эту фразу на вкус, — И будет рада... а я никогда не думал об этом, — почему-то казалось, что если он хоть ещё раз возьмётся за музыку всерьёз, то сестра ни за что ему это не простит, — Но если так подумать, Ами ведь правда выглядела очень счастливой, когда видела мои выступления, — и вдруг его словно осенило, — Неужели, она и вправду... гордилась мною?».
— Мгм... — выдал, наконец, Чиаки, — Думаю, Вы в чём-то правы. Может, хотя бы так я смогу осчастливить Ами.
— Даже если не сможешь, главное — осчастливить самого себя. Никогда не забывай это, хорошо?
В ответ на это он лишь кивнул, а про себя подумал: «Какой же он всё-таки хороший».
***
И так жизнь Курокава пошла немного в другое русло, чем то, которое он планировал, но... конечно, не жаловался. Ему пришлось вновь взяться за музыку серьёзно, чему его девушка была только рада. Выкладывать что-то на всеобщее обозрение после того, как забросил музыку на почти что три года (с перерывами то тут, то там), вселяло небольшой страх. Поначалу даже хотелось удалить всё со словами: «Нет, надо перезаписать, я могу исполнить вот эту или ту часть куда лучше», но Тачибана защищал видео чуть ли не своим телом.
Было тяжело пойти против напора не только Рейны, но и его родителей, так что вскоре парень просто смирился.
Какой-то отдачи в первое время не было, но никто её и не ждал, правда. Однако постепенно к новому певцу стал проявляться интерес. Кто-то узнал его, бывшего члена уличной группы, по голосу и с тех пор... что ж, день за днём, шаг за шагом людей, которые хвалили его через отзывы, становилось всё больше. Слышать их похвалу — приятно, с этим не поспоришь.
Но видеть искреннюю гордость в сверкающих глазах Рейны — зрелище, не имеющее никакой цены.
Порой казалось, что Тачибана радовалась за своего парня даже больше, чем он сам за себя. Очень редко, конечно, но... да, такое впечатление и вправду создавалось. Особенно когда она могла практически часами расписывать, как же восхищена и поражена его талантом. Чтобы эти разговоры не тянулись вечно, смущённо приходилось затыкать ей рот рукой и шептать: «Да понял я, понял, не кричи ты так...» («Чиаки, но а как иначе?! Ты должен знать, что ты огромный молодец! Я так рада, что папа всё же уговорил тебя! Теперь больше людей услышат и увидят, какой ты изумительный певец»).
Она умела подбирать красивые, яркие слова, которые не могли не смущать. Впрочем, Чиаки и сам недалёко ушёл — всё-таки умение шутить у него никто не отнимал. Чтобы немного «отомстить», позволял себе подразнить Рейну в лёгкой, шуточной манере, а после наслаждаться любой реакцией, которая появится на лице в этот раз. На школьные годы это уже не было похоже, но ностальгия всё равно появлялась.
И потому любую шутку нужно было контролировать, чтобы ни за что не быть ужасной версией прошлого себя (той версией, которую все знали, как холодного грубияна).
Курокава давно поменялся. Ведь не всю же жизнь оставаться тем вечно недовольным мальчишкой. Шестнадцатилетний Чиаки бы ни за что не поверил, что к двадцати двум годам «идиллией» станет называть свидания с Рейной, долгие ночные разговоры, домашние мини-выступления, просмотр кулинарных шоу, редкое общение с друзьями, от которых он так сильно отдалился, прогулки с Ханако и его друзьями... да, даже с ними умудрился какой-никакой, но всё-таки общий язык.
Шестнадцатилетний он был неплохим человеком, но... и не очень-то хорошим. Тот Чиаки был просто-напросто подростком, с которым теперь во взрослой жизни приходилось бороться. Советы психотерапевта запомнил хорошо, поэтому любой конфликт, который и мог возникнуть дома, чаще всего разрешался достаточно быстро. Этому нельзя было не радоваться по двум причинам: не хотелось видеть Рейну грустной ровно так же, как и не хотелось видеть праведный гнев её младшего брата.
Чиаки любил семью своей девушки, так как успел привыкнуть к ним всем. Но одному члену в начале понадобилось какое-то время, чтобы отношения стали тёплыми. В отличие от родителей, которые вовсю уже обращались с ним, как со вторым сыном. Водили его к преподавателю музыки, помогали с песнями, давали советы о том, как порадовать Рейну теми или иными вещами, всегда встречали с мягкими улыбками на лице, а также тёплой едой. Курокаве нравилось справлять все праздники именно в этой, казалось бы, чужой семье куда больше, чем дома. С родителями он оборвал практически всё общение, но оно и к лучшему. Особенно учитывая, что сейчас в его жизни были взрослые получше.
Не было понятно, почему они проявляли столько заботы к всего-то лишь парню своей дочери, но Чиаки жаловался. Наоборот, наслаждался любой поддержкой и добрым словом. Сам в ответ старался делать сразу две вещи: делать Рейну счастливой и как-то радовать её родственников. Когда впервые сделал подарок Мире на день матери, она почему-то расплакалась. От счастья, конечно.
Но как бы Курокава ни пытался угодить и отплатить за всё, что делали, эти двое всё равно были на несколько шагов впереди.
— Мам... — девушка прервалась на кашель в свою руку, а после повернулась обратно к родителям в проходе, — Пап... не помню, чтоб кто-то из нас вам звонил...
— Вот именно! Вы никому не звонили, даже Ханако. Я испугалась, что что-то случилось! — тут же криком (не рассерженным, а скорее взволнованным) ответила ей мать.
— Всё в порядке, мы просто заболели.
— В этом и проблема, Рейна, ничего не в порядке.
Она всё же запустил их в дом. Покашливая, еле стояла на ногах, пока отец трогал её лоб. Голова очень болела, вдобавок ещё и горела. То же самое было и с Чиаки, который от усталости и жара кое-как вставал с постели. Конечно, дома были какие-то таблетки, но для сразу двоих больных этого недостаточно. Удивительно то, что родители словно предчувствовали, словно знали всё наперёд. И именно поэтому принесли целую тонну лекарств (жизнь с больным сыном научила, как вести себя, когда кто-то в семье начинал даже просто-напросто чихать).
Но несмотря на ужасное самочувствие, девушка всё равно не отходила от родителей. Старалась показать всеми силами, что в порядке. Даже спросила:
— Может, помочь чем-нибудь? И вы, наверное, устали, пока ехали сюда...
— Рейна, ты почему ещё здесь, а не в постели? — отец опять проверил её лоб, а после развернул к выходу из кухни, — Вся горишь! Марш отдыхать, давай-давай.
— Но... — она всё равно попыталась запротестовать.
— Я считаю до трёх. У нас с больными членами семьи разговор короткий.
Шмыгая носом (от тяжёлой простуды), актриса пошла в комнату. Ватные ноги еле донесли её до кровати, куда она сразу упала без какого-либо предупреждения. Почти заснула, но её вдруг притянули ближе к себе и спросили:
— К нам кто-то пришёл?.. — в таком состоянии он еле что разбирал. Только свою девушку и не более.
— Ага, мои родители. Прогнали в комнату, вообще не дали помочь...
— Правильно сделали. Ты же болеешь.
— И ты туда же.
Тачибана устало зарылась горящим от жара лицом прямо в плечо парня. Несмотря на высокую температуру, всё равно было ужасно холодно — до такой степени, что всё тело, покрытое мурашками, непроизвольно трясло. Чёрт бы побрал однокурсника, от которого она подхватил эту болезнь. Теперь жертв вместо одной было целых три. А может, и больше, если кто-то ещё из учащихся заразился. Поздняя осень всегда была по-настоящему худшим временем. Особенно когда люди болели налево и направо.
— Ммг... а я так хотела пойти в парк. Продумала идеальное свидание, знаешь ли, — недовольно и устало промычала Рейна. Хотелось погладить её по волосам, но сил на это не хватило. Так что Чиаки просто положил ладонь поверх светлых прядей.
— Всё обязательно будет. Просто надо... — отвернувшись и закрыв рот другой рукой, прервался на кашель. И после, недовольно поморщившись, хрипло продолжил, — Поправиться.
— Твой кашель звучал не очень хорошо сейчас. Прости ещё раз, что заразила.
— Да забей, говорил же. А ещё теперь у нас есть твои родители... будем здоровы уже завтра.
Полусонно они шутили о всякой ерунде и особенно о целительных способностях еды Миры. И вправду с такой стряпнёй даже лекарства не нужны. Пока тихо смеялись, не заметили, в какой именно момент в комнате появился мужчина. Он дала о себе знать лишь тогда, когда его голос чуть не оглушил двух несчастных больных:
— Выпейте лекарства, а после будет вам вкусная еда! И никаких шуточек про мороженое, пока оба не поправитесь, — после поспешил поднимать их с постели.
— Идём-идём...
***
И эта ночь, наполненная слегка надоедливым пением цикад, тоже встретила Рейну, как родную. Конечно, в это позднее время уже следовало спать, но она не могла — такова её система. Пока она не выполнила какое-то важное задание, нельзя пить, есть, спать и, возможно, даже дышать. Поэтому пока тикающие стрелки часов указывали на то, что до четырёх утра оставалось каких-то пятнадцать минут, девушка вновь и вновь пробегалась глазами по тексту. Она обязана это запомнить.
Перечитывала свои реплики по несколько раз, потому что в первый до неё явно не доходил смысл напечатанного. Наверное, это всё усталость. И всё же так раздражал факт того, что сколько бы Тачибана ни вчитывалась, текст словно расплывался. Со зрением всё в норме. Это проказы именно дурацкого мозга, отказывающегося работать. Складывалось ощущение, словно она принимала наркотики... но по-моему продуктивности было бы больше на них, чем без них.
От отчаянии Рейна уже не знала, что следует делать: дальше ерошить свои волосы в попытках так успокоить себя или же просто вырвать целую прядь (может быть, хотя бы после этого полегчает?). Девушка не совсем понимала, откуда у неё взялись такие мысли. Чем старше становилась, тем сложнее было контролировать эмоции. Иногда они и вовсе были какими-то необъяснимыми, непостоянными, хаотичными. Благо, такая смена не была заметна окружающим... пока что. Если хоть кто-то обратит внимание на столь странное поведение, то будет плохо. Очень плохо.
Ну а пока она в полном одиночестве, можно и злиться на себя, и грустить, и радоваться тому, что получилось отточить ту или иную реплику.
Тачибана не совсем понимала, почему у неё возникали проблемы с запоминанием и уж тем более чтением. Не считая таких вот дней, в целом, она спала по нормальному графику — Курокава заставлял. Взгляд у него порой был действительно суровым, особенно когда он повторял: «Иди спать, не обсуждается. Ты не будешь сидеть над этой работой до утра, а поспишь хотя бы три часа перед университетом. Всё, спать». Вспоминая наставления и поучения, девушка боялась, что её могут поймать на таких вот ночных посиделках. Если Чиаки узнает, что она в очередной раз не спит, потащит спать и отдыхать против воли. А Рейне такого не надо. Ей нужно идеально подготовиться к выступлению в театре.
...вот только как это сделать, когда этот текст перед глазами так и перемешивался с тем, который она разбирала пару дней назад? Хороший вопрос. Знать бы только на него ответ.
«Нет, я заучу. Заучу тут всё вдоль и поперёк, — мысленно пообещала себе девушка, хмурясь. Чтобы не заснуть, пришлось сначала потереть глаза, а потом открыть их руками. Когда это не сработало, в ход пошли шлепки по собственным щекам и даже дёрганье за собственные волосы. Чего только не сделаешь, чтобы выучить нужный материал, — Не засыпать, не засыпать!»
Если бы только Рейна была хоть немного как другие ученики... все актёры её возраста не страдали так, как она. Максимум проблемы у них возникали лишь тогда, когда они даже не начали практиковаться или учить сценарии. А она, отдавая всю себя этому делу, мучилась постоянно. Нужно было больше времени, так как, очевидно, двадцати четырёх часов в сутках не хватало.
Тем временем на часах уже виднелось красивое, но пугающее время: ровно четыре часа утра. Если Чиаки сейчас проснётся, точно придётся пойти спать. Никаких скандалов и ссор не будет, их не бывало никогда... её поведут обратно в кровать. Но, если честно, смысла спать Рейна уже не видела. Да и не уснёт она, когда в голове одно лишь: «Ну почему я не могу запомнить, это же так просто?!».
Снова выделив одну и ту же фразу в конце шестнадцатого листа (так, что предложение уже начинало смазываться) маркером, девушка что-то промычала себе под нос.
Это не первая такая ночь. Часто случалось такое, что она могла пойти спать рано, но посреди ночи соскочить с практически парализующей мыслью: «Я не помню сценарий, я не готова к завтрашнему дню... а я вообще домашние задания-то хоть сделала?!». Иногда могла пойти в ванну и пытаться там практиковать мимику перед зеркалом. Пока всё не было идеально, спать идти нельзя. Почему? Тачибана и сама не знала. Просто так решила.
Рейна решила ещё раз повторить всё в голове с самого начала, но в самом последнем месте опять запнулась. Опять конец этой шестнадцатой страницы. Девушка не выдержал и со злости швырнула листы куда-то в сторону. Однако тут же испугалась, что могла этим разбудить кохая.
Пятнадцать секунд, тридцать, минута... Чиаки не проснулся, поэтому она облегчённо выдохнула. Можно продолжить заучивание реплик дальше.
Тяжело выдохнув, она поднялась со стула и принялась подбирать с пола всё, что разлетелось. «Мне явно нужно что-то крепкое, иначе усну прямо тут, — здраво рассудил девушка, которую так и тянуло зевнуть. Но спать нельзя. Ни в коем случае. Всё обязано быть идеально, — Вроде ещё оставался кофе. Сделаю себе хоть немного...». Рейна прекрасно понимала, что заваривать нормальное, настоящее кофе в четыре утра не стоит, поэтому использовала обычное растворимое.
Что-то в душе подсказывало, что она сделала одно из действий неправильно. Пришлось даже всё проверить, но никаких ошибок или неполадок не обнаружилось. Тачибана делала себе кофе как и все остальные люди... и всё же странное чувство, словно что-то явно не так, не покидало. Девушка ходила туда-сюда и размышляла, откуда вообще взялась такая тревога, до тех пор, пока, наконец, не поднесла кружку к губам.
И стоило сделать один глоток, как сразу же картина прояснилась.
«Горько!.. — выплюнув почти всё, подумала она, — Кофе без молока, да, но оно никогда не ощущалось настолько... э? — и вдруг дошло, когда внимательно всмотрелась в надписи на упаковке. Рейна соображала достаточно медленно, но вскоре поняла, в чём проблема, — Я, что... серьёзно добавила корицу и перец вместо кофе? Ещё и кассию. Всё переделывать теперь... — уставший до одури взгляд опустился на кружку, от которой всё ещё исходил пар прямо в лицо. Ну и как она могла натворить такую глупость? — А хотя... взбодрило меня это знатно. Может, лучше оставить на случай, если снова начнёт клонить в сон».
Времени до семи утра было ещё много. Тачибану ждали сценарий и кружка, полная горькой корицы, перца и кипятка. Она обязательно справится. Как-нибудь, но справится.