глава 2
— Это тоже не то... и это не то, — продолжал шептать себе под нос юноша.
Обе руки тряслись так словно ему было холодно. Сознание уже покидало, но он не смел отрываться от экрана компьютера на дольше, чем две минуты. Совсем ничего не ел уже пятый день подряд, а пил вроде бы... семнадцать часов назад? Всего лишь глоток — и снова к работе. Ему было уже плевать на домашние задания, которые требовалось выполнять. Всё в порядке, профессора из университета справятся и без его писанины.
Сейчас нужно было как можно скорее придумать новую песню — ту, которая подарила бы кому-то желание жить и стремиться к чему-то.
— Это полный бред... — заставляя свои глаза держаться открытыми, всё ещё корил себя парень, — Ами... Для Ами мои песни были ничем... я должен быть лучше! Я обязан, обязан создать песню, которая...
Которая никому не поможет. Как и не помогла Ами. Юную художницу не спасла ни единая песня. И другая подруга, Манами, к сожалению, не стала перечить прихотям родителям. Ей тоже песни, призывающие быть собой, призывающие бороться, не принесли и капли уверенности в себе. Но в голове всё ещё не укладывалось... неужели, её так и заставят стать хирургом против воли? Если это так, то Каеде делал что-то не так. Нужно быть лучше в своём единственном деле.
Тем не менее, он не мог. Просто не мог.
Мураока изнашивал себя до предела и ранее. Однако же весть о смерти подруги, похороны и осознание собственной ничтожности окончательно загнали его в угол. Всё, конец, дальше некуда бежать. Он провалился — не смог придумать того, что смогло бы поддержать девушку в трудной ситуации. Даже Нацуки больше не обрадует его своими шутками и улыбкой, ведь сам не может набраться сил для банального притворства. Всё пошло коту под хвост. Наверное, в этом только его вина.
Волнуясь за состояние любимого сына, мать пыталась помешать работе, выключала компьютер, умоляла отдохнуть. Но Каеде с грубыми криками прогонял её, а после возвращался к созданию той самой песни. Той, которая точно поможет кому-нибудь.
День, два, три... неделя, неделя с лишним. Неважно, сколько времени шло, у него ничего не выходило.
— Я не понимаю почему... почему не выходит? — со злости Мураоки швырнул наушники прямо в монитор. Благо, не разбил, ибо в руках уже совсем не осталось каких-либо сил. Да, даже на такую мелочь. Видимо... он уже просто стал настолько жалким и бесполезным. По щекам побежали горячие, горькие слёзы, — Ами... Ами, прости меня. Прости, что я был таким плохим другом...
Каеде попытался встать, чтобы поднять наушники с пола, но именно в этот момент сильно закружилась голова. До тошноты поплохело, весь мир стал звенеть, шуметь, а после размываться. Организм просто-напросто не выдержал и, воспользовавшись ситуацией, как можно скорее отключился. Мураока упал на пол с глухим стуком.
Удивлённая мать подошла довольно быстро. Сначала подумала, что ей показалось, но всё же решила не игнорировать странный звук. Осторожно открыла дверь, осмотрела тёмную комнату и только спустя пару мгновений заметила тело сына у компьютерного стола.
— Каеде?!
***
«Я больше так не могу. Я старалась, я правда старалась, но больше не выдерживаю. Мне очень жаль. Мне правда очень жаль за всё, но особенно за факт своего рождения.
Простите меня»
Он всё никак не мог выкинуть из головы этот выгнувшийся, вздувшийся от слёз лист и дрожащие, размашистые иероглифы, написанные словно в самом ужасном приступе истерики на свете. Всё же не зря он сжёг эту чёртову записку. Просто выкинуть совесть не позволила, хранить — как-то странно, потому оставался один-единственный выход. Ещё и такой поэтичный... вроде бы. Сестра бы оценила.
Её брату же эти извинения совершенно были не нужны. Зачем она вообще извинялась? «Простите», как говорится, в карман не положишь. Да и вернуть Ами не получится, как ни старайся. Лучше бы вместо этого всего девушка объяснила причину своей смерти. У всех всегда есть причины умирать — это элементарная аксиома. Однако причину старшей сестры понять было просто невозможно.
Чиаки просто желал знать, что и когда пошло не так. Потому что неважно, сколько думал и размышлял, приходил к одному выводу: виноваты рисование, желание сестры стать хоть чуть-чуть талантливой и, конечно же, он сам. Быть может, парню было бы легче жить, если бы Ами воскресла и назвала свою причину.
Тем не менее, спустя ещё нескольких дней появления Рейны в пустующем доме, юноша стал ощущать себя более живым. Эта девушка была словно глотком свежего воздуха. Её приход был подобен отворению окон в душной комнате. Тачибана делала для него слишком много. Её никто не просил, никто не заставлял. Она сама приходила и пыталась сделать всё, чтобы её кохай не впал в отчаяние. Наверняка то же самое делала и с Нацуки... эти мысли, если честно, порождали небольшую ревность. Хоть и звучало абсурдно.
Как бы то ни было, дабы старания сэнпая не проходили даром, Курокава всё же решился заново пойти в школу. Он итак много пропустил, да и заставил всех волноваться. Негоже тревожить близких людей и дальше. Более того, этот поступок будет хорошим примером для Нацуки, чтобы тот тоже появился в стенах школы хотя бы ещё раз.
Первым делом, конечно, юноша стал извиняться перед своими друзьями, которых долго игнорировал.
— Мы всё понимаем, — произнесла Мей, грустно улыбнувшись, — Тебе сейчас нелегко...
— Чиаки, если что, помни, что мы всегда рядом, хорошо? — поддержал её высокий парень. Вторая девушка активно покивала головой в ответ — большие очки на носу последовали за ней.
— Всегда...
Курокава часто думал: «А что будет дальше? Когда мы с ребятами добьёмся популярности на выступлениях, что ждёт каждого потом?». В будущем очень хотелось видеть возле себя всех своих друзей, но то навряд ли сбудется. Все пойдут своими путями — каждый слишком хорошо это понимал. Его маленькую группку постигнет та же судьба, что и труппу сэнпая. Год назад юные актёры также дали своё последнее, самое лучшее выступление и, выйдя на финальный поклон, больше никогда не выступали вместе. Или возможно, всё будет ещё хуже. Всё будет прямо как у музыкальной группы его сестры... вдруг вспомнив о ней, Чиаки вновь ощутил прилив меланхолии. Он просто-напросто не мог перестать винить себя за то, что не был вместе с Ами в тот день. Или не навестил её хотя бы за день до этого. Это, конечно, мало бы что поменяло, но...
...возможно, от осознания, что кто-то переживал за неё, девушке бы стало легче.
Чиаки считал себя полным эгоистом. Наверное, он таким и являлся. Если бы не желание поделиться столь радостной новостью, он бы и не подумал вспомнить о сестре как минимум ещё дня два... что уж говорить про родителей. И вправду как, будучи таким плохим человеком, не винить себя за всё произошедшее?
Ему больше и вправду не нужна была эта маленькая группа из четверых. Они ведь и друзьями стали только из-за музыки и детской мечты получить как можно более преданных фанатов. А затем каждый пойдёт по своей сольной карьере — это так или иначе должно было случиться.
— Кажется, наша команда больше не будет существовать, да? — вдруг спросил подросток, шумно выдыхая. Друзья дрогнули, но после одновременно отвели взгляд кто куда. Ибо Курокава говорил правду, которую они боялись озвучить, — Я по вашим глазам это вижу. У нас нет смысла дружить дальше. Теперь мы более-менее известны, можем выступать отдельно...
— Ну... в этом ты прав, Курокава-кун. Всё-таки, мы и вправду добились чего хотели, — выдохнула Харука, низкая девушка с очками.
— Но! — вдруг встряла её подруга, — Даже если больше не будем петь вместе... я всё равно постараюсь поддерживать вас всех. И особенно тебя, Чиаки!
— Я того же мнения, — покивал Юкио, чьё лицо с шока сменилось на максимальную серьёзность, — Даже если не друзья, мы всё ещё хорошие приятели. И всегда, когда тебя будет что-то беспокоить, пиши и звони нам.
— Именно-именно, мы придём! Поможем, чем сможем. Хоть через пять, хоть через десять лет!
В неописуемом удивлении парень мог лишь продолжать смотреть на трёх подростков, пока вдруг губы не дрогнули в подобии улыбки. Это было незаметно снаружи, но внутри себя Курокава ощутил мимолётное чувство тепла.
— Вот как... спасибо, ребята, — пробормотал он себе под нос, после чего замолк на пару секунд. Вдохнув и выдохнув, чтобы не позволить слезам выступить на глаза, кивнул и вновь обратил свой взгляд на уже бывших напарников, — Если что, я тоже буду а связи.
— Ага! — ответили они трое в один голос.
И они правда сдержали своё обещание. Были рядом, даже помогли круглому прогульщику Нацуки выйти на улицу и увидеть свет за все эти дни. В школу, конечно, ещё долго ходить не сможет и понять его можно... тем не менее, он и вправду был благодарен всем своим знакомым за всю поддержку, что они оказывали. Без лучших друзей было тяжело и одиноко. Вот так в одно мгновение потерять сразу трёх близких людей — страшно. Ами умерла, Каеде совсем не отвечает, как и Манами. Иногда перебирая пальцами свои ужасно отросшие каштановые пряди, уже и сам подумывал: «Было бы неплохо просто взять и убить себя». Однако за ним следили родители и братья. Было бы неловко умирать прямо при них. Приходилось держаться.
Чиаки тоже держался. С появлением светловолосой девушки на его пороге в тот день и вправду стало легче дышать. Всё ещё хотелось реветь от тоски, печали, от гнетущего чувства вины за всё случившееся, но дни сменялись днями, а затем неделями. И немного — шаг за шагом — парень приходил в себя.
Кажется, точно так же, как и родители. Сначала они и вправду переживали, волновались, однако после... видимо, решили, что ничего серьёзного с их сыном не случится. Ведь у него же есть поддержка, есть друзья и семья (хоть сейчас не такая уж и полная). И в особенности у него имелась Рейна. Мама и папа слишком понадеялись на яркую, улыбчивую девушку. Взвесив на ту ответственность за восстановление после такого-то потрясения, они словно забыли, что и сами должны хоть как-то помогать.
Курокава всё терпел, терпел и терпел это неуважение по отношению к его сэнпаю. Думал, что может, родители одумаются, но этого так и не произошло. В один из дней, как только за Тачибаной закрылась входная дверь, парень решил больше не церемониться с матерью и отцом:
— И долго вы ещё будете так использовать Рейну-сэнпая? Что, увидели в ней бесплатного психолога и радуетесь?
— Не говори глупых вещей, Чиаки, она же просто тебе помогает, — выдохнул отец, отводя взгляд куда-то на стену, где раньше висели общие фотографии с Ами, — Никто её не использует. Ну, может, кроме тебя.
— Чт... «кроме меня»? Я пытался её убедить, что не нужно со мной нянчиться, а вы... вы только и делаете, что говорите ей каждый день: «спасибо, что приглядываешь за нашим сыночком, приходи ещё», — под конец голос дрогнул, ведь было мерзко даже пародировать эти слова. Тут не выдержала уже мать.
— Знаешь, Чиаки, ты бы мог быть более благодарным. Тачибана-сан так старается для тебя, а ты... она же пытается помочь!
Со всех сил парень ударил по столу кулаком так, что даже стаканы с недопитым чаем подпрыгнули вверх. Было больно, но боль эта немного отрезвляла и не позволяла срываться на неконтролируемый крик.
— Вот именно!.. Сэнпай старается. Я даже не знаю, зачем я ей нужен и чем заслужил такое хорошее к себе отношение, но она всё равно рядом. А вы?! — женщина вдруг дрогнула, — Где вы всё это время? Ни капли обо мне не волнуетесь!
— ...я не понимаю. Зачем о тебе волноваться? — выдохнув, произнёс отец, чем поверг сына в искренний шок.
— Чего?
— У тебя есть твоя Рейна, разве её недостаточно? Знаешь, у нас, взрослых, свои проблемы. Я и твоя мама потеряли дорогую нам дочь...
Плечи задрожали. Он опустил взгляд вниз, чтобы никто не посмел увидеть, что на глаза стали наворачиваться слёзы. «Дорогая дочь... значит, потеряли дорогую дочь, да? Ту дочь, которой говорили, что у неё нет таланта, которой говорили: «Делай, что хочешь, нам всё равно»?! — думал про себя Курокава сжимая руки в кулаки всё сильнее и сильнее. Так, что становилось и вправду больно. Так, что ногти уже впивались в кожу. Эх, следовало бы их постричь, но руки всё никак не доходят... — Да эта их дочь была больше дороже кошкам на улице! — с губ всё же сорвался предательский всхлип, — Она мне была дорога... я тоже потерял дорогого человека».
— И вы совсем... совсем даже не думаете, что я, как и вы, по ней скучаю?
— Ну почему же, Чиаки, мы верим, что тебе тяжело, — как-то неловко поддержала его мать, — Но пойми, мы сами заняты и... у нас горе, мы же родители. А Тачибана-сан такая добрая, такая хорошая и милая, сама вызвалась тут быть... я думаю, она сможет помочь тебе лучше, чем мы.
— Верно. У тебя есть Рейна, так что всё будет в порядке. Ты просто немного подожди и–
— Тц. Так и думал... вам просто нравится, что вы снова нашли того, кто будет приглядывать за вашим же ребёнком. Удобно устроились, ничего не скажешь, — и после этого парень, даже не пытаясь выслушать то, что ему хотели сказать, забежал в комнату. Громким хлопком двери ясно и чётко дал понять, что разговор окончен.
Но на деле, самое худшее только начиналось. Курокава осознал, что родителям, кажется, и вправду плевать. Что на него, что на Ами... так было всегда. Просто папа чуть хуже, а мама чуть лучше, но а так они оба совершенно ничем не отличаются. При ссоре с ними Чиаки вспомнил о том, что именно из-за отца сестра впервые стала сомневаться в своём творчестве. Он всегда омрачал её дни, сам того не замечая. А вот в жизни сына и вовсе не участвовал.
Как будто так и надо было. Как будто это всё в порядке вещей.
Юноша вдруг понял, что его точно скоро вывернет наизнанку. Это безразличие убивало изнутри, буквально душило. А что если... что если в смерти Ами был виноват не только он? Что если к этому причастны были ещё и мама с папой? Особенно, конечно, папа.
Руки сами потянулись к телефону, однако тут же Чиаки заставил себя остановиться. А вдруг отец прав? Может, подросток и вправду просто пользовался помощью доброй сэнпая? «Я реально настолько ужасный человек? — подумал он, гипнотизируя экран, — Наверное, поэтому Ами больше нет, — глаза защипало от слёз, и стало тяжелее дышать, — А-а, точно. Может, мне пойти вслед за ней? Смысла жить такому, как мне, нет. Никто даже не будет переживать, если меня тоже однажды вот так найдут мёртвым...»
Зачем о тебе волноваться?
Что-то внутри всё равно заставило сквозь слёзы напечатать сообщение Тачибане. Пусть и с ошибками, и хираганой — уже не так важно. Было даже не особо важно, поймёт ли актриса или нет. Курокава в любом случае хотел удалить написанное сразу после отправки. Однако отчего-то сэнпай прочитала практически сразу: видимо, по чистой случайности зашла в сеть в тот же момент.
«А ты будешь грустить, если я когда-нибудь повторю судьбу сестры?»
«Чиаки??! Ты в порядке?! Что-то случилось?!!»
— А, чёрт, не успел удалить... твою же, — всхлипнув, подросток утёр слёзы, чтобы получше разглядеть экран телефона, и продолжил печатать дрожащими руками.
«Ничего не случилось, сэнпай, не переживай. Ответь на вопрос, пожалуйста»
«Конечно, я буду грустить!! Что за вопросы такие? Ты для меня очень важен и дорог! И вообще что у тебя там произошло?!»
«Говорю же, ничего. Чисто теоретически спросил...»
«Дома что-то случилось?»
Парень хотел продолжить писать, что всё в порядке, но вскоре смог остановить себя. «Кого я обманываю? У меня всё абсолютно не в порядке», — подумал Чиаки, вновь и вновь прокручивая только что случившуюся ссору.
«Мне тяжело тут находиться. Каждый раз, когда смотрю в глаза отцу, почему-то вспоминаю Ами. Я сам не понимаю почему...»
«Чиаки...»
«Забей. Ерунду написал»
«Чиаки, я многое прошу, да... но не мог бы ты побольше рассказать о том, как к твоей сестре относились родители?»
Необычный запрос, но Курокава ответил на него без лишних пререканий. Он всё печатал и печатал, рассказывая сэнпаю о том, что происходило в этом доме столько лет подряд. И постепенно успокаивался, ведь Тачибана вновь поддерживала его всё это время. Парень даже подумал, что ему стало легче, после того как он вот так поделился с кем-то этой проблемой. Даже друзья не знали о ссорах, обидах и скандалах в его семье.
Хоть Рейны не было рядом, Чиаки всё равно ощутил, что стало легче дышать. Эмоции девушки радовали и забавляли даже через текст, заставляя улыбаться сквозь засохшие на щеках слёзы. Успокоившись в тот вечер, подросток подумал, что на том всё и кончится.
Однако уже на следующий день сэнпай вновь пришла в его дом. Но не для того, чтобы как-то развеселить, а... чтобы серьёзно поговорить с его родителями (на на повышенных тонах). Разговор шёл долго, муторно. И побеждала явно Тачибана.
— ...вы совсем ни о ком не заботитесь!
— Это неправда, Тачибана-сан, — попыталась оправдаться женщина, уже уставшая от бессмысленной ссоры, ведь она сама явно не выигрывала, — Мы заботимся о Чиаки...
— Я не заметила! Если вы и дальше продолжите так «заботиться» о нём, потеряете и второго ребёнка! — после этих криков в доме, наконец, воцарилась тишина.
Девушка тяжело выдохнула — так, как будто всё это время задерживала дыхание. Она прекрасно понимала, что скорее всего, наговорила лишнего. Или перегнула палку. Однако этим, казалось бы, взрослым и соображающим людям просто необходимо было выслушать эти претензии. Иначе ничего так и поменяется. Оба родителя молчали, молчал и их сын. Курокава, сколько бы ни размышлял, не мог осознать, чем заслужил такое к себе отношение.
Почему именно ему, самому ужасному человеку из всех, так отчаянно пытаются помочь? Он не просил помощи, не думал, что её получит. Парню давно стало привычно равнодушие до такой степени, что не делиться эмоциями и чувствами превратилось в норму. Это было не нужно — всё равно никто не выслушает, никто не подумает, как помочь.
Никто, кроме Рейны. Чудачка, упавшая подростку на голову, или возомнила себя новой матерью Терезой (только ещё лучше), или и вправду... переживала за кохая. Быть дорогим человеком для Тачибаны многого стоит. Удивительно, что раньше юноша совершенно не ценил того, что имел.
— Я изначально думала, что что-то тут не так. Не могла Ами-сан так просто взять и убить себя. У смертей всегда имеется причина, у всех всегда есть своя причина.
Чиаки поднял взгляд вверх. И отчего-то, казалось, прямо в тот же миг зазубрил эти слова. Ведь и вправду... у всего всегда имеются причины. Ни один человек не может умереть без какой-то причины. Значит, у старшей сестры она должна была иметься. Вот только какая причина сподвигла её на самоубийство? Или же это было сочетание причин?
Курокава хотел бы вновь увидеться с сестрой. Просто чтобы узнать, в чём заключалась её причина. К сожалению, она уже ничего ему не ответит.
— И теперь я, кажется, начинаю понимать, почему она решилась на такое... а вы, наверняка, даже не чувствуете вины за собой! — продолжила девушка в недовольном тоне. Она не любила вот так спорить со взрослыми людьми — то было проявлением глубокого неуважения, но... иногда других выходов или вариантов просто нет, — Не обратили внимание на проблемы дочери, пока не стало поздно. Может, хотите, чтобы ещё и с Чиаки произошло то же самое?!
— Тачибана-сан, мы–
— Чиаки нужна помощь! Помощь специалиста! Я, конечно, пытаюсь... но есть вещи, с которыми не знаю как справляться, — кохай постепенно начал понимать, в какую сторону двигался этот разговор.
Ходить к психологу или даже психотерапевту... он никогда не думал, что доживёт до такого. Ему всегда казалось, что он либо магически исцелится, либо просто однажды умрёт. Получать помощь и от любимого человека, и от профессионала? Нет, звучало как бред. Бред, который Курокава не заслуживал. По крайней мере, он так считал.
Тем не менее, Рейна настояла на этом. Под конец разговора мать кохая плакала, а отец сидел тише воды ниже травы. Их даже было жалко — возможно, не стоило озвучивать некоторые вещи настолько резко. Всё-таки они и вправду страдали не меньше своего сына сейчас, и всё же... лучше пусть переживут этот момент и откроют глаза, нежели чем будут жить уже без обоих детей.
«Как же хорошо, что у Нацуки семья совсем не такая. И у меня тоже родители замечательные! Поэтому... даже и не думала, что вообще бывает... такое! — подумала девушка, тяжко вздыхая. За последние дни она и вправду так устала... это было непередаваемо. Пришлось помогать, поддерживать, сочувствовать, дать надежду, что всё наладится, что они переживут эту потерю, — Зато я поступила, как хороший и ответственный сэнпай! Никого не бросила!», — даже бывших друзей, с которыми, как думала, общаться больше не будет. Забавно, что такое событие снова более-менее объединило их.
Тачибана считала, что всё делала правильно. Ведь после своей тирады очень чётко и выразительно намекнула: «Вам самим не помешало бы с кем-то поговорить. И, желательно, поменять свой подход к воспитанию».
***
Чиаки всё ещё не понимал, почему так происходило. Он не мог выиграть ни в одной лотерее, но ему повезло наткнуться на такого человека, как Рейна. Кем же надо было быть в прошлой жизни, чтобы в этой заслужить её? Парень не знал. Наверное, и в прошлом никем хорошим он не являлся. Наверное, сэнпай всё ещё не уходила, потому что её попросили. И она, как послушная собачка, оставалась рядом.
Из-за этого всё больше и больше внутри росло чёртово чувство вины. Вину Курокава испытывал даже за то, что родители и вправду стали искать ему подходящего специалиста. «А заслужил ли я это всё?», — мысли, подобные самобичеванию, преследовали его и день, и ночь. Учитывая все эти проблемы в казалось бы небольшой голове... юноша понимал, что, да, психолог или даже психотерапевт ему необходим.
Однако то не означало, что он его заслуживал, да? Возможно, ему нужно было и дальше страдать. Ведь это именно он не был с сестрой в нужный момент, именно он закрылся от всех друзей, именно он всю жизнь обращался со всеми, как с мусором, именно он...
— Зачем ты столько для меня делаешь? Тебя никто не просил, сэнпай, — решил начистоту спросить Чиаки. Надоело вечно что-то недоговаривать, чего-то не знать, где-то сомневаться... пора бы начинать жить честно, как бы больно ни было слышать и уж тем более произносить правду.
Рейна выглядела удивлённой, это уж точно.
— Верно, никто не просил меня, — согласилась с ним юная актриса, — Я делаю это, потому что сама хочу помочь. И остальные тоже, — говоря это, с широкой улыбкой она подошла ближе к дивану, на котором сидел кохай, — Есть те, кто хочет помочь тебе, ведь знают, что тебе сейчас тяжелее всего. А, кстати, Саяка просила передать, что тоже очень сожалеет и надеется, что всё вскоре будет в поря–
— Ты вечно это говоришь... это своё «всё будет в порядке». Тебя кто-то заставляет без конца это повторять?
— Э... ну, нет?..
Вдруг замолчав, Тачибана не смогла продолжить. На миг она и и вправду задумалась: заставлял ли её кто-то? Кажется, нет. Сколько бы ни пыталась зацепиться за любое воспоминание хотя бы из средней школы, ничего не выходило — все они мгновенно разбежались в тёмные уголки разума, подобно крысам. Девушка, смотря в одну точку, молчала. Мучительно долго, что не могло не напрягать кохая. «Я... э? Не могу ничего вспомнить, — вдруг осознала Рейна, продолжая усердно копаться в своей голове. Она и сам не понимала, зачем ей это вообще нужно было. Поначалу это — секундный интерес, но теперь, когда она действительно не могла вспомнить, это стало, скорее... уже попыткой доказать себе что-то, — Хотя, может, если я не помню, то этого не было? Значит, никто не заставлял... я просто сама всю жизнь говорила, что всё будет в порядке. Ха-ха, точно... так и есть, точно!»
«Всё в порядке», даже если без Ханако и мамы с папой было грустно. «Всё в порядке», даже если брат не поступил в школу мечты из-за болезни. «Всё в порядке», даже если ощущение собственной бесполезности накрывало с головой. «Всё в порядке», даже если у неё что-то не выходило — будь то заучивание сценария или обычная жизнь. «Всё в порядке», даже если больше не получится выступить с друзьями на сцене вновь и теперь приходится двигаться дальше. «Всё в порядке», даже если в будущем у неё будут роли всё сложнее и сложнее, даже если ради них придётся стараться ещё больше...
«Хах... а Чиаки ведь прав, — резко осознала девушка, — Я так часто повторяю одно и то же. Наверное, уже надоел, да?», — на лице мелькнула неловкая улыбка, как будто Тачибане стало стыдно за собственное поведение. Но даже так, она заставила себя произнести:
— И всё-таки! Это не означает то, что я не права! Всё обязательно будет в порядке, всё обязательно наладится, — громко заявила Рейна, — Я говорила себе это каждый день, когда мой брат болел. И теперь с ним всё хорошо, он снова здоров.
— Но с моей сестрой так не будет, — практически прошептал кохай, тут же опуская взгляд, чтобы не видеть, как быстро упала улыбка блондинки.
— Чиаки... я... я знаю. Я знаю, но...
— Неважно, прости. Просто хотел узнать, почему ты возишься со мной.
Актриса сначала удивлённо моргнула, но после того, как поняла эти слова получше, нахмурилась. Хоть и без разрешения, она взяла ладони Курокавы в свои, после чего громко и чётко отчеканила:
— Перестань говорить о себе так, как будто ты обуза. Я помогаю, потому что хочу помогать!
— А я... — на секунду парень засомневался, но всё-таки пересилил себя. Раз собрался жить честно, надо было жить так до конца, — А я, может, хочу, чтобы ты жила счастливо!.. У тебя итак проблем по горло, разве нет? А тут ещё и я, и Ами, и...
— Чиаки, ты... прогоняешь меня? Я сделала что-то не так?
Выдохнув, она только высвободила чужие руки из своих, как тут же её схватили обратно. Причём с такой силой, что Рейна даже вскрикнула от неожиданности. Так и хотелось добавить: «Ты чего? Я же никуда не убегу!». В недоумении она взглянула на кохая, а затем замерла. Сказать что-либо так и не сумела.
— Я никогда тебя не прогоню... я просто, — Тачибана в полном ужасе наблюдала за тем, как глубоко-чёрные глаза дорогого ей человека уже вовсю покрывались прозрачной пеленой слёз. Инстинктивно хотелось протянуть ладонь, чтобы успокоить, но ей уже, к сожалению, крепко сжимали обе руки, — Я вёл себя отвратительно с тобой. В школе я тебя иногда избегал, грубил и дразнил всё время... ты разве не помнишь?
— Не помню. Чиаки, я такого не помню. Ты был и всё ещё остаёшься для меня лучшим и дорогим кохаем, — предельно серьёзно заявила Рейна.
— Всё ты помнишь. И понимаешь, что я тебя просто не заслужил. И всю твою помощь, и всё, что ты сделала...
Еле дыша, Тачибана понимала, что ещё немного и её начнёт трясти. «Да что он вообще несёт? Как он мог не заслужить... что вообще значит «заслужить»? Не надо меня заслуживать, я, как сэнпай, обязана всем помогать! — смотря на то, как кохай пытается не разреветься, девушка вспоминала любимого брата. Его грустные улыбки, его слёзы, даже его крики, полные злости и обиды на здоровую сестру. А после уже повзрослев, хихикал: «Знаешь, иногда кажется, что не заслуживаю тебя. Я... думаю, очень виноват перед тобой». Сейчас Рейна могла лишь смотреть в пустоту и кое-как глотать ртом воздух, — Неправда, всё неправда... каждый мой близкий дорог мне! Это я их не заслужила, а не они меня! Почему никто не понимает?»
— Но я даже ещё не помогла тебе. Если ты так себя чувствуешь, значит я делаю недостаточно, — практически охрипшим шёпотом сказала она, — Мне нужно... нужно сделать для тебя что-то ещё. И я обязательно придумаю что! Поэтому положись на меня, всё будет в поряд–
— Да прекратишь ты или нет?! Пожалуйста, просто за...
Однако Курокава быстро опомнился. Слишком быстро. Он, дрогнув, пришёл в себя и тут же отпустил запястья сэнпая. После этого в полном ужасе от самого же себя захлопнул рот руками. «Почему я... почему я только что... — не смея поднимать глаз на изумлённое лицо Тачибаны, гадал про себя он, — Я чуть не сказал ей заткнуться. Я снова веду себя как в школе, — на глаза опять стали наворачиваться слёзы, но в этот раз от стыда, — Так и знал: я настоящий урод. Неудивительно, почему все, кого люблю, бросают меня... — наконец, парень всё-таки взглянул на Рейну, которая всё ещё ничего не понимала, — Хоть я и не сказал ничего вслух, мне всё равно так противно...»
— Прости, — продолжил парень, рвано выдыхая. И после повторил сказанное ещё несколько раз, — Прости. Я не хотел делать больно.
— Э? А... нет-нет, всё в порядке! Смотри, руки совсем не болят, — в момент показав привычную лучезарную улыбку, сказала Рейна.
— Я не про это. И ты это знаешь.
Тачибана склонила голову вбок, как бы показывая всем своим видом, что нет, ничего она не знала. Внимательно проследив за этой реакцией, Курокава устало вздохнул. И резко протянул обе свои ладони вперёд — пытался понять, испугается ли сэнпай или нет. Особенно после их некой... ссоры? Конфликта? Что это сейчас вообще такое было? Делиться чувствами было так странно и непривычно, но одновременно приятно. Он словно скинул со спины тяжёлый рюкзак, что давил на плечи, и теперь смог начать расслабленно дышать. Наверное, быть честным — не так уж и плохо. Надо быть таким как можно чаще.
Неловкое молчание затянулось на три или четыре секунды. Может, чуть-чуть дольше. После Рейна сообразила, что ей надо что-то сделать, поэтому аккуратно накрыла ладони кохая своими. От прикосновения стало ещё легче, чем до этого. Как будто этим девушка говорила: «Всё хорошо, я рядом».
— Мне не надо было тебя обвинять, прости. Ты стараешься как лучше, а я...
— А ты просто слишком многое пережил. И сейчас тебе нужно как можно больше людей, что помогут с твоей проблемой, — всё также улыбаясь, шептала девушка, — Ты мне очень дорог, Чиаки... поэ-то-му! Я с тобой «не вожусь», я тебе помогаю пережить этот тяжёлый жизненный момент!
— А взамен? Неужели, ты даже не хочешь ничего взамен? — уточнил кохай, словно всё ещё пытался уловить обман в чужих словах.
— Нет, мне ничего не надо! Достаточно уже того, что я могу кого-то осчастливить.
«А тебя кто осчастливит? — подумал Чиаки, но вслух так и не решил озвучивать эту мысль. Мало ли, вдруг это заставит Рейну замереть снова, — Я хочу быть тем, кто позаботится о тебе, но... а что я могу дать? Такой же бесполезный, как мой отец, — а после еле сдержал себя от горькой усмешки, — Если не хуже. Но мне правда хочется делать для сэнпая что-то большее, как-то помочь...»
Курокава, стряхнув с себя чужие руки, присел на диван. А после похлопал у свободного места рядом с собой. Явно не сумев понять ситуацию с первой же секунды, девушка в очередной раз удивилась.
— Приляг. Ты же устала, даже в университете задержалась, — наконец, дошло, что от неё требовалось. Только было не совсем понятно зачем, — Ну правда, видела хоть своё лицо? Выглядишь так, будто не спала три дня.
— Кто бы говорил! Ты выглядишь куда хуже меня!
Рейна слишком поздно осознала, что вообще сказала. Удивлённо моргнув, девушка пару секунд смотрела в пустоту, после чего тут же опомнилась и принялась извиняться, при этом приговаривая: «Стой, нет, я не это имела в виду!». Вот только Чиаки вместо того, чтобы ощутить хотя бы укол обиды, отчего-то рассмеялся. Впервые за последние три недели. Его смех звучал крайне непривычно — так, что блондинка даже застыла. Не смея двигаться, просто стояла и внимательно слушала.
Наконец, прекратив чуть хрипло хихикать, кохай произнёс:
— Да понял я, понял. Ложись уже, пока не свалилась в обморок.
— А вот и не свалюсь! Я никогда не устаю, чтоб ты знал, — но Курокава, словно не услышав этого, вновь похлопал по дивану. Как бы приглашая устроиться там, — У-угх, ты...
— Сэнпай, мешки под глазами тебе не идут. Отдохни хотя бы пять минут, пожалуйста.
Тачибана дотронулась рукой до лица, словно подумала, что так получится понять, есть ли у мешки или нет. К какому-либо выводу она, правда, не пришла. Однако заявление кохая звучало убедительно: и вправду, негоже ей выглядеть уставшей. Надув щёки от досады (потому что победа осталась за Курокавой), девушка всё же пересилила свою гордость и забралась на диван.
Она долго думала прежде чем лечь на маленькую подушку, рядом с кохаем, но всё же смирилась со своим положением. Наверное, ей действительно не помешают пару минут сна. Или простого отдыха. Опустив голову вниз, Рейна выдохнула и позволила себе расслабиться впервые за три недели. Иногда же можно было делать исключения, верно?
Облегчённо выдохнув, Курокава почему-то почувствовал себя дома, как никогда прежде. Это было даже не странно, а скорее неожиданно. В шестнадцать лет он бы не подумал, что однажды ему понравится оказаться в подобной ситуации, однако сейчас... Чиаки был бы не против и душу продать, лишь бы эти мгновения тянулись часами. Руки сами тянулись к покрашенным в приятный блонд прядям — их так и хотелось гладить со всей возможной нежностью.
Сам того не заметив, кохай начал играться с чужими волосами.
— Я твой сэнпай, — буркнула Рейна, — Сэнпаев по голове не гладят, — затем нахмурилась ещё сильнее, — Уважай старших.
— А кто говорил, что я глажу? Просто трогаю, — хмыкнул подросток, хоть это и была очевидная ложь.
— По-моему ты делаешь это как-то не так...
Тем не менее, дальше Тачибана возражать не стала. То ли смирилась, то ли ей действительно нравилось получать к себе такого рода внимание, а также заботу. Казалось, ещё немного и она замурчит. Наверное, у неё давно не было момента, когда её могли просто погладить вот так по голове, похвалить за что-либо, а потом спросить, что происходит в жизни. Именно всё это сейчас делал Курокава. И на удивление быстро заметил, что что-то не так: у сэнпая резко изменилось поведение. В этой позе она стала более открытой, более уязвимой... не то чтобы это плохо.
Очень плавно и хитро Чиаки свёл обычную беседу к тому, чтобы выяснить проблему девушки. И она, постепенно засыпая от почти невесомых прикосновений, отвечала всё в больших деталях. Начался рассказ вполне обычно, даже весело, ведь она говорила про смешные ситуации в своём университете. Но постепенно стала вспоминать театр и своё вчерашнее выступление на репетиции...
Она забыла все важные реплики. Наверное, так на ней сказывалось изучение английского. Родной и иностранный языки смешивались в голове, потому Тачибана забыла, что ей следовало говорить на японском. Ну, именно так это ей объяснили однокурсники. На неё никто не злился, помимо... её самой. Девушка считала, что это всё просто глупые отговорки. И что ей нужно было стараться упорнее, чем она делала это сейчас.
Рейна делала недостаточно. По крайней мере, сама так считала.
— ...сэнпай? Ты в порядке? — вдруг голос кохая заставил её несколько раз поморгать и вернуться в реальность, — Резко замолчала... что-то случилось на этой твоей репетиции?
Она, закрыв рот, опять замерла. Крайне не хотелось оставлять дорогого человека без ответа, но что вообще можно было сказать в такой ситуации? Эта проблема казалась ничтожной, по сравнению с тем, что переживал Чиаки. Именно поэтому девушка молчала. Её до этого спокойный взгляд сейчас наполнился такой тоской и грустью, что кохай просто не мог не испугаться.
— Ты не хочешь об этом говорить?
— Это... забудь, — наконец, она всё же заставила свой язык пошевелиться, но голос вышел наружу тихо. Как же хорошо, что у Курокавы отличный слух, — Правда. Вся эта ситуация... глупая.
— Она не глупая, если ты плачешь из-за неё, — вслед шепнул подросток.
Только неизвестно, почему он шептал. Может, решил, что теперь им двоим нужно разговаривать вот так. Или не захотел портить атмосферу. Или заволновался, что напрочь спугнёт Тачибану.
— Кто сказал, что я плачу?! Ты видел, чтоб я плакала? Эх... да и вообще всё правда было очень глупо, это всё потому что я тупая, и уже неважн...
— Ты не тупая, — она попыталась возразить, но Чиаки вовремя успел её перебить, — Нет, слушай. Ты не тупая. Даже когда я тебя дразнил, никогда не говорил, что ты тупая, — девушка чуть призадумалась. И вправду он её никогда так не оскорблял. Да и не оскорблял вовсе, — Ты забывчивая то тут, то там, но это ещё никого не делало тупым, — актриса выдохнула, как бы принимая свою участь — участь того, кому придётся выслушать комплименты и же поддержку в свою сторону, — Хотя... нет, ладно, я тоже виноват. Много тебе наговорил в своё время, да?.. Но я правда не имел в виду ничего плохого.
— Я знаю, Чиаки, это не твоя вина. Это я тупая...
— Сэнпай, правда, ты не тупая. Понимаю, что мне из всех людей ты веришь меньше всего, — на это девушка чуть покачала головой, как бы показывая, что протестует, — Но ты человек, которого я люблю, и мне важно, чтобы ты поняла кое-что: никакого принижения себя, идёт?
Они совсем не заметили слова «люблю». Казалось, и Чиаки, и Рейна пропустили эту часть мимо ушей. Не специально, конечно. Просто оба были заняты немного другим: самооценкой уставшей и сонной девушки.
— Если снова будут такие мысли, говори мне, — продолжил Курокава, всё ещё не смея убирать руку с чужой головы, — Я не умею красиво говорить, как ты и твои друзья. Но всё равно помогу тебе в любой ситуации... какой бы она ни была. Идёт?
— ...идёт. Я тебя поняла.
Подросток, на выдохе шепнув: «хорошо», смог расслабиться вновь. Рейна всё ещё не рассказала свою проблему целиком, но не надо быть гением, чтобы догадаться: что-то плохое случилось на репетиции. Опять проблемы с представлениями... как же Чиаки её понимал. Понимал, поэтому хотел поддержать.
Однако сейчас она не желала говорить. Вместо этого старалась ютиться как можно ближе к своему кохаю, чтобы получить больше ласки. Быть может... за всю жизнь ей уже надоели слова, поэтому она хотела получить именно прикосновения? Если теория Чиаки верна и он всё правильно понял, то...
— Хорошо, не будем это обсуждать, — девушка тут же издала облегчённый выдох, — Сейчас. Ибо ты устала. Как только чуть отдохнёшь, я от тебя не отцеплюсь. И ты это знаешь, — в ответ последовало раздражённое цоканье. Парень лишь хмыкнул, — Ладно, неважно. Хочешь поговорить о чём-то другом или...? — на это ему ответили кивком. Слов всё ещё не было, будто бы молчанием Рейна изо всех сил пыталась восстановить заряд своей эмоциональной батареи, — Тогда, поговорим о, хм-м... еде?
— Со мной этот разговор будет скучным, — мрачно ответила девушка, не желая вспоминать все моменты в свои жизни, когда ощущала к еде искреннее презрение и ничем не прикрытую ненависть.
— И вот опять ты за своё... для меня каждый разговор с тобой интересный.
Это заставило Рейну глупо улыбнуться. Неужели и вправду смутилась от простого комплимента? Людей, которые от такого покраснеют, ещё поискать надо... тихо хмыкнув, Чиаки продолжил аккуратно и размеренно проводить ладонью по голове сэнпая. Прикосновения действительно успокаивали — даже лучше, чем можно было представить. Этот момент между ними двумя был столь уютен, что Тачибане не хотелось портить его своими переживаниями.
Более того, эти переживания постепенно стали отходить на второй план. Она обязательно расскажет обо всём, когда чуть отдохнёт. Или, может, завтра, но точно расскажет. Ведь кохай стольким с ней делился. Будет вежливо ответить ему тем же и открыться хотя бы немного.
Сейчас же Рейна молилась, чтобы никто и ничего не испортили ей эту домашнюю атмосферу спокойствия.
— Понял... — шепнул себе под нос парень. И потом улыбнулся уголками губ, — Тогда-а... мюзиклы? — сэнпай вмиг навострила свои уши, словно кошка, — Они ведь тебе нравятся, да? Я, кстати, смотрел парочку...
— Э? Правда?! А какие, какие? А ты знаешь про–
Ни с того ни с сего глаза Тачибаны прямо-таки загорелись азартным огоньком. Стоило упомянуть её интерес, как заставить умолкнуть уже невозможно. Ну, Курокава того и не хотел. Наоборот, ему было только в радость сидеть и, гладя сэнпая по волосам, слушать её рассказы про всевозможные мюзиклы — было совсем не удивительно, что она знал так много. Быть может... даже слишком много.
Иногда Рейна прыгала с места на место в своём разговоре. Или даже путалась, после чего спрашивал: «Так, а о чём это я говорила?». Чиаки же, внимательно слушая каждое слово, всё тщательно объяснял. И тем самым возвращал девушку в нужную точку, на которой она остановилась, прежде чем сбиться.
Конечно, кохай всё-таки больше слушал, нежели говорил что-то своё. Ему больше нравилось наслаждаться наполненным жизнью и энергией голосом девушки. Но выставлять себя безучастным не хотелось, потому Чиаки либо кивал, либо отвечал тихим «мгм-мгм», либо изредка давал свою реакцию то на одно, то на другое событие в сюжете очередного мюзикла.
И всё же постепенно актриса стала успокаиваться. Ей было весело говорить о мюзиклах и делиться всей заученной информацией, но усталость брала своё. Всё же кохай прав: Тачибана, переживавшая за судьбу каждого из своих близких, ужасно спала в последнее время. Даже с братом стала общаться как можно чаще из-за паранойи.
Ханако клялся, что с ним всё в порядке, что у него жизнь, особенно сейчас, лучше некуда, но... что ж, её старшая сестра просто не могла не волноваться.
— И потом... там... — Рейна прервалась на зевок, после чего уже как-то очень сонно закрыла глаза, — Да, там... главная героиня, мгм...
— Спи уже. Тебе не помешает.
Чтобы девушка и вправду, наконец, заснула, Чиаки решил напеть мотив песни, известной лишь ему самому. Рейна ощущала себя ребёнком, которого просто-напросто убаюкивали. Тем не менее, совсем не жаловалась. Вместо этого, наоборот, улыбнулась во сне пошире.
Когда сэнпай окончательно уснула (это можно было понять по тому, как тело вмиг расслабилось), парень всё-таки осмелился спеть песню заново. Но теперь уже со словами.
***
Первые приёмы у врача для Чиаки проходили мучительно. Наверное, даже слишком мучительно. К сожалению, рассказывать что-то о своих самых потаённых проблемах абсолютно незнакомому человеку было сродни средневековой пытке. Но он точно знал: друзья и семья в его проблемах уже не помощники. Как бы они ни старались поддержать, правда оставалась правдой — требовался специально обученный для таких случаев человек.
Поначалу довериться этой странной женщине звучало как сомнительное предложение. Что если она осудит? Скажет, что все его проблемы — ерунда? Или признает, что он и вправду виноват во всём случившемся? Курокава правда боялся этого. В начале, конечно. Однако чем чаще ему приходилось сидеть здесь, тем... кажется, легче становилось. Даже появилась мотивация вернуться на свою подработку, при этом всё ещё обучаясь в школе.
Ах да, школу, к сожалению, бросать нельзя. Чиаки приходилось заставлять себя просыпаться каждое утро через огромную силу. Иногда он думал, что жизнь бессмысленна, или рассуждал: «А нужно ли это всё? А стоит ли вообще открывать сегодня глаза?». Однако после вспоминал все советы своего психотерапевта, слова Рейны и друзей и... с тяжким вдохом опускал ноги с кровати. При этом надеялся, что «сегодня» у него будет гораздо лучше, чем «вчера».
Так он жил всю свою жизнь — верил и ожидал лучшего «завтра», в котором ему, наконец, станет приятно и хорошо жить. А не просто существовать.
Недели шли и, кажется, посещения психотерапевта начинали давать какой-то эффект. Забавно, что началось всё как раз с психолога, и уже в процессе юноше прямо в лицо заявили: «В вашем случае необходим специалист посерьёзнее». Всё, видимо, и вправду было настолько плохо... даже грустно как-то.
Несмотря на то, что теперь Чиаки получил ту самую необходимую ему помощь, Рейна никуда не уходила. Она и не думала его бросать. Наоборот, продолжала дальше и дальше вытягивать из самых ужасных моментов в жизни, из самых плохих мыслей о себе. И честно, кохай уже не знал, чем же ей таким отплатить за столь бескорыстную доброту. Может, всеми органами в своём теле? Домом в Монако? Душой?
Парень всё время убеждал себя, что делал недостаточно. Для его сэнпая внимания и того, что она просто была нужна, более чем достаточно. Вот только сам Курокава так не считал. Ну или же не понимал. В его мировоззрении, что успело поменяться ещё год назад, он был самым худшим человеком на свете, который ничего не мог дать другим. А вот Тачибана... наверное, святоша. Иначе уже и назвать было нельзя.
— Сэнпай, ты снова без шарфа?.. — пробормотал себе под нос Чиаки, встречая девушку у кафе.
Запыхавшаяся от бега Рейна опять опоздала, ибо перепутала время встречи. И даже не смогла сразу начать оправдываться. Понадобилась секунда, а точнее все пятнадцать.
— П-прости... я забыла, — ответила, наконец, онк, после чего поспешно добавила: — Я правда положила шарф на видное место в этот раз! Даже ещё посмотрелась в зеркало перед уходом, чтобы точно проверить, что всё на месте, но...
— Неужели, не поняла, что шея открыта, когда вышла на улицу?
— Ну, я... слишком торопилась...
Чиаки смерил её уставшим взглядом, по которому так и читалось: «Ты серьёзно?». Но как-либо обвинять или осуждать не намеревался. Вместо этого просто стянул с себя тёплый вязаный шарф и без лишних вопросов обмотал его вокруг шеи сэнпая.
— Э? Э-э?! Но как же ты?! Теперь ты заболеешь! — пожаловалась девушка, уже готовая снять с себя чужую вещь. Однако руки Курокавы не дали этого сделать.
— Я более устойчив к холоду, а вот ты — нет.
— Но я же сэнпай, а ты...
— Приговор обжалованию не подлежит. Теперь мой шарф — твой шарф.
Пробурчав себе что-то под нос, актриса всё же смирилась со своей судьбой. Даже несмотря на то, что ей всё ещё было стыдно: она ведь принесла кохаю дискомфорт, а хорошие сэнпаи так не поступают.
Но Чиаки уже давно стало всё равно на эти самые неудобства. Постепенно он просто... смирился с мыслью, что его сэнпай была до ужаса растерянным человеком. Столь серьёзная забывчивость, конечно, насторожила бы любого, но Рейна убедительно заверяла: «Со мной всё абсолютно в порядке!». И ещё что это просто такая особенность, на которую не следует обращать слишком уж много внимания. Когда юноша спрашивал: «У тебя одной в семье такие проблемы с памятью?», разговор обычно заканчивался на чём-то другом. Так как всё время девушка будто специально пыталась перевести тему как можно скорее.
Она извинялась за то, что забыла место и время встречи, забыла надеть носки, забыла, что выкидывать в мусорку нужно именно упаковку от молока, а не кружку, забыла... да так можно было перечислять до, откровенно говоря, бесконечности. Однако Рейна продолжала эту песню: «Всё в порядке, это просто небольшая забывчивость! Но в следующий раз я обещаю, что не забуду!». И вроде как исполняла свои обещания.
Именно поэтому Чиаки всё также вёл себя глупо: создавал будущему себе такие проблемы, какие потом решить уже будет просто-напросто невозможно. Искренне любил, поэтому наивно верил во всё, что говорила ему Рейна.