Этот мир не для нас
Джоан стояла на балконе. Рубашка слегка развевалась на ветру, а джинсы облегали её стройные ноги. Обувь была удобной и практичной. Её лицо было серьезным и задумчивым, глаза внимательно изучали происходящее внизу. Взгляд был устремлен куда-то в даль, к переплетению жизней и судеб людей на площади. Её короткие русые волосы подстрижены небрежно, но это придавало ей некий шарм.
Прислонившись к балконной периле, Джоан казалась слегка отстраненной от происходящего вокруг, словно она была там физически, но её мысли уносили её куда-то далеко от этой площади, доносящей звуки жизни в карантинной зоне.
— Внимание. Помощь преступникам карается смертной казнью. Не подвергайте себя риску. Немедленно докладывайте о подозрительных лицах.
На площади одна за другим стали появляться военные машины. Джоан поспешила уйти с балкона.
— Джо-Джо, — ласково прозвучал голос, успокаивающий и знакомый.
Джоан, будучи поглощенной своими тревожными мыслями, почувствовала, как напряжение покидает её тело, смешиваясь с волнением от неожиданного визита.
— Привет, Мэв, — ответила она с легким удивлением в голосе, обращаясь к подруге.
Мэв подошла поближе, и её глаза на мгновение скользнули в сторону окна, на источник беспокойства Джоан, затем она окинула взглядом уютно обставленную комнату.
— Просто захотелось увидеться, знаешь же, какие сейчас времена... Любая возможность поболтать — сокровище.
Джоан кивнула, позволяя улыбке прикоснуться к своим губам.
— Это правда. Очень рада тебя видеть. Надеюсь, у тебя всё в порядке?
— Всё хорошо. А у тебя? Ты в порядке? — Мэв коснулась руки Джоан, и их взгляды встретились. И обе прочли в глазах друг друга, что не все в порядке. Все совсем не в порядке.
— Просто трудные времена, — сказала Джоан с полуулыбкой, прикрывая волнение. Где-то в глубине души она боролась с беспокойством о Винце, который сейчас где-то за Кордоном на опасном задании. Очертания его лица мелькали в её мыслях, вызывая мурашки тревоги по коже. Адам вообще неизвестно где. Джоан чуть удар не хватил, когда муж ей сообщил недавнюю новость.
— Да, дорогая. Времена нынче тяжелые, — прозвучали слова Мэв, и её глаза на мгновение затуманились невидимой тяжестью. Она подумала о Томасе, с которым отношения стали скользким и крутым ледником, который ей приходилось каждый день осваивать заново. Это беспокоило её, повергало в сомнения, и в крайнее одиночество.
Хотя Мэв пришла с расчётом поделиться своими переживаниями, увидев озабоченный взгляд подруги, она решила промолчать. В текущей обстановке она не хотела увеличивать бремя на плечах Джоан. Вместо этого, Мэв мягко улыбнулась, взяла руки Джоан в свои и стиснула их в тихом жесте поддержки.
— Пойдем, я заварю чаю, — предложила Джоан, стремясь нарушить неловкое молчание и наполняя голос искусственным весельем.
— Было бы неплохо, — согласилась Мэв.
Переходя в маленькую, но уютную кухню, Джоан наполнила чайник водой и поставила его на плиту. Спокойствие домашних обязанностей придавало ей уверенности и позволяло кратковременно отвлечься от тревог внешнего мира. Мэв, между тем, села за небольшой кухонный стол, наблюдая за подругой. Она понимала, что такие моменты, проведенные вместе за чашечкой чая, — это не только убежище, но и редкий шанс для искреннего общения, такого важного для обеих. Сквозь кипящую воду сквозь шипение газовой плиты они поделились теплыми взглядами, полными сострадания и понимания.
— Знаешь, — начала Мэв, когда тишина стала слишком громкой, — иногда я чувствую, будто мы с Томасом говорим на разных языках. Как будто между нами выросла стена, и мы не знаем, как её разрушить.
Джоан мягко ахнула. Она вынула из шкафа две чашки и поставила перед Мэв.
— Я понимаю, как это, — её глаза отразили собственную тоску, когда преломляли в себе огонек надежды, — Винц тоже часто молчит. Ходит сам не свой. Эта война отразилась на всех нас.
Мэв подтвердила кивком, принимая чашку.
— Именно так. И когда каждое слово может быть услышано кем угодно, это заставляет тебя молчать и просто... чувствовать.
Прозвенел свисток чайника, пронзая тишину их разговора, и Джоан быстро выключила его, наливая горячую воду в их чашки. С дополнительными чайными листьями запах распространился по комнате, оберегая их от более тяжелых мыслей.
— Я боюсь, что теряю его, — сказала Мэв, пробуя первый глоток и кривясь от терпкости чая, которая казалась отражением её внутренних чувств.
Джоан посмотрела на подругу, глубоко вздохнув, беспокойство отразилось в её глазах. Мэв задержала взгляд на взметнувшемся паре от горячего чая, словно в нем можно было увидеть отражение ее нерешенных мыслей и тревог.
— Ты знаешь, наше общество словно кокон, как будто все вокруг сдавлено и ожесточено, — начала она, аккуратно ставя чашку на стол. — А Томас, он так занят работой и вечным стремлением соответствовать ожиданиям, что кажется, мы отдаляемся друг от друга с каждым днем.
Джоан внимательно слушала, ее сердце сжималось, она чувствовала боль подруги. Не оборачиваясь, чтобы Мэв не заметила ее беспокойства, она медленно размешивала чай ложечкой, отгоняя свои собственные мысли о Винце и Адаме, об опасности, в которую они могли попасть.
— Я вижу, — кивнула Джоан, подбадривая подругу взглядом. — Эти испытания, через которые мы все проходим, делают нас сильнее, хоть иногда и кажется, что разрушают изнутри. Но помни, что между людьми, которые любят друг друга, всегда существует невидимая нить, независимо от преград. Вспомни, за что мы боремся. За свободу, за любовь, за моменты, которые мы разделяем. Мы обе знаем, насколько это сложно, особенно сейчас. Но мы не будем сдаваться, верно? Мы пройдем через это вместе.
Мэв уловила в ее словах не просто утешение, но и призыв к борьбе за свое счастье, даже когда кажется, что всё против тебя.
— Да, ты права. Мне нужно будет поговорить с Томасом, взглянуть правде в глаза. Независимо от того, какие трудности нас окружают, мы должны стараться сохранять связь, — медленно проговорила Мэв, набравшись решимости.
— Именно так, — подтвердила Джоан, улыбаясь. — Говорить друг с другом — значит любить друг друга. И все мы заслуживаем этой любви, даже когда мир вокруг нас кажется холодным и бездушным.
— Спасибо, Джо-Джо, — проговорила Мэв с благодарной улыбкой. — Несмотря на всё, ты всегда находишь слова поддержки. Но.твои глаза так печальны. Что тебя гложет?
Джоан на мгновение смолкла, взгляд её застыл на неспешно поднимающихся парах от чашки чая. Она чувствовала, как вопрос Мэв оставил в воздухе мягкое давление; словно невидимая рука пригласила её открыть душу. Ей нужно было выбрать слова так, чтобы не вызвать беспокойства у подруги, ведь каждое из них несло груз.
— Винц, — голос её дрогнул, прежде чем она собралась с силами. — Его задание за Кордоном... это всегда рискованно, и всякий раз, когда он уходит, мне кажется, что сердце остается где-то в воздухе, не способное упасть обратно на место, пока он не вернётся.
Мэв с сочувствием посмотрела на свою подругу. Она понимала беспокойство Джоан, сама чувствуя тяжесть неопределенности в своих отношениях. Оставаясь одной, Джоан встречала каждый день с тревогой, которая неизбежно подкрадывалась, когда близкий рискует своей жизнью.
— Я вижу, как это тяжело для тебя, — тихо проговорила Мэв, прикасаясь к руке подруги. — Но ты сильная, Джо-Джо, у тебя большое сердце. Винц является частью тебя, но ты существуешь и сама по себе. И ты справишься, как всегда.
Джоан кивнула, чувствуя, как её глаза наполняются слезами. Она была благодарна за принятие и понимание, которое Мэв ей оказывала.
— Адам... совсем не появляется дома. Я даже не знаю, где он, — говорит Джоан, пытаясь спрятать слезы. — С Рождества у нас натянутые и не доверительные отношения. С Винцем они не разговаривают. Это постоянное напряжение так давит... А вчера он и вовсе ушел из дома.они повздорили, Винц не сказал из-за чего, так что я даже не знаю, — переходит на короткие рыдания и прикрывает тыльной стороной руки рот.
Мэв понимающе кивнула, в её глазах появилось сопереживание, которое только истинные друзья могут отразить, когда слышат о чужой боли.
— Это действительно тяжело, Джо-Джо, — тихо произнесла она, — чувствовать разлом в семье, особенно когда мир и так перевернут вверх дном. Ты общалась с Адамом вообще после Рождества?
Джоан пошевелилась на стуле, чуть нахмурившись.
— Он иногда говорит со мной, но все так... формально. Мы общаемся, но это беседы ни о чём. Он закрылся от меня. И я чувствую этот барьер между нами, который растёт с каждым днем, — голос её дрожал от напряжения, которое она старалась сдерживать.
Мэв поддерживающе сжала её руку, стараясь передать часть своего спокойствия.
— Может быть, дать ему немного времени? Иногда расстояние и терпение могут исцелить разрывы. Даже молодые люди, взрослея, ищут свой путь, своё пространство... Адаму пришлось быстро повзрослеть. Кажется, новый мир совсем не создан для детей... — она на мгновение замялась, — но это не значит, что любовь исчезает или уменьшается. Он всё еще твой сын, и ты — его мать, независимо от обстоятельств.
— Да, возможно, ты права, — нерешительно произнесла Джоан. — Это просто... Когда они уходят, когда между вами происходит столкновение, ты начинаешь сомневаться во всем, что когда-либо делала как родитель...
Обе знали, что нет волшебных решений для семейных разногласий, особенно когда они углубляются под влиянием внешнего давления и внутренних конфликтов. Но иногда просто возможность высказать всё что на душе, зная, что тебя выслушают без осуждения, может стать исцеляющим бальзамом.
— Главное — продолжать напоминать ему, что ты здесь, и ты его любишь. А когда он будет готов, он вернется, — заверила Мэв, искренне надеясь, что время и терпение помогут исцелить их семейные раны.
— Спасибо, Мэв, — прошептала она. — Твоя поддержка значит очень много. Время от времени, когда мне становится особенно трудно, я напоминаю себе, что мы все боремся со своими демонами.
Не все так просто в этот неспокойный час. Но дружба, тихий оазис истинности и поддержки, была одним из немногих мест, где они могли позволить себе чувствовать себя свободными хотя бы на мгновение.
***
Пейзаж пустынного города наполнен мрачностью и тоской. Разрушенные здания, покрытые слоями пыли и грязи, только слегка обрисовывают то, каким величественным когда-то был этот город. Обломки стекла, громоздящиеся на заброшенных улицах, отражают тусклые лучи солнца, пробивающегося сквозь плотный слой пепла в унылом небе.
Сгнившие транспортные средства, перевернутые и разбросанные как игрушки в огромной песочнице, ржавеют на обочинах разбитых тротуаров. Витрины магазинов разбиты, их прежние товары давно рассыпались или истлели под воздействием времени и природы, которая медленно, но верно забирает назад землю, когда-то захваченную человечеством.
Остатки рекламных билбордов и неоновых вывесок теперь лишь жуткие мемориалы прошлого великолепия, мерцающие в прошлом яркими цветами, теперь покорежены и безжизненны. Звуки тишины пересекаются с едва слышным воем ветра, пронизывающим разрушенные здания и щели разбитых окон.
— Черт...черт... Черт, — взрывается Винц, отрывая взгляд от стола. — Как? Как, мать их, они узнали?
Он уставился на Томаса, который тоже находился в его кабинете.
Томас внимательно наблюдал за вспышками гнева Винца, зная, что это будет не простой разговор. В кабинете стало напряженно, и со стен посыпалась пыль, когда Винц махнул рукой, сметая бумаги, карты и чертежи со своего рабочего стола.
Винц метался по кабинету, словно загнанный зверь. Его мысли путались, а в груди клокотала бессильная злость.
Цикады. Чертовы повстанцы, которые раз за разом ускользали от них, словно тени. И вот теперь, когда они наконец вычислили одну из их баз, когда послали туда отряд лучших солдат... Цикады снова оказались на шаг впереди.
Они ушли. Исчезли, словно их никогда и не было. И все труды FEDRA, все их планы и надежды — коту под хвост.
Винц остановился посреди кабинета, тяжело дыша. Он уперся ладонями в стол, опустив голову. На какое-то мгновение в комнате повисла звенящая тишина.
— Как они узнали, Томас? — спросил Винц глухо, не поднимая глаз. — Как, черт возьми, они всегда оказываются на шаг впереди нас?
Томас сделал осторожный шаг вперед. Он знал друга достаточно хорошо, чтобы понимать — сейчас тот на грани.
— Я не знаю, Винц, — сказал он тихо. — Возможно, у них есть свои информаторы. Может быть, кто-то из наших...
Винц резко вскинул голову, и Томас осекся. В глазах капитана полыхало пламя.
— Только не говори, что в FEDRA завелась крыса, — процедил он сквозь зубы. — Я лично проверял всех, кто был посвящен в детали операции. Каждого, черт возьми!
Томас примирительно поднял руки.
— Я ничего не утверждаю, — сказал он мягко. — Но ты сам знаешь, что нельзя исключать такую возможность. Цикады хитры и изворотливы. Мы не раз убеждались в этом.
Винц зарычал, и это был звук раненого зверя. Он с силой провел ладонями по лицу, словно пытаясь стереть усталость и разочарование.
— Я устал от этого, Томас, — признался он, и в его голосе прорезалась горечь. — Устал гоняться за призраками, устал проигрывать раз за разом. Это нормально, что я хочу стереть с лица земли каждого из них?
Томас подошел ближе и положил руку на плечо друга. Он чувствовал, что тот нуждается в поддержке, как никогда. В глазах Винца плескалась боль вперемешку с яростью, и это было страшное зрелище.
— Я понимаю твои чувства, — сказал он осторожно. — Правда, понимаю. Мы все устали от этой бесконечной войны, от потерь и поражений, — он помолчал, подбирая слова. — Но стереть их с лица земли... Винц, это не выход. Мы не можем опуститься до их уровня, не можем стать такими же, как они.
Винц резко вскинул голову, и в его взгляде мелькнуло что-то опасное.
— А почему нет? — спросил он, и его голос прозвучал пугающе спокойно. — Почему мы должны играть по правилам, когда они плюют на любые законы? Почему должны щадить тех, кто убивает наших людей без колебаний?
Томас вздохнул. Он видел, куда клонит друг, и это его тревожило.
— Потому что мы — не они, — сказал он твердо. — Потому что наша сила — в наших принципах, в нашем кодексе чести. Если мы предадим его, то ничем не будем отличаться от Цикад.
Винц зарычал и в бессильной ярости пнул стул. Тот с грохотом опрокинулся, но капитан даже не обратил на это внимания.
— К черту кодекс, — выдохнул он. — К черту принципы. Я хочу, чтобы они заплатили, Томас. Заплатили за каждого погибшего бойца, за каждую искалеченную жизнь.
Томас шагнул вперед и положил руки на плечи другу, глядя ему прямо в глаза.
— Я знаю, — сказал он мягко. — Поверь, я тоже этого хочу. Но месть — плохой советчик, Винц. Она затуманивает разум, заставляет совершать ошибки.
Он сжал плечи Винца, вкладывая в этот жест всю свою поддержку и понимание.
— Мы победим их, друг. Обязательно победим. Но не ценой наших душ. Не становясь чудовищами, которых сами презираем. Нашей главной проблемой являются зараженные, а не люди...
Винц долго молчал, и Томас видел, как в его глазах идет мучительная борьба. Ярость и жажда мести сталкивались с честью и долгом, раздирая капитана на части.
Наконец, он со вздохом опустил голову.
— Ты прав, — сказал он тихо. — Будь ты проклят, Томас, но ты прав.
Он отстранился и подошел к окну, глядя на город, раскинувшийся внизу.
— Иногда мне кажется, что я теряю себя в этой войне, — признался он, и его голос прозвучал неожиданно устало. — Что однажды я перейду черту, за которой уже не будет возврата.
Томас встал рядом, плечом к плечу с другом.
— Этого не случится, — сказал он уверенно. — Не случится, пока рядом есть те, кто не даст тебе оступиться. Я, Джоан, Адам, Мэв — мы всегда будем на твоей стороне, Винц. Что бы ни случилось.
Винц повернулся к нему, и на его губах мелькнула слабая улыбка.
— Спасибо, Томас, — сказал он искренне. — Не знаю, что бы я без тебя делал.
— Свихнулся бы окончательно, — усмехнулся Томас, стараясь разрядить обстановку. — Или натворил бы глупостей. Хорошо, что у тебя есть я, чтобы время от времени промывать тебе мозги.
Винц фыркнул и легонько пихнул друга в плечо.
— Иди ты, умник, — проворчал он беззлобно. — Вечно тебе надо оставить последнее слово за собой.
Но Томас видел, что напряжение потихоньку отпускает друга. Что бушевавший в нем огонь постепенно угасает, оставляя после себя лишь решимость и спокойную уверенность.
И он знал, что Винц справится. Что бы ни случилось, какие бы испытания ни ждали их впереди — капитан Винц выстоит.
Потому что он — один из лучших людей, которых знал Томас.
И потому что у него есть семья и друзья, готовые поддержать его даже в самый темный час.
А значит — им по силам одолеть любого врага.
Даже собственных демонов.
Томас стоял рядом с Винцем, глядя на город за окном, но мыслями был далеко. В голове роились тысячи мыслей, а в груди тугим комом свернулось чувство вины.
Он был предателем. Тем самым кротом, которого так отчаянно искал Винц. Тем, кто раз за разом сливал информацию Цикадам, позволяя им уходить от ударов FEDRA.
И самое страшное — он не жалел об этом.
Он хотел верить, что служит правому делу. Что защищает людей, борется за порядок и справедливость. Но чем дальше, тем яснее понимал — это лишь красивая ложь.
FEDRA не защищала людей. Она порабощала их, держала в страхе и подчинении. И те, кто осмеливался бросить ей вызов, становились врагами, подлежащими уничтожению.
Цикады были не террористами, как утверждала пропаганда. Они были борцами за свободу, теми, кто не побоялся восстать против системы. И Томас не мог не восхищаться их мужеством и самоотверженностью.
Он долго колебался, прежде чем решиться на первый шаг. Прежде чем передать Цикадам первую крупицу информации, обрекая своих боевых товарищей на провал.
Это было трудно. Мучительно трудно — предавать тех, кто верил ему, кого он называл друзьями. Но Томас знал, что поступает правильно.
Потому что кто-то должен был положить конец этой бесконечной войне. Кто-то должен был открыть людям глаза на истинную суть FEDRA.
И если для этого нужно было стать предателем... что ж, он был готов принять эту ношу.
Томас поймал себя на том, что рука его дрожит. Разговор с Винцем, необходимость лгать в лицо лучшему другу — все это давалось ему нелегко. Но он справится. Должен справиться — ради всех тех, кто верил в него по ту сторону баррикад.
— Эй, ты в порядке? — голос Винца вырвал его из раздумий.
Томас вздрогнул и поспешно натянул на лицо привычную маску.
— Да, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Просто задумался.
Винц хлопнул его по плечу и ободряюще улыбнулся.
— Не грузись, — сказал он. — Мы со всем разберемся. Цикады еще пожалеют, что связались с нами.
Томас через силу улыбнулся в ответ.
— Не сомневаюсь, — сказал он.
Но в глубине души он знал — Цикады не пожалеют. Потому что они были правы, а FEDRA — нет.
И он, Томас, сделает все, чтобы эта правда восторжествовала.
Чего бы это ни стоило.
— Береги себя, — тише сказал Винц напоследок. — Знаешь, в наше время даже самый близкий человек способен предать...
Томас едва заметно поджал губы, стараясь скрыть внутреннюю борьбу. Слова Винца словно жгучая стрела пронзили его сердце, обнажив ту затаенную рану в душе, о существовании которой никто другой не догадывался. Он стоял неподвижно, в его глазах мелькнул сложный узор из чувств — вины, стыда, и, одновременно, доли облегчения.
— И ты...береги себя, — склонив голову в уважительном жесте, сказал он и вышел.
Винц верил ему, полагаясь на его верность и преданность делу.
Томас балансировал на лезвии, где одна неверная ступенька могла не только обрушить его собственный мир, но и привести к разрушительным последствиям всех тех, кого он любит.
Его мысли кружились в хаотичном танце, искали путь к спасению, к исправлению ошибок, если таковой вообще существовал. «Береги себя,» — слова Винца зазвучали в его голове как грозное предупреждение.
Теперь, отступать было некуда. Он уже перешагнул черту, слишком много знал, слишком много сделал, и не было пути назад.
Цикады обещали иное будущее, мир, основанный не на жестоких правилах FEDRA, а на взаимопонимании и общности.
«Так будет лучше,» — прокручивал он в своей голове, пытаясь убедить себя в праведности своего курса. Секреты, которыми он обладал, могли быть использованы для установления нового порядка, который, согласно Цикадам, был более гуманным и справедливым. Верил ли он в это сам? Да.
Тем не менее, когда он уходил от Винца, ощущая на себе доверительный взгляд своего друга, Томас осознавал всю важность момента. Его двойная игра не была игрой вообще. Это было спасение, это был обреченный шаг в неизвестность, который он мог обосновать лишь верой в то, что конечная цель оправдает все средства.
Шаги Томаса были тихими и решительными. Он уже не был тем, кем казался, и он знал, что только время раскроет все карты.
Он шел по коридору базы, погруженный в свои мысли. Эхо шагов гулко отдавалось от бетонных стен, создавая иллюзию, будто за ним следует целая армия. Внезапно до его ушей донеслись голоса. Кто-то разговаривал в одном из боковых помещений, и Томас, сам не зная почему, замедлил шаг.
— ...и что, совсем ничего? — спрашивал первый голос, в котором Томас узнал сержанта Милтона.
— В том-то и дело, — отвечал второй, принадлежавший, судя по всему, капралу Джейкобсу. — База оказалась пуста. Ни людей, ни оборудования — будто они заранее знали, что мы придем.
Томас похолодел. Они говорили о сегодняшней операции, о неудавшемся рейде на предполагаемое убежище Цикад. О рейде, который провалился из-за него.
— Чертовы крысы, — выругался Милтон. — И это после того, как Роберт клялся и божился, что инфа стопроцентная...
Томас вздрогнул, услышав знакомое имя. Роберт? Тот самый Роберт, местный делец и контрабандист, с которым он пару раз имел дело? Как он вообще оказался замешан во всем этом?
— Может, он и не врал, — задумчиво протянул Джейкобс. — Может, Цикады просто каким-то образом пронюхали об облаве и смылись.
— Да ну? — скептически фыркнул Милтон. — Роберт тот еще прохвост, я бы не стал верить и половине того, что он несет.
Томас прислонился к стене, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Но зачем ему это? Неужели его прижали? Или он сам решил сыграть двойную игру?
— И что теперь? — спросил Джейкобс. — Капитан будет искать крота?
— А то, — мрачно отозвался Милтон. — Сам знаешь Винца, он теперь всех на уши поставит. Не успокоится, пока не найдет предателя.
Томас зажмурился, пытаясь унять дрожь. Если Винц и правда начнет копать... Сколько времени пройдет, прежде чем он выйдет на него? Прежде чем поймет, что крот все это время был у него под носом, был его лучшим другом?
— А может, и нет никакого крота, — задумчиво произнес Джейкобс. — Может, Роберт просто решил подзаработать на наших неудачах. Навешал лапши на уши, а сам слинял с денежками.
— Может быть, — не стал спорить Милтон. — Но я бы на твоем месте не стал недооценивать Цикад. Эти ребята хитрее, чем кажутся.
Томас не стал дослушивать. Оттолкнувшись от стены, он быстрым шагом направился прочь, стараясь не выдать своего волнения.
Мысли метались в голове, как обезумевшие птицы. Роберт... Что он задумал? И как много знают Цикады? Знают ли они, кто сливает информацию?
Томас остановился у окна и посмотрел на город, раскинувшийся внизу. Где-то там, среди руин и развалин, скрывались те, кого он считал своими истинными союзниками.
Те, ради кого он готов был рискнуть всем.
И он найдет способ им помочь. Найдет способ довести начатое до конца.
Даже если для этого придется предать все, во что он когда-то верил.
***
Элла сидела на краю постели, бездумно глядя в стену. В комнате было тихо, лишь с улицы доносился приглушенный гул — звуки карантинной зоны, ставшей для нее домом в последние годы.
Домом... Какое насмешливое слово. Разве может быть домом место, где каждый день приходится бороться за выживание? Где смерть подстерегает на каждом шагу, а будущее — лишь призрачная иллюзия?
Элла закрыла глаза, и воспоминания тут же нахлынули на нее удушливой волной. Тот день... День, когда ее мир рухнул, разлетелся на осколки, как хрупкое стекло.
Ей было всего двенадцать, когда это случилось. Когда пандемия кордицепса, о которой до этого лишь шептались в новостях, ворвалась в ее жизнь, круша все на своем пути.
Это было обычное утро. Мама готовила завтрак на кухне, папа собирался на работу. Старшая сестра Лили, как всегда, закрылась в своей комнате, слушая музыку.
А потом... Потом все пошло кувырком.
Элла до сих пор помнила каждую деталь. Помнила, как с улицы донесся жуткий вой сирен. Как в дверь начали лихорадочно стучать. Как отец, побледнев, приказал им бежать к бабушке на другой конец города.
Они не успели. Не успели даже выйти из дома.
Зараженные ворвались внутрь, словно чудовищная волна. Их глаза были безумны, их тела — покрыты уродливыми наростами. Они ревели и бросались на все, что двигалось, в слепой жажде убийства.
Отец пытался их задержать. Кричал, чтобы мама уводила девочек. Размахивал хоккейной клюшкой, отбиваясь от наседающих монстров.
А потом... Потом один из зараженных прорвался сквозь его оборону. Вцепился зубами в плечо, разрывая кожу. Повалил на пол, молотя кулаками.
Мама закричала. Кинулась на помощь, пытаясь оттащить тварь. А Лили... Лили схватила сестру за руку и потащила прочь. Прочь из дома, прочь от кошмара, в который превратилась их жизнь.
Элла помнила, как они бежали по улицам, спотыкаясь и задыхаясь. Помнила крики и вой сирен, помнила горящие здания и брошенные машины. Помнила кровь на асфальте и обезображенные тела. Помнила, как Лили тащила ее вперед. Как шептала сквозь слезы, что все будет хорошо. Что они справятся.
Элла до сих пор не знала, как им удалось выжить в тот день. Как они смогли добраться до бабушкиного дома, ставшего их убежищем на несколько мучительно долгих недель. Недель, в течение которых мир за окном менялся до неузнаваемости. Недель, когда приходили вести о новых жертвах — родственниках, друзьях, соседях. Недель, когда постепенно умирала надежда. О родителях они так ничего и не узнали. Но обе понимали — шансов выжить у них не было. Не тогда, когда орды зараженных заполонили улицы, сметая все на своем пути.
И с тех пор прошло почти четыре года. Четыре долгих года, в течение которых Элла училась жить заново. Училась не бояться каждой тени, училась сражаться и выживать.
У нее была Лили — ее опора, ее единственная семья. Вместе они справлялись со всем — с голодом и холодом, с постоянным страхом и отчаянием. Но иногда... иногда Элле казалось, что она все еще там. В том дне, когда мир перевернулся. Когда детство закончилось, уступив место кошмару. И тогда она просто сидела, глядя в стену. Вспоминая улыбку мамы. Смех отца. Уют дома, который теперь казался лишь сном. Вспоминала — и не могла поверить, что когда-то все было иначе.
Что когда-то они были просто семьей.
До того, как пришел кордицепс.
Элла никогда не думала, что в этом новом, жестоком мире она сможет найти друзей. Настоящих друзей, готовых пройти с ней через огонь и воду. Но судьба распорядилась иначе. И теперь у нее была не только Лили, но и те, кого она могла с полным правом назвать своей семьей.
Вместе они были силой, с которой приходилось считаться. Вместе они боролись против общего врага — FEDRA.
FEDRA... При одной мысли о них Элла стискивала зубы. Эти люди, прикрывающиеся благими намерениями, на деле были ничем не лучше тех монстров, что бродили по улицам. Они убивали, держали население в страхе, пользуясь своей властью.
Но Элла и ее друзья не собирались с этим мириться. Не собирались покорно склонять головы, пока FEDRA творит свои темные дела. Они сражались. Устраивали диверсии, передавали информацию подпольному сопротивлению, спасали тех, кто попал в беду. Рисковали жизнью, но знали — это того стоит.
Потому что кто-то должен был дать отпор. Кто-то должен был напомнить людям, что даже в самые темные времена нельзя терять надежду.
И пусть они были всего лишь горсткой подростков, пусть у них не было ни оружия, ни влияния — у них была цель. Была вера в то, что однажды все изменится.
Однажды они победят FEDRA. Однажды они вернут этот мир людям, а не тиранам и чудовищам. И пусть до этого дня еще далеко — они не сдадутся. Будут бороться, будут верить. Ведь пока они вместе — они непобедимы. Пока они вместе — они семья. И никакая сила в мире не сможет этого изменить.
Элла как раз застегивала потертую куртку, готовясь выскользнуть из дома, когда входная дверь распахнулась. На пороге стояла Лили, и у Эллы сердце сжалось от боли при виде старшей сестры.
Лили выглядела ужасно. Ее лицо было бледным и осунувшимся, под глазами залегли темные круги. Нижняя губа была разбита, на подбородке виднелся засохший след крови. Руки, покрытые свежими синяками, дрожали от усталости. Одежда на Лили была грязной и местами порванной — последствия тяжелого трудового дня. Как и все жители карантинной зоны, Лили работала на FEDRA. Ее задачей было расчищать завалы и ремонтировать укрепления — изнуряющая работа, не знающая выходных и перерывов. Но даже в этих тяжелых условиях раньше Лили умудрялась сохранять оптимизм. Она шутила с напарниками, подбадривала их, стараясь сделать непосильный труд хоть немного легче.
Все изменилось пару месяцев назад, когда над их бригадой поставили нового капрала. Это был жестокий, бессердечный человек, упивающийся своей властью. Он следил за каждым их шагом, и при малейшей ошибке, при малейшем отклонении от правил — его наказание было быстрым и болезненным.
Избиения стали для них привычным делом. Капрал не щадил никого — ни мужчин, ни женщин. Он бил со знанием дела, стараясь причинить как можно больше боли, но при этом не нанести серьезных увечий. В конце концов, избитые рабочие не приносили пользы.
И теперь, глядя на покрытое синяками лицо сестры, на ее потухший взгляд — Элла чувствовала, как внутри поднимается волна ярости. Как хочется найти этого ублюдка-капрала и заставить его почувствовать ту же боль, что испытывала Лили.
Но она знала, что не может этого сделать. Знала, что прямое столкновение с FEDRA ни к чему хорошему не приведет. Только навредит и ей, и Лили. Поэтому она просто шагнула вперед и крепко обняла сестру, вкладывая в этот жест всю свою любовь и поддержку. Лили на мгновение застыла, а потом обмякла в ее руках, уткнувшись лицом ей в плечо.
— Я так устала, Элла, — глухо прошептала она. — Так устала от всего этого...
Элла прикусила губу, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. Ее сильная, несгибаемая сестра, ее опора — сейчас выглядела такой хрупкой, такой уязвимой. И от этого хотелось выть от бессилия.
— Я знаю, — тихо сказала она, гладя Лили по спутанным волосам. — Знаю, Лил. Но мы справимся. Обязательно справимся.
Лили судорожно вздохнула и крепче прижалась к сестре.
— Как? — спросила она, и в ее голосе звучало столько боли, что у Эллы защемило сердце. — Как мы справимся, Элла? Мы в ловушке. В этой чертовой зоне, в этой чертовой жизни. Нет никакого выхода.
— Выход есть всегда, — твердо сказала Элла. — Прошу, продержись еще чуть чуть...и...я найду выход. Помнишь как мы мечтали побывать во Франции?
Сестра улыбнулась в плечо.
— Побываем...обязательно побываем, а пока что мы будем бороться, — в глазах Эллы сверкнуло пламя. Она крепко обняла сестру, чувствуя, как та постепенно расслабляется в ее руках. Они стояли так некоторое время, черпая силы друг в друге, напоминая себе, что не одиноки в этом жестоком мире.
Наконец Лили отстранилась и слабо улыбнулась.
— Франция, значит? — спросила она, и в ее голосе впервые за долгое время прозвучали нотки веселья. — И что же мы будем там делать? Есть круассаны и любоваться Эйфелевой башней?
Элла фыркнула.
— Обязательно, — подтвердила она. — А еще гулять по Елисейским полям, кататься на лодках по Сене и целоваться на верхушке Монмартра.
Лили рассмеялась, и этот звук был для Эллы лучше любой музыки.
— Звучит как план, — сказала она. — Осталось только выбраться отсюда.
Улыбка Эллы стала серьезнее, в ее глазах вспыхнула решимость.
— Мы выберемся, Лил, — твердо сказала она. — Обещаю тебе. Я... мы найдем способ.
Она не стала говорить о друзьях, не стала рассказывать о их намерениях. Пока не время. Пока Лили нужно просто поверить — поверить, что надежда есть. Что они не обречены гнить в этой бетонной клетке до конца своих дней.
— Я знаю, — тихо отозвалась Лили. — Знаю, Элла. Мы справимся.
Она помолчала, а потом добавила, и в ее голосе звучала непоколебимая уверенность:
— Мы будем бороться. Что бы ни случилось, мы не сдадимся. Не позволим им сломать нас.
В глазах Эллы вспыхнуло пламя. Пламя ярости и решимости, готовое испепелить любого, кто встанет у них на пути.
— Не позволим, — эхом отозвалась она. — Клянусь тебе, Лил. Клянусь мамой и папой. Мы будем бороться до конца.
Они смотрели друг на друга, и в этот момент между ними не нужно было слов. Они все сказали — взглядами, улыбками, крепкими объятиями. Они напомнили друг другу о том, что у них еще осталось.
О любви. О надежде. О несгибаемом стремлении к свободе.
И пусть сейчас они были всего лишь двумя хрупкими девушками в изорванной одежде. Пусть впереди их ждали боль, страх и неизвестность. Они справятся. Переживут все, что приготовила им судьба. Потому что они были вместе. Потому что они были семьей.
И ничто в целом мире не могло этого изменить.
И однажды... однажды они будут стоять на вершине Монмартра, глядя на сияющий огнями Париж.
Свободные.
Живые.
Непобежденные.
И тогда все, через что им пришлось пройти — все это будет не зря. Тогда они смогут наконец отпустить прошлое и начать новую жизнь. Жизнь, полную света и надежды. Жизнь, о которой они всегда мечтали.
***
Адам нервно постукивал пальцами по бетонной стене, его глаза внимательно сканировали улицу, выискивая малейшие признаки опасности. Рядом с ним стояли Шон и Лиам, оба настороженные и готовые действовать в любой момент.
Генри сидел на покрышке, держа на коленях потрепанную карту города. Его брови были нахмурены, когда он в очередной раз просматривал план сегодняшней операции.
— Элла опаздывает, — нарушил тишину Лиам, нервно поправляя рюкзак на плече. — Уже почти десять минут прошло.
Адам бросил на него быстрый взгляд.
— Она придет, — уверенно сказал он. — Элла никогда не подводит.
И словно в подтверждение его слов, из-за угла показалась знакомая фигура. Элла, одетая в темную куртку и потертые джинсы, быстрым шагом направлялась к ним, по пути оглядываясь по сторонам.
— Извините за опоздание, — выдохнула она, подойдя ближе. — Лили пришла, пришлось задержаться.
Парни понимающе переглянулись. Они все знали о непростой ситуации с сестрой Эллы и о том, через что ей приходится проходить каждый день.
— Ничего, — отозвался Генри, сворачивая карту. — Главное, что ты здесь. Все готовы?
— Как твое плечо? — обеспокоенно спросил Адам.
— Уже почти зажило, — улыбнулась ему Элла. — Ну что-ж, — потерла руки в предвкушении. — Начнем.
Остальные кивнули, в их глазах горела решимость. Сегодняшняя диверсия была тщательно спланирована, каждая деталь продумана до мелочей. Их целью был продовольственный склад FEDRA, расположенный в восточной части карантинной зоны. Склад, на котором хранились запасы еды и медикаментов, предназначенные для солдат и высокопоставленных чиновников. В то время как простые жители зоны голодали и умирали от болезней, FEDRA купалась в роскоши. И ребята твердо решили положить этому конец.
План был прост — проникнуть на склад, забрать как можно больше припасов и раздать их нуждающимся. Конечно, это было чертовски опасно — охрана склада состояла из вооруженных до зубов солдат, готовых стрелять на поражение.
Но у них был козырь в рукаве. Точнее, козырь по имени Хизер.
Хизер работала на складе уборщицей и давно симпатизировала их маленькой группировке. Она согласилась помочь — провести их внутрь и обеспечить путь к отступлению. Оставалось надеяться, что все пройдет гладко. Что охрана ничего не заподозрит, пока не станет слишком поздно.
— Ну что, погнали? — с лихой ухмылкой спросил Лиам, доставая из кармана самодельную дымовую шашку, которую изготовил Дилан. — Устроим этим ублюдкам незабываемый фейерверк.
Элла закатила глаза, но не смогла сдержать улыбки. Лиам всегда умел разрядить обстановку, даже в самые напряженные моменты.
— Погнали, — согласилась она. — Лия, Мэри и Дилан ждут нас в убежище, будут готовить мешки для припасов.
Адам одобрительно кивнул.
— Хорошо, — сказал он. — Значит, так — я и Шон идем первыми, прикрываем вход. Элла, Генри — на вас склад. Лиам — стоишь на стреме, следишь за обстановкой. Если что-то пойдет не так — даешь сигнал и уходим. Всем ясно?
Ребята синхронно кивнули, их лица стали серьезными и сосредоточенными. Они понимали, что от успеха этой операции зависят жизни многих людей. Людей, которым FEDRA давно отказала в праве на достойное существование. Людей, за которых они сражались.
— Тогда выдвигаемся, — скомандовал Адам. — И помните — мы одна команда. Один за всех и все за одного.
Элла почувствовала, как в груди разливается тепло. Это были не просто слова — это была правда. Здесь, среди этих ребят, она обрела настоящую семью. Семью, за которую она была готова отдать жизнь. С этой мыслью она в последний раз проверила свое снаряжение и двинулась вслед за друзьями навстречу опасности. Навстречу очередному бою в их нескончаемой войне.
Войне за свободу.
Войне за будущее.
И пусть весь мир был против них — вместе они были сильнее.
Вместе они могли изменить все.
Элла чувствовала, как адреналин все еще бурлит в крови, когда они быстрым шагом возвращались в убежище. Операция прошла успешно — они смогли вынести со склада несколько больших коробок с едой и медикаментами, оставшись при этом незамеченными.
Конечно, это была временная победа. FEDRA быстро обнаружит пропажу и усилит охрану, сделав следующие вылазки практически невозможными. Но сейчас, в этот момент, они могли наслаждаться триумфом. Могли наслаждаться тем, что сделали что-то действительно важное.
Когда они вошли в убежище их встретили радостные возгласы. Мэри, Лия и Дилан, остававшиеся здесь на случай, если понадобится подмога, бросились обнимать своих друзей.
— Получилось? — взволнованно спросила Лия, окидывая их внимательным взглядом, словно проверяя на наличие ранений. — Вы все в порядке?
Элла улыбнулась и крепко обняла подругу.
— В полном, — заверила она. — Все прошло как по маслу. Хизер...без ее помощи мы бы не справились.
— Эй, а это что? — раздался удивленный голос Дилана. Он стоял возле коробок, которые ребята принесли со склада, и держал в руках какой-то странный предмет. — Никогда такого не видел.
Элла подошла ближе и взглянула на находку. Это была небольшая металлическая коробочка, на крышке которой красовался выгравированный символ — крошечная Эйфелева башня.
У нее перехватило дыхание. Французские конфеты. Те самые, о которых они с Лили мечтали в детстве, разглядывая потрепанные журналы.
— Это... это из Франции, — хрипло сказала она, протягивая руку и осторожно беря коробочку. — Господи, я даже не знала, что такие еще существуют...
В убежище повисла тишина. Все смотрели на Эллу, которая неверя вертела в руках маленькое чудо из прошлого.
— Знаешь, теперь у тебя есть еще одна причина выбраться отсюда, — тихо сказал Адам, подходя ближе. — Попробовать настоящие французские конфеты. Прямо в Париже.
Элла подняла на него взгляд, в котором плескались слезы. Слезы горечи и надежды, отчаяния и решимости.
— Да, — прошептала она. — Да, ты прав.
Она посмотрела на своих друзей — на свою семью. На людей, которые были готовы рискнуть всем ради лучшего будущего.
— Мы выберемся, — сказала она, и ее голос окреп. — Все мы. Обязательно.
— Обязательно, — эхом отозвалась Лия, обнимая Эллу за плечи. — А пока давайте порадуемся нашей маленькой победе. Черт возьми, мы это заслужили!
По убежищу прокатился одобрительный гул, и через мгновение в воздухе уже звенел смех. Коробки были вскрыты, и скромный паек, который обычно получали ребята, сегодня превратился в настоящий праздник живота.
Элла смотрела на своих друзей, уплетающих за обе щеки шоколад и консервированные фрукты, и чувствовала, как в груди разливается тепло.
Они были здесь. Были живы. И пока они вместе — ничто не могло их сломить. Даже FEDRA. Даже этот жестокий, неправильный мир. Потому что у них была надежда. Была вера. Была любовь друг к другу.
И однажды, Элла знала — однажды этого будет достаточно. Достаточно, чтобы изменить все. Достаточно, чтобы наконец стать свободными. А пока... пока у них были французские конфеты.
И этого было более чем достаточно.
— У меня для вас плохие новости, — вдруг сказал Адам. Он предательски долго молчал. Но только потому, что сам не мог в это поверить. Не хотел. Бежал от правды. — На нас объявлена охота...меня видели в прошлый раз, когда мы подорвали грузовик у КПП, отцу доложили...
— И ты говоришь нам об этом только сейчас! — взрывается недовольством Шон.
— Я.ушел из дома, — признался Адам, заглядывая в глаза каждому.
Элла почувствовала, как внутри все похолодело. Объявлена охота. На них. На ее друзей, на ее семью. Она посмотрела на Адама, который стоял, опустив голову, на его лице читалась вина и страх. Ей хотелось подойти к нему, обнять, сказать, что все будет хорошо... но она не могла. Потому что ничего хорошего в их ситуации не было.
— Какого черта, Адам? — голос Шона звенел от ярости. Он шагнул вперед, сжимая кулаки, и на мгновение Элле показалось, что он сейчас ударит Адама. — Ты должен был сказать нам сразу! Какого хрена ты молчал?!
Адам вздрогнул, но не отступил. Он поднял голову и посмотрел Шону прямо в глаза.
— Я боялся, — тихо сказал он. — Боялся, что вы... что вы не захотите больше иметь со мной дела. Что прогоните меня.
Его голос дрогнул, и у Эллы сжалось сердце. Господи, неужели Адам действительно думал, что они способны на такое? После всего, через что они прошли вместе?
— Ты идиот, — выдохнул Шон, и в его голосе злость мешалась с болью. — Ты чертов идиот, Адам. Мы же семья. Семья, понимаешь? Мы не бросаем своих.
В комнате повисла тишина. Все смотрели на Адама, который стоял, опустив плечи, и казалось, готов был расплакаться в любой момент. Элла не выдержала. Она сделала шаг вперед и крепко обняла его, зарываясь лицом в светлые волосы.
— Шон прав, — тихо сказала она. — Ты наш брат, Адам. И плевать, что там думает твой отец. Плевать на FEDRA. Мы в одной лодке. И мы справимся. Вместе.
Она почувствовала, как Адам судорожно выдохнул, а потом обнял ее в ответ, сжимая так крепко, словно боялся, что она исчезнет.
— Спасибо, — прошептал он. — Спасибо вам. Я... я не знаю, что бы делал без вас.
— Давайте только без соплей, — проворчал Шон, но в его голосе уже не было злости. Только усталость и беспокойство. — Нужно решить, что делать дальше. Если за нами правда началась охота...
Он не договорил, но всем было ясно, что он имел в виду. Если FEDRA всерьез взялась за них — шансов выжить в карантинной зоне у них почти не было.
— Нужно уходить, — решительно сказала Элла, отстраняясь от Адама. — Прорываться за стену. Искать убежище в городе.
— Это безумие, — покачал головой Генри. — Мы не выживем снаружи. Там же кишат зараженные.
— Мы не выживем и здесь, — возразила Элла. Ее глаза лихорадочно блестели. — FEDRA нас в покое не оставит. Особенно теперь.
Она кивнула на коробки с припасами. После сегодняшней вылазки они стали не просто горсткой подростков, мешающих властям. Они стали реальной угрозой. Символом сопротивления.
И FEDRA такого не прощала.
— Цикады тоже борются, другие повстанцы рискуют и борются, и мы будем бороться, — твердо заявляет Дилан.
— Мы ведь и правда можем умереть, Дилан, — тихо отозвалась Мэри. В ее глазах мелькнул страх.
— Мы не можем уйти, — отозвался Адам. — У нас недостаточно сил, наши семьи тут...мы не можем. А вот Цикады. Если у них все получится, тогда мы сможем уйти вместе с ними.
Элла задумчиво прикусила губу. В словах Адама был смысл. Цикады действительно могли быть их лучшим шансом на спасение. Но это означало, что им придется остаться в зоне. Продолжать свою борьбу, рискуя жизнями каждый день. И даже если они выживут — сколько еще продлится это существование в страхе и отчаянии?
***
Воздух наполнен свежестью и ароматом цветущих деревьев. Листья распустились и зеленеют. По лужам пробегают маленькие капли, создавая круги на воде. Птицы поют свои песни, не обращая внимания на дождь.
Вивиан, невзирая, на погоду сегодня весь день копается в теплице. С терпением и любовью ухаживает за своими саженцами, обеспечивая их всем необходимым для роста и развития. Теплица, хотя и сделана из подручных материалов, отлично защищает молодые растения от холода и влаги. Воздух внутри теплый и влажный.
Вивиан аккуратно делает неглубокие лунки в земле, вынимает рассаду из горшочков и пересаживает, аккуратно прикрывая корни землей. Она поглаживает землю вокруг стебля, словно завершая какой-то важный ритуал.
Ее руки пачкаются в грунте, но это ее совсем не волнует. С каждым действием она чувствует себя все ближе к земле, к жизни, которую сеет.
Позволив себе отдохнуть, она с удовлетворением смотрит на свой зеленый уголок, зная, что через несколько месяцев сможет собрать небольшой урожай.
Юки сидит рядом и внимательно смотрит за движениями мамы, подавая ей лопатку, когда она просит, и подсыпает золу в лунки.
— Мам, а зачем мы подсыпаем золу в лунки?
— Это натуральное удобрение, дорогая. Она содержит много калия и микроэлементов, которые помогают растениям расти крепкими и здоровыми.
— И эти маленькие тыквы и томаты станут большими и вкусными?
Вивиан улыбается и кивает.
— О да, если мы будем за ними хорошо ухаживать.
— Я хочу, чтобы наши томаты были самыми вкусными во всем мире!
— И они будут, если мы будем вкладывать в них любовь.
Вивиан устало потерла лоб и прогнулась, пытаясь снять напряжение с уставшей спины.
— Ну вот, мы и закончили, — сказала она, глядя на уложенные ряды растений.
Юки с интересом следила за каплями, струящимися по тонкому стеклу теплицы.
— Погода сегодня плохая, — прокомментировала она, подбирая разбросанные рядом садовые инструменты.
Вивиан взглянула на дочь и мягко улыбнулась. От неё исходило спокойствие, которое только умножалось в ответ на беспокойное небо.
— Вовсе нет, Юки. Такой дождь полезен для растений. Жизнь процветает под покровом его капель. Земля становится более плодородной, а воздух — свежим и чистым. Не правда ли, ощущается особенная свежесть?
Юки вдохнула полной грудью, словно стараясь заполнить каждую клетку той самой свежестью.
— Кажется, я действительно чувствую.
— Солнце вновь явится, как только завершит свою работу дождь, — осторожно уверила её Вивиан, — а пока позволь миру принять то, что ему необходимо. Тем более, иногда дождливые дни — это возможность провести больше времени дома.
Юки легко улыбнулась в ответ и склонила голову в знак согласия.
— Ты всегда находишь хорошее в таких днях, — сказала она.
— А как же, — заулыбалась Вивиан. — Разложим наши пледы, заварим горячий чай и будет у нас свой маленький уютный кусочек мира. Справимся и с этим дождём.
Юки спешно добежала до двери дома, прикрывшись от дождя рукой.
— Давай, мама, — кричала она с порога.
Вивиан улыбнулась дочери, как вдруг почувствовала легкое головокружение и слегка качнулась.
— Мама! — испуганно крикнула она, понимая, что нужно действовать незамедлительно.
Но Вивиан уже почти не слышала её. Перед её глазами всё мутнело, будто она нырнула под воду. Осознавая, что она теряет связь с окружающим миром, ей стало сложно удержаться на ногах. Её руки, казались какими-то размытыми и неподвижными, словно она смотрела через двойные стёкла очков с неправильно подобранной диоптрией.
«Почему все так странно двоится?» — мелькнуло в её расплывающемся сознании, когда звуки, доносившиеся со всех сторон, начали затихать, терять свою чёткость, как будто она ныряла всё глубже в глубины собственного восприятия. Крики дочери казались приглушенными, будто они доносились издалека, и вскоре вообще перестали быть различимыми на фоне назойливого шума в ушах, который нарастал всё больше и больше.
Вопреки борьбе с головокружением, Вивиан почувствовала, как её тело продолжило привычные движения на автомате, пытаясь найти опору и удержаться на ногах. Нужно было всего лишь сделать еще несколько шагов, чтобы оказаться в безопасности, в доме, где будет ждать помощь. Однако в этот момент её мысли стали смутными и разрозненными, а тело словно перестало ей повиноваться.
Юки пересекла расстояние до мамы несколькими быстрыми шагами и успела подхватить её, когда та начала падать на землю.
— Мама, держись! — вскричала она, пытаясь поддержать Вивиан, чтобы она не ударилась головой о мокрую землю.
— Юки... — еле слышно прошептала Вивиан, стараясь сфокусироваться на лице дочери, но всё стало двоится ещё сильнее.
Юки, не теряя времени, помогла маме сквозь дождь пробраться в дом, поддерживая ее всю дорогу до дивана, где мягко уложила её. Девочка чувствовала, как паника захлестывает её, когда она осознала серьёзность ситуации. Самое страшное было то, что она не знала, что ей нужно делать. С такой ситуацией прежде она никогда не сталкивалась.
Но паникой и слезами маме не помочь, поэтому она глубоко вдохнула и поспешила открыть окно, чтобы обеспечить поток свежего воздуха. Затем Юки придала внимаю состояние мамы, постоянно разговаривая с ней, пытаясь поддерживать её в сознании.
— Мама, слышишь меня? Открой глаза, мама, — нежно, но настойчиво проговаривала она, стараясь ей помочь ориентироваться.
Далее следовало проверить дыхание. Юки наклонилась к лицу мамы, прислушиваясь и ощущая выдыхаемый воздух на своей щеке. Дыхание было, хоть и неглубокое, но регулярное. Юки также внимательно наблюдала за грудью мамы, контролируя, как она поднимается и опускается. В то же время она вспомнила, что нужно проверить пульс. Определив биение на запястье мамы, Юки убедилась, что сердце Вивиан продолжает работать стабильно. Она намочила тряпку и освежала ее лицо, убеждаясь, что Вивиан находится в максимально комфортном состоянии. Взяла маму за руку — жест, который был одновременно и утешением, и способом поддержания физического контакта, чтобы Вивиан чувствовала близость и заботу.
Когда Вивиан пришла в себя, она ощутила слабость. Глаза открылись медленно, и она увидела над собой беспокойное лицо дочери, фоном для которого были белые потолки их дома.
— Мама, ты со мной? — негромко спросила Юки, облегчённо вздохнув, когда увидела, что мать снова смотрит на неё.
Вивиан слабо кивнула, пытаясь проговорить что-то, но её голос был хриплым и слабым. Её мир ещё не полностью вернулся к привычной четкости, и голова всё ещё кружилась, но ощущение расплывчатости начало постепенно уходить.
— Пей воду, мама, медленно, — Юки осторожно поднесла к её губам стакан с водой, поддерживая голову, чтобы помочь сделать маленький глоток.
Вивиан выпила немного, и, хотя каждое движение было наполнено трудностью, она чувствовала прилив сил от заботы, которую Юки проявляла к ней. Одежда на Вивиан была все ещё мокрая и прилипла к телу, создавая дискомфорт, но она понимала, что важнее сейчас — пересилить слабость.
— Держись, ладно? — проговорила Юки, неотрывно следящая за самочувствием матери.
Вивиан попыталась улыбнуться, сквозь слабость и дискомфорт проявляя признательность за заботу и благодаря дочь глазами полными любви и умиротворения.
— Я... я... Все хорошо, дорогая. Уже все хорошо, — еле слышно пробормотала Вивиан, неуверенно стискивая руку Юки, при этом чувствуя, как приятное тепло ладони пытается прогнать холод и тревогу.
Юки отпустила долгий выдох облегчения, когда заметила, что мама полностью приходит в себя. Теперь, когда опасность начала отступать, накопившееся напряжение сменилось усталостью, и она позволила себе слегка расслабиться.
— Мам, ты меня так напугала, — прошептала Юки, улыбнувшись сквозь слезы. Её глаза были полны тревоги и облегчения одновременно. Она нежно стиснула руку мамы, стараясь передать ей свою поддержку.
Они обе знали, что ещё предстоит осмысление случившегося, но сейчас Юки радовалась каждому признаку того, что мама снова здесь, рядом, в безопасности.
— Я... я тоже перепугалась, — медленно и с трудом ответила Вивиан, сжимая руку дочери в ответ.
***
— Говорят, они поймали тот отряд повстанцев, который устроил засаду на наших на прошлой неделе, — взволнованно рассказывал мужчина. — Взяли всех до единого!
— И что с ними сделали? — спросил другой дрожащим голосом.
— Линчевали. Прямо там, на месте. Поставили к стенке и расстреляли без суда и следствия. Типа, в отместку за наших погибших.
По толпе пронесся неодобрительный ропот, но возражать никто не решался. Видимо, многие втайне одобряли самосуд, считая его справедливым возмездием.
Элла похолодела. Значит, слухи не врали. Она притаилась совсем рядом в соседнем здании. Ночь была глубокой и безмолвной, лишь луна безучастно взирала с высоты на город. Элла глубоко вздохнула, стараясь сохранять спокойствие.
— Ну и времена, — с горечью вымолвил один из людей на улице. — Всё как в средние века. Лидеры теряют свой контроль, а народ начинает истерить и действовать так...самобытно.
В ответ напарник только хмыкнул. Сидели они друг напротив друга у груды жестянок.
Элла продолжала наблюдать, глядя на людей из угла окна.
— Не понимаю, где тут место человечности. Мы действуем как дикие звери. Подобные вещи приводят к падению, но мы ничему не учимся.
— Может быть, это и есть наша судьба? Каждый раз приходить в этот мир, умирать, а затем возрождаться снова, чтобы повторять все то же самое.
Элла сидела на полу в полумраке комнаты, погруженная в свои мысли. Скрип двери не привлек ее внимания, девушка даже не шелохнулась, продолжая невидяще смотреть перед собой.
Адам тихо вошел в комнату и опустился на пол рядом с Эллой. Его лицо было мрачным и усталым.
— У нас больше нет союзников, — тихо произнес он. — FEDRA расправились с отрядом Бродяг. Теперь мы можем рассчитывать только на Цикад.
Элла поморщилась. Цикады слишком непредсказуемы, чтобы на них полагаться. Но выбора, похоже, не оставалось.
В дверном проеме показался Шон. Он вошел в комнату, прислонился к стене, скрестив руки на груди.
— Мы не станем присоединяться к Цикадам, — решительно возразил он. — Мы действуем сами по себе. Да, Бродяг больше нет. Но на их место придут другие. Сопротивление не сломить.
— Шон прав, — вздохнула Элла. — Власти не смогут переловить всех несогласных. Расправа над Бродягами только разожжет гнев и желание мести. Будут собираться новые отряды повстанцев. Вопрос в том, что делать нам, — Элла обвела друзей усталым взглядом. — Каков будет наш следующий шаг?
Повисла тишина. Каждый обдумывал возможные варианты. Ситуация была отчаянной, им угрожала опасность со всех сторон.
— Мы ничем не поможем, если тоже угодим в лапы FEDRA, — резонно заметил Шон. — Сейчас важно сохранить хотя бы наш маленький отряд. Перегруппироваться, набраться сил.
— Затаимся на какое-то время, — подытожил Адам. — Позволим Цикадам сделать следующий шаг.
Элла медленно кивнула. Отступить, чтобы сохранить силы для дальнейшей борьбы — вот что им следовало сделать.
— Уходим, — она решительно поднялась на ноги. — До рассвета остается не так много времени.