Четыре месяца спустя
Полный разрухи город встретил май. Весна не потеряла своих прав, даже на фоне нового мира. Мягкий ветерок нежно касался обломков домов, разнося по воздуху запахи пробуждающейся от зимнего сна природы. Солнце пробивалось сквозь пыльные стекла разбитых окон, создавая на стенах буйство световых пятен.
Здания казались скелетами прежней цивилизации; их скудные фасады, где когда-то сияли краски облицовки, теперь были лишь намёком на былое великолепие. Бетон и кирпич, обнаженные беспощадными ветрами времени, теперь покрывались новой зеленью, подобно ранам, которые медленно затягиваются жизнью, стремящуюся занять любую доступную нишу.
Изредка можно было видеть, как через разбитые арки и пороги пробиваются всходы дикой растительности, превращая заброшенный город в нечто похожее на сад. Среди пыли и гальки, на трещинах асфальта, в остатках забытых горшков цвели весенние цветы, упрямо заявляя о жизни в месте, где, казалось, она уже никогда не воссоздастся.
В небе порхали птицы, казалось, не замечающие разрушений под собой. Их радостные песни вещали о безмятежности и вечном продолжении, добавляя нотку оптимизма в мрачные развалины.
В самом сердце опустевшего города, на раздробленном асфальте главной улицы, заметна была неожиданная жизнь. В порывах ветра, словно танцор в тихой экспромте, мелькали длинные уши дикого зайца. Он нашёл свой приют среди обломков цивилизации. Бесшумны, грациозны, его движения были полны невинности и трепета. Животное спокойно жевало траву, решительно пробившуюся через широкую трещину в асфальте, нивелируя словно позеленевший шрам беспокойную историю этого места.
Сияющее майское солнце играло на его мягкой шерстке, обрамляя каждое движение зайца золотистым ореолом. Заинтересованный лишь поиском пищи, он не обращал внимания на разрушенные здания вокруг, оставшиеся молча свидетельствовать о прошедшей эпохе. Вокруг царила тишина, лишь изредка нарушаемая далёким эхом крыльев перелетных птиц или шорохами прошлогодней листвы, что укрывала булыжник меж камнями разрушенных стен.
Этот заяц, занятый своими земными делами, оставался ярким напоминанием о том, что даже в охваченном разрухой мире, жизнь находит свой путь, продолжая свой естественный ход, невзирая на хаос прошлых бедствий.
Юкито внимательно наблюдала за ним из-под прикрытия высокой травы, что пышно росла среди руин. Она двигалась настолько осторожно и бесшумно, что даже самые чуткие уши её не уловили. Сердцем и душой сливаясь с природой вокруг, она шагала так, чтобы не спугнуть своего нового друга.
Осторожно переставляя ноги, стараясь не шелохнуть ни одного стебля, девочка кралась всё ближе, коричневые глаза её наполнились волнением и нежностью. Но внезапно, несмотря на всю предусмотрительность, под ногой девочки треснула сухая ветка, и звук её нарушил покой обитателя этого заброшенного места.
Заяц, инстинктивно реагируя на сигнал опасности, в одно мгновение ринулся в бегство. Его движения были стремительны и решительны, словно он всё это время готовился к отрыву от земли при первом же знаке беды. В сердце девочки на мгновение вспыхнуло разочарование от того, что испугала зайца, но она не могла перестать улыбаться, следя за тем, как он, почти паря, преодолевал пространство между бетонными плитами и зарослями, столь быстро, что казалось, будто он растворяется в воздухе.
Смотря, как заяц исчезает в раскидистой зелени, девочка почувствовала, как в воздухе всё ещё витало его присутствие — в шелесте листвы, в прохладном порыве ветра, в мягком согревающем свете майского солнца. В тот момент она поняла, что каждый опыт взаимодействия с природой — бесценен, даже если он и заканчивается внезапным побегом.
— Убежал, — Юки выпрямилась и оглянулась. Там солнце играло на стене.
— Стоило предварительно бегло оценить местность, — из-за здания показалась фигура мамы. Она повесила на рюкзак три связанные заячьи тушки. — Если хочешь, конечно, вернуться с добычей.
Юки поморщилась.
— Я и не собиралась его убивать, просто хотела поближе рассмотреть.
— Ох, — выдохнула мама и подошла ближе, она взяла дочь за руку, глядя ей в глаза взглядом полным решимости и мягкости одновременно. — Юки, мир, в котором мы живем теперь, требует от нас быть сильными и решительными. Запасы еды не безграничны, и мы должны делать всё, чтобы выжить. Это значит, что иногда нам приходится делать сложный выбор.
Вивиан присела на корточки, чтобы ее лицо оказалось на одном уровне с дочкиным и продолжила:
— Прежде чем становиться охотниками, люди были собирателями, но даже тогда они понимали ценность баланса с природой. Ты знаешь, как я люблю животных, и как я учила тебя уважать каждое живое существо. Но иногда, чтобы выжить, мы должны отступить от этих принципов, — Юки опустила взгляд. Она понимала, но одна только мысль о том, что от нее требуют отнять невинную жизнь, пусть и во благо, — угнетает ее.
— Сейчас каждое решение, которое мы принимаем, означает разницу между жизнью и смертью. Животные, на которых мы охотимся, — это не игрушки и не друзья. Это пища, это жизненно важные ресурсы, которые помогают нам быть сильными, — Вивиан прижала дочь к себе, прежде чем отпустить её руку. — Я знаю, что в тебе есть жалость, и это твоя сила. Но ты должна учиться использовать эту силу, чтобы защищать нас обеих. Природа неизменна в своих законах — и мы часть этой природы. Охота — не жестокость, это наш способ сохранить жизнь.
Девочка вглядывалась в лицо своей мамы, и в её сознании начал укладываться этот тяжелый, но необходимый урок. Она могла не сразу принять весь его вес, но доверие к маме и желание защитить их общее существование были крепкой основой для освоения непростых реалий их нового мира.
— Идем домой, завтра с утра вернемся.
Зима была суровым испытанием и казалась бесконечной. Вивиан собирала скудные запасы провизии и экономно распределяла, чтобы их хватило на несколько дней. Часто она отдавала свою порцию дочке. Несмотря на тяжелые условия, не теряла надежды, верила, что с весной придет облегчение и новые возможности. Она учила Юки быть сильной и не сдаваться перед трудностями. В особенно холодные вечера Юки слушала истории мамы о детстве, они пели колыбельные друг другу, чтобы хоть на мгновение избавить себя от тяжелых мыслей. Так, день за днем, Вивиан и Юки боролись за выживание. Их любовь и забота друг о друге помогали им преодолевать все невзгоды. И когда, наконец, пришла весна, принеся с собой тепло и надежду, они знали, что смогут справиться с любыми трудностями, которые преподнесет им жизнь.
Следующим днем они отправились на обучающую охоту утром, когда майское солнце ещё только начинало пробуждаться. Поросшие травой поляны, где часто можно было заметить следы зайцев и других животных, стали их учебным классом. Вивиан объяснила Юки, как важно двигаться тихо и незаметно, как наблюдать за признаками присутствия дичи — следами на земле, поврежденной растительностью, опорожнениями.
Она показала, как держать нож для метания — баланс и вес, распределение усилия и направленность движения руки. Мама объясняла, что каждая деталь важна: от выбора момента для броска до умения читать поведение животного, чтобы предугадать его следующий шаг. Они практиковались на мишенях из кусков картонной бумаги и веток, прикрепленных к стволам деревьев.
— Движения должны быть четкими. Лучше с первого раза убить, чем добивать мучающееся животное, — наставляла мама.
Юкито приняла неизбежность бытия, училась и слушала с полной отдачей. Она усвоила, что в мире, где каждый день мог стать испытанием, эти уроки могут обеспечить их с мамой выживание. Поначалу ей было непросто освоить меткий бросок, но с каждой попыткой её движения становились более уверенными и точными. Мама смотрела на неё с надеждой и гордостью, зная, что делит с дочерью не только секреты охоты — но и ценные уроки выживания и самостоятельности.
— Ты сегодня большая молодец, — темные каштановые волосы были взъерошены рукой матери. Солнце грело спину, ветер лизал кожу.
— Да, мы хорошо потрудились, — Юки весело шагала впереди мамы. Уставшая и измотанная энергичной дочкой.
Они решили передохнуть по дороге домой. Старая брошенная машина на обочине дороги возле полуразрушенного моста показалась им подходящим местом для короткого отдыха.
Забравшись на крышу автомобиля, они устроились поудобнее. Юкито села, скрестив ноги, и принялась задумчиво вертеть в руках свой нож.
Вивиан откинулась назад, опираясь на локти, и подставила лицо теплым лучам солнца. Ее взгляд скользил по необъятному небу, где неспешно плыли пушистые белые облака. На мгновение женщина позволила себе забыть обо всех тревогах и просто наслаждаться редкими минутами покоя.
— Как думаешь, мам, что там за мостом? — спросила Юкито, продолжая машинально вертеть нож. Ее голос вырвал Вивиан из задумчивости.
— Не знаю, милая, — мягко отозвалась она. — Наверное, там такие же разрушенные города и пустынные дороги, как и везде. Мы можем лишь надеяться на то, что их не затронул хаос.
— Хотела бы я увидеть океан, — мечтательно протянула девочка. — Как в той книжке с картинками, помнишь? Бескрайняя синяя вода до самого горизонта...
Вивиан грустно улыбнулась. Когда-то они с мужем мечтали свозить дочку на море, показать ей удивительную красоту водной стихии. Но жизнь распорядилась иначе. Теперь приходилось думать лишь о выживании.
— Обязательно увидишь, — пообещала она. — Когда-нибудь мы доберемся до побережья. Будем гулять по пляжу, собирать ракушки, любоваться закатом...
Вивиан и сама почти поверила в эту прекрасную мечту. Ведь без надежды на лучшее будущее невозможно было продолжать борьбу.
Юкито просияла, на миг снова став беззаботным ребенком. Она спрятала нож и подползла ближе к маме, устраивая голову у нее на коленях.
— Расскажи еще про океан, — попросила она. — Какой он?
И Вивиан принялась описывать бескрайние просторы воды, соленый бриз, крики чаек в вышине. Рисовать словами яркие картины, которые доставала из глубин своей памяти. Словно весь мир застыл, прислушиваясь к мечтам матери и дочери, сидящих на крыше старой давно забытой машины.
Вивиан все еще не могла до конца осознать, что весь привычный мир рухнул за какие-то несколько лет. Эпидемия, начавшаяся почти четыре года назад, безжалостно смела человеческую цивилизацию, погрузив планету в хаос и борьбу за выживание.
С наступлением весны Вивиан приняла непростое решение — брать Юки с собой на вылазки в поисках еды и припасов. Она понимала, что это было очень рискованно, но выбора не оставалось. Оставлять дочь одну в доме становилось все более опасным, а запасы продовольствия подходили к концу. Каждое утро они отправлялись в путь, держась за руки и настороженно оглядываясь по сторонам. Вивиан шла впереди, внимательно осматривая окрестности в поисках потенциальных угроз. Юки старалась не отставать от матери, крепко сжимая ее ладонь своей маленькой ручкой. Они обшаривали заброшенные дома и магазины, надеясь найти хоть что-нибудь полезное. Вивиан учила Юки быть бесшумной и осторожной, объясняя, что любой звук может привлечь внимание зараженных. Девочка внимательно слушала мать и старалась выполнять все ее указания.
Иногда им везло — они находили консервы, крупы или даже теплую одежду. Вивиан бережно складывала найденное в рюкзак, а Юки радостно улыбалась, понимая, что сегодня они не будут голодать. Но бывали и неудачные дни, когда приходилось возвращаться с пустыми руками и тяжелым сердцем.
Раньше они с Юкито старались держаться ближе к дому, в знакомых местах. Но с каждым днем припасы находить становилось все труднее. Разграбленные магазины и опустевшие дома уже не могли обеспечить их самым необходимым. Пришлось уходить все дальше в поисках еды, и медикаментов.
Вивиан до боли стиснула зубы, вспоминая, как все начиналось. Первые тревожные новости о вспышке неизвестной болезни где-то на другом конце света. Беспечные заверения властей, что все под контролем. А потом — стремительное распространение инфекции, паника, коллапс всех систем жизнеобеспечения. И вот результат — жалкие ошметки человечества, отчаянно цепляющиеся за жизнь среди руин былой цивилизации.
Она покосилась на Юкито, свернувшуюся клубочком на крыше машины. Девочка была слишком маленькой, когда все началось, и почти не помнила мира до эпидемии. Выживание — все, что она знала. Постоянная борьба, страх, потери. От этой мысли у Вивиан болезненно сжалось сердце.
«Я не допущу, чтобы это стало твоей единственной реальностью, малышка», — мысленно поклялась она. — «Чего бы мне это ни стоило, я верну тебе детство. Ты будешь жить, а не выживать. Снова будешь беззаботно смеяться, играть, мечтать... Как раньше».
Вивиан решительно спрыгнула с крыши и протянула руку дочери:
— Идем, солнышко. Нам нужно найти место для ночлега до темноты. Завтра двинемся домой.
Юкито сонно моргнула и вложила свою маленькую ладошку в руку матери. Вместе они двинулись по разбитой дороге. За спиной остался разрушенный мост — символ некогда счастливой и беспечной жизни, к которой уже не было возврата. У них была надежда. И они были вместе. А значит — все преодолеют. Иного выбора просто не было.
***
— Так, становитесь в ряд! — рявкнул солдат, указывая прибывшим на место возле бетонного ограждения. — Руки за голову, глаза смотрят прямо!
Люди торопливо выполняли команды, страх и неуверенность читались на их лицах. Солдат обернулся к напарнику, державшему в руках сканер:
— Ну, чего ты ждешь? Сканируй уже, нечего время тянуть!
— Да погоди ты, — огрызнулся второй солдат. — Сейчас все сделаю по протоколу.
Он подошел к первому в ряду мужчине и грубо приложил сканер к его затылку. Аппарат тихо пискнул, загорелся зеленый индикатор.
— Этот чист, — констатировал солдат и передвинулся к следующему. — И этот тоже. Порядок.
— Всех проверил? — нетерпеливо спросил первый солдат.
— Да, все чистые. Эй, Кели! — крикнул второй, обернувшись к девушке. — Забирай своих подопечных, пусть проваливают.
Кели отложила блокнот и поднялась со своего места. Она устало потерла глаза — сказывался недосып и бесконечная работа.
— Сколько их сегодня? — спросила она, подходя к солдатам.
— Пятеро. Все здоровые, насколько я могу судить. Твоя задача — провести осмотр и разместить в карантинной зоне.
— Я знаю свою работу, — вздохнула Кели. — Пойдемте, — обратилась она к прибывшим. — Добро пожаловать в карантинную зону. Сейчас я провожу вас в медпункт, а затем определим на место.
Люди нестройной группой двинулись за девушкой, озираясь по сторонам и не зная, чего ожидать. Солдаты проводили их равнодушными взглядами — для них это была рутина, одна из многих проверок за день.
— Сколько еще будем принимать? — спросил один из солдат. — Ресурсы не бесконечны.
— Приказ есть приказ, — ответил второй. — Пока нас не остановят, будем делать свое дело.
Они замолчали, глядя, как силуэты Кели и новичков скрываются за поворотом. Блокпост продолжал свою работу.
— Люси, осмотри женщин, — попросила Кели, войдя в шатер. Люси тяжело поднялась, отряхивая крошки со своей одежды. Она проворчала что-то себе под нос, но все же направилась к женщинам, сидящим на скамье у стены.
— Ну-ка, кто тут у нас? — громко спросила она, оглядывая их. — Я Люси. Сейчас посмотрим, все ли с вами в порядке.
Она начала осмотр с ближайшей к ней женщины — измученной на вид блондинки лет тридцати. Осторожно ощупала ее руки, проверяя на наличие травм, затем заглянула в глаза, попросила открыть рот.
Кели усадила новичков на скамью и начала осмотр. У некоторых обнаружились ссадины и порезы, у одного — признаки обезвоживания. Девушка привычными движениями обработала раны антисептиком, наложила повязки, напоила страдающего от жажды и раздала всем витамины.
— Первое время вам нужно будет много отдыхать, восстанавливать силы, — говорила она. — Потом вас определят в рабочие группы, у каждого будет своя задача. Все мы здесь трудимся для общего блага. Главное — вы в безопасности, о вас позаботятся. Если вас будет что-то беспокоить зовите меня.
В это время Кели вышла из шатра, на ходу завязывая волосы в хвост. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая блокпост в золотисто-оранжевые тона. Девушка сделала несколько глубоких вдохов, позволяя себе короткий момент передышки.
Кели не могла поверить в то, что происходило в ее жизни. Всего четыре года назад она была обычной студенткой медицинского колледжа, мечтающей о карьере врача и спасении жизней. Но мир вокруг нее рухнул, когда вспыхнула эпидемия, и ей пришлось быстро повзрослеть и адаптироваться к новой реальности.
Когда FEDRA объявила о создании карантинных зон и наборе медицинского персонала, Кели не раздумывая подала заявку. Она понимала, что это ее шанс применить свои знания и навыки, помогая выжившим в этом хаосе. Работа в карантинной зоне была тяжелой и изматывающей, но Кели не сдавалась.
Она быстро зарекомендовала себя как ответственный и квалифицированный специалист. Ее внимание к деталям, сострадание к пациентам и готовность работать сверхурочно не остались незамеченными начальством. Кели брала на себя самые сложные случаи, не боясь рисковать собственным здоровьем ради спасения других.
За последние четыре месяца упорного труда Кели добилась невероятных результатов. Она разработала новые протоколы лечения, оптимизировала работу медицинского персонала и даже сумела наладить производство некоторых лекарств на месте. Ее усилия не прошли даром — смертность в карантинной зоне значительно снизилась, а выжившие стали смотреть на нее с надеждой и уважением.
Ей всего двадцать пять, а она уже получила должность главного врача. Это было невероятное достижение, о котором она не могла и мечтать во времена своей учебы в колледже. Теперь на ее плечах лежала огромная ответственность за жизни сотен людей, но она была готова к этому вызову.
Кели понимала, что ее путь к успеху был вымощен тяжелым трудом, самоотверженностью и верой в свое призвание. Она была благодарна судьбе за то, что имеет возможность помогать людям в эти темные времена, даже если это означало работать на FEDRA — организацию, методы которой она не всегда одобряла.
Ее мысли вернулись к новичкам. Сколько боли и страха им пришлось пережить? Сколько потерь? В этом новом, жестоком мире каждый выживал, как мог. И те, кому посчастливилось добраться до лагеря, могли наконец вздохнуть спокойно.
«Но надолго ли?» — мелькнула тревожная мысль. Ситуация в карантинной зоне становилась все более нестабильной и опасной. Особенно в последние месяцы, когда участились нападения Цикад.
Цикады не гнушались никакими методами в своей борьбе. Они устраивали диверсии, подрывали склады с продовольствием и медикаментами, обрушивали электросеть, оставляя лагерь без света и тепла. Не раз доходило до открытых столкновений с солдатами, и тогда в медпункт поступали раненые.
Кели с содроганием вспомнила один из самых страшных дней — когда Цикады сумели пронести в лагерь взрывчатку и подорвали главный склад с продуктами. Погибли люди, многие получили ранения. А запасов еды после этого хватило бы лишь на пару недель.
Военные в ответ ужесточили меры безопасности, начали жесткие проверки и обыски. Но это лишь накаляло обстановку. Люди роптали, многие сочувствовали Цикадам или даже втайне поддерживали их. Кели видела, как растет недовольство, как все чаще вспыхивают ссоры и потасовки.
Она понимала, что зона находится на грани. Если напряжение продолжит расти, если атаки Цикад не прекратятся — произойдет взрыв. И тогда хрупкое равновесие рухнет, и карантинная зона погрузится в хаос.
От этих мыслей Кели становилось не по себе. Она старалась не думать о худшем, сосредоточиться на своей работе. В конце концов, ее долг — помогать людям, облегчать их страдания. Даже если будущее туманно и полно опасностей.
«Но мы справимся, — подумала она с внезапной решимостью. — Мы должны держаться вместе, поддерживать друг друга. Только так у нас есть шанс выжить и сохранить свою человечность».
Со стороны медпункта донесся голос Люси, зовущей Кели. Девушка встрепенулась, возвращаясь к реальности. Пора было возвращаться к работе. Она еще раз вдохнула теплый воздух и решительно направилась обратно в шатер — навстречу новым заботам и вызовам.
***
В комнате горел тусклый свет фонарика, который создавал тени на стенах. Тишину нарушала лишь нервная энергия Мэри. Она беспокойно шарила взглядом по углам, словно пытаясь высмотреть врага в каждой мельчайшей тени. Её беспокойство было таким интенсивным, что она не могла заставить себя оставаться в покое.
— Сядь уже, — не теряя интереса к комиксу, сказала Элла, перелистнув страничку. Она лежала расслабленно, её постоянное спокойствие контрастировало с тревогой Мэри.
— Я переживаю, — Мэри укусила губу и, понимая бессмысленность своей суеты, сдалась, подходя к дивану и опускаясь около ног Эллы. — Ты слишком спокойна, Элла, — выдохнула она, пытаясь передать часть своего волнения подруге, чтобы хоть как-то разделить груз тревоги.
Элла лишь фыркнула, закрыв комикс, и посмотрела на Мэри с той уверенностью, которую, как подруга, могла дать.
— Вот и ты успокойся. Я просто уверена на сто процентов в том, что парни справятся, — её слова были полны уверенности, и в её глазах сияло спокойствие того, кто видел, как их друзья преодолевают один вызов за другим без потерь. Это была не просто надежда, это была вера, заглушающая страх и разгоняющая тревогу.
— Боюсь, что что-то пойдет не так. Ведь не всегда все бывает идеально, — Мэри смотрит на невозмутимую Эллу, пытаясь выразить свою тревогу.
— Конечно, риск есть всегда. Но знаешь, наши ребята — они как кошки, всегда приземляются на ноги, — произнесла она с лёгкой улыбкой.
— Я просто не хочу, чтобы кто-то пострадал, — голос Мэри дрогнул, и в её глазах мелькнули слёзы.
Элла положила руку на чужую, пытаясь утешить Мэри.
— Я тоже. Но они знают, что делать, и мы должны им доверять. А пока... давай лучше найдём способ развлечь себя, чтобы не сходить с ума от ожидания.
Мэри кивнула, немного успокоившись, и легла рядом с Эллой.
Пронзительная тишина в убежище внезапно была нарушена шелестом и приглушенными звуками, которые заставили девушек на мгновение замереть. Они переглянулись, ощущая, как сердцебиение учащается в предвкушении чего-то неизвестного. Однако вскоре беспокойство на их лицах сменилось облегчением и радостью, когда они узнали знакомые голоса за стеной.
— Вернулись! — шепотом воскликнула Мэри, и обе девушки поспешили к старому металлическому лазу, рванув его на себя с неприкрытым энтузиазмом. Скрип железа резал уши, и когда проём раскрылся, через него просунулись макушки Дилана и Лиама, запылённые и улыбающиеся. За ними спрыгнули Шон и Адам.
— Мы справились, — произнёс Дилан с лёгким утомлённым голосом, что лишь подчеркивал несомненность их успеха.
Элла и Мэри, практически одновременно, выдохнули с облегчением и встретили друзей, помогая им войти в безопасное пространство их тайного места.
— Как все прошло? — спросила Элла, помогая Адаму снять маску с лица.
Лиам взял драматическую паузу, прежде чем начать свой рассказ, его глаза засветились шаловливым блеском.
— Так вот, представьте, — начал он, риторически разминая руки для придания важности своему повествованию. — Там стояли они, как три столпа непобедимости, во всеоружии, наготове. Но они явно не предполагали, что сталкиваются с Лиамом Несокрушимым — тем самым, чья хитрость и ловкость могут увернуться даже от теней...
Адам, снимая свою собственную амуницию, покачал головой, делая вид, что сдерживает улыбку.
Элла, поигрывая в руках маской Адама, подбодрила Лиама:
— Ну-ка продолжай, а то мы же знаем, что солдаты на самом деле убегали от твоих пресловутых шуточек.
— Ахах, забавно, — Лиам драматически посмотрел на неё, но принял вызов. — Я просто использовал старый добрый трюк «появись там, где тебя не ждут». Один из них пошёл проверить странный шум справа, в то время как я, по сути, был слева. Я ждал подобного момента. Второго я заманил своим фирменным свистом, который может имитировать цикаду, — он повторил звук, заставив Дилана заржать. — А третий, ну, скажем так, много думать не пришлось — я просто подсунул под его ноги шумящую маленькую жужжащую петарду, которую смастерил Дилан. И пока тот танцевал балет, пытаясь поймать нашего металлического приятеля, — продолжил Лиам с хитро улыбающимся взглядом, — я, словно тень, пробрался мимо, сделав то, за чем мы пришли.
Все в комнате засмеялись, ценя юмор Лиама и его способность ставить зрелище даже в опасной ситуации. Адам не смог удержать ухмылки, вспоминая о событиях их миссии. Протирая руки о тряпку, он продолжил:
— А если серьезно, все прошло как по маслу. Мы подготовили им сюрприз на складе.
Лиам обменялся сочувственным взглядом с Адамом, добавляя:
— О, вот увидите, петарды — это были лишь локоны на великолепной шевелюре нашего плана. Дилан засекретил в складе наш маленький подарок — бомбу с задержкой. Как только она активируется, склад превратится в инструктивную лекцию по «как быстро собрать свои вещи и покинуть шестой склад», — закончил Лиам, уже предвкушая реакцию солдат на их неожиданный сюрприз.
Мэри покачала головой с улыбкой, вздыхая:
— Только вы могли придумать что-то такое.
Адам уселся на диван, улыбнувшись, замечая комикс, который он принес, и положил ногу на ногу, расслабляясь, но при этом держа включенную рацию, которую они стащили, на случай, если будет передано сообщение.
- Ждем Лию и Генри, и тогда...
Едва он закончил фразу, Элла перебила его, уже готовая встать.
— Генри сказал, что они пойдут сразу на место встречи. Так что нам пора собираться.
Подхватив сигнал к действию, Адам тут же поднялся с дивана, его взгляд понимающе пересекся с Эллой. Время ожидания окончено, настал момент двигаться и встретиться с остальными, чтобы продолжить следующий этап.
— Ну что, пойдем? — он протянул руку к Элле, помогая ей встать с места. — Сегодня у нас значимый день.
Все проверили свои рюкзаки, удостоверились, что взяли всё необходимое, и направились к выходу. Сейчас, когда их команда собиралась вместе, они чувствовали, что готовы противостоять своим задачам, даже несмотря на неизвестность и риски, что висели в воздухе.
По мере того, как время шло, ребята выросли, морально и физически становясь сильнее каждый день. В условиях опустошённого и наполненного опасностями мира, их детство ушло, как пыль, развеянная ветром, они быстро освоили уроки выживания, которые этот мир диктовал.
Они сформировали группу сопротивления, целью которой стало всячески мешать планам FEDRA и затруднить их контроль над оставшейся частью цивилизации.
Среди прочего они специализировались на поджогах поставок, внезапно устраивая пламенные ловушки на складах с боеприпасами, оставляя за собой лишь дымящиеся руины.
Их действия были дерзкими и меткими. Элла была мозговым центром группы. Ее острый ум и способность просчитывать различные сценарии делали ее незаменимой при составлении планов действий. Она тщательно анализировала каждую ситуацию, взвешивая все возможные риски и выгоды. Элла умела предвидеть потенциальные угрозы и находить выход из, казалось бы, безвыходных положений. Ее планы всегда были продуманы до мельчайших деталей, что не раз спасало их группу от опасности.
Лиам, несмотря на свое чувство юмора и склонность к шуткам, был серьезен и собран в критических ситуациях. Он обладал быстрой реакцией и отличными рефлексами, что делало его незаменимым в моменты, когда нужно было действовать молниеносно. Лиам всегда был начеку, готовый защитить своих друзей от любой угрозы.
Дилан был технарем группы. Его знания в области электроники и способность соорудить взрывчатку из подручных материалов делали его ценным активом. Он умело перенастраивал радиочастоты, глуша сигналы FEDRA. Также мог починить практически любое устройство, что было крайне полезно в мире, где ресурсы были ограничены. Его изобретательность и находчивость не раз помогали им выпутываться из сложных ситуаций.
Адам был прирожденным лидером. Он обладал харизмой и умением вдохновлять других. Адам сплачивал группу, поддерживая боевой дух и напоминая им о том, ради чего они борются. Он разрабатывал стратегии, учитывая сильные стороны каждого члена группы и минимизируя их слабости. Адам умел принимать сложные решения в стрессовых ситуациях, всегда ставя безопасность своей команды на первое место.
Шон обладал острым умом и превосходными навыками, несмотря на свою замкнутость. Он умел передвигаться бесшумно и незаметно, что делало его идеальным разведчиком, что делало его идеальным разведчиком. Шон глубоко заботился о своих друзьях, хотя редко выражал свои чувства открыто. Он нередко показывал, что готов рисковать собственной жизнью ради их защиты и всегда приходил на помощь в трудную минуту.
Их маленькая группировка стала для них семьей, единственной константой в мире, полном опасностей и неопределенности. И пока они были вместе, объединенные общей целью и непоколебимой верой друг в друга, они знали, что смогут справиться с любыми испытаниями, которые преподнесет им жизнь.
За четыре месяца их группа стала единой и мощной силой, они делали всё, чтобы оставаться в тени, создавая помехи, даже если это означало взять на себя риски и жертвы. В сумеречных тенях разрушенных зданий их имена стали синонимом смелости и непокорности, символом надежды в мире полном отчаяния и дисциплины.
Рация в кармане Адама вдруг подала сигнал. Адам тут же замер, а затем быстро вытащил рацию из кармана, на ходу уменьшая громкость, чтобы привлечь меньше внимания. Элла и другие члены группы также замедлили свой шаг, чтобы выслушать передаваемую информацию. Сквозь шипение и помехи раздались резкие, напряженные голоса. Солдат говорил быстро и порывисто, под влиянием явного стресса от ситуации:
«-... повторяю, наши припасы на шестом складе не просто исчезли, они были уничтожены. Взрыв был мощным. Тринадцать человек погибло на месте, шесть раненых, несколько из них серьезно. Мы пытаемся оценить полный уровень разрушения. Все доступные отряды, требуется немедленная реакция...»
Каждый член группы обменялся крадущимися взглядами, их лица отражали многозначительное облегчение, смешанное с осторожностью. Они знали, что их операция против FEDRA была удачной, но также понимали, что это усилит охоту FEDRA на них и на подобные группы.
Адам тихо отключил рацию и аккуратно положил ее обратно, внимательно разглядывая своих товарищей.
— Это наша работа, — тихо сказал он, глубоко вздохнув. — Нам нужно быть еще более бдительными теперь. Они удвоят свои патрули и будут в двойне жаждущими реванша.
Все кивнули в знак согласия, зная, что несмотря на временную победу, борьба продолжится. Они направляясь теперь к встрече с Лией и Генри, чтобы совместно принять меры предосторожности и спланировать их следующие шаги. Их решимость была непоколебима; они действовали не ради личной выгоды, но ради борьбы за свободу и спасение тех, кто оказался под гнетом FEDRA.
***
Винц сидел за столом, уронив голову на руки. Усталость навалилась неподъемным грузом, давила на плечи, не давала вздохнуть. В голове крутились беспорядочные мысли, обрывки фраз, образы прошедшего дня. Что он делает не так? Почему всё летит к чертям, несмотря на все его усилия?
Винц почувствовал, как вес его обязанностей тянет его вниз, словно он нырнул в море, не имея шансов на спасение. Каждый день был испытанием, борьбой за поддержание порядка в карантинной зоне.
Несмотря на все их усилия, Цикады продолжали наносить удары, и конца этому не было видно. Более того, с каждым днем появлялись все новые и новые группировки, готовые противостоять власти FEDRA.
Люди теряли веру в способность FEDRA защитить их и обеспечить безопасность. Многие открыто выражали свое недовольство, а некоторые даже переходили на сторону повстанцев. Ситуация выходила из-под контроля, и Винц чувствовал, как земля уходит у него из-под ног.
Он был капитаном, лидером, на которого полагались его солдаты и гражданское население. Но сейчас Винц чувствовал себя беспомощным и потерянным. Все его тактики и стратегии оказались бессильны против растущего сопротивления. Каждый раз, когда они одерживали малую победу, Цикады наносили ответный удар с удвоенной силой.
Винц понимал, что люди теряют надежду и идут на крайние меры. Он слышал о гражданских, которые присоединялись к повстанцам, предпочитая сражаться против FEDRA, чем жить под их контролем. Некоторые даже совершали самоубийства, не видя выхода из этого беспросветного кошмара.
Он потер виски, пытаясь унять нарастающую головную боль. Чувствовал себя загнанным в угол, без единого просвета впереди. Но он не мог позволить себе сдаться. Он должен был найти выход, должен был спасти FEDRA и защитить людей, которые на него полагались. Впереди его ждут бессонные ночи и тяжелые решения. Но он был капитаном, и его долг — вести свой народ через любые испытания. Даже если это означало идти по краю пропасти, он не мог отступить. Слишком многое было поставлено на карту.
Его дом стал местом раздора, а не спокойствия. Его сын все больше вглядывался в жестокие реалии мира вокруг и отвернулся от него. Винц чувствовал презрение, когда они встречались в доме. Винц знал, что Адам видит в нем только разочарование, провального отца, не героя — монстра. И как ни старался, он не знал, как преодолеть огромную пропасть между ними. Они были как незнакомцы, живущие под одной крышей, разделяемые непониманием. Четыре месяца бесплодного молчания были словно вечностью для обоих.
Как мог он остановить такие волны разрушения, когда он даже не мог сохранить отношения со своим сыном? С каждой потерянной битвой он начинал сомневаться в своих способностях капитана все больше и больше.
Винц почувствовал вкус горечи на своих губах, наслоение разочарования и усталости опускало тяжелый занавес между его воспоминаниями о прошлом и реальностью настоящего. Он больше не может жить в мире, который был когда-то; мир, полный надежды и счастья. Теперь впереди расстилались лишь тени неопределенности и печальной утраты того, что казалось вечным. С каждым днем, который приносил новые беды и издевательства судьбы, Винц ощущал, как его вера в лучшее умирает, оставляя после себя лишь порошок разбитых иллюзий.
Стойкость и решительность, которые всегда были его щитом, теперь казались истонченными, проткнутыми множеством поражений и неудач.
Прошлое ушло, а будущее еще не написано. И хотя путь будет тернист, Винц знал одно: он должен встать и сделать следующий шаг. С каждым новым рассветом он будет писать эту историю, пусть даже это будущее и кажется омраченным и неясным.
Он не может отступать. Он должен был снова найти в себе силы ради своего отряда, ради своего города... ради своего сына. Он должен был вновь загореться желанием бороться и изменить ход вещей. Только тогда, может быть, он сможет исцелить разломы в своей жизни и найти путь к примирению и миру, который так долго ускользал от его застывших пальцев.
— Привет, — с улыбкой на лице вошла в комнату Джоан.
Винц вздрогнул от неожиданности. Он так зациклился на своих проблемах, что забыл о теплом убежище, которое всегда находил рядом с женой. Взгляд её глаз, полный нежности и поддержки, мгновенно прогнал тени, скопившиеся в его голове.
— Привет, — ответил он, позволяя себе на мгновение забыть о бремени обязанностей и проблемах, которые он носил на своих плечах. Его лицо оживило дерзкую усмешку — именно такой он был, когда они впервые встретились, полный надежд и решимости.
Джоан оглядела его измученное лицо и обняла, словно пытаясь передать ему часть своей силы.
— Ты устал, — сказала она, — тебе нужно отдохнуть, — её слова были мягким лекарством для его израненной души.
Джоан была той незаменимой искрой света в тьме текущих тягот; единственной, кто мог привнести в его жизнь ощущение тепла и утешения. Ее заботливые руки и нежный, понимающий взгляд были тем прибежищем, к которому он стремился вернуться после каждой борьбы, каждого вызова и каждой потери.
Любовь и поддержка были бесценным стимулом: во время изнурительных заданий и непомерно тяжелых бремен командной ответственности, именно мысль о ней придавала ему силы идти вперед, несмотря на все трудности. Джоан не только в радостных и легких моментах жизни, но и в эти мрачные времена испытаний, была его самой сильной опорой.
Он возвращался домой, измученный и истощенный, зная, что его ждет утешение и возможность кратковременно забыть о жестокости внешнего мира. В объятьях он мог позволить себе быть не командиром, не военным, а просто человеком — со своими страхами, слабостями и чувствами. Их сильная связь, проверенная временем и обстоятельствами, давала ему необходимую уверенность, что, несмотря на все препятствия, вместе они справятся с любым вызовом.
Это осознание придало ему новые силы. Может быть, он и не был идеальным капитаном или отцом, но он был человеком, и у него еще был шанс изменить ситуацию.
— Адам уже дома? — спросил он тихо.
— Да, он у себя.
Джоан осторожно наблюдала за мужем, чьё лицо стало немного мягче при упоминании о сыне. Она знала, что этот молчаливый протест был криком, который Адам не мог или не хотел формулировать словами. Это молчание стало пространством между ними, наполненным несказанными словами, ошибками и непониманием.
Для Винца каждый день без общения с сыном был как рана, медленно тянущая силы из его души. Он видел, как Адам становится все более отстраненным, и чувствовал, что теряет его.
Для Адама бунт был способом выразить свой гнев и беспомощность перед лицом опустошения, которое порождал мир за пределами их дома. Юное сердце протестовало против бесконечного цикла насилия и беспорядков, которые считал неизбежной частью жизни своего отца.
Джоан, стоя между ними, чувствовала себя разорванной. Она любила обоих, и страдала оттого, что её любовь не может исцелить эту пропасть, которая разделяла их. Её глаза были полны слез каждый раз, когда она перехватывала взгляды, полные обиды и печали, которыми обменивались её мужчины. Она молилась о том, чтобы они снова нашли путь друг к другу, прежде чем что-то невосполнимое сломается в их отношениях.
— Ты делаешь все, что можешь, — сказала она тихо.
Винц вздохнул, заставляя себя посмотреть в её добрые глаза.
— Порой мне кажется, что я недостаточно стараюсь, — признался он.
— Помни, что наши величайшие славы не в том, чтобы никогда не падать, а в том, чтобы подниматься каждый раз, когда мы падаем.
Винц улыбнулся в ответ — горько, но благодарно.
— Как ты всегда умеешь найти слова?
— Знаешь, — Джоан взяла его за руки, — Ты делаешь этот мир лучше, каждый день, даже не осознавая этого.
Его взгляд устремился к её лицу, он почувствовал, как напряжение покидает его.
— Спасибо тебе, это значит для меня много.
— Винц, — её голос был утешением. — Твоя борьба, твоя решимость... это всё чувствует и Адам. Это большее, чем просто слова. Когда-нибудь он поймет.
Винц обнял ее тихо. В глубине души он почувствовал, что пока у него есть поддержка этой замечательной женщины, у него есть всё необходимое, чтобы продолжать борьбу и, возможно, исцелить отношения с сыном.
***
Солдаты, покрытые защитной экипировкой, словно беспощадные роботы, осуществляют свой закон — закон ужаса и контроля.
Группа гражданских стоит у края грязной улицы, глаза полны страха и бессилия. Женщина, с растрепанными волосами и в грязной рубахе, выплёскивает из себя истерику и борется за каждый свой шаг, когда солдат бесцеремонно тащит её на расстрел.
— Нет! Отстаньте от меня! — ее крики перекликаются с холодностью зарядов в автоматах, направленных прямо в неё.
Из толпы выпрямляется мужчина. В его глазах тлеет искра непокорности. Солдаты толкают его в спину суровыми приказами.
— Иди! Иди!
Он корчится от боли и страха, но его волю не сломить.
— На колени! — рычит один из солдат, перемахивая через приклад оружия.
— Я ничего не сделал. Нет! — выкрикивает другой голос, полный паники, из другого угла улицы, где кто-то пытается уклониться от жестоких рук власти.
— Руки за голову, мразь. Быстро! — звучат жестокие команды. Бесцеремонность и холодность, с которой солдаты осуществляют свои приказы, наводят ужас на всех, кто оказался в эпицентре этой беды.
Один из мужчин, переполненный безумством и отчаяньем, внезапно кричит в знак презрения ко всему, что происходит вокруг него.
— Иди к черту!
Женщина рядом с ним хватает его за руку и пихает, словно пытаясь привести в чувство.
— Ты что творишь. С ума сошел? — её слова звучат почти безнадежно.
— Мне уже наплевать, — отвечает он решительно, дышащий усталостью и состраданием. — Пусть стреляют!
Всё это время сирены войны и крики резонируют в воздухе, наполняя зону тревожным ожиданием.
Каждый выбор — это вопрос жизни и смерти. Это скрипучие звенья нового мира, где простые люди между океаном борьбы за выживание и ручейком человеческого достоинства сталкиваются лицом к лицу с ужасом потери. Здесь предательство хуже смерти, а опасность поджидает за каждым углом.
Глем и Томас стоят в полумраке заброшенного здания, скрытые за досками, которые когда-то были частью окна. Глем с трудом подавляет негодование, в то время как Томас в ужасе наблюдает за тем, что происходит снаружи — за жестокостью людей, некогда ему родных по службе.
— Вот эту реальность ты пытался защитить, — прорывается Глем сквозь злость. Её голос звучит как напоминание о том, что выбор Томаса быть частью FEDRA неоспоримо причастен к этому жестокому порядку.
Томас стал ключевой фигурой в сети подпольной разведки для Цикад. Вот уже несколько месяцев он рискует своей жизнью каждый день, тщательно собирая и передавая Цикадам критически важную информацию, используя свое положение внутри системы. Любая информация, которую он может предоставить, спасет жизни и даст Цикадам преимущество в их сопротивлении. Однако он также знает, что, если его предательство раскроют, это будет означать не только его конец, но и существенный удар по Цикадам. Поэтому он действует крайне осторожно, постоянно поддерживая видимость лояльности к FEDRA, одновременно делая всё возможное, чтобы подрывать их действия изнутри.
Когда четыре месяца назад Томас пришел к Цикадам, он знал, что будет нелегко завоевать их доверие. Большинство повстанцев смотрели на него с подозрением, считая, что бывший солдат FEDRA не может быть искренним в своем желании присоединиться к их борьбе. Но Глем единственная улыбнулась ему при встрече, она видела в нем потенциал и решила дать ему шанс.
С тех пор Томас и Глем стали близкими партнерами. Они часто планировали операции вместе, полагаясь на опыт и навыки друг друга. Глем ценила его знания о FEDRA и их тактиках, а Томас восхищался ее решительностью и преданностью делу. Между ними установились крепкие, доверительные отношения, что было редкостью в мире, полном предательства и лжи.
Но несмотря на поддержку Глем, Томас постоянно чувствовал на себе недоверчивые взгляды других Цикад. Они шептались за его спиной, выражая сомнения в его лояльности и мотивах. Некоторые даже открыто обвиняли его в том, что он шпион, внедренный FEDRA для сбора информации и подрыва их деятельности изнутри.
Томас старался не обращать внимания на эти слухи и сосредоточиться на своей миссии. Он продолжал работать на FEDRA, передавая им ложную или неполную информацию, чтобы защитить Цикад. В то же время он добывал ценные сведения для повстанцев, рискуя своей жизнью на каждом шагу. Он знал, что любая оплошность может выдать его истинную преданность, и тогда его ждет неминуемая смерть. Но он продолжал играть свою роль, веря, что его жертва поможет Цикадам в их борьбе против тирании.
Только рядом с Глем Томас мог быть самим собой. В редкие моменты затишья они говорили о своих надеждах и страхах, находя утешение в понимании друг друга. Глем была для него якорем в этом море лжи и опасности, напоминанием о том, ради чего он рисковал всем.
Его путь не будет легким. Он будет продолжать жить на грани, балансируя между двумя мирами и рискуя потерять все. Но он верил в правое дело Цикад и в то, что когда-нибудь его жертвы будут не напрасны. А пока он будет продолжать свою двойную игру, полагаясь на доверие Глем и свою решимость бороться за лучшее будущее.
Они осторожно спускаются по старой скрипучей лестнице, стараясь избежать встречи с солдатами, которые все еще могут оказаться поблизости.
— Послезавтра два отряда направят за Кордон, — его голос звучит глухо в прохладной пустоте подвала. — Правительство уверено, что там одна из баз Цикад.
Глем останавливается так резко, что старая пыль взлетает из-под её ботинок.
— Ты уверен в этой информации? Откуда ты знаешь?
Томас встречает ее взгляд, его лицо остается невозмутимым, несмотря на бурю эмоций внутри. Он знает, насколько важна эта информация, и понимает опасения Глем.
— Я слышал это от Винца. Они планируют масштабную операцию, чтобы уничтожить базу и захватить как можно больше повстанцев, — отвечает он ровным голосом.
Глем начинает нервно расхаживать по подвалу, ее мысли лихорадочно мечутся. База за Кордоном — одна из их главных опорных точек, там находятся запасы оружия, медикаментов и продовольствия. Если FEDRA удастся захватить ее, это будет серьезным ударом по Цикадам.
— Это проблема. Мне нужно быть там раньше солдат, чтобы предупредить об атаке, — она посматривает через окно, сканируя улицу на предмет опасности. — Мы должны эвакуировать базу и перенести все ценное в безопасное место.
Томас кивает, соглашаясь с ней. Он знает, что времени мало, и каждая минута на счету.
— Сколько их будет?
— Двадцать два человека.
Глем присвистывает.
— Нехилая подготовочка.
Томас кивает, его слова пропитаны чувством долга и пониманием той стороны, которую он теперь выбрал:
— Если что-то изменится, я сообщу, — обещает он, прежде чем направиться к выходу из подвала.
Глем видит в Томасе эхо собственных сомнений, прежде чем она отдала свою жизнь делу Цикад, и чувствует глубокую связь с ним.
— Эй, Томас, — её голос останавливает его на пороге тьмы. Он оборачивается.
Она прикладывает руку к сердцу.
— Если потерялся во тьме, ищи свет.
Его взгляд встречается с её, и в этом моменте они оба понимают, что в борьбе за справедливость иногда требуется больше, чем только мужество — требуется вера в лучшее будущее. Томас кивает ей, словно с этого момента слова Глем стали его маяком, зажигающим путь в непроглядной тьме, которая обволакивает падающий мир вокруг них.