Цена решения
В салоне грузовика тускло горит приборная панель, освещая серьезные лица солдат. Томас покачивается в такт движения, проходящего по неровным дорогам разрушенного города. В его ушах постоянно долбит грохот дизельного двигателя, периодически сменяемый радиосообщениями от командования.
Снаружи небо постепенно темнеет, и в вечерней дымке начинают мерцать фонари. По мере приближения к комендантскому часу улицы становятся все более пустынными. Грузовик медленно движется, останавливаясь время от времени для проверки подозрительных лиц или мест.
Он оглядывается по сторонам, проверяя свое оружие и снаряжение. Вместе с ним в кабине находятся еще двое солдат - его товарищи по службе. Они обсуждают план патрулирования и возможные риски.
Томас облачен в стандартный военный камуфляж с защитным бронежилетом и шлемом. Его внимательные глаза не отрываются от окон грузовика, сканируя мрачные фасады зданий и заброшенные автомобили в поисках признаков проблем. Его руки крепко обхватывают винтовку, готовую к немедленному использованию при необходимости.
Они замечают свежие граффити Цикад, проезжая мимо полуразрушенного здания. Их особые символы теперь в очередной раз напоминают солдатам о постоянной угрозе. Несмотря на все усилия, Цикады остаются неуловимы, их действия – непредсказуемы.
- Посмотрите, еще один знак, - говорит один из солдат, указывая на стену с изображением насекомого, который стал символом Цикад.
- Где же эти сволочи засели, – отзывается другой, его рука инстинктивно ложится на рукоятку пистолета.
Томас чувствует, как усиливается его бдительность. Он знает, что Цикады – это не просто бандиты, они хорошо организованны и высоко мотивированны, и что самое тревожное – они имеют своих сторонников среди населения карантинной зоны. Цикады верят, что слом системы настал, и они неизменно перемещаются по теням и нацелены на дестабилизацию и создание хаоса.
- Будьте настороже, – проходит команда по радиостанции грузовика. - Цикады могут планировать что-то крупное.
С некоторой тревожностью и предвкушением ночного патруля, Томас и его отряд продолжают свой путь сквозь темнеющие улицы. Они постоянно проверяют тени и углы на предмет подозрительной активности, ожидая засады или нападения в любой момент.
Каждый новый символ Цикад кажется вызовом солдатам и представителям власти, и каждый раз подчеркивает их присутствие в этом городе, полном неопределенности и опасности.
Мотор грузовика заглушается, и Томас чувствует, как машина останавливается. Ночь вползает в город холодными щупальцами, а воздух насыщен застывшим холодом. Солдаты, один за другим, спрыгивают с задней платформы, их берцы с тихим стуком касаются заснеженного асфальта.
Томас подтягивает подбородок в воротник и чувствует, как ветер, полный зимней жестокости, вгрызается во все открытые участки кожи. На мгновение он закрывает глаза и делает глубокий вдох, наполняя легкие ледяным воздухом.
Строгий силуэт третьего блокпоста вырисовывается впереди, как неуклюжий зверь, затаившийся в тени. Военные жесты командирования раздаются четкими и сухими, и Томас входит в боевую роль, настраиваясь на ночной патруль. Фонари на блокпосте выхватывают частицы снега из мрака, создавая вихри света и тьмы.
Солдаты распределяются по своим позициям, и тишина блокпоста — стража на границе карантинной зоны — приобретает определенную монументальность. Томас проверяет свое оружие, убеждаясь в его готовности к использованию.
Шагая по своему патрульному маршруту, он слышит ломаные фрагменты чужого разговора. Он не имеет намерения подслушивать, но инстинктивно обращает внимание на голоса из-за их интонации – что-то в них звучит тревожно, может быть даже отчаянно.
С каждым дополнительным шагом Томас улавливает фрагменты беседы двоих, стоящих у подъезда многоквартирного дома. Женщина, одетая в изношенные и заплатанные одежды, держит в руках потрепанный конверт, в то время как мужчина, её спутник, широко размахивает руками в знак возмущения.
– Да ладно, правда? – усомнился мужчина рядом с ней, по внешнему виду кажущийся более молодым.
– Мне с утра принесли повестку, – отвечает женщина, усталость проявляется в каждом ее слове. – Отправляют на общественные работы за кордон.
Томас осознает, что их беспокойство – это знак тех бурных времен, в которых они все вынуждены жить. Призыв на общественные работы за пределами зоны, особенно в такие нестабильные времена, казался приговором
Мужчина реагирует немедленным возмущением:
– Что за бред? В патрулях должны быть солдаты.
Неожиданно их разговор привлекает к Томасу их внимание. Женщина, замечая приближение военного, косится на него с явным недовольством.
Он не хочет встревать в чужие коллизии или споры, но взгляд женщины навевает на него чувство неловкости, как будто он стал воплощением системы, которой они так недовольны. Он понимает роль, которую играет в этом новом мире, и старается не обращать внимания на недовольные взгляды – он здесь не для того, чтобы обсуждать закон и порядок, а чтобы их поддерживать.
– Непременно им об этом скажу, – её голос звучит решительно и недоброжелательно.
Проходя мимо, Томас слышит ещё кусок их разговора, последние слова женщины касаются его как тень, но он продолжает свой путь. Его задача – обеспечить безопасность до наступления комендантского часа, и каждая часть его сознания сконцентрирована на этой цели.
Томас идёт дальше, оставив разговоры о жизни и судьбах жителей позади, каждый шаг дальше уносит его от эха реальности жизни в карантинной зоне – месте, полном невидимых ран и борьбы.
- Внимание. Граждане обязаны носить с собой удостоверения личности и выполнять все приказы персонала.
Сухой женский голос из громкоговорителей раздаётся по всему району, резонируя между зданиями, создавая эффект эха, который заполняет пространство между пустыми улицами.
Томас и другие солдаты замирают на мгновение, прислушиваясь к привычному объявлению, которое раз за разом напоминает о необходимости подчинения в карантинной зоне.
В воздухе витает ощущение напряжения — налицо последствия частых действий Цикад и неодобрительного настроения среди граждан. Эти постоянные напоминания помогают поддерживать порядок, но также служат источником беспокойства и раздражения для многих.
Томас следит за реакцией людей на сообщение. Некоторые спешно шарят в карманах за документами, другие морщатся и ворчат под нос, но в целом, большинство постепенно привыкли к эти провозглашениям. Это часть их жизни — ещё одно напоминание о том, что их свобода ограничена и что власть непреклонна.
Он понимает, что эти объявления — не просто протокол, это символ власти и контроля, который он и его товарищи обязаны поддерживать. И хотя он задействован в этом процессе, время от времени не может избавиться от тяжести, которую этот бесконечный надзор влечет за собой как для него самого, так и для жителей этой изолированной зоны.
Улицы постепенно опустошаются, жители углубляются в свои дома, стараясь избежать конфронтации с наступающим комендантским часом. Скоро карантинная зона превратится в пустынное, мрачное место, лишь время от времени разрезаемое лучами фонариков патрулирующих военных.
Мороз становится всё жёстче, проникает сквозь одежду, заставляя Томаса и его товарищей поджимать плечи и интуитивно искать тепла. Холодный воздух предательски обжигает лёгкие, делая каждый вдох глубже и ощутимее. Мёртвая тишина города только усугубляет ощущение изоляции.
Тьма усиливает их чувство бдительности. Ведь с наступлением темноты растет и опасность столкновения с теми, кто решит нарушить запреты или попробует воспользоваться темнотой для совершения нечистых поступков. Все они, облачённые в свои униформы и бронежилеты, становятся единственным свидетельством жизни и порядка в этом запретном мире.
Томас пытается держать себя в тепле, периодически совершая энергичные движения руками, пока медленно изучает каждый угол и аллею на предмет признаков беспорядка. Он вспоминает слова чужой беседы, повторяющуюся информацию из громкоговорителей и понимает, что здесь каждый следит за каждым, это город, где даже пустота становится гулким шепотом.
Мысли о Мэв приходят к нему как лучики тепла в этой ледяной атмосфере. Он вспоминает, как она тепло обняла его перед уходом, её поцелуи были мягкими и утешительными, словно обещание быстрого возвращения.
И хотя её тепло давно улетучилось, воспоминание о нем заставляет сердце биться чуть быстрее, наполняя его уверенностью и отвлекая от холодных реалий окружающего мира.
Скоро Рождество. В его голове пробегают различные идеи подарка для любимой – может, какой-нибудь редкий деликатес, который так сложно раздобыть, или же ювелирное украшение, найденное у какого-нибудь старьевщика.
Думая о сюрпризе, который он мог бы сделать для Мэв, Томас чувствует, как его душа потихоньку заполняется теплом, и его усталые, замерзающие пальцы кажутся ему чуть менее онемевшими. Мысли о любви и Рождестве помогают Томасу сохранять доброту и надежду в сердце, несмотря на трудности и ужасы его повседневной реальности. Да, он солдат, но, прежде всего, он человек, способный на страстные чувства и мечты, которые освещают тьму вокруг.
Он проходит мимо ворот блокпоста. Был лишь миг перед тем, как взрыв разразился, превратив все вокруг в суматоху вырванных из мест огненных языков и разлетающегося металла. Томас, все еще погруженный в мысли о доме и о Мэв, не успел среагировать.
Сила взрыва была такова, что он почувствовал, как его отбрасывает к земле. Он знатно приложился об асфальт, что с головы слетела каска. В ушах зазвенело, все звуки заглушились, только гул наполнял голову.
Как бы отстраненно, будто через пелену шока, Томас уже сидел, стараясь очистить своё сознание от тумана, который заволок разум и обретя хоть каплю ясности в глазах. Он увидел разрушенные ворота блокпоста, спутанные с огнем и дымом. Он различил несколько окоченевших тел в военной униформе – его товарищи, соратники, которые только что стояли там.
- Что за нахрен!?
Инстинкты, отточенные тренировками и боевым опытом, возвращают в реальность. Сгорбленный из-за боли, он встает на ноги, проверяет себя на наличие повреждений и стремительно ищет своё оружие. Он оглядывается в поисках угрозы, его взгляд сканирует дымовую завесу на предмет движущихся фигур или подозрительных силуэтов.
Огонь освещает сцену хаотичных разрушений, бросая танцующие тени на разрушенные стены и разбросанные осколки. Атмосфера пропитана запахом пороха, гари и крови.
Как только он приходит в себя после первого шока, его мозг мгновенно анализирует возможные причины случившегося. Томас понимает – это нападение, враждебный акт, направленный против зоны.
Цикады.
Картины ужаса вокруг него только убеждают его в этой первой мысли. И словно подтверждая его мысли кто-то рядом кричит:
- Цикады!
Голоса накладываются друг на друга, когда они отдают приказы:
- Стеречь ворота!
- Стреляйте!
- Убегают! Нужна помощь!
Эти слова несутся поверх боли и гула в его голове, заставляя Томаса сконцентрироваться и вне зависимости от собственных повреждений обратиться к борьбе, которая бушует не меньше пламени вокруг.
К нему подбегает одна из женщин-солдат, её лицо напряжено и покрыто пылью, глаза искрятся решимостью и беспокойством.
– Томас! Ты как? Живой? – её голос достигает его сквозь шум в ушах.
Томас кивает, принимая в руки своё стрелковое оружие. Он ощущает как новая волна адреналина переполняет его тело, готовя к дальнейшему бою. Теперь он не просто жив, он функционален и готов выполнить свою часть работы.
Крепко взяв оружие и обнаружив, что солдат находится в боевой готовности рядом с ним, Томас настраивается на то, чтобы дать отпор противнику и обезопасить зону любой ценой. Он бежит, неся болезненные последствия взрыва в каждом своем движении, но твердая решимость поддерживает его в этот критический момент.
Оповещение, раздавшееся по всему периметру, является помехой для уже взвинченной атмосферы. Приказы становятся ещё более настойчивыми, добавляясь к разносимому грохоту первых выстрелов, которые режут ночной воздух.
– Внимание. Третий контрольно-пропускной пункт закрыт!
Девушка, не скрывая своего возмущения, выкрикивает между звуками стрельбы:
– Гребаные Цикады!
Темнота дает преимущество нападающим, позволяя им слиться с окружением и использовать элементы сюрприза. Но солдаты карантинной зоны хорошо подготовлены и обучены отражать такого рода нападения. По стратегическим позициям расставлены снайперы, которые сразу же начинают отстреливать врагов, угрожающих зоне.
Томас, контролируя свои действия через прицел собственного оружия, замечает тени, пробравшиеся на их территорию. Они быстро двигаются, используя каждое укрытие, но в неравном бою с дисциплинированными снайперами, они становятся легкими целями.
Однако, одна из фигур умудряется ускользнуть от залпов и скрыться за углом ближайшего здания. Томас, сохраняя высокую степень бдительности, решает последовать за противником.
Он мчится вдоль улиц, ноги уверенно нащупывают тротуар под слоем обледенелого снега. Несмотря на тяжесть военной амуниции и неуклюжее гулкое эхо его шагов, он уверенно держит ритм, зная, что каждая секунда на счету.
- Стой!
Прямо перед ним — призрачный силуэт бегущего противника, уходящий во тьму, быстрый как рассеченный воздух. Томас понимает, что его противник хорошо знает местность и использует каждую улочку и проем как возможность для уклонения и засады.
Ему кажется, с каждым изгибом дороги злонамеренная тень становится все дальше и туманнее. Но Томас не позволяет себе сомневаться. Он продолжает погоню, подстегиваемый адреналином и непоколебимой верой в свой долг.
Ночной город становится лабиринтом из остроугольных теней и двусмысленных звуков. Темнота жестока тем, что она лишает его некоторого зрения.
Его сердце бешено колотится в груди, легкие рвутся от изнуряющих взрывов воздуха. Но он продолжает двигаться вперед — задачей Томаса является не только защитить периметр, но и по возможности остановить врага, который может предоставить ценную информацию для предотвращения будущих нападений.
Впереди, на миг, фигура вновь появляется на его глазах, и Томас на мгновение ускоряется, пытаясь сократить дистанцию. Этот человек может знать многое о текущей операции, спрятанных зарядах, соучастниках или о будущих нападениях. Томас осознает, что каждый пойманный член Цикад – это потенциальный шанс спасти жизни многих невинных.
С этой мыслью он набирает скорость. Он знает, что действовать предстоит быстро и решительно, иначе повстанец исчезнет в недрах кварталов или затеряется в тёмных переулках города.
Томас отслеживает мелькающую тень, зигзагообразно изменяя свой маршрут, чтобы выследить беглеца. Он прислушивается к звукам шагов, крику стаи пуганых голубей, поднимающихся в воздух из тёмного закоулка, использует все индикаторы, которые могут выдать убегающего.
Он напрягает слух, пытаясь подслушать шепот, разговоры или даже предательский скрип двери, который может указать на скрытую базу Цикад.
Томас приближается к зданию, где минутой ранее увидел убегающую фигуру, и останавливается, чтобы воспользоваться преимуществами ситуации. Внутри построения глухо, только его шумное дыхание нарушает тишину. Он ощущает запах старой плесени и влажного бетона заброшенного здания.
– Выходи! – голос кажется громким и чуждым в тишине покинутого здания, его слова разносятся эхом по коридорам и пустым комнатам.
Он плотно сжимает винтовку, инстинктивно ощущая вес и баланс оружия, когда подготавливается ко встрече с врагом. Томас выжидает, извлекая напряжение и концентрацию из каждой учащенной дыхательной волны. Глаза беспрерывно скользят от одного потайного угла к другому, отслеживая любой намек на движение.
Тишина кажется непрерывной, но не обманчивой. Он знает, что где-то в глубинах здания его преследуемый может скрыться или занять позицию для нападения. Томас включает тактильное восприятие на максимум, зная, что в таких операциях даже малейший шорох может спасти ему жизнь.
Стресс и адреналин бьют через край, когда Томас чувствует резкий удар в спину. Он поворачивается, но рефлекторный выпад нападающего выбивает из его рук винтовку, столь надежно до этого зажатую в оцепеневших пальцах.
В темноте слабо проявляются очертания атакующего – противник стоит, готовый к новому нападению. Он быстро осматривается на предмет своего оружия, но темнота союзник его врага, поглощает контуры и смешивает тени в единый мрак. Это ближний бой, где инстинкты и обучение становятся его главным оружием.
Его глаза быстро адаптируются к полумраку, и он выискивает любые признаки, по которым можно отследить движения нападающего — отсвет из маленького окна, трясущееся освещение уличного фонаря сквозь разбитое стекло.
Напряжение нарастает в каждой секунде молчания, когда его противник оценивает ситуацию. В этот критический момент каждое решение может обойтись жизнью. Томас готовится парировать следующий удар, в то же время просчитывая, как можно было бы обезоружить или сбить с толку атакующего.
Слова пронзают черную тишину, достигая Томаса в то время, как он пытается восстановить равновесие. Женский голос, молодой и уверенный, бросает ему вызов, создавая еще больший контраст с мрачным образом столкновения.
– Ты не в выигрышном положении, – говорит она, слова эхом отражаются от стен.
Даже не видя её лица, он чувствует решимость в её тоне. Томас осознает, что его противник – молодая женщина, чья сила и ловкость ему только что были продемонстрированы.
– Может быть, – отвечает он, голос его ровен, несмотря на накопившееся напряжение. – Но я не привык сдаваться легко.
Томас осторожно отступает назад, в направлении последнего известного местоположения своего оружия, обдумывая план следующих действий. Его мозг быстро просчитывает варианты, как обезоружить противника или создать себе преимущество.
Он понимает, что каждое его движение должно быть точным и обдуманным. Огонь внутри разгорается еще ярче – игра ставок слишком велика, чтобы уступать страху.
Противник, который до этого казался лишь тенью в углу зрения Томаса, теперь становится непосредственной угрозой. Звук взведенного курка пистолета, направленного на него, срезает воздух с неоспоримой окончательностью.
– Не советую, – голос девушки холоден, и в этом спокойствии слышится решительность.
Томас замер, взвешивая свою позицию. В темноте своими глазами он не увидит куда направлен ствол, но его тактика должна быть такой же расчетливой, как и действия девушки. Его лучший шанс — это выиграть время, возможно обратить ситуацию на свою сторону, возможно использовать слова как оружие.
– Я понимаю свое положение, — ровно говорит Томас, пытаясь показать, что не собирается делать внезапных движений. — Ты знаешь, что, если ты выстрелишь, на помощь прибудут другие. Это закончится для тебя плохо.
Томас подчеркивает каждое слово, пытаясь убедить ее переосмыслить свои действия. Его мозг работает быстро, он пытается просчитать возможности для обретения контроля, пока его взгляд пронзает мрак в поисках оружия или пути к отступлению. Ставка на разумность врага может оказаться рискованной, но в его ситуации каждый ход может оказаться последним.
Темнота вокруг наполняется ещё большей угрозой, когда из теней появляются другие члены Цикад, медленно, но уверенно окружая его со всех сторон.
– Скорее плохо все закончится для тебя, солдатик, – холодно произносит девушка, полная уверенности в своих словах и в поддержке своих товарищей.
Один из членов группы подходит ближе, его рука твердо держит оружие, направленное на Томаса.
– Думал, все кончилось с тем взрывом? – с сарказмом спрашивает он. – Нет, это только начало.
Томас отвечает спокойно, чтобы сохранить контроль над ситуацией:
– Чего вы хотите? Эти нападения ни к чему не приведут, кроме ненужного кровопролития.
Еще один член Цикад, женщина с заостренными чертами лица, отвечает:
– Мы уже достигли нашей цели. Зона вверх дном. Ваши блокпосты под контролем, солдаты в панике.
– Так чего вы ждете? Зачем мне продолжать стоять здесь? – Томас пытается купить время, запутать их или найти слабое место в их планах.
– Мы решаем, что с тобой делать, – звучит голос девушки, теперь остерегаясь резких движений Томаса. – Может использовать тебя в качестве заложника... или ты можешь быть отвлекающим маневром для наших братьев и сестер.
Томас ощущает преимущество в их голосах, но он не сдается. Сосредоточившись, он говорит:
– Да, вы разрушили один контрольный пункт и создали хаос. Но сколько ещё жизней готовы загубить ради вашей борьбы? Сколько невинных нужно умертвить, чтобы вы остановились?
Томас старается затронуть их совесть, сеять сомнение в их уверенности. Он знает, что вероятность того, что его слова достигнут их сердец или изменят их намерения, крайне низка. Но в его ситуации любая секунда – это шанс на выживание.
– Не понимаешь, а? – Мужчина, стоящий немного в стороне, начинает говорить. – Мы делаем это не просто так. Это всё для всеобщего блага. Для свободы. FEDRA зажали нас в тиски карантина, но наша цель – освобождение.
Девушка, с пистолетом все ещё направленным на Томаса, продолжает:
– Этот порядок, который ты так рьяно защищаешь, он подавляет всех, не позволяет людям дышать. Мы освобождаем их от коррупции и тирании, которую ты здесь поддерживаешь, солдатик.
– Да, могут быть жертвы, – добавляет другой мужчина с непоколебимым видом, – но все большие перемены требуют жертв. Мы готовы это признать. А ты?
Томас внутренне возражает против их логики. Он хорошо осознает, что свобода, завоеванная за цену чьей-то жизни, – это сложный и непостоянный путь.
– Свобода, приобретенная в результате безумия, не длится вечно, – твердо говорит Томас. – Истинная свобода строится на доверии и понимании, а не на угрозах и страхе.
- То же самое можно сказать и про FEDRA, - произносит один из Цикад. - Чего мы вообще с ним болтаем. Очередной обсос.
Девушка с пистолетом смотрит на него с презрением, словно на буйного ребенка, который ничего не понимает.
– Ты действительно считаешь, что FEDRA заботится о нас? Все, что они сделали, это закрыли нас в этих стенах. Карантин? Это тюрьма, и мы — зеки, – её слова отдаются горькой правдой их опыта.
Другой член Цикад, мужчина со шрамом на щеке, вкладывает в свои слова ледяную ярость:
– Мы боремся против жестокости, коррупции, лжи. FEDRA держат всех в изоляции, утверждая, что это для общей безопасности. Но их правила и законы – это просто способ контроля. Мы готовы драться за нашу свободу, за наше право жить свободно.
– Что ж, альтернатива FEDRA – ваши так называемые 'свободные' территории? Там, где беззаконие и произвол? – Томас бросает вызов, заостряя внимание на слабых сторонах столь радикальных перемен.
– Ты не понимаешь! – вырывается из-под контроля член Цикад. – Мы строим мир, где власть принадлежит народу, а не этим вознесшим себя в правители деспотам. Больше никаких навязанных карантинных зон, больше никакого приговора без суда и следствия.
Диалог нагнетает атмосферу взаимного неуважения и недопонимания, где Томас – представитель закона и порядка, а Цикады – те, кто сражаются за свою версию будущего. Но война между идеологиями оставляет позади лишь разрушения и бессмысленные жертвы, и Томас понимает, что найти общий язык с повстанцами почти невозможно.
Члены Цикад поражены наивностью и верой Томаса в систему, которой он служит.
– Ваши люди ненавидят вас, презирают, боятся, – начинает девушка, её голос вибрирует чувством несправедливости. – Это ли нормальное будущее?
– Ваши поиски вакцины не увенчались успехом, и вы ставите опыты на людях, – мужчина со шрамом продолжает. В его голосе слышится обвинение в адрес организации, которую представляет Томас.
– Вы прилюдно расстреливаете нарушителей вашего закона и порядка. Аресты без обвинения... где справедливость в этом? – ещё один член Цикад добавляет.
Томас чувствует острый укол. Конечно, он знал, что система далеко не идеальная. Инциденты, описанные повстанцами, перекличка слухов и страшилок, которые гуляли по зоне, но он не мог отрицать того, что иногда методы FEDRA действительно были жестоки.
– Имеется ли свидетельство того, что вы говорите правду? – вопрос Томаса заставляет их замолчать на мгновение. – Или это просто пропаганда, направленная на то, чтобы оправдать ваши нападения?
– Правда – это то, что мы видим каждый день. Нет нужды верить в пропаганду, когда действительность из боли и страдания перед глазами, – говорит женщина, её слова оставляют горький привкус неотвратимости.
Томас дрожит от внутреннего конфликта, вторгаясь в него словами Цикад. Его убеждения и преданность долгу потрясены на мгновение, рождая сомнения, с которыми он не часто сталкивался. Он задумывается, понимая, что, хотя он обладает собственной правдой, его оппоненты тоже предоставили свою, основанную на личном опыте и представлениях.
С одной стороны, он служит защитой и стабильностью, но он не может игнорировать то, что ряд его действий и действий организации, которую он представляет, могут вызывать опасения и раздражение среди населения. А здесь Цикады окружили его, служа напоминанием о полномасштабном разочаровании в системе, что побудило их идти на крайние меры.
– Правду любой ценой не стоит искать с помощью насилия. Страдания одних не могут быть оправданием для причинения страданий другим, – продолжает мужчина. Его слова сопровождаются уверенностью в том, что мир возможен лишь посредством гармонии и взаимопонимания, а не в хаосе и царстве страха.
В темноте мрачного помещения слова лидера Цикад обрушивались на Томаса, как холодные дождевые капли, проникающие через раздетую душу. Он чувствовал, как эти слова поражают его, порождая отголоски сомнения и затронутой совести в его сердце.
– Подумай, в каком мире ты живешь, солдатик, – произнесла девушка. – Твои близкие на хорошем счету: ежедневный паек, чистая одежда, оружие. А что остальным? Огрызки? Тяжелый изнуряющий труд? Урезанный паек? И ни единого шанса на спасение.
Томас начинает запускать в своем воображении различные кадры утеснений и страданий, о которых он слышал, но мог выборочно игнорировать, следуя своим обязанностям. Он вспоминал лица людей на улицах, их истощенные взгляды, заполненные отчаянием и потерянной надеждой.
– Мир не черно-бел, и да, есть несовершенства, которые должны быть справедливо адресованы, – медлительно начал говорить мужчина, выбирая каждое слово. – Но есть способы сделать это без жертв и беспорядка, которые вы сеете.
Ощущая, как в горле подступает горечь, он добавил:
– Жизнь ценна, и каждая душа, сошедшая с пути, это утрата для нас всех. Неужели вы думаете, что построение нового мира на костях невинных дарует вам искомую свободу и справедливость? И разве вы и ваша FEDRA не потеряли уже слишком много душ, действуя под видом защиты?
На мгновение диалог прервался, и Томас с тоской понимал, что путь к пониманию и миру между такими разными взглядами, как у него и у Цикад, казался ужасно далеким.
– Солдаты! – звучал крик в ночи, и Цикады, как призраки, растворились в темноте.
Всё, что осталось, это Томас и девушка, стоящая перед ним. Его руки опущены, а взгляд скользит между местом, где она стояла, и направлением, куда ушли другие. Быстрый шепот слов, произнесенный ею перед бегством, оставил отголосок диссонанса в воздухе, ощущение несокрушимой дистанции.
– Посмотри вокруг не со своего положения, а опустись, – её слова были плотными и нагруженными, звучали как совет или как предупреждение.
И тогда она тоже исчезла в ночи, оставив Томаса с мыслями. Они отгремели в его ушах с той же силой, что и выстрелы ранее.
Момент уединения обострил у Томаса мысль, что война – это не просто борьба на поле боя, но и в вечном расколе между силами, что борются за господство над миром и представлениями о нем. Выслушать слова девушки, понять их – возможно, это была редкая возможность взглянуть на мир с другой точки зрения.
Останавливаясь на мгновение, он смотрел в темноту, в которой скрылась девушка. Взгляд его тяжелел от тяжести дня, прошедшего мимо сейчас. В его сердце зарождалась прозревшая мечта о мире, где люди становятся не просто пешками в чужой игре, а согражданами, трудящимися вместе построить лучший мир.
С этой надеждой в сердце Томас повернулся и подобрал оружие в ожидании подкрепления. Мир, в котором он жил, был далек от идеала, но он, по крайней мере, был уверен, что сделает всё от него зависящее, чтобы приблизиться к этому идеалу.
Свежий ветер ночи принёс с собой голоса других солдат, он рвет непроглядную тишину, которая опустилась после ухода Цикад.
– Томас! – их крики становятся всё ближе и ближе. – Ты один?
Томас ещё раз вглядывается в темноту. Он ощущает вес принятого решения и последствия его слов. Он глубоко вздыхает и раздает ответ:
– Да, – голос его всё еще звучит ровно и уверенно, хотя в душе настоящий шторм.
– Но я видел тут еще людей, – настаивает Гриз, пристально глядя на Томаса. – Цикады были тут.
В этот момент Томас чувствует тяжесть каждого слова, но его решимость остаётся непоколебимой. Помня о секундах, которые он провел в контакте с повстанцем - молодой женщиной, и её словах о другой стороне карантинной зоны.
– Я сказал, что был тут один, – Томас подчеркивает каждое слово.
Томас знал, что его решение не приблизит к миру с Цикадами. Границы между "правильным" и "неправильным" в войне порой становятся расплывчатыми, и человек в униформе оказывается перед нелегким выбором. Он опускает голову, зная, что впереди стоит ещё много трудных решений.
***
Джоан проходила между прилавками, наслаждаясь мелодичным гомоном торговцев и мирным настроением предпраздничной суеты. Хотя холод воздуха предупреждал о приближающейся зиме, лучи солнца оставляли приятное ощущение на коже, и мама с сыном без спешки присматривали подарки на Рождество.
– Лия и Лиам уже нашли свой подарок на Рождество. Их мама не смогла надежно спрятать его, – сообщил Адам, вдохновленно рассказывая о хитростях друзей.
– Вот как, – Джоан только усмехнулась, послушав очередную шалость детей. Глаза её благодушно блестели, когда она перебирала теплые вязаные шарфы на одном из прилавков.
– Генри ждет, что ему подарят робота, – продолжал Адам, на мгновение задерживая взгляд на скромных игрушках, которые были выставлены на соседнем прилавке. – В общем, он делал почти всё, чтобы его мама об этом узнала.
Джоан внимательно слушала своего сына, чьи глаза уже полны предпраздничной радости и ожиданиями чуда.
– Ну, надеюсь, Генри не разочаруется. А что ты хочешь на Рождество, Адам? – спросила она, отвлекаясь на поваренную книгу, подмечая хороший подарок для Мэв. Она бы оценила.
- Что хочешь за книгу? - спросила Джоан у женщины, что стояла за прилавком.
- Два жетона на еду и медикаменты, - ответила та.
- Дам два на еду, - после кивка торговки Джоан вытащила из сумки две бумажки, которые в их мире служили валютой.
Стандартная валюта теперь утратила свою ценность. Вместо этого люди иногда использовали систему бартерной торговли, обменивая товары и услуги на другие товары и услуги. Предметы первой необходимости, такие как пищевые продукты, вода, медицинские принадлежности, топливо и боеприпасы, были особенно ценными. Иногда для облегчения обмена вводились торговые кредиты или жетоны, выдаваемые силами, контролирующими зону. Эти жетоны могли быть выданы за работу или предоставление услуг и использоваться для покупки необходимых товаров у официальных распространителей.
Также люди могли использовать различные предметы роскоши или товары долгосрочного использования, такие как спиртное, табак, сладости, одежда и даже развлекательные средства (книги, настольные игры), которые сохраняли определенную стоимость и могли быть применены для торговли.
- Так что ты хочешь на Рождество? - забирая книгу, повторила свой вопрос Джоан.
Адам, пританцовывая следил за мамой, его взгляд временами блуждал по рядам товаров, откладывая в сторону ответ:
– Хм... – он задумался, наблюдая за виртуозными движениями мужчины, надевающего кожаную перчатку. – Думаю, мне бы хотелось кое-чего... ну, не знаю, быть может, поездку на санях с реальными оленями!
Глаза Джоан засветились смехом от восторга сына. Взрослые часто забывают о простых радостях, о которых были лишь мечты в детстве, но в глазах Адама она нашла отражение истинного чуда Рождества.
Голос из громкоговорителя пронзает уличную суету, затихают разговоры, и на мгновение все вокруг приутихает.
– Внимание. Помощь преступникам карается смертной казнью. Не подвергайте себя риску. Немедленно докладывайте о подозрительных лицах, – раздается объявление, призывающее всех граждан к бдительности.
Посетители рынка обмениваются взглядами, в их глазах отражается растущее беспокойство. Несмотря на торжественную атмосферу, накануне Рождества, напоминание о жестких карантинных мерах и казни за содействие преступности вносит ноту тревоги в душу каждого.
Джоан крепко обнимает Адама, и его взгляд встречается с её. В его глазах живёт множество вопросов о сложной реальности, в которой они оба существуют.
– Мама, это правда? Они действительно... – его голос дрожит, когда он ищет слова.
– Адам, – она крепко держит его за руку. – У нас есть правила. Но важнее всего – это быть добрым и честным. Неважно, что говорят об опасности, ты всегда можешь выбрать действовать правильно. Помни об этом.
Оповещение повторяется. Люди быстро возвращаются к своим делам, но в воздухе остаётся неуловимая нервозность.
День на рынке продолжается, но теперь их уютные рождественские приготовления переплетаются со строгими напоминаниями о мире, в котором они живут, о тонких гранях закона и порядка.
– Давай продолжим выбирать подарок для Томаса, – сказала она, стараясь подчеркнуть веселую ноту в своем голосе.
Перешагивая через снежные сугробы между прилавками, мама и сын подходят к следующему продавцу, у которого по мимо разной мелочи Джоан приметила наручные часы.
– Я уже нарисовал ему и Мэв комикс, – Адам начинал чуть ли не светиться от гордости. В его голосе чувствовалось особенное волнение, ведь поделиться идеями и творчеством всегда приятно.
Джоан поворачивается к Адаму, делая удивленное лицо.
– Вау, действительно? Это замечательный подарок, Адам. Я уверена, что Мэв и Томас будут в восторге. Расскажешь, о чем этот комикс?
Адам ликует от внимания и возможности поделиться своей историей. Своим задорным шагом он подходит поближе к маме.
– Ну, это приключение, где они спасают рождественские украшения, которые украл злой ледяной король, – его глаза загорелись воображаемыми деталями из придуманного им мира.
– Невероятно! Ты, наверное, потратил много времени на его создание, – мама завороженно слушает, одновременно примеряя часы, не забывая про практичность подарка.
– Да, но это было весело! – восклицает Адам, и его смех перекрывает шум толпы.
Джоан улыбается и выбирает элегантные наручные часы с кожаным ремешком – отличный подарок, который надежно отмечает каждый ценный момент времени в их жизни.
Сделав покупку, они продолжают свой путь по рынку. Пока Адам живо рассказывал о своих рисунках и героях своего комикса, часть внимания Джоан была отвлечена. Её мысли невольно ушли к Мэв. Джоан знала, что независимо от того, сколько раз Томас уходил на задания, отпускать его никогда не становилось легче, а теперь, после новостей о взорванном блокпосте, страхи и худшие подозрения стали лишь очевиднее. Каждый раз, как объявлялся комендантский час или грянул очередной взрыв, сердце Джоан застывало, затаив дыхание в ожидании вестей.
Сквозь маску сдержанности и стойкости Джоан понимала и делилась переживаниями с Мэв. Мысль о возможной утрате вызывает у Джоан моментальное ощущение пустоты. Она слегка сжимает руку Адама, как бы подтверждая для себя присутствие ощущения живого, теплого человеческого контакта.
В её сердце начинают расти волны беспокойства и страха, когда она пытается представить жизнь без Винца. Быть одиноким родителем в их нетвердом мире, быть единственной опорой и защитой для Адама – это даже в догадках звучит как борьба, которую она никогда не захотела бы вести.
Мороз на улице вдруг кажется холоднее, и воздух – острее для дыхания. Рождественские украшения вокруг кажутся менее блестящими, и смех детей – менее радостными в её собственном воображении. Но Джоан знала: необходимо бороться с этой внутренней тревогой, позволяя реальности оставаться пределом влияния страха. Она должна жить здесь и сейчас, сохраняя мужество и веру перед лицом неопределенности.
Тем не менее, эти чувства сделали её более осознанной и благодарной за каждый обыденный миг, каждый простой акт семейной любви и единства, которые она теперь считала бесценными. Она смотрит на рядом идущего Адама, её дар и ответственность, и понимает, что независимо от того, что может случиться, она должна быть сильной ради его будущего.
– И тогда ледяной король понял, что он не может украсть дух Рождества, потому что он живет в сердце каждого из нас, – завершил свой рассказ Адам, обрывая поток мыслей Джоан.
Джоан с улыбкой кивнула, восхищенная теплом рассказа Адама, и приобняла его.
– Именно так, Адам. И пусть Томас, Мэв и все остальные найдут свой мир и спокойствие в эту Рождественскую ночь, – произнесла она, укутывая слова в лучи надежды.
– Мам, а папа тоже убивает нарушителей? – наивные детские глаза смотрели на неё, ожидая ответа.
Поставленный вопрос Адама ударил по Джоан как снежок в грудь. Жестокость и реальность войны и конфликта, о которой она старалась не думать при Адаме, в самый разгар предпраздничных покупок напомнила о себе.
Джоан обмирает, выражение её лица становится напряжённым. Взгляд неосознанно приковался к группе солдат, чьи методичные действия и резкие движения вгоняли покорность и страх в рыночную толпу. Их присутствие напомнило о трудностях, особенностях службы её мужа и тонкой линии, разделяющей порядок и беспорядок.
Солдаты двигались по рынку мощной волной, которая неуклонно и бесцеремонно оставляла след разрушения. Их лица были сосредоточенными и холодными, и они твердыми движениями осматривали каждый уголок, каждую тень.
Они подходили к прилавкам, глаза их шевелились быстро, оценивая продавцов и покупателей. Рыночная торговля на мгновение останавливалась при каждом их шаге. Каждый торговец становился напряженным и бдительным при их приближении, а люди избегали контакта, стараясь держаться в стороне.
– Папа... папа защищает нас, Адам, – тихо произнесла она, выбирая слова осторожно. – Иногда его работа вынуждает принимать трудные решения, но он всегда старается сделать то, что считает правильным.
Внутри себя она молилась, чтобы её ответ сохранил невинность сына, и чтобы он не сталкивался с противоречиями и жестокостью, которые могли заставить его слишком рано взрослеть.
– А давай мы с тобой вернемся домой? Упакуем подарки для Мэв и Томаса и приготовим что-нибудь вкусное на ужин, как думаешь? – сказала Джоан, стараясь перевести внимание Адама на более безмятежные темы, на что мальчик старался улыбнуться и кивнул, пока они отходили подальше от военных.
С каждым беспорядочно опрокинутым ящиком или корзиной, каждым перевернутым стулом, напряжение между людьми росло. В воздухе витал страх, что любые неверно интерпретированные действия могут привести к серьезным последствиям.
Торговцы, хотя и ошарашены подобным беспорядком и внезапностью рейдов, без возражения подчинялись, понимая, что противостояние только усугубит ситуацию. В их глазах была заметна затаенная ярость и усталость от таких методов поддержания "порядка".
Наблюдая за этими сценами, Джоан зашагала быстрее, стараясь увести Адама из центра внимания солдат. Виртуозная игра Рождества и чудес казалась почти циничной пародией по сравнению с ощутимым страхом и контролем, происходящим прямо здесь, на глазах у всех.
Её сердце было тяжелым, но Джоан понимала, что для Адама она должна оставаться опорой и знаком непоколебимости и мира, что она стремилась с ним сохранить.
– Внимание. Помощь преступникам карается смертной казнью. Не подвергайте себя риску. Немедленно докладывайте о подозрительных лицах.
***
Вивиан сжимает зубы, стараясь сделать свое дыхание чуть тише, а сердцебиение – менее громким. Она знает, что даже малейший шорох может привести к быстрому и смертельному нападению зараженных. Пар от выдоха остывает воздухом старого заброшенного здания, куда она попала в поисках припасов.
Тщательно и беззвучно переступая, она скользит мимо дверного проема и опускается на корточки, чтобы остаться незамеченной. Сердце ее колотилось в унисон со щелчками щелкуна, ритм которых наполнял воздух зловещей угрозой.
Щелкун, словно нечто из кошмаров, с его вытянутыми конечностями и чудовищной деформированной физиономией, был всего в нескольких метрах от нее в коридоре. Его глаза не видят, но расположенные по всему телу грибницы отлично улавливали любое колебание воздуха.
Вивиан ощущала каждое свое движение, её выживание зависело от способности быть тенью. Рядом с щелкуном раздавался фыркающий вдох и тревожный звук еще пары бегунов – менее опасных, но все равно смертельных враждебных существ.
С каждым прошедшим мгновением Вивиан понимала, что ей нужно думать быстро. Она плотно прижалась к прохладному полу у подножья кровати, чувствуя, что её металлический каркас кажется лучше любого щита. Обдумывая свои следующие шаги, она достает нож, который всегда был при ней – заточенный и готовый.
Теперь она должна подождать, пока зараженные уйдут дальше, или использует момент, когда все они повернутся к другой стороне. Одна неверная оценка, одно неправильное движение могут привести ее к смерти. Вивиан крепко держит нож, глубоко дыша и напоминая себе, что страх – это лишь чувство, а выживание – это акт воли.
Её пальцы заблестели на холодной рукоятке ножа, прижатого к ладони. Каждый ее шаг был взвешен и тих, как падение листа на осеннем ветру.
Она осторожно, почти бесшумно, перемещалась из своего укрытия, двигаясь так невероятно медленно, чтобы подкрасться к щелкуну, который был её основной целью. Каждое чувство было обострено, и Вивиан ощутила, как адреналин бешено бежит по её венам в предвкушении ожидающей её задачи.
Приблизившись к твари, Вивиан остановилась, используя последний момент для сбора мыслей и контроля над выплескивающейся энергией. Этот щелчок, последний изданный щелкуном, был её сигналом к действию.
С ускоренным, но твердым движением она поднялась с пола, быстро, но аккуратно оказавшись на спине щелкуна. В едином порыве энергии она обхватила его голову одной рукой, ощущая холодную и пугающе аномальную текстуру его кожи, в то время как другой рукой с ножом наносила решающий удар, прямо в черепное основание, целясь в мозг.
Опустившись обратно на пол, Вивиан молча благодарила скрытое счастье, что ей удалось преодолеть самую большую угрозу, но бегуны могли слышать её.
Быстро оглядев комнату, Вивиан нацеливается глазами на кирпич, лежащий на полу у её ног. Он казался идеальной приманкой – твердым, тяжелым и способным создать достаточно шума, чтобы отвлечь бегуна. Стало очевидно, что зараженные реагируют на звуки, и в настоящее время направление внимания одного из них являлось угрозой ее планам на незаметность.
Каждое её движение должно быть просчитано, чтобы не привлечь лишнего внимания. Она плавно, максимально осторожно опускается вниз, тянется к кирпичу, прижимая его холодную, шершавую поверхность к себе.
Отсчитав в уме секунды, она взвешивает в руке кирпич. Бегун не должен обнаружить её прежде, чем она выполнит маневр. Собравшись с духом, Вивиан метает с краю коридора в открытую дверь противоположного конца.
Кирпич с треском ударяется о стену внутри комнаты, и под его действием бегун рефлекторно метнулся в сторону источника звука. Его грубые завывания эхом откликаются по коридору, пока он безрассудно спешит к месту удара.
Вивиан извлекает из этой заминки всё возможное. Сейчас, когда внимание бегуна отвлечено, она выбирает момент, чтобы скользнуть вдоль стены и пройти мимо его поля зрения. Она направляется к ближайшему выходу, каждый шаг делает медленно и беззвучно, безупречно используя бегуна и его ориентацию на слух как часть своего плана.
Как только она преодолевает последний участок, ей лишь нужно быстро и осторожно прошмыгнуть мимо последнего бегуна, того, который находится в соседней комнате и все ещё не подозревает о вторжении. Вивиан, в полной боевой готовности, проверяет взглядом каждый возможный путь, определяя наиболее безопасный маршрут.
Оценивает движения бегуна, занятого своими животными рефлексами. Он издает пронзительные хрипы и завывания. Вивиан приближается к нему на цыпочках, пригибаясь и пытаясь сделать свое дыхание почти незаметным.
Нож, тяжелый и надежный, покоится в ее уверенной руке. Вивиан близка к своей цели, дистанция между ними уменьшается. Каждый мускул ее тела напряжен в ожидании, а в голове повторяется мантра.
"Только не оборачивайся", – мысленно молит она, расстояние между ними становится всё короче.
Бегун стоит спиной к ней, беззащитный и неведомый о помрачающей его опасности. Разум Вивиан подсказывает, что время действовать – сейчас, здесь, в этот самый момент-доли секунды.
Она сжимает нож, чувствуя, как его холодная острота – последний барьер между ею и безопасным побегом. Осторожно, но быстро, она сокращает последние сантиметры, готовясь к решающему удару.
Совершив свой решительный акт, Вивиан оставляет мертвое тело бегуна за собой и быстро передвигается дальше. Ей нужно выйти отсюда прежде, чем шум привлечёт внимание других зараженных.
Она двигается тихо, но срочно, направляясь к разбитому окну, осколки которого переливались на полу в лучах умеренного зимнего света. Вивиан взбирается на подоконник, с ловкостью выскальзывает в окно и опускается на покрытую снегом крышу ниже.
Оглядываясь по сторонам, чтобы удостовериться в отсутствии наблюдателей, она прыгает вниз на мусорный бак, который, к счастью, оказывается достаточно крепким, чтобы выдержать её вес. С мусорного бака следующим шагом становится висящий в воздухе скачок в наполненный мягким снегом сугроб, где её тело поглощается морозным нежным ложем.
Каждая секунда пребывания на улице увеличивала риск быть обнаруженной. Мелькая по периметру, она врывается в ближайшее здание через первую дверь под рукой, утекает в затемненный закуток, спускает дыхание и ожидает. Она на секунду закрывает глаза, благодаря что осталась в живых и цела.
Только после того, как она взяла себя в руки и осмотрела свои следующие шаги, Вивиан решает, что нужно быстро и тихо продвигаться дальше, придерживаясь затененных мест и используя каждое укрытие, чтобы избежать дополнительных опасных столкновений на пути домой.
***
Джоан заварила травяной чай и разлила по кружкам.
- Как Томас себя чувствует?
- Врачи говорят, что травма несерьезная, небольшое сотрясение и ушибы.
Джоан поставила перед Мэв дымящуюся кружку ароматного чая и присела напротив. Лицо подруги выглядело усталым и осунувшимся. Несмотря на заверения врачей, Мэв не находила себе места от беспокойства.
- Томасу повезло, что всё обошлось. Сильный удар головой мог закончиться намного хуже, - Джоан постаралась подбодрить. - Сотрясение - штука неприятная, но не смертельная. Главное, чтобы он сейчас соблюдал постельный режим и избегал нагрузок.
- Знаю, но мне всё равно страшно, - вздохнула Мэв, обхватив ладонями тёплую кружку. - Когда я увидела его у меня сердце чуть не остановилось. А вдруг у него внутреннее кровотечение или ещё что похуже?
- Врачи бы это увидели, - возразила Джоан. - Томаса полностью обследовали. Послушай, ушибы и царапины заживут. Даже если сотрясение, мозг восстановится. Не накручивай себя. Лучше думай о том, как поддержать его сейчас.
Мэв задумчиво кивнула. Джоан была права. Вместо бесконечного самокопания ей стоило направить все силы на помощь любимому. В конце концов, самое страшное уже позади.
- Ты права, нужно смотреть вперёд, - Мэв слабо улыбнулась, сделав глоток чая. - Я просто очень за него испугалась. Но Томас сильный, он быстро встанет на ноги. А я буду рядом.
- Вот это правильный настрой! - одобрила Джоан. - Поверь, совсем скоро вы будете вспоминать этот инцидент как страшный сон. Томас поправится, и у вас всё будет хорошо.
В соседней комнате Винц сидел на диване рядом с Адамом. Перед ними на журнальном столике лежала раскрытая книга по анатомии. Винц внимательно наблюдал, как Адам старательно выводит карандашом на бумаге контуры человеческого тела.
- Вот здесь нужно подправить линию позвоночника, - мягко указал Винц, проводя пальцем по рисунку. - Видишь, как на картинке в книге? Позвонки располагаются почти вертикально.
Адам сосредоточенно кивнул и принялся исправлять набросок. Винц всегда поражался целеустремлённости сына. В свои тринадцать Адам твёрдо решил, что будет рисовать комиксы, которые так сильно любит читать.
- Папа, а что это за кость? - мальчик ткнул пальцем в изображение на странице.
- Это лучевая кость, часть предплечья, - пояснил Винц, радуясь любознательности ребёнка. - А вот здесь идёт локтевая. Они соединяются с плечевой костью, образуя локтевой сустав.
Адам принялся внимательно изучать строение руки на картинке, а затем дополнил свой рисунок недостающими элементами. Его увлечённость не могла не вызывать улыбку.
Краем уха Винц уловил обрывок разговора Джоан с Мэв, доносящийся из кухни. Кажется, речь шла о Томасе, пострадавшем при взрыве. Винца так и подмывало пойти разузнать подробности инцидента, но он одёрнул себя. В конце концов, это была личная беседа, к тому же сейчас его главной заботой был сын.
- Здорово получается, - похвалил Винц, глядя на законченный рисунок. - Продолжай в том же духе, и однажды ты нарисуешь собственный комикс.
Адам просиял от отцовских слов. В этот момент Винц особенно остро ощутил, как ему повезло с семьёй. Несмотря на все ужасы творящегося за окном мира, в их доме по-прежнему царили любовь и надежда на лучшее будущее. И Винц сделает всё от него зависящее, чтобы сохранить этот драгоценный островок безопасности и покоя.
Винц ещё раз одобрительно похлопал сына по плечу и поднялся с дивана.
- Продолжай тренироваться, я скоро вернусь, - с улыбкой произнёс он.
Адам кивнул, полностью поглощённый изучением анатомического атласа.
Выйдя из комнаты, Винц направился на кухню, где негромко переговаривались Джоан и Мэв. Женщины подняли головы, услышав его шаги.
- Как успехи у нашего юного иллюстратора? - поинтересовалась Джоан, подвигая мужу стул.
- Талантливый парень, схватывает на лету, - с гордостью ответил Винц, присаживаясь за стол. - Кстати, я случайно услышал, вы обсуждали Томаса. Я еще не был в лазарете, как он?
Мэв поникла, на её лице отразилась тревога.
- Врачи сказали, сотрясение мозга и ушибы, но я места себе не нахожу...
- Уверен, Томас быстро пойдёт на поправку. Он крепкий парень, - Винц ободряюще коснулся плеча женщины.
Мэв слабо улыбнулась, но тут же вновь помрачнела.
- Я так за него испугалась. Если бы осколок попал на сантиметр в сторону... - её голос дрогнул.
- Милая, не думай о плохом, - Джоан приобняла подругу за плечи. - Томасу сейчас нужен твой оптимизм.
Винц стиснул зубы, вспомнив о Цикадах. Эта группировка становилась всё более дерзкой и агрессивной. Их идеология открытого противостояния военным грозила разрушить хрупкое равновесие, установившееся в карантинной зоне.
- Если бы не эти фанатики, жизнь была бы куда спокойнее, - с горечью произнес он. - Сколько ещё невинных людей пострадает из-за их безрассудства?
Цикады не гнушались никакими методами в борьбе против FEDRA, даже если это означало гибель мирных жителей.
От мрачных мыслей Винца отвлекло прикосновение жены. Джоан накрыла его руку своей, безмолвно выражая поддержку. Она всегда тонко чувствовала его настроение.
Винц чуть сжал пальцы супруги, безмолвно благодаря за понимание. Сейчас следовало сосредоточиться на насущных вопросах. А разбираться с Цикадами он будет позже - как капитан и защитник вверенной ему карантинной зоны.
- Я не позволю горстке экстремистов разрушить то, что мы так долго строили, - поклялся Винц. - Пусть только попробуют ещё кого-то из моих людей тронуть...
Он знал - рано или поздно придётся принимать серьёзные меры против разрастающегося мятежа Цикад. Нельзя допустить, чтобы распри окончательно разорвали некогда единое общество.
Винц не стал продолжать, он отложил тревожные мысли на потом, сосредоточившись на мирной беседе за столом. В такие моменты почти получалось забыть о царящем за стенами хаосе. Но память о нём, будто незаживающая рана, всё равно оставалась. Что ж, такова плата за право оберегать самое дорогое.
- Ладно, девочки, не будем о грустном, - Винц решительно сменил тему, не желая накалять обстановку. - Как насчёт ужина? Мэв, оставайся до вечера, Адам будет рад компании.
Мэв благодарно кивнула, принимая приглашение. В кругу друзей всегда легче пережить тяжелые моменты. А Винц мысленно поклялся сделать всё, чтобы уберечь дорогих ему людей от опасностей этого нового непредсказуемого мира. Он слишком хорошо понимал, как хрупко человеческое счастье.
***
Выдыхая после серии напряженных действий, Вивиан резко опускается на пол рядом с очередным телом только что убитого ею бегуна, позволяя себе на секунду уступить эмоциям.
- Черт! Черт! Черт! - слетает с её губ, как молния, отражающая разочарование. Она чувствует, как волна гнева и усталости накатывают на нее, когда ее взгляд падает на грустные остатки продовольствия.
Очередной дом, который Вивиан рассчитывала использовать для сбора припасов, оказался пустышкой, а сгнившие давным-давно овощи были далеким напоминанием о днях процветания и изобилия. Дефицит еды был уже настолько ощутим на каждом шагу, что даже крошечный намек превращался в безжалостную утопию.
Подавив желание разразиться слезами или гневом, Вивиан встает, оглядывая пустую комнату в надежде найти хоть что-нибудь стоящее. Всё, что она может принести с собой, – это пустой рюкзак, который стал символом её неудачи. Он висит на её плечах тяжелым бременем бесплодных усилий и потраченного впустую времени.
С каждым новым обшаренным домом чужих и покинутых, компас её надежд всё меньше указывает на выход. Её поиски становятся всё более отчаянными – каждый следующий дом обнадёживает меньше, а разочаровывает сильнее. Всё это время Вивиан должна бороться не только с неумолимыми морозами, но и с кусающейся усталостью от бессонных ночей, тратящихся на бесконечные планы и сомнения.
Душа Вивиан истощена, но главный вопрос остаётся без ответа: где брать еду? Как прокормить себя и Юкито? Решение нужно найти быстро, иначе они рискуют провести зиму в полной беззащитности перед лицом голода. Но даже в самой безнадёжной ситуации Вивиан понимает, что сдаваться нельзя. Ей нужно подниматься с каждым рассветом, искать новые источники, новые стратегии выживания и готовиться к худшему, надеясь на лучшее.
Вивиан, услышав треск ветки, инстинктивно направила пистолет в направлении источника звука, настороженно ожидая возможной угрозы в заснеженном городе.
Светлые лучи зимнего солнца едва пробивались сквозь голые ветви деревьев, создавая на снегу тенистый узор. Перед ней, с поднятыми руками и лицом, на котором застыло напряжение, стоял парень. Он был младше её, с лицом, еще не тронутым жестокостью выживания, но взгляд его был тверд и внимателен.
- Привет, – сказал он с легкой, но слышимой дрожью в голосе. – Я безоружен.
Вивиан не шевелилась, взгляд её не отходил от его глаз. Она сужала глаза в попытке прочесть его мысли.
- Ни шагу, – строго бросила она. - Ты кто?
Парень кивнул, соблюдая осторожность.
- Меня зовут Отис, – медленно проговорил он, стараясь казаться как можно менее угрожающим. – Я тут прогуливался. Не ожидал встретить здесь кого-то еще.
- Прогуливался? - ей показалось очень подозрительным то, что парень просто гулял в наполненном зараженными городе, да еще и без оружия.
- Я живу тут неподалеку, - пояснил он. - Можно мне опустить руки? Затекли.
- Нет, - резко и твердо ответила Вивиан. - Что в твоей сумке? – её голос звучал с силой, маскируя подозрительность, которую она чувствовала.
Отис медленно опустил одну руку, указывая на небольшую изношенную сумку у его стопы.
- У меня есть запасы, которые я нашел, когда в последний раз был здесь, – голос его звучал сдержанно, но в нём чувствовалась уверенность. – Я оставил их в надежном месте на случай, если буду возвращаться через этот район.
Вивиан нахмурилась, помня о своих пустых руках и рюкзаке. Решив не опускать пистолет, она сделала знак, чтобы он взял свою сумку.
- Открой и покажи содержимое. Медленно, – приказала она, следя за каждым его движением.
Отис понимающе кивнул и, повернувшись, медленно открыл сумку, чтобы показать Вивиан, что в ней находится. Краем глаза Вивиан увидела консервированные продукты, несколько пачек сухарей и пакеты засушенных фруктов.
- Я предпочитаю планировать вперед, – пояснил он. – Эти запасы были моим "страховым полисом".
Вивиан на секунду отвлеклась на содержимое сумки, но вскоре вновь сосредоточила своё внимание на парне, всё ещё не решая, можно ли ему доверять. Его внешний вид был аккуратным и чистым, вопреки всему, что можно было ожидать от человека, пытающегося выжить в суровых условиях нового мира. Его одежда, похоже, была хорошего качества и почти новая.
- Я стараюсь держаться подальше от беды, — сказал он, замечая на себе оценивающий взгляд. Но его слова звучали так, будто он говорил только половину правды. – Мне, наверное, просто везет, - пожал он плечами.
- Руки! - пригрозила женщина дулом, когда парень чуть размял затекшие плечи.
Вивиан не сводила с него глаз, её инстинкты говорили, что ситуация не так проста, как может показаться на первый взгляд. Ведь даже самое безопасное убежище не могло гарантировать чистоту и порядок, не сообщая о своем существовании всему миру вокруг. А отсутствие оружия делало его уязвимым – слишком уязвимым для мира, где каждый день был борьбой за выживание. Или он по-настоящему был удачливым одиночкой, или за его безопасностью стоял кто-то более могущественный.
Осознавая, что ее первоочередная задача - выживание, Вивиан оставалась настороже. Она по-прежнему держала пистолет наготове.
- Брось мне сумку, - холодно приказала она. - Медленно, чтобы я убедилась, что ты не прячешь какой-нибудь трюк в рукаве.
Отис, похоже, не ожидал такого оборота, но в его глазах читалось понимание. Его взгляд быстро метнулся к Вивиан, затем обратно к заполненной сумке у его ног.
- Я говорил правду, - осторожно и негромко сказал он. - Я не замышляю никакого зла.
Вивиан лишь бросила ему холодный взгляд и утвердительно кивнула, заставив его подчиниться. Её стальной взгляд и непоколебимая поза не оставляли пространства для сомнений.
Скривившись, парень обхватил сумку одной рукой и медленно совершил движение, отражающее его намерения – он не посмел бы противиться женщине с пистолетом. С такой же осторожностью, которая была и раньше, он кинул сумку в сторону Вивиан.
Сумка приземлилась в снегу у ее ног, высвобождая из-под клапана виденье консервных банок и пакетов со всякой сухомяткой. Вивиан быстро нагнулась и просунула руку в сумку, чтобы проверить ее содержимое. Её пальцы коснулись холодного металла и пакетированной бумаги, подтверждая ее надежды на нахождение пищи.
- У меня есть еще еда, если тебе нужно больше, то... – начал он, пытаясь найти способ восстановить равенство в их внезапно перекошенных отношениях.
Но Вивиан перебила его решительным жестом руки.
- Нет, – сказала она сухо.
Теперь ей нужно было уйти так, чтобы этот парень не смог за ней проследить до ее дома. Вивиан быстро оглядела окрестности, ища место, где могла бы закрыть его с возможным доступом выбраться чуть позже. Её взгляд упал на полуразрушенное здание неподалеку.
- Вон туда, - кивает она резко в том направлении. - Иди.
Отис фыркнул недоверчиво, метнул взгляд в указанную сторону и обратно на Вивиан.
- Зачем? Ты можешь просто уйти, я не последую за тобой, - словно прочитав ее мысли, начинает беспокоиться парень, пытаясь убедить её, что он не представляет угрозы.
Но Вивиан не могла позволить себе такую роскошь, как наивность. Безопасность Юкито была важнее любых слов этого парня, и она не могла рисковать. С каждым ее шагом в его сторону, она чувствовала, как напряжение в его плечах растет.
- Вперед, - сказала она тверже, её пальцы натянулись на курке пистолета до предела. - И не оборачивайся.
Отис остановился на полпути к зданию, снова обернулся и взглянул на Вивиан. На его лице читалось замешательство и, казалось, он искал мирное решение для обеих сторон.
- Давай просто разойдемся, - предложил он, надеясь на взаимопонимание и на то, что убедит Вивиан в своих намерениях. - Ты идешь своей дорогой, я своей. Никаких преследований, никаких проблем.
Отис взглянул на полуразрушенное здание, из которого доносились угрожающие стоны зараженных. Нервное напряжение сменялось паническим страхом, ведь его безоружное состояние делало его легкой добычей для тех, кто скрывался внутри.
- Ты с ума сошла? – он был искренне поражен этим предложением. Страх в его глазах был несомненным, и он неодобрительно таращился на здание. – Они меня убьют. У меня нет оружия.
Вивиан не могла позволить себе лишний риск, и тут каждый выбор превращался в потенциальную угрозу. Несмотря на его очевидное беспомощное состояние, она не могла игнорировать свою осторожность. К тому же уже темнело, она не желает с ним возиться, ища другое место.
- Значит, тебе следует быть очень тихим, – её голос звучал четко и безапелляционно. Она сохраняла хладнокровие, несмотря на отчаянное положение.
Отис внимательно посмотрел на Вивиан, в глазах его мелькала молния разочарования и обиды, но он понял, что в этот момент власть была в её руках.
- Ты же как-то выживал все это время, – добавила Вивиан, подчеркивая каждое слово.
- Нет! Нет! Нет! Я не пойду туда, - в немой истерике завопил он.
Парень был в отчаянии, его голос выражал абсолютный ужас перед перспективой встречи с зараженными за дверью. Его пальцы судорожно сжали куртку, как будто ища в ней защиту.
- Руки! Подними руки, – Вивиан не оставляла попыток сохранить контроль, её приказы звучали чётко и резко.
Однако молодой человек, потерянный в своей панике, продолжил действовать непредсказуемо, рука его всё еще шарила под курткой. Он что-то бормотал - возможно, молитвы или проклятия - но Вивиан было не до этого; в этой ситуации каждое его движение могло быть фатальным.
Когда его рука выскользнула из-под ткани, в лучах угасающего солнца заблестел металл. Вивиан не могла рисковать, не зная, было ли то оружие или нечто безобидное. Выстрел прозвучал резко и без предупреждения, эхом отразившись от стен окружающих зданий, рассеяв пугающую тишину.
Как только дым от выстрела рассеялся, наступила отрезвляющая тишина. Вивиан подошла к нему. Он лежал, захлебываясь собственной кровью от выстрела в шею. В этот момент время замедлилось для Вивиан. Она ощутила холодок, пробежавший по её спине. Взгляд его глаз, которые теперь смотрели на неё с ужасом, был полон обиды и недоумения. Вивиан увидела в их глубинах отражение чудовища, которым она ни в коем случае не хотела быть.
В его руках судорожно сжимался маленький серебряный крестик - не оружие, а символ веры и молитвы. Сонные лучи солнца отблескивали от его зеркальной поверхности, создавая жестокий контраст между светом и темной действительностью.
Упав на колени рядом с парнем, Вивиан пыталась что-то сказать, пыталась объяснить или проститься, но слова застревали в горле. В глубине души она испытывала мучительное чувство вины и сожаления, понимая, что страх и бдительность принесли непоправимые последствия.
Парень издал ещё несколько сдавленных, хриплых звуков, захлебнулся собственной кровью, и его глаза потускнели. Тишина стала громче металлического эха выстрела в голове. Она осталась на месте, смотря на тело молодого человека, утратившего жизнь из-за стечения незаурядных обстоятельств и опасений, что правили нынешним миром.
Постепенно придя в себя и почувствовав, что шок начал отступать, Вивиан медленно поднялась на ноги. Она знала, что её первоочередная задача выполнена - собрать припасы и обеспечить безопасность себе и своей дочери. Но цена, которую пришлось заплатить за это сегодня, казалась ей невыносимо высокой.
На её глаза наворачивались слезы, но Вивиан их сдерживала. Она повернулась и, шаг за шагом, не оборачиваясь, направилась к дому, где невинные глаза её дочери искали в ней убежище и защиту от всего зла этого безумного мира.