The last of us. Part 0

   В помещении царит дружеская, почти домашняя атмосфера. Мужчины, одетые в потертые, но теплые куртки, уютно устроились на старых покрытых пылью диванах и стульях, вытащенных из разрушенных квартир и зданий рядом с блокпостом. Пар от горячих напитков в руках создает туман вокруг голов собравшихся, а потрескивание дров в небольшой, самодельной печи добавляет уюта в их пристанище. На стенах висят затемненные, но все еще различимые фотографии, напоминая о мире, который был до.

- Зараженный подходит к солдату и смотрит на него с голодным взглядом. Солдат ему и говорит: "Чего смотришь? Никогда реального мужика не видел?" Зараженный отвечает: "Да нет, просто думал, с какими специями ты лучше будешь на вкус!"

   Смех рождается на рассвете их новой реальности, как отголосок былых дней, когда смеяться было проще и свободнее. Один из мужчин только что закончил рассказывать анекдот, и, возможно, шутка была абсурдной или даже безнадежно старой, но в этой обстановке она звучит уместно и свежо.

- Представьте, правительство объявило, что завтра начнется возвращение в старый мир! - говорит один с широкой ухмылкой.

- Да ладно? И что, все возвращаемся к кредитным карточкам и социальным сетям? - второй подхватывает игру.

- Нет, - третий отвечает с притворным сожалением, - они сказали, мы все еще можем исключительно ловить кроликов да собирать грибы!

   И вот комната взрывается смехом, потому что их реальность, где еда и убежище ценнее золота, кажется такой абсурдной по сравнению с тем, чем был обеспокоен мир раньше.

   Зимний воздух вне помещения пронзительно холоден, стекла на окнах покрыты инеем, а ледяной ветер гуляет по пустынным, заснеженным улицам. В такие моменты теплое помещение кажется последним прибежищем цивилизации, оазисом тепла в сердце ледяной пустоши, окутанной мраком.

   Лай собак, раздававшийся снаружи, на мгновение заставил их натянуть слух, но звук быстро потерялся в вихре хохота.

   На фоне веселья и пылающего огня внутренний мир уютного пристанища вдруг прервался. Дверь распахивается, и в тусклый свет комнаты врывается фигура девушки-медика Кели. Её молодое, обычно спокойное лицо перекошено от шока, в глазах мелькает волнение. Пламя на мгновение реагирует всплеском, создавая мимолетные тени на стенах.

   Ошеломленные мужчины задают взглядами вопросы, которые не успевают перейти в слова. Напряжение, на секунду забытое, возрождается как стража блокпоста, готовясь к неожиданностям.

- Ты чего такая возбужденная, Кели? - спрашивает один из солдат, пытаясь разломать напряжение легким, дружеским тоном. Он понимает, что в их действительности нечасто бывают хорошие новости, и каждое внезапное сообщение может быть жизненно важным.

- Там люди у стены. Живые, - её голос звучит задыхающимся от тревожности, словно каждое слово - это тяжелый вздох.

   Секундная пауза становится тягостно длинной, когда эти слова распространяются по воздуху, грузя комнату новым подозрением, новой опасностью.

- Ну что так реагировать? Люди как люди, - пожимает плечами мужчина, в котором силу шутки сменяет решимость. Он встает, его глаза теперь грустно-серьёзные. Вздох его широк и полон понимания, что каждый новый силуэт за стенами их укрепления может быть как другом, так и врагом, каждое новое лицо может принести как надежду, так и новую беду.

   Солдат, покидая тепло комнаты, готовится к встрече с непрогнозируемым - факт жизни, ставший для него и его соратников нормой. Оставшаяся группа взглядами следует за ним, чувствуя, что каждая неожиданность может переписать завтрашний день.

   За пределами убежища зимний холод захватывает дыхание, и каждый выдох превращается в мелкие облака пара, плавно рассеивающиеся в вечернем морозном воздухе. Униформа медика дает Кели слабую защиту от стужи.

   Её плащ, распахнутый от спешки и решимости пробиться через ледяной ветер, колыхался, словно знамя надежды. Весь мир казался замершим в предвкушении чего-то важного. Улицы покрыты снегом, который шуршал под ногами, создавая иллюзию живости и движения в этой вечно замерзшей земле. Звонкий лай собак, казалось, отступил, подобно тому, как звуки утопают в безвозвратной глубине ночи.

   Мужчина, шедший за Кели, чувствовал оковы холода на своей коже, но это не мешало его воле противостоять природным и человеческим бурям этого нового мира. На улице царила темнота, на мгновение иллюзорно превращающая разрушенные дома и заброшенные автомобили в ужасных тварей, которых они все так отчаянно пытались истребить.

   Искра надежды, теплившаяся в сердце Кели, вдохновляла на подвиги даже в такие заморозки. Надежда, что люди были не зараженными, что они не принесли бы с собой нового горя и борьбы за выживание в этих мрачных условиях, и что, может быть, они могли даже поделиться информацией или ресурсами, жизненно важными для выживания. А возможно им нужна помощь и карантинная зона станет их единственным пристанищем.

   Вокруг блокпоста видны следы былой городской жизни: обветшалые здания с разбитыми окнами, проржавевшие автомобили, заброшенные и замолчавшие давным-давно.

   Блокпост состоит из серии контрольно-пропускных пунктов, каждый из которых охраняется военными. Они вооружены автоматическим огнестрельным оружием и внимательно проверяют каждого, кто желает войти в карантинную зону. Яркий прожектор выхватывает из темноты силуэты приближающихся людей, в то время как собаки военных лают и рычат, чуя чужаков.

   Бетонные блоки и металлические барьеры заблокировали бывшие дороги, превратив их в сложный лабиринт, через который могли проходить только те, кто имел на это разрешение. Стена металлических заборов и колючей проволоки, повышенные огневые точки с внушительно выглядящими пулеметами – всё это служило напоминанием о новом порядке и о серьезности ситуации.

   Командный голос мужчины, рассекающий зимний воздух, отдал приказ, который привел в действие механизм безопасности блокпоста. Ворота, с их холодными, металлическими рёбрами, начали открываться с дребезжащим звучанием, так непривычным и оглушительным в тишине зимнего вечера.

   Залязгав по замерзшему земляному полу, они с усилием поддались, издавая скрип, словно открывая само небо, погруженное в сумрак. Атмосфера напряжения поднялась ещё выше, когда остальные солдаты нацелили свои стволы на приближающиеся фигуры, каждый из них готов был за доли секунды решить судьбу вновь прибывших.

   Из темноты стали обретать очертания две жалкие фигуры – женщина и ребенок, изможденные столь долгим путешествием сквозь холод и страх. Несмотря на усталость, в глазах женщины ещё светилось что-то неугасимое, пламя, которое подливало масла в прячущийся в сердце каждой мамы огонь – инстинкт защитить своего ребенка любой ценой.

   Кели по инстинкту тянулась к замерзшим путникам, чтобы протянуть руку помощи, предложить убежище и возможно – надежду. Но мужчина, опытный военный, знающий цену любой спешки в мире, где зараженные могли скрываться под обликом безопасности, сдержал Кели.

   Когда женщина и ребенок подошли ближе, военные, сохранив бдительность, подняли специальный прибор – сканер. Это был их стандартный протокол, спасительный и проклятый одновременно. Технология, способная как на спасение, так и на гибель, если прибор покажет страшную правду.

   У входа в карантинную зону располагались пункты медицинского досмотра, где каждому посетителю приказывали подчиняться тщательной проверке на признаки заражения.

   Момент, когда сканер проверил малышку и признал её здоровой, на мгновение облегчил напряжение воздуха. Остальные солдаты могли позволить себе расслабить плечи, проведя руками по своим стволам. Но этот мир редко бывает милосердным.

   Тяжелый вздох пронесся, когда медицинский прибор прикоснулся затылка заплаканной матери. Она стояла неподвижно, готовясь к чему угодно, только бы её ребенок был в безопасности. Результат сканирования словно яркий штрих карандаша на пустом холсте. Солдаты, на мгновение забывшие о своих обязанностях, вдруг напряглись с новой силой. Экран прибора загорелся кроваво-красным светом. Результат однозначен: женщина заражена.

   В глазах Кели, чьё сердце медика и человека протестовало против неизбежного развития событий, вспыхнуло отчаяние. Сегодня ее первый день в качестве медика и сегодня она бессильна перед смертью. Инстинкт к самосохранению взял своё, и она отступила, создавая место для того, что должно было случиться.

   Выстрел.

   Женщина, чьи слезы смешались со снегом, так и не смогла ответить на вопросы дочери об их дальнейшем пути. Она принесла девочку в безопасное место, а себе оставила темноту наступающей ночи и руку судьбы несправедливого мира.

   И тут, в окружении солдат блокпоста, которые научились переживать трагедии как обыденность, Кели оказалась на переднем крае борьбы не только за жизнь тела, но и за человечность души. Она подошла к малышке, которая стояла с открытым ртом, глядя на то, где была её мать, и взяла её за руку. Сейчас, когда судьба ребенка висела на волоске, на Кели лежала весомая роль - наполнить этот мир нотами сострадания в прелюдии зимней мрачности.

   Кели заметила в кармане убитой свернутую бумажку. Она раскрыла ее. Записка была написана неровным и спешным почерком, но выражавшим силу души и отчаяние ситуации, в которой оказалась мать. Кели ощутила вес слов, написанных на обветшавшем листке бумаги.

"Тому, кто найдет это,

Если вы читаете эти строки, то, скорее всего, я уже не смогу защитить свою дочь. Меня укусили. Не хочу, чтобы моё проклятие затронуло моего ангела — она все, что у меня оставалось. Пожалуйста, найдите в себе милосердие, чтобы уберечь её и дать ей шанс на жизнь, которую мы так хотели увидеть вместе. Она не заражена. Я проверяла несколько раз, перед каждым сном. Она чиста.

Я знаю, что грибок или другие зараженные этого мира найдут меня раньше, чем ваши руки поднимут оружие, но я не боюсь умирать. Боюсь лишь оставить её одну в этом беспощадном мире.

Пожалуйста, пусть кто-нибудь найдет в себе силы стать её путеводным светом. Её зовут Оливия. Она умна, добра и очень отважна. Она заслуживает мира, где будут не только звери и монстры. Пусть она растет, зная, что не весь мир потерял свою человечность.

Не дай Бог, чтобы зараженные её когда-нибудь настигли.

С любовью, Лоралин."

   Слезы затуманили глаза Кели, когда она складывала записку обратно. В каждом слове ощущалась любовь и боль умирающей матери, ощущалась крайняя мера её безысходности. В этом новом мире, где жизнь всё еще боролась за право быть яркой и чистой, Кеми понимала, что теперь она должна будет защищать этот маленький огонек жизни, который так отважно оберегала ушедшая мать. Оливия нуждается в заботе, в безопасности и в надежде, что продолжит гореть даже в сердце холодной зимы.

   Девочка оставалась в безопасности, за блокпостом, под присмотром Кели и солдат, которые хоть и были закалёнными войнами и борьбой за выживание, они также были людьми, умеющими любить, сострадать и находить свет в самых темных уголках человеческого бытия.

   В ночи, под покровом темноты, блокпост в Бостоне раскрывал свое истинное лицо – это было место, где надежда и отчаяние сосуществовали бок о бок, а правила диктовались теми, кто держал оружие, стоя на страже порядка в мире, уже не знающем прежнего порядка.

***

   Было еще темно, а здание старого банка находилось в самом сердце хаоса. Стекла на окнах давно выбиты, а разносимый ветром снег сделал его ещё более мрачным и неприветливым. Томас напряженно следил за каждым движением вокруг; в этих условиях бегуны могли появиться откуда угодно и в любую секунду. Его пальцы натянули спусковой крючок автомата, и он стрелял с холодной точностью, отражая враждебные нападения тварей, затерянных среди разрушений.

   С каждым выстрелом рассеивалась угроза, но появлялись новые цели. Томас слышал отчаянные крики бегунов, которые звучали как назойливый гул - прерывистый, оглушительный, рвавший воздух и вызывавший жуткое чувство ужаса. Раздался очередной выстрел. Бегун упал на заснеженную землю. Уродливые контуры его израненного тела более не двигались.

   Винц вместе с группой из трёх солдат с трудом, но решительно пробирался через осколки, разбросанные по лестнице на второй этаж. Они держались плотной группой, каждый покрывая другого. Их движения были тяжелыми, со всем арсеналом оружия и амуниции, но осмотрительными: они знали, что каждый угол мог скрывать ловушку, каждый закрытый дверной проем мог укрыть вражду. Каждый шаг вверх уносил их дальше от забытой улицы, и в более опасный лабиринт разрушенных офисов.

   Здание банка, когда-то символизировавшее надёжность и стабильность, теперь было не более чем губительным запутанным убежищем для роя зараженных, охотившихся в остатках цивилизации. И ассоциации с образом надёжного учреждения были давно уничтожены правдами нового мира, где банковские коридоры обернулись ордами беспощадных чудовищ.

   Томас выбирает свои цели, пока Винц с командой укрепляется на втором уровне, готовые удержать позиции или отразить нападения. Воздух вибрирует от напряжения и адреналина битвы за выживание, каждый выстрел подчёркивает ритм этой печальной мелодии об израненном мире, сотканном из ужаса и героизма.

   Томас делает глубокий вдох, задерживает дыхание и тихо выходит из-за двери. Каждый его шаг аккуратен и рассчитан. За спиной доносились выстрелы и крики, зараженные как пули - находили свои цели.

   Здесь тишина. Свет фонарика мелькает по стенам коридора, выхватывая из-под покрова тьмы искаженные тени, созданные изгибами поврежденных стен и пустых дверных косяков.

   Стук его ботинок на пол поглощается ржавыми всплесками крови и пятнами плесени, усыпанными по всей поверхности. Запах плесени, гнили и легкий аромат кордицепса, как разлагающаяся растительность мирного времени, потрясают его ноздри, но сейчас он слишком сосредоточен, чтобы его тошнило.

   Что-то быстро пробежало возле него и стремительно скрылось.

- Блять. Сталкеры. Ненавижу, мать вашу - пробормотав это себе под нос, на лице Томаса отражается основательная решимость.

   Сталкеры – вторая стадия заражения. Они не просто бессмысленно агрессивны, как бегуны, и не имеют примитивно ясных намерений, как щелкуны. Сталкеры лихо маневрируют и ловко используют окружение, чтобы заманить своих жертв в ловушки. Каждое их движение непредсказуемо и интригующе опасно.

   Не потеряв способности к базовому рассуждению, они используют сложную тактику для нападения, прячутся и подстерегают своих жертв, порой делая это чрезвычайно тихо и незаметно.

   Томас знает, что его реакция должна быть молниеносной и точной, если он хочет выжить. При мысли о сталкерах в его теле струится ледяной холодок: они – олицетворение мира, где каждый угол скрывает смерть.

   Когда Томас делает следующий шаг, он поднимает свое оружие, готовый к столкновению, зная, что благодаря своей тренировке и инстинктам, он имеет шанс одержать верх. Так он продолжает движение по коридорам, осветленным лишь светом от крохотного фонарика и огоньком решимости, который не позволяет ему упасть духом перед лицом опасности.

   Снова пробежал.

   Томас, настороженно следит за движением сталкера, направив свой фонарь в темный угол, где притаился зараженный. Взяв в руки оружие, он подтвердил свою готовность к борьбе не только за собственную жизнь, но и за выживание остальной его команды.

   Томас напрягает все чувства, пытаясь оценить масштаб угрозы. Сталкеры редко бывают в одиночестве. Они охотятся стаями, маневрируя вокруг своей добычи, затаиваясь в тени. И вот, едва рассеивающий темноту свет фонарика освещает коридор, через который промелькнуло что-то стремительное и неуловимое.

   Дыхание Томаса застывает в груди, он почти не шелохнется, когда фигура быстро проскальзывает за его спиной. С каждым тиком секундомера напряжение возрастает. В эти моменты даже мельчайшие звуки усиливают ощущение опасности. Внутренний голос говорит ему остаться бдительным, двигаться предельно осторожно и держать палец на спусковом крючке.

   Он медленно поворачивается, чуть прищурившись, пытаясь уловить любое движение в полной темноте старого здания, зная, что любая секунда наедине со сталкерами может стоить ему жизни.

   Звук скрипящей двери закрашивает тишину, Томас обнаруживает Роя благодаря краешку света от своего фонарика. Погрузившись в тень, Рой понимает всю серьезность обстановки одним только взглядом в глаза Томаса. Его руки уверенно держат дробовик, готовый открыть огонь по звону разбитого стекла или разрушенной бетонной стены.

   Обстановка накаляется с каждым криком над ними, где Винц и оставшиеся солдаты все еще отстреливают бегунов и щелкунов.

- Я перестал их слышать, - едва уловимо шепчет Рой.

- Значит, они готовы напасть, - Томас предупреждает своего товарища, его голос наполнен серьезностью и предвкушением предстоящего противостояния. - Будем умнее.

- Будем первыми, - отвечает Рой, сглатывая страх и заряжаясь решимостью. Он действует на опережение, и, как будто оправдывая свои слова, мгновенно реагирует на появление сталкера.

   Выстрел Роя - точный и молниеносный - настигает сталкера, ревущего в черную пустоту коридора. Его бдительность и готовность к действию спасает их обоих, но выстрел пробуждает оставшихся, спрятанных во мраке демонов вырваться.

   Томас открывает огонь следом за Роем, первые выстрелы — направлены на ноги сталкеров для обездвиживания. Как в замедленной съемке, он видит, как существа падают, один за другим, под ударом огня. Каждого подбитого сталкера нужно добить либо вогнав острие клинка в их пораженный кордицепсом мозг, либо размозжить их череп своим ботинком.

   Рой прикрывает, обеспечивая оборону своими обширными взрывами из дробовика, отстёгивает каждый выстрел, который отзывается в пустом коридоре. Он обращает голову в сторону, словно на внутренний компас, отслеживая тихие шаги и шорохи тех, кто притаился в тени, кто готов выскочить и напасть.

   Томас и Рой движутся тандемом, у каждого из них своя роль в этом балете смерти и ужаса, и каждый шаг, поворот, выстрел и удар составляют хореографию дикой несокрушимости.

***

   Тела погибших солдат аккуратно подготовили к транспортировке, замотав в больничные простыни. Скорбь и уважение определяли каждое движение их товарищей, помогающих перенести их на улицу. Эти мужчины и женщины позднее будут достойно похоронены вне города, где карантин и хаос не смогут осквернить их последний покой.

   Капитан отряда стоял молча, глядя вниз на израненное тело молодого солдата. Шея бойца была жестоко разорвана зубами зараженного, и его лик уже не нес того тёплого оживлённого выражения, с которым он всегда встречал капитана утром.

   Он знал каждого из своих солдат, знал их имена, их истории, знал даже нюансы их улыбок и смеха. Но этот молодой человек... Он был больше, чем просто подчинённый. Они были хорошими приятелями, обменивались рассказами о своих семьях, обсуждали планы на будущее, которое, казалось, может наступить только во снах. Парень всегда с интересом и беззаветной заботой спрашивал о его сыне, будто тот был и его собственной семьёй.

   Теперь же, наблюдая, как ветер играет с волосами уже безжизненного тела, капитан чувствовал, как в его душе образуется пустота, наполненная горечью и грустью, такой тяжёлой и угнетающей.

   Мужчина осторожно накрыл лицо солдата покрывалом, его жест был и прощанием, и данью уважения. В этот короткий момент времени скорбь окутала его своим холодным объятием, и он позволил себе почувствовать весь вес потери ушедшей жизни.

- Капитан! Сообщили, что район зачищен, - сообщил подошедший солдат. 

- Хорошо, контролируем местность до приезда основных сил.

- Вас понял.

   Как только участок был полностью зачищен и подготовлен для приезда специальных команд FEDRA, капитан передал свои последние указания, глубоко вздохнул, и связался с центральным командованием, сообщив о завершении операции.

   Первые лучи рассвета прокрадываются через горизонт, рассеивая ночные тени, образуя золотистые проблески на броне прибывших военных машин. Подъезжая к зданию банка, машины выдают ревущий звук, создавая контраст между тишиной утреннего света и шумной реальностью, которая на их фоне кажется чем-то далеким и непонятно каким образом дошедшим до сегодня.

   Круговое движение дыма от горящих трупов зараженных создавало тускло-красные столбы вознесения. Пламя поглощает кордицепсом изуродованные тела бегунов, сталкеров и щелкунов, очищая землю подобно стерилизации. Горение обозначало не только конец для преследующих их тварей, но и возможность начать заново, очистить руины от видимых следов заражения.

   Винц и оставшиеся солдаты, сильные и решительные, сгорбленные от усталости, но живые, уже были готовы уходить обратно в карантинную зону. Их броня заслонена пеплом и кровью, их лица покрыты слоем пыли и пота, их оружие покрыто фреской из грязи и пороха.

   Фигуры военных задумчиво проходят по земле, которую они только что зачистили; их взгляды объединяют отражение пережитых событий и перспективы впереди. А неподалеку солдаты и медики начинают процесс очищения и занимают места на блокпосте, зная, что перед ними долгий день в служении закону и порядку, на пути к возрождению того, что было утрачено.

   Винц вдыхает прохладный воздух и выдыхает горячий пар. Это была его первая миссия на посту капитана. Наблюдая за удаляющейся машиной, каждый его вдох наполнен холодной реальностью войны, а каждый выдох - жаркими мыслями о том, что он мог сделать иначе. В его голове постоянно вращаются образы, анализируя каждое своё действие и решение.

   Он обернулся, чтобы встретиться взглядами со своими солдатами, ища в их глазах осуждение или поддержку. Но все, что он видит, это отражение своего собственного чувства утраты и решимости продолжать двигаться вперед.

- Война не прощает ошибок, - говорит подошедший к нему Томас. - Они это знают, но они также знают, что у них есть капитан, который будет стоять с ними бок о бок и разделять бремя каждого решения и каждой жертвы.

   Но Винц не может перестать думать о семьях павших. Он знает, что их жизни не могут быть заменены, и что их смерть - это вес, который он всегда будет нести с собой.

   Он смотрит в небо, где птицы парят высоко, и задаётся вопросом, смогут ли они когда-нибудь забыть о тяжёлом грузе ответственности. Винц понимает, что его работа - это не просто выполнение задач, но и забота о своих людях, и что он должен быть сильным для них.

   С этого момента он клянётся сделать всё возможное, чтобы защитить своих подчинённых и минимизировать потери в будущих миссиях. Он знает, что это будет непросто, но он готов бороться за каждую жизнь, потому что каждая жизнь ценна.

- Иди лучше посмотри на это, - он кивнул в сторону стены дома, где на спектре загрязнённого света отличались яркие линии. - Кажется они снова среди нас.

   Винц внимательно рассматривает символику Цикад.

- Цикады... Я надеялся, что мы закрыли эту главу, - голос похолодел.

- Как думаешь, что они планируют на этот раз?

- Не знаю, но определённо ничего хорошего. Это их традиционный способ объявить о возвращении, - в его глазах светилось понимание того, как много предстоит сделать, чтобы пресечь их замыслы.

- В последний раз мы имели дело с целой серией нападений на наши объекты, - нотки беспокойства и гнева прозвучали в голосе. Воспоминания о прошлых сражениях вызывали бдительность.

- Да, я помню. Нужно немедленно уведомить командование, - твердый взгляд Винца плескался по волнам темных мыслей. Он уже представлял, как эти символы станут прологом к новой главе конфликта.

***

- Юки, помни, кордицепс контролирует двигательные функции носителя. На стадии бегуна зараженные отличаются повышенной быстротой и ловкостью. Как правило, держатся группами. Не позволяй им себя окружить, - строгость в голосе Вивиан, чувствует даже ворон, спокойно наблюдающий за ними с крыши дома. - Самым эффективным способом убить бегуна является незаметное приближение к нему сзади. Твои удары должны быть четкие и быстрые. Всегда голова либо шея, - Юки кивает на каждое слово. - Итак, теперь отработаем.

   Вивиан притаскивает с гаража чучело, которое они сделали из подушек и скотча. Оно служило для них зараженным. На нем было удобно наглядно показывать и отрабатывать техники. Женщина установила чучело, поправила шапку и отошла, позволяя Юки начать.

- Он стоит к тебе спиной, но нужно всегда следить за траекторией, он может резко обернуться, пока ты крадешься за спиной, и напасть, поэтому лучше выждать момент. Действуй на опережение, старайся предугадать его следующий шаг, - напоминает мама. Юки все помнит досконально. Она быстро перебегает и присаживается за сугробом, представляя, что их чучело - это реальный враг.

   Глядя на свою дочь, Вивиан не могла скрыть улыбку гордости. Она замечала, как дочь росла не только физически, но и ментально, с каждым днем становясь сильнее, увереннее и самостоятельнее. С завидным упорством и решимостью девочка подходила к своим тренировкам по самообороне, овладевая новыми навыками и превосходя свои ожидания. Мама была восхищена, видя, как её дочь преодолевает все трудности и успешно осваивает приемы, которые когда-то казались ей непреодолимыми.

   Каждая тренировка была для Юкито возможностью выйти за пределы своего комфорта и научиться стоять за себя, и мама была рада видеть, как серьезно дочь относится к каждому упражнению и с каким вниманием слушает её советы и рекомендации. Наблюдая, как девочка делает успехи в спаррингах, заставляя маму прикладывать всё больше усилий для победы, мама чувствовала себя одновременно тренером и самым преданным болельщиком.

   Вивиан удивлялась тому обстоятельству, что несмотря на то, что дочь была еще ребенком, она обладала зрелостью и ответственностью, которые говорили о многом. Она знала, что навыки самообороны придадут ей уверенности в себе в будущем и помогут чувствовать себя в безопасности, где бы она ни находилась.

   Юки задерживает дыхание и сжимает в руке нож, который уже стал продолжением ее руки. Она аккуратно делает кувырок, тем самым открывая себя перед врагом, движется на корточках бесшумно, оставляя следы на снегу.

   Юкито делает выпад к цели, вскидывает нож, захватывает врага со спины, применяя удушающий прием, и втыкает лезвие в голову зараженного. Слева послышались короткие хлопки, Юкито обернулась в недоумении, она словно не ожидала увидеть маму, совсем забыла о ее присутствии, полностью погрузившись в процесс.

- Умничка, - одобрительно кивнула Вивиан и поежилась от холодного воздуха.

   Конечно, поразить не движущуюся цель - проще простого, но им главное отработать движения до идеала и набить руку. Чтобы при встрече с реальным врагом была уверенность в своих силах и собственной победе.

   Но больше всего маму радовало то, что, несмотря на все достижения и повзрослевший вид, дочь по-прежнему оставалась тем же радостным и любящим ребенком, который взирает на мир чистым и невинным взглядом. Это наполняло Вивиан глубокой благодарностью и бесконечной любовью к своей малышке.

- Ну все, пошли домой, холодно, буду учить тебя варить суп, - Вивиан приобняла дочь за плечи, подмечая, как та заметно вытянулась. Словно всего за какой-то месяц она стала рослее.

- Нууу мааам, только не это. - ноет девочка, подходя к крыльцу. Вот что она не любит из домашних дел больше всего, - так это готовить. Ей не нравился это скучный и долгий процесс.

- Я понимаю, что готовка может показаться скучной и занимать много времени, но важно уметь готовить. Это навык, который пригодится тебе на протяжении всей жизни. Ты будешь знать, как правильно питаться и заботиться о себе, - говорит Вивиан и проходит на кухню.

- Как-нибудь в другой раз, - просит девочка, а мама лишь вздыхает.

- Что ж, значит, в другой раз. Тогда принеси, пожалуйста, дров и можешь быть свободна, - ласково попросила Вивиан. Юки, кивнув, ушла. А мама начерпала воды в кастрюлю и поставила на печь греться.

   Зима окутала мир вокруг белоснежным одеялом. В это волшебное время, за стеклами окон тихо кружат снежинки, медленно оседая на подоконниках, создавая ощущение тишины и уюта. Вязкий холод за окном контрастировал с теплом, исходящим от кухни, где в печи томился суп. Ароматы мяса, крупы и сушеной зелени мягко заполняли воздух, обещая скорое и вкусное удовольствие.

   В уголке комнаты под мягким светом свечи сидела Юкито, углубленная в своё творчество. Перед ней на столе лежали листы бумаги и разноцветные карандаши и краски. Сосредоточенно прищурившись, она переносила на бумагу образы, которые запомнила из недавно прочитанной книги.

   Книга, полная увлекательных сюжетов и живописных описаний, не содержала ни одной иллюстрации. Девочка, чьё воображение вспыхнуло от прочитанных глав, решила воплотить свои представления на бумаге. Она аккуратно очерчивала контуры, раскрашивала дома и ландшафты, дающие представление о месте действия. Затем приступила к изображению персонажей, стараясь передать черты их характера, как они промелькнули в её воображении. Волшебники, путешественники, животные сказочных лесов – все они оживали под мягкими движениями её рук.

   Каждая иллюстрация была рассказом сама по себе. Детали на образах, будь то складки одежды или оттенок неба в момент заката, воплощались благодаря её наблюдательности и таланту. В её работе было исследование и эксперимент, удивление и радость от процесса создания новых миров.

   Время от времени девочка отрывалась от рисования, глубоко вдыхала аромат варящегося супа, который напоминал ей, что в реальном мире скоро будет ужин. И каждый раз, возвращаясь к своим иллюстрациям, она уносилась дальше – в мир, где собственный взгляд на историю оживал на бумаге.

   Маме, заглянувшей к девочке через плечо, чтобы любоваться её творчеством, было приятно видеть, как дочь находит свой собственный способ выразиться и поделиться воображаемым миром, который так ярко и полно она представляла. Это был зимний день, полный тепла, уюта и магии творчества.

   Воздух был наполнен уютом, а тепло от печки мягко рассеивалось по комнате, делая атмосферу особенно комфортной. За ужином зашел разговор о скором празднике. Чуть больше недели оставалось до Рождества, и это ожидание уже ощущалось в каждом уголке дома. Вивиан ради смеха вспоминала все капризы дочери, при этом поговаривая, что Санта не подарит подарок такой непослушной девочке, а Юкито шутливо обижалась, опровергая эту информацию.

- А еще, как-то в самый дождливый день осени ты вымазалась в луже грязи вместе со свои ушастым, и мне пришлось вас отмывать, думаю, Санта точно учтет это, - продолжала вспоминать смешные для себя и стыдливые для дочери моменты.

- Санта не слушай маму, закрой уши, - пыталась угомонить маму Юки. А Вивиан улыбалась ее невинной вере и внутренне готовилась к созданию незабываемого праздника.

- А еще...

- Нууу мама, - протянула измученно девочка, стыдливо пряча лицо в руках.

- Ладно, и правда хватит тебя стыдить, - посмеялась Вивиан.

   В доме уже все было украшено в преддверии праздника. В соседнем гараже они нашли коробку с ёлочными игрушками и новогодними украшениями. Они наклеили на стекла снежинки, повесили на дверь венок, украсили еловыми ветками лестницу, Вивиан срубила маленькую ель, они поставили дерево в ведро и нарядили. С каждым днем ожидание волшебства только возрастало, и с каждым новым украшением дом становился всё более похожим на зимний дворец, готовый принять самые радостные праздники в году.

   Юки мечтательно смотрела в окно, где кружились снежинки, создавая чувство настоящей зимней сказки и сдувала мокрую челку со лба. После мытья дневная усталость упала на плечи. Перед ней лежит раскрытая книга, но в мыслях у нее совсем другое. Она представляла, каким будет Рождественское утро. Подарит ли Санта то, что просила в письме Юкито. Ей не нужно многого, она хочет лишь волшебную сказку. Ее сердце билось в предвкушении Рождества.

   Когда на мир опустилась ночь, а дома наступила тишина и Юки уже отправилась спать, Вивиан распаковала конверт. Он был украшен множеством наклеек и рисунков, видимо, дочка потрудилась сделать его особенным для Санты.

"Дорогой Санта",

Я очень старалась быть хорошей в этом году и помогала маме. Я знаю, что ты сможешь найти подарки для всех детей мира, но мне хотелось бы попросить тебя уговорить маму на прогулку. Мама говорит, что там опасно, но к тому времени я буду уже достаточно взрослая, мне почти исполнилось десять лет.

Я бы хотела провести целый день наедине с тобой, мама, гулять в заброшенном районе и в парке, ведь ты самый лучший в мире Санта для меня

С любовью, Юкито".

   Закончив чтение, Вивиан сложила письмо обратно и нахмурилась. Ее насторожило желание дочери, и на секунду она подумала, что это полный абсурд. Но с другой стороны Санта не может не выполнить желание. Вивиан и являлась Сантой для Юкито. Нельзя чтобы Юки перестала верить в волшебную сказку, поэтому у нее нет права на отказ. Она вышла из комнаты и знала, что подарит своей дочери.

   Рождество - это время волшебства и исполнения желаний, и Вивиан была полна решимости сделать это рождественское желание явью. Это становилось не только подарком для Юкито, но и драгоценным подарком для самой Вивиан - возможностью провести время с ребенком, создавать воспоминания и укреплять их особую связь.

   Они засыпали в своих комнатах зная то, что самое важное в эти волшебные моменты - это быть вместе, чувствовать любовь и заботу друг друга.

***

- Не тяни так сильно этот край, - шлепает по руке мужа Джоан, пока тот чуть ли не рвет праздничную упаковку.

- Я стараюсь, - бубнит в ответ Винц.

- Плохо стараешься, - заявляет женщина, на что получает строгий взгляд мужа. - Не хмурься, ты так выглядишь старше.

- Старше и мудрее, - ответил Винц, намекая на свой опыт в упаковке подарков.

- О, да, я помню твою "мудрость" в прошлом году, когда пытался использовать изоленту вместо скотча, - подшучивает Джоан.

- Это было инновационное решение! - защищается Винц, ухмыляясь.

- Инновационное и липкое, - возражает Джоан, - Адам до сих пор шутит, что его подарки отлично справятся в качестве ловушек для насекомых.

- Он правда так шутит?

   Джоан смеется.

- Дорогой, если бы ты упаковывал подарки так же хорошо, как разговариваешь, нам бы уже нечего было бы делать сейчас, - вскидывает брови Джоан.

- Ладно, я сдаюсь, чего ты хочешь от моих упаковочных навыков? - Винц притворно обижается.

- Я хочу, чтобы ты просто держал ленту, пока я заклеиваю бумагу, - говорит Джоан с задорной улыбкой.

- О, значит я тебе нужен только как помощник? - Винц делает грустное лицо, но в глазах его играет смех.

- Именно, мой дорогой помощник, - Джоан целует его в щеку, - Без тебя у меня бы ничего не получилось.

- Это все, что ты мне можешь предложить? - удивляется Винц после того, как жена поцеловала его просто в щеку.

- А что? Недостаточная плата?

- Не отпущу тебя пока не расплатишься, - он ловко сгребает в объятия жену и зацеловывает все ее лицо. Джоан старается смеяться тихо, чтобы спящий в соседней комнате сын не проснулся.

- Хорошо, хорошо, ты получаешь премию за упаковочные усилия, - с улыбкой говорит Джоан, пытаясь освободиться из его объятий.

- Прости, но твои попытки освободиться только увеличивают твой долг, - шутит Винц, не ослабляя своих объятий.

- В таком случае, думаю, мне придется взять кредит, - смеется она в ответ, продолжая бороться за свою свободу.

- О, я с удовольствием стану твоим кредитором, - усмехается он.

   Джоан смеется, а Винц использует эту секунду и целует ее. Когда их губы соприкасаются, в комнате на мгновение виснет тишина, а само время, кажется, замерло. Винц целует Джоан так легко, словно это самый хрупкий цветок, и каждый мимолётный контакт переносит их далеко за пределы повседневной суеты, в место, где есть только они.

   Джоан отзывается с такой же нежностью, её тело податливо следует за каждым его движением. Её глаза медленно закрываются, и на её лице расплывается блаженная улыбка, которая говорит без слов, что она полностью доверяется этому моменту, этому чувству, этому человеку.

   Руки Винца мягко скользят по спине жены, уверенно, но в то же время трепетно, словно он боится сломать магию момента, которая так хрупка, как воздушный пузырь. Он чувствует, как её тело с дрожью реагирует на каждое его прикосновение, как она отдается чувствам полностью, без остатка.

   Джоан не в силах устоять перед искренностью и страстью его поцелуев. Они для неё - как бальзам для души, напоминание о том, что она любима, что её чувства взаимны, и что всё в этом мире немного светлее и теплее, когда они вместе.

   Когда их губы наконец разъединяются, в глазах Джоан светится та глубокая любовь и преданность, которая была между ними с момента, когда они впервые встретились. Взгляд Винца отражает то же самое, его руки остаются нежно обнимающими ее, как будто пытаясь удержать этот момент вечно.

- Я полагаю, это стоило того, чтобы встать пораньше, - шепчет Джоан, подмигивая мужу.

- Вставать пораньше всегда стоит того, когда рядом ты, - говорит Винц, не скрывая своего восхищения женой.

   Им обоим нет нужды в многих словах, потому что все самое важное уже сказано тысячами невербальных знаков и жестов, которые они так чутко улавливают. И даже когда они возвращаются к упаковыванию подарков, эта искра любви между ними продолжает гореть ярко, делая даже самые обыденные моменты по-настоящему чарующими.

- Похоже, нашей упаковочной миссии пришел конец.

- Ну, по крайней мере, подарок готов, - Джоан указывает на красиво упакованный подарок. - Мы великолепная команда, даже под угрозой поцелуев.

- Лучшая команда, - соглашается Винц, обнимая ее. Они оба тихо смеются, чувствуя себя самыми счастливыми родителями в мире.