Глава 18 - "Те, кто идут в тени"
Проснулась Ая в тишине. Не такой, что бывает на рассвете в горах, где воздух свеж и птицы молчат из уважения к первому свету. Нет. Эта тишина была глухой, вязкой. Словно мир вокруг затаил дыхание.
Глаза открылись медленно. Над ней — потолок деревянного святилища. Старый, покрытый копотью и паутиной. Воздух пах тёплым ладаном, пеплом и... пыльной травой. Она лежала на футоне, укрытая лёгким покрывалом. Всё тело ныло, особенно грудная клетка — как будто кто-то забыл вырвать стрелу, прежде чем бросить её сюда.
— Ты сильнее, чем кажешься, — раздался голос. Тот самый, тёплый, который вытащил её из лап смерти.
Ая повернула голову. У огня сидела женщина. Чёрные волосы, собранные в высокий узел. У глаз — морщинки, но в зрачках горел огонь. Не человеческий, нет. Этот свет не принадлежал живым.
— Кто ты? — прохрипела Ая. Голос — будто чужой.
Женщина улыбнулась печально.
— Когда-то меня звали Хина. Теперь... я одна из тех, кого зовут ками-забвения. Я живу в местах, где память гниёт, где люди боятся вспоминать.
Ая села, сдерживая стон.
— Ты спасла меня?
Хина кивнула. — И не впервые. Это было написано на твоём пути. Но с каждым разом вытаскивать тебя будет всё труднее. Они — Шепчущие Стаи — учатся. Ты запятнала лес. Свиток открылся раньше срока. Ты нарушила ритм.
— Я не знала, — тихо сказала Ая. — Я... я просто искала силы, чтобы остановить их.
Хина встала, подошла, села рядом.
— Сила всегда требует цену. Сейчас тебе дана вторая возможность. Но за ней будет третья. А третья — последняя. Дальше никто не вытащит тебя из лап Стаи. Понимаешь?
Ая кивнула. — Что мне делать?
Хина посмотрела ей в глаза.
— Иди к корням острова. Там, где земля ещё помнит имена умерших. Ты найдёшь Каменную Песнь. Если она признает тебя — ты станешь той, кто может не только звать ветер, но и управлять шёпотом теней.
— А если не признает?
Хина усмехнулась.
— Тогда ты станешь одной из них.
⸻
Поздним вечером Ая покинула святилище. Путь вёл вниз, в долину, где начинался старый путь к Каменной Песне — храму, затопленному полувековыми наводнениями и забытым богами. Там, по преданиям, можно было встретить тех, кто когда-то говорил с миром напрямую — до людей, до слов, до боли.
Но ночь была неспокойной.
У подножия горы, где ручей пересекал древний мост, Ая остановилась. Вода перестала течь.
Время — тоже.
Она почувствовала, как за её спиной сгущается тьма. Не просто отсутствие света — а присутствие чего-то иного.
— Ты снова идёшь одна, — раздался хриплый голос.
Она обернулась. Из тумана выступил человек. Или то, что когда-то было человеком. Всё в нём — от походки до взгляда — было сломано. Как воина, которого раз за разом воскрешали, лишь бы снова бросить в бой.
— Кто ты?
— Я — Сломленный Проводник. Мой путь закончился у Каменной Песни. Теперь я веду других... до тех пор, пока они не становятся частью Песни.
— Поможешь?
Он молча кивнул. Но в его глазах не было надежды. Только обречённость.
Ая не знала, куда ведёт этот путь. Но у неё больше не было выбора. Каменная Песнь ждала.
И далеко за лесами, в глубинах теней, Шепчущие Стаи начали ритуал.
Они не собирались ждать.
Они хотели её душу.
И теперь... знали её имя.
...Тропа становилась всё узорнее. Словно сама Цусима пыталась запутать дорогу, уводя путников прочь от того места, что веками хранило в себе Песнь. Воздух тяжелел. Деревья сгущались, сливаясь в единую массу чёрных силуэтов, будто наблюдали. Иногда из леса доносился странный шорох — будто кто-то скребся когтями по коре, а потом резко замолкал. Время перестало иметь значение. Сломленный Проводник не говорил ни слова. Он просто шёл вперёд, и шаги его звучали, как удары погребального барабана.
Ая держалась за рукоять меча, хотя понимала — против того, что живёт в этих местах, сталь бессильна. Внутри снова начала гудеть та самая сила, проснувшаяся после смертельной раны. Она не подчинялась. Просто пульсировала — как будто её наблюдали изнутри, ждали момента.
— Мы близко, — наконец сказал Проводник.
Голоса — если это были голоса — усилились. Тихие, хриплые, в них было что-то... детское. Как будто шёпот шёл из глоток тех, кто когда-то смеялся, но больше не умеет.
Перед ними расступились деревья. Каменная арка, заросшая мхом. Под ней — спуск, ведущий вниз, туда, где начиналась старая тропа монахов. Ая остановилась, почувствовав, как земля под ногами едва ощутимо дрожит. Словно что-то огромное дышало под толщей камня.
— Я не могу пройти дальше, — тихо сказал Проводник. — Там начнётся... путь одиноких. Услышь Песнь — и останься собой. Или забудь имя — и стань её эхом.
Он развернулся. Ушёл в темноту.
Ая стояла на границе. Сделала вдох. И шагнула вниз.
⸻
С каждым метром подземелье становилось... тише. Даже её дыхание, казалось, теряло звук. Камни были древние, выдолбленные не руками — а чем-то иным. Из глубины веяло холодом, напоминающим о могилах. Факел, зажжённый у входа, потух ещё в самом начале. Но впереди... свет. Едва заметный, пульсирующий, будто сердце.
Ая вышла в зал. И застыла.
По кругу стояли силуэты. Высокие. Замершие. Покрытые мхом. То ли статуи, то ли... застывшие люди. У каждого — маска. Разные лица: страх, боль, покой, злость. Они смотрели в центр.
Там — каменный пьедестал. И на нём... девочка. Совсем юная. Глаза закрыты. Дыхание неглубокое. Но она жива. Ая сделала шаг — и пол вжал её вниз. Мир застонал, будто кто-то пробудился. Девочка открыла глаза.
И прошептала:
— Ты — та, кого зовёт ветер?
Ая кивнула, не в силах говорить.
— Тогда прими Песнь.
Изо рта девочки вырвался звук. Не крик. Не речь. Мелодия. В ней было всё: смех, смерть, дождь, рождение, битвы. Она вошла в уши — и Ая закричала. Потому что песня знала её. Видела каждый страх, каждый выбор, каждый поступок, что нельзя исправить.
Маски на лицах статуй зашевелились.
И в этот миг Ая увидела её.
Среди теней за девочкой стояла фигура. Без глаз. Без лица. Облачённая в чёрное. И она... кивнула.
⸻
Когда Ая очнулась, она была одна. Статуи исчезли. Девочки не было. Только на груди — отметина. Словно руна, выжженная в кожу. И... ветер.
Он звал её по имени.
И впервые — слушался её воли.
Но далеко в лесах, там, где не должно быть жизни, шевельнулась старая кукла из тряпок и зубов. У неё было лицо девочки.
И оно... улыбнулось. ...Ветер теперь не просто звал — он вёл. Ласково, но настойчиво. Он шептал ей в ухо чужие имена, забытые слова, стихи, которые никогда не были написаны. Ая шла по новым тропам, проложенным не ногами, а силой, древней как сама Цусима.
Рядом с ней — никого. Даже духи ками будто попятились, уступая дорогу той, что несла на груди знак Песни. Но Ая чувствовала: её сопровождают. Не тела, а взгляды. Старые духи, забытые, вытесненные войнами и кровью. Те, что жили в пепле. Они не говорили, но она чувствовала — каждый её шаг судят.
Остановилась у подножия старой горы. Каменные ступени, выдолбленные прямо в склоне, вели к чему-то наверху. Там, где облака сходились в один плотный клубок, свисавший, как занавес перед театром теней. Внутри — свет. Но не солнечный. Более мягкий. Более живой.
— Ты должна взойти, — раздался голос внутри.
Ая уже не удивлялась. Внутренний голос стал для неё новым дыханием. Может, это и был её дар? Или проклятие — пока неясно.
Шла медленно. Ступени были разными по высоте — словно гора хотела, чтобы каждый шаг был вымученным. По мере подъёма тело становилось тяжелее, а мысли — прозрачнее. В голове всплывали образы: мать, смеющаяся в зарослях камелий; отец, учивший держать меч; Учитель, впервые давший ей понять, что сила — не в клинке, а в выборе.
На вершине стоял храм. Опустевший. Сломанный. Только крыша уцелела — и то по чуду. Под крышей — алтарь, весь покрытый резьбой, и свиток, лежащий как сердце.
Но стоило Ае приблизиться — всё изменилось.
Из стен начали выходить тени. Они были из тумана, но двигались, как люди. Некоторые рыдали. Некоторые ползли. Один — с лицом Аи — подошёл к ней и прошептал:
— Ты выбрала... путь без возвращения.
Сотни рук потянулись к ней. Не хватать — напоминать. Каждое прикосновение отзывалось памятью: крик друга, которого она не спасла, кровь на снегу, которую она не смыла, голос Учителя, молчащего в последний свой миг.
Она упала на колени.
Но тут... ветер.
Он рванулся вверх — как пламя. И пробежал по залу. Он ударил по теням, как хлыст. И те исчезли. Словно и не были. Только следы от их пальцев остались на её коже — синяки прошлого.
Ая подошла к алтарю.
Взяла свиток.
Он был тёплым.
И в этот момент...
— Не каждый достоин читать то, что написано голосом богов, — сказал мужской голос за её спиной.
Ая резко обернулась.
На фоне заката, что развернулся над горой, стоял он. Высокий. В доспехах, но без шлема. Его лицо — зрелое, с рубцами времени, но в глазах... в них был целый мир. Сила. Потеря. Решимость. Тень войны.
— Ты... — прошептала она. — Ты дядя Дзин.
Призрак Цусимы.
Он смотрел на неё — долго. Не как враг. Как тот, кто узнал себя в другом.
— Ты нашла Песнь. Теперь она в тебе. Но за силу всегда есть цена, — тихо сказал он, подходя ближе. — Ты готова отдать всё?
Ая сжала свиток.
— Да.
— Тогда неси её дальше, — он положил руку ей на плечо. — Но помни: даже Песнь не спасает от одиночества.
И исчез.
Просто... растворился в ветре.
А она стояла одна, с пульсирующим свитком в руках.
А над ней зазвучала Песнь — теперь совсем иная.
И небо стало темнеть, как будто что-то огромное готовилось спуститься с облаков.