Глава 7
Соблюдай правила колдовской жизни
К удивлению Эли, первым порывом было вскочить и броситься отсюда прочь. Неспроста они не пустили с ней родителей и сразу приставили трёх канцеляристов, чтобы она оставалась в меньшинстве. Это была ловушка, и сейчас на неё собирались повесить убийство - без видимых причин, зато наверняка с сотней возможностей для этого.
«Ну же, беги!» - шептал голос разума, но Эля сидела, словно сжатая тисками, не чувствуя, что по ее щекам уже побежала первая, должно быть, ещё вызванная обидой за опоздание на сбор, горячая слеза.
- Расскажите мне всё, Эля, и мы попробуем вам помочь, - вкрадчиво сказал мужчина.
- Что рассказать? - спросила она. Слезинка добежала до рта и задержалась в уголке губ.
- Ведь вы это не нарочно, правда же? Случайно, как в школе, когда вы хотели оттолкнуть вашего товарища и перестарались, - он чуть присел на краешек стола и пальцами медленно повернул к себе ее объяснительную. - Славу Метелина.
- Но я не знаю этого дедушку. Я первый раз его вижу, - Эля умоляюще посмотрела на него. - Мы никогда с ним не встречались, понимаете?
Мужчина покачал головой, дочитывая листок до конца и заглядывая на всякий случай на оборотную сторону.
- Возможно. Как и возможно другое. Вы ведь собираетесь на филологический факультет МГУ?
- Да, я собираюсь, - она решительно кивнула несколько раз, будто это могло ее чем-то оправдать.
- А этот человек, профессор Елиозов, прямиком оттуда. Представляете? И что нам думать?
- Вот как, - ахнула Эля.
- Вот так, - мужчина повторил за ней изумлённое выражение и сложил руки на коленях, как бы предоставляя ей рассуждать дальше самой.
Она ещё раз посмотрела на фотографию. Да нет, не может быть, что у них хватит аргументов обвинить Элю в этом. Какая-то ерунда, в два счета станет ясно, что это ошибка и она не при чем. Они же маги, наверняка, у них и следственный процесс особенно эффективный, с детекторами лжи, эликсирами правды и кучей других невероятных приспособлений, которые выручат её...
- А что с ним случилось? - осторожно произнесла девушка.
- Хорошо, я начну рассказывать сам, но вы, гражданка Музиль, непременно меня подхватите, - он пальцем отбил какой-то ритм по колену и заговорил несколько манерно и певуче, как если бы ему было ужасно скучно говорить это обыкновенным образом. – Позавчера поздно вечером мёртвое тело профессора Елиозова обнаружили в сокольническом парке без следов насилия и какого-либо ещё внешнего воздействия. Можно было бы погрешить на возраст и плохое здоровье, но Родион Павлович, говорят, был на редкость крепкий человек. Для милиции этого факта скоро станет недостаточно, чтобы продолжать расследование, но с нашей позиции, как вы сами могли убедиться, ещё проглядываются интересные версии. Например, следующая (должен отметить, вполне себе складная): вечером в среду вы вздумали пройти прогуляться. В Сокольниках у вас есть друзья – хотя бы те же, что приходили к вам вчера на торжественный ужин, вот о котором вы тут пишите. Например, господин Красин или чета Бакастовых с сыном. И по пути вы решили пройтись через парк, где у нас сейчас допоздна горит замечательная иллюминация, и запросто могли наткнуться на профессора, как его там звали, верно-верно, Елиозова. Возможно состоялась беседа, вы, молодёжь, шумели, а он сделал вам замечание или, наоборот, присоединился к поздравлениям. И тут вот произошло нечто, которое вы должны мне разъяснить.
Эля, слушавшая очень внимательно, поморщилась и коротко покачала головой.
- Нет-нет, не выходит. Вы же специально притягиваете за уши! Я же только вчера узнала, что Бакастовы, Красин, Фима и остальные – тоже маги. Если вы правда посмотрите глубже, то поймёте, что им всем это даже решительно невозможно. Я имею в виду – гулять посреди недели, да ещё так поздно в парке... Из-за матери Эрика, то есть из-за Бакастовой они вчера так скоро от нас ушли, сказали, что у неё режим, ну, диета особая. Впрочем, может быть, они это из вежливости, и им просто стало скучно, потому что даже мне было скучно и тяжело там сидеть, а ведь это был мой праздник... Да, дольше всех оставались дядя и оба Красина, старший и младший. Они вместе ушли, но не пешком, а через крыши. Знаете, почему через крыши? Потому что все трое живут на другом конце города. Я тогда уже собиралась спать и не успела посмотреть, как это делается. Телепортация, я имею в виду. Но было уже совсем темно, наверное, глубокий вечер, ведь мы пропустили по радио новости. Дедушка потом всё переключал, ловил волну, а там ничего, конец эфира. Он расстроился, - Эля вздохнула, подумав о дедушке, о том, как ему пришлось пол дня просидеть в чужой квартире, чтобы за обедом никого не смущать своей человеческой, ничем не примечательной природой. – Нет, я сбилась, я же о другом. Так вот в среду я пришла домой к трем часам и не выходила до следующего утра. Меня бы родители ни за что не отпустили так поздно гулять в Сокольники - как раз потому, что там всё ещё случаются такие страсти, и не пустили бы. А если бы гуляли вместе, уж как-нибудь да удержали бы меня от неосторожности – в школе-то я была без присмотра и сама ни о чем не догадывалась, товарищ начальник. Вот и получается, что это просто совпадение.
- Так вы считаете?
- Ну как же ещё? – вскинулась Эля. – Не я же его убила? Разве пришли бы мы так спокойно сюда и сказали бы, что именно в среду я придушила мальчика, зная, что милиция где-то ищет убийцу вот этого вот несчастного Родиона Елиза... Елиозова. Ладно я, ещё мало понимающий в вашем устройстве человек, могла по наивности подумать, что никто ничего не заподозрит. Но отец и мать не подставили бы меня напрямую под удар, будь я виновата? Разве это вам в голову не приходило?
- Хорошо, а чемоданчик?
- Какой к чёрту чемоданчик?
Мужчина прищурился, растягивая паузу.
- Из университета профессор Елиозов выходил с портфелем, знаете, бумажки, рефераты, раздаточные материалы, может быть, личные записи. А рядом с телом его не нашли.
- Ясное дело, украли, - девушка огрызнулась.
- Согласен, - он приподнялся и, медленно обойдя Элю, отодвинул от стола её стул вместе с ней. От неожиданности она вцепилась в боковые ручки и чуть не подскочила, головой врезавшись в грудь мужчины.
- Осторожней, - сказал он. - И сейчас послушайте меня особенно внимательно, Эля.
На таком расстоянии не оставалось сомнений, что глаза его в самом деле лиловые, как персидская сирень, и никакая игра света тут не причем. Странный, неподвижный, кукольный взгляд.
- Будьте осторожней. Магия имеет обыкновение оставлять очень прочные следы на предметах, которых касалась. Если этот портфель найдут, не составит труда выявить причастного к убийству мага.
- Ну и пусть, ну и хорошо, - она пожала плечами. – Так ищите его скорей. Тогда вы убедитесь, что совершенно напрасно меня тут мучали. Вы можете... Вы даже можете сделать со мной что хотите, заставить пройти любые тесты, чтобы доказать мою невиновность. Только потом отправьте, пожалуйста, в школу. У меня в двенадцать часов сбор, и я...
- И вы читаете доклад, я вас услышал с первого раза, - мужчина закатил глаза. – Не знаю, успеете ли. Не то чтобы меня это интересовало. Чуть меньше, чем безнаказанно задушенный магом человек.
- Так идите и ищите его! Зачем тратить столько времени на меня? Вот, я же написала вам объяснительную.
- Позвольте, я сам решу, как мне работать. Уж поверьте, есть люди, они занимаются...
- Адрес вы мой знаете, и никуда я не денусь – у меня экзамены на носу. Я совсем что ли ошалелая бегать с каким-то чемоданчиком, когда времени ни на что нет? – при этом она сверкнула глазами, а мужчина усмехнулся, но тут за её спиной гулко постучали в дверь и он тотчас же изменился в лице и откашлялся.
За ту минуту, которая понадобилась ему, чтобы дойти до двери и открыть её, Эля постаралась собраться с мыслями и подготовиться к возможному следующему раунду. Если бы только она могла добраться до родителей или передать им пару слов. Будь они здесь, этот тип как минимум не стал бы разговаривать с ней так пренебрежительно, а уж по-хорошему, и думать бы не посмел, чтобы среди бела дня приписывать ей преступление, к которому она не имела никакого отношения. Что, если заупрямиться, отказываться говорить, пока он не пригласит отца с матерью сюда? Стоило попробовать, если бы мужчина не знал, что она спешит, и если бы она на самом деле не спешила. Щёлкнул замок, Эля развернулась на стуле, чтобы посмотреть, кто к ним пожаловал, и узнала фигуру заместителя председателя Ромашина. Тот через плечо начальника постарался быстро оглядеть весь кабинет и, увидев Элю, насупился и поспешно начал что-то шёпотом объяснять этому белобрысому с лиловыми глазами.
Тот погрозил ему пальцем и вернулся обратно к столу, не выразив никакого интереса к сказанному заместителем:
- Нет, вы проходите, Ромашин, давайте посидим подумаем втроём, как же нам всем быть.
- Что ж, я готов, господин инспектор. Я-то готов, но будет ли толк? - он смущенно хохотнул и, пройдя в кабинет, весь немного ссутулился рядом с начальником, хотя был с ним почти одного роста.
Диспозиция изменилась. Теперь Ромашин остался рядом с Элей, а безымянное вышестоящее лицо снова встало на своём месте во главе стола.
«Вот тебе и долгожданная поддержка. Только не слишком приходится рассчитывать, что этот экзаменатор в чём-то решится меня поддержать - как бы он там не повторял своё мы да мы, а всё-таки надо стоять на своём, не рассчитывая на чужую помощь». Эля решительно приподнялась над столом, заставив себя глядеть непоколебимо прямо. Ромашин, потерев переносицу и заодно в который раз проведя рукой по залаченным волосам, с любопытством приготовился её слушать, но господин инспектор как будто не заметил порыва девушки и холодно сказал:
- Будет ли толк? Знаете, Антон, этой юной леди кажется, что мы тут с вами занимаемся чем-то несерьезным и ненастоящим. И, стало быть, люди тут сотню лет работают, учатся, рискуют жизнью и здоровьем - тоже понарошку. Зато вон там, у них в советской школе, как раз протекает сейчас мимо гражданки Музиль настоящая жизнь. Вот, где она должна быть, вот, где стоит сейчас быть, не правда ли, Нелли Григорьевна?
Она не нашлась, что ответить. Не отвечать же первое, что пришло в голову, а именно: «Да! Поэтому отпустите меня сейчас же!»
- Нет, если вы решили, что я вас осуждаю – прошу прощения. Конечно, нет. Никто здесь вас не может осуждать. Вам всего на всего семнадцать, и вы уже завтра успеете десять раз разочароваться и в комсомоле, и в социализме в целом, как до вас мои коллеги на глазах друг у друга разочаровывались в японской войне, монархии и марксизме. Со временем эти разочарования, как тут говорят, набивают оскомину. Советую вам разочаровываться поскорей, чтобы не растягивать эту болезненную процедуру на целое столетие, - он сделал паузу, выжидая, не скажет ли наконец что-нибудь Эля, но она не пойми зачем сдерживалась. Возможно, чувствовала, что ему нравится говорить одному, поэтому лучше уж он выскажет до конца всё, что сейчас варилось в его желчи. – Но призвать к уважению я вас всё-таки должен. Поймите, что нам с вами прожить суждено гораздо дольше этой идейной мишуры, а подлинно настоящее в нашей жизни не имеет ни формы, ни цвета. Ему не рисуют плакаты и не посвящают бравурные марши. Мы умрём после всех, но и нас оно переживёт. Поэтому начинайте думать о себе в магическом мире, вашем мире прямо сейчас. Нельзя начинать на лжи и крови. По крайней мере, не вам. Вы так не думаете?
Её губы дрогнули, и Эля так и замерла, уже вставшая со стула, но ещё не оправдавшая свою устремлённую к инспектору позу.
- В-вы что ли, правда считаете, что я убила этого деда? – тихо сказала она.
Инспектор смотрел на неё своим неживым лиловым взглядом, не отвечающим и не спрашивающим. Так смотрят нераскрашенные глазницы античных скульптур в Пушкинском музее. Тоже бесконечно, недопустимо древних.
- Нет, - он удивлённо вскинул брови. – Нет, я не считаю, побойтесь бога.
Заместитель председателя где-то рядом с Элей шумно выдохнул и издал некоторое подобие нервного смешка.
- Я и сказал вам, что она не виновата! Я точно почувствовал. Разве я когда ошибался? А я вам скажу – никогда, ни разу такого ни бывало.
Эля покосилась в его сторону – надо ли поблагодарить, или пока рано?
- Ну-ну скажешь тоже, никогда, - инспектор пожал плечами. – Проводи её в коридор получить удостоверение.
Тогда только Ромашин в свою очередь тоже посмотрел на Элю, в миг снова нарядившись в снисходительное превосходство, с каким забирал её от родителей из зала, похожего на вокзал, и повёл к выходу из кабинета, уже не касаясь ни спины, ни плеч. Она ещё не очень понимала, можно ли вздохнуть с облегчением, хотя страшно хотелось.
- А вы в самом деле собираетесь в Московский университет? – вдруг раздался над ними голос инспектора.
Эля остановилась, руки её заёрзали по юбке и успокаивающе знакомому, кожаному боку портфеля. Да что же он никак не отстанет? Обернувшись, кивнула, не выдавая больше ни волнения, ни злости.
- И как думаете, поступите? – спросил он, подперев голову рукой и оглядывая девушку с ног до головы.
- Есть вероятность, - отрезала она прежде, чем выйти в коридор.
Предубеждения предубеждениями, а там, подальше от инспектора, ей вправду вздохнулось легче. Можно было подумать, что позади в самом деле был какой-то серьезный экзамен, которого она так боялась сегодня. А теперь? Кажется, конец. Она свободна и...
- Пройдём до регистратуры, у нас там девушки красивые сидят, - сказал Ромашин.
Эле было приятно размять ноги, идя в том темпе, который ей нравился, а не был навязан грубым конвоем. Она слушала знакомый стук своих праздничных каблучков по старому паркету и с каждым шагом ей шагалось всё легче, легче было успокоить свои тревоги и сомнения. Где-то за этими стенами, на улице стоял апрель, и сегодня обещало быть теплее, чем вчера. Ей даже показалось ещё возможным успеть на пионерский сбор вовремя.
Заместитель председателя, высокий и длинноногий сразу её обогнал, хотя едва ли спешил. Глядя в его ровную и какую-то слишком флегматичную спину, она недовольно отметила про себя, что он что-то рано и неуместно начал обращаться к ней на «ты».
- А вы, значит, порадовались, что меня отпустили, и уже фамильярничаете? – пробурчала Эля.
Он на ходу беспечно бросил:
- Я фамильярничаю? Это где же-то?
Она покачала головой, догоняя его.
- А сколько вам будет лет, товарищ? Ну вот по вашим меркам, вы зрелый мужчина или ещё так, молодёжь?
- Ну, тридцать один.
- Это уже в переводе на обыкновенно человеческий? – предположила она.
- Нет, это просто тридцать один. Тысяча девятьсот двадцать восьмого года рождения, если быть точным.
- Так вы здесь, выходит, почти мой ровесник?
- Вот это правильно. Так что не выкай мне, пожалуйста, - вежливо попросил Антон Тимофеевич и для убедительности подытожил дружелюбной улыбкой.
Эля пригляделась к нему, прикинула и решила, что для неё пока рановато переходить какую бы то ни было черту с малознакомым мужчиной, да и со всем этим заведением в целом.
- Значит, все вы тут не слишком старые? И эти ваши Вистимов и второй, ещё младше будут?
- Нет, они тут давненько заседают, - скромно ответил он.
Понятно, значит, протащили сюда как чьего-то родственничка. Да тут за каждым поворотом прячутся те же грешки, что и у простых смертных. К тому же они ещё, как старые вдовушки, не стесняются носить эти смешные позолоченные значки-брошки на груди. Сатира! Салтыков-Щедрин какой-то.
- А заместителя председателя вас, наверное, как младшему уступили? – она хихикнула. Мама бы осадила её за сегодня уже с десяток раз, но очень трудно было сдержаться, пережив два допроса и какое-никакое, но душевное потрясение.
Ромашин несколько заносчиво задрал подбородок и смерил её насмешливым взглядом. Лет через восемь тот же Полетаев, может быть, станет таким непонятным мужчиной, будет бриться и сидеть в какой-нибудь конторе. Впрочем, он же исследователь, а с ними судьба должна распоряжаться хотя бы капельку романтичней.
- Нет, повысили, скажем, за особое усердие.
- Ах вот как? Что же вы такое сделали? Привели за шиворот дюжину малолетних преступников?
Он многозначительно, но всё-таки ещё скромно улыбнулся:
- Потом, если хочешь, расскажу.
- Ох, а лучше бы сейчас. А то что-то не хочется к вам лишний раз заглядывать. Уж извините.
- Что поде..., - тут Ромашин на ходу резко притормозил, чуть не пропустив дверь с табличкой «регистратура». Собрался, слегка порозовев, и без стука зашёл внутрь.
За длинной деревянной стойкой, сверху покрытой нефритовой доской, и впрямь принимали три миловидных девушки. Все как на подбор, изящные, с тонкими лебедиными шеями, обручем на головах и кошачьими глазами. Три девушки, три грации, три одинаково вздёрнутых носика. Одна стояла у окошка, другая ногу на ногу сидела у шкафа с картотекой, устроив на коленях одну из десятка коробочек, расставленных в алфавитном порядке, а третья - за печатной машинкой и ни на секунду не отвлеклась, когда они вошли.
- Число и имя-фамилия? – сказала первая, обаятельно улыбаясь во весь рот, как годовалый ребенок.
- 15 апреля, - Ромашин облокотился о стойку, чуть не перегнувшись на ту сторону, при этом первая девушка ещё раз улыбнулась, но уже с заметным напряжением. – Посмотрите, барышни, второй талон - Нелли Музиль.
- 15 апреля, Нелли Музиль, смотришь?
Она повернулась ко второй. Та ловкими движениями поменяла коробку у себя на коленях, для чего ей даже не пришлось вставать. Пробежала тонкими пальцами по корочкам карточек, затем повторила свой проход с начала, и дала безапелляционный приговор:
- Ещё не доставили. Ждите.
- Ещё не доставили – ждите, - повторила за ней первая, смягчая резкие гласные улыбкой.
Ромашин расстроился. Эля на всякий случай тоже, но в душе её уже наступал после бури отчаяния полный, ничем не колеблемый покой. Может быть, если бы только сюда вдруг заявился товарищ начальник с наручниками и обвинительным актом, она бы начала трястись снова, но остального уже было маловато.
В коридоре Антон Тимофеевич протянул ей руку для рукопожатия. Значок на его груди при более близком рассмотрении, оказался округлый, с выгравированной в центре буквой «Ю», в которой, почти как у его начальника, поблескивало маленькое вкрапление сиреневого камушка-самоцвета.
- Давай уже дальше сама. Присядь на скамейку, а когда принесут удостоверение, кто-нибудь выглянет и тебя позовёт, - сказал он. – А чтобы вернуться в зал... Пожалуй, и через эту дверь можно.
Ромашин неуверенно подошёл к одной из тех дверей, где не висели координирующие таблички, открыл её пошире и сам будто удивился – в коридор оттуда, минуя обволакивающую тишину деревянной экзаменаторской, полилось методичное звучание главной залы, походившее на приглушенный пчелиный рой. Эля разглядела и большие диваны с высокими спинками и периметр из пронумерованных окон и подросшее число на первый взгляд обыкновенных советских граждан разных возрастов.
- А маму с папой нельзя сюда позвать, раз всё закончилось?
Ромашин развёл руками.
- Отсюда только на выход. Им придётся идти тем же официальным путём, каким мы шли с тобой. Ещё заблудятся, - он прищурился с таким выражением мол одна морока. – До свидания, Эля.
- Пока, товарищ Ромашин, - сказала она, махнув ручкой, и села на скамейку ждать.
Поначалу тишина просторного коридора давила со всех сторон, но, привыкнув к ней, Эля стала различать голоса, доносящиеся за дверьми, которых здесь было полным полно. Иногда откуда-нибудь выходили канцеляристы или чины постарше, и девушка придумала себе игру: по размеру или отсутствию разноцветных камней на их значках надо было угадать ранг и место службы. Золотая ромашка с маленьким белым самоцветом – старший секретарь или заместитель в роде Ромашина, а пустая ромашка без камня – один из сотни мелких конторщиков. Были ещё с чёрными кристалликами пчелки, с красными тюльпаны, с зелёными лепестки подорожника, с голубыми ракушки. Должно быть, одни относились к морскому ведомству (не зря же тут так много морских пейзажей?), другие к здравоохранению, а пчёлы отвечали за снабжение или строительство. С цветами Эля думала дольше, припоминая, какими свойствами помимо очевидных лечебных могла обладать ромашка, например, в культуре. Ещё её немного смутило, что она не разобрала форму значков Ромашина и его начальника, а больше с лиловым мерцанием на груди мимо неё никто не проходил. Там был круг – может быть, неровный цветок сирени? Где ещё есть лиловый?
Кроме чиновников тут гулял и народ из посетителей. Чаще они, как и Эля, передвигались хвостом за провожающим, и иногда их оставляли сидеть возле кабинетов в ожидании своей очереди. Она даже взялась пару раз угадать настоящий возраст этих волшебников, но почти сразу же это стало немного жутким развлечением, когда фантазия Эли против её воли силилась дорисовать лицам проходящих бодрых мужчин и стройных женщин их возможно истинные морщины и обвисшую кожу. Наконец по телу пробежал неприятный озноб воспоминания об обязанностях, уже ждущих её далеко отсюда.
Она полезла в портфель за докладом, но первым на глаза попался листочек с правилами, который передал ей отец в квадратной комнате, когда они заполняли втроём бумажки. Пожалуй, это было уже слишком давно. Эля развернула листок на боку портфеля и провела пальцем по красиво отделанной виньетке из переплетённых розовых цветов и шипов – такой, какую печатают в дорогих изданиях детской литературы:
Эля подавила ухмылку. Прежде ничего, кроме первого пункта, не приходило ей в голову, но зато теперь всего этого захотелось страшно. Она взялась было за тетрадь с докладом, но невольно подняла голову, когда из другого конца коридора раздалось ритмичное постукивание маленьких каблучков. Их хозяйкой оказалась тоненькая блондинка, стриженная под старый, ещё довоенный «боб», и укутанная в мрачную чёрно-красную шаль с пушистой бахромой.
«О, мамина история», - тут же подумалось Эле.
Блондинка поймала её взгляд, пришлось приветственно кивнуть, но вежливостью отделаться не получилось. Она шумно приземлилась рядом на скамейку, разглаживая складки на своей юбке, такой пышной, что, казалось, под ней их было ещё несколько. На Элю повеяло чем-то весенним, похожим на аромат ландышей. На вид эта барышня была едва ли старше её самой, ещё бы смыть пару слоёв пудры и густо подведённые глаза.
- Господи, когда-нибудь здесь не будет такой духотищи? – сказала она, снимая палец за пальцем длинные, почти доходящие до локтей бархатные чёрные перчатки. В профиль её маленький подбородок был изящно заострён, словно лицо написали одной быстрой линией чернил и в конце оно дрогнуло горделиво довольное результатом.
- Долго ждёшь? – поинтересовалась она.
Эля уже боялась прикидывать, сколько времени потеряла в этих бестолковых стенах.
- С четверть часа.
- Эгей, ещё не потолок. А я только пришла, - она вытащила из кармана маленькие часики на цепочке. – Что занимательно – опоздала, а моя очередь и не думает подходить. Ну значит, чуток вместе с тобой посидим. Всё веселей?
В ответ Эля, уже наклонившаяся к крошечному циферблату, смущённо зажестикулировала.
- А вы можете... Простите, а вы можете подсказать, сколько сейчас времени? Иначе говоря, который сейчас час?
Блондинка коротко хихикнула, пожала плечами и с любопытством пригляделась к стрелкам, будто ей приходилось впервые определять время по ним.
- Ну слушайте, барышня, уже почти одиннадцать будет.
- Ах, - Эля опять не сдержалась, сдаваясь легкому тремору по рукам и коленям. – Мне так надо скорей отсюда выбраться, но эти игры никак не кончатся. Понимаете... Понимаешь, я же тут с девяти утра...
- А что ты хочешь? Как будто тут умеют поторапливаться. Ну-ну, выдохни, сестричка. Всё ты успеешь. Надо будет, попросишь, чтобы провели на крышу и отправишься оттуда.
- Правда? Здесь так можно?
- Да конечно, можно. Это же крыша, а не какой-нибудь балкон. Ко всему прочему, отсюда всегда уйти легче, чем пришла, - Она чуть-чуть прищурилась и снова благодушно хихикнула. – Право, ты совсем как дебютантка, baby girl.
- Я и есть дебютантка.
- Врешь! - к великой неожиданности Эли, волшебница по-хозяйски щелкнула ее по носу. - Ой, прошу прощения, не пугайся! Верю-верю. И вот тебе мои горячие поздравления! Надо устроить хорошую вечеринку, знаешь такое правило? Танцы, музыка, шампанское, понимаешь? Ну как сейчас это делается.
Мимо прошёл ещё один канцелярист или кто-то в этом роде, Эля уже не пыталась различить их значки на зелёных мундирах.
- Мда, сейчас это должно быть забавно. Я бы даже посмотрела, да никто не зовёт, - блондинка вслед за ней проводила мужчину задумчивым взглядом.
- А как раньше было? - отозвалась Эля, не очень уверенная, что в сложившейся ситуации имеет право устраивать какие-то вечеринки - да и кого из друзей по такому поводу приглашать?
- По-разному. Но фантазия гуляла, чего греха таить, без стеснения. Уж чего только не было... Так хочется тебе рассказать, baby girl, право слово. Эх, да я бы рассказала, но рановато для твоих лет такие анекдоты знать. Извини.
- Прямо-таки рановато, - Эля скептически ее оглядела. - Ты тоже выглядишь не слишком опытной.
Волшебница явно была польщена, от удовольствия даже прицокнула языком и кокетливо рассмеялась. Эля тоскливо подумала, что они тут все поголовно немного поехавшие со своим долголетием. Явно какая-то часть здоровья все-таки не остаётся в первозданном виде.
- Ну ладно, хватит хохотать, - она попыталась остудить пыл своей соседки. - Я уже поняла, что вы здесь с причудами. Лучше скажи, сколько тебе лет?
Та в миг посуровела, впрочем, не по-настоящему, а снова кокетничая, и с деланным равнодушием произнесла:
- Ну, семьдесят три, веришь?
- Ох, - только смогла из себя выдавить Эля.
Они молчали какое-то время и разглядывали шныряющих туда-сюда по коридору служащих. Когда присутствие перестало казаться пугающим и даже наскучило, словно не оправдало своей грозной загадочности, трудно было представить, что Эля ещё час назад так тряслась. Всё, как и везде. Очень похоже принимают в комсомол. И всё по существу зависит только от тебя, так что никакой сверхъестественной угрозы.
- Какой занятой этот тип, - Эля кивнула в сторону по коридору, где в темноте балкона была та узорчатая дверь. – Этот лиловый. Неужели у него нет личной канцелярии или штата рабочих побольше? Больше не видела тут ни одного с таким же значком.
Эля смутно предполагала, что с частью любой работы можно легко справиться с помощью магии, но неужели одному человеку можно было читать и писать сразу несколько вещей в таком количестве, даже разделив её с Ромашиным или с теми двумя, которые сидели на экзамене. По крайней мере на такие методы ей с трудом хватало воображения.
- А ему и не положено. Не велика птица, - небрежно отрезала волшебница.
- Разве он тут не самый главный? - изумилась Эля, вспомнив эту тревожно величавую сухую фигуру, возвышающуюся над ней, как заснеженная ель над заблудившимся путником, как оживший памятник, как медный всадник.
- У себя в кабинете он самый главный, это обязательно. А так он пригрозить только детишкам может.
- Своим, хочешь сказать?
Волшебница фыркнула.
- Да каким своим-то. У, не соображаешь ничего - да таким как ты, baby girl, незрелым. Ну правда, только не обижайся. Это не я считаю, что ты незрелая, а отдел такой - «комиссия по вопросам юношества и зрелости» - КПВЮЗ. Ну чего ты смеёшься? А он в ней инспектор. Самый главный инспектор, иначе у нас еще зовут статс-секретарём, чтобы ты понимала. Но все равно есть ещё тьма народу в этих стенках, которые над ним сидят. Самый, так сказать, верх руководства у нас - мосмагсовет. Там собираются разные личности, важные и не очень важные советники. Иногда, но без особого энтузиазма, я тебе скажу, им случается собираться с другими советами. Их конкретно в СССР, если посчитать, - штук двадцать, может, и наберется. Там очень своеобразное деление, я никогда не считала, да это и не нужно никому. По этому принципу люди уже века три сидят и радуются - у нас чем выше орган, тем медленней реформируется, потому что так высоко вопросы никогда не доходят, всё в ведомствах спокойно решается. Вялый народ, - заключила девушка зевком, чуть не забыв прикрыть ладонью рот.
- Какая-то ерунда, у вас тут всё напутано, - Эля поморщилась. - Советы, говоришь, у вас триста лет, и ещё статс-секретари остались. Это уже совсем что-то имперское. Как это он и инспектор, и статс-секретарь, сущий бардак...
- Сразу видно, что ты не застала 20-е, baby girl. Он у нас ещё и товарищ председатель комиссии, если нравится.
- Уже куда ни шло.
- Небось сразу немного роднее стал? - девушка локтем пихнула ее в бок.
- А ты-то тут чего сидишь?
- Да так. Проштрафилась, - она закатила глаза и неопределённо повела в воздухе рукой - в самом деле, у них у всех, кажется, было это подобие профессиональной привычки чуть что изображать руками какие-то фигуры. Пожалуй, Эля начинала находить в этом что-то милое.
- И в какой тебе кабинет? Наверное, в «магическую кассу», будешь штраф выплачивать?
- Такой нет, малышка, штрафы надо не в кассу, - девушка погрозила ей пальцем и зашуршала своими юбками, собираясь вставать. - Пойду проверю очередь в регистрацию правонарушений магического характера, кабинет 1508 – вот такое местечко. А то вижу, там новых грешников принесло. Как бы место не заняли, сволочи. Но ты заглядывай к нам туда на огонёк, не стесняйся. Приятно было пообщаться, дебютантка.
Она протянула Эле свою ладонь, и Эля отзывчиво пожала ее, очень расстроившись, что она снова остаётся тут одна.
- А где же мы встретимся? И как тебя зовут?
- Рада Карлен. Я работаю в «Лукоморье», это журнал такой, с иллюстрациями. Полистай на досуге, - она подмигнула. - Ну а тебя как величать?
- Нелли Музиль, но можно Эля.
Рада вдруг согнулась от смеха и, утирая слезы, потянулась обниматься.
- Знаешь, baby girl, зачем быть Элей, если можно Аэлитой? Смотри, какую я тебе прелесть дарю! Всем тут так и представляйся, не робей.
Она крепко обняла Элю так, что школьницу обдало густым ароматом ландышей, и на прощание ущипнула ее за плечо.
Проводив удаляющуюся завитую головку своей новой знакомой, Эля незаметно скрестила влажные от духоты и тремора пальцы, надеясь, что улица и свобода окажутся всё-таки ближе, чем полдень. И словно в ответ на её очередное мысленное воззвание рядом открылась дверь и женский голос назвал её по имени.