Дикая Душа: Пробуждение

Поджатые губы матери зашлись непрестанной дрожью. Подобно грозовым тучам, тишина сгустилась над головами, распалив и без того нагнетающую обстановку. Если до того фраза о беглянке подлила масла в огонь, то вид матери щедро выплёскивал бензин в разбушевавшийся костёр. Напряжение зажужжало рядом, слово надоедливый слепень.

Аксинья ощущала, как рухнула в прострацию и даже не пыталась выбраться. Она кувел? Она кувел. Почему мать лгала? За что тогда её ненавидели орденовцы? Неужто вся жизнь и всё, во что она верила оказалось фальшью? Разрушилось всего за миг то, что выстраивалось годами. Встало с ног на голову, перевернуло Судакову несколько раз, подкинуло и ударило по ней, точно по мячу.

Руки, окроплённые бардовыми брызгами, судорожно задрожали. В попытке унять подступающую истерику, Аксинья приложила ладонь ко лбу, когда с губ сорвался самопроизвольный нервный смешок. Мышцы протестовали в ответ на любые движения, но оказались просто-напросто проигнорированы. Ощущение, будто мир обратился в чёрную дыру и засасывал задеревеневшее тело Судаковой, стало до того крепко, что ноги перестали ощущаться и вовсе. Прежние волнения в один миг стали никчёмны и до того неважны, что хотелось обесценить их безумным гоготом. Пропало волнение о неясных чувствах к Андрею, данные обещания, тайны и всё прочее. Всё это стало пустым, как и сама жизнь.

Аксинья задумалась, а было ли в этих годах хоть что-то настоящее или всё тщательно спланированный спектакль матери? Неужели с губ родительницы змеилась только гнусная ложь? Как давно из глаз поползло притворство, что, наконец, стало видимо глазу?

Отовсюду стал мерещиться неразборчивый шёпот, меж рёбер закололо, появилась нарастающая и сиплая отдышка. Аксинья постаралась привести дыхание в норму, чтобы окончательно не исчезнуть в смольном тумане, где своего часа ожидала тьма. В какой-то момент даже показалось забавным, что Судакова могла исчезнуть и борьба развернулась бы уже между Кэтсией и тёмной стороной.

Мать виновато сжала кулаки, после чего бережно провела по щеке дочери, приподняла подбородок и заставила обратить взор на неё. В глазах Варвары сменялись все оттенки сожаления, обращавшиеся в стоячие слёзы. Она грустно улыбнулась, прежде чем приблизиться и зашептала:

— Послушай. — Старшая Судакова метнула глаза на орденовцев и стала говорить ещё тише, так, чтобы разобрать могла только Аксинья. — Твоё возвращение на Родину случилось так скоро, что я не успела ни сама подготовиться, ни тебя. Хотя я вовсе не желала этого, надеялась, что тебе никогда не придётся знать о мире за завесой, но она так отчаянно звала тебя с самого детства... Мне не откупиться никакими объяснениями и извинениями, а уж сколько всего нужно рассказать. Но наше время вышло и в этом вина лежит только на мне. Она будет там, где и зелёные глаза. Когда придёт время, мы найдём друг друга, будь уверена, найдёмся где-то между и в том промежутке я расскажу всё, что должна, — она всхлипнула и улыбнулась. — Пожалуйста, молю, будь осторожна и выживи во что бы ни стало! Мы с папой всегда любили и будем любить тебя, что бы не случилось.

Аксинья оторопела, разинув рот. Что за странное место встречи, при чём тут зелёные глаза? Аксинья пожелала вцепиться в волосы и расплакаться, как маленькая.

— Он, что... жив? Папа?

Мать отрицательно помотала головой.

— Мне пора идти. Как бы я хотела взять тебя с собой, но это будет ещё опаснее, чем оставить. Но я обещаю, что это временно! Мы непременно встретимся снова, а пока мне пора принять статус беглянки, но на сей раз избегать трудностей я не стану. Борись, дорогая, тогда и у меня будут на это силы!

Мама мягко отстранилась. На её губах играла виноватая улыбка, а в глазах, точно драгоценные камни, переливались слезинки. Варвара легонько ткнула указательным пальцев в лоб Аксиньи, после чего дочь удивлённо замерла. Невесомым движением кончик пальца скользнул к кончику носа. В голубых омутах матери вспыхнула решимость, она покосилась на орденовцев, а после подскочила. Кастоды враждебно посмотрели на неё, перекрыв путь. Орденовцы не успели даже опомниться, как мать оказалась позади них, а Аксинья заметила, что белки глаз родительницы затянулись чернотой, а тёмные прожилки пролегли по щекам и запястьям.

Кэлдос подался вперёд, но Варвара схватила его за руку, раскрутилась на месте и швырнула в каменную стену. Раздался глухой удар, после которого орденовец оторопело сполз вниз. Саша бросился на помощь, но не успел среагировать, когда мать, подобно молнии оказалась сбоку. Он было выставил меч и остановил атаку, как получил вторым коленом в живот, отчего зашёлся кашлем и обрушился на четвереньки. Старшая Судакова резкими тычками ударила по рукам кастода и меч вывалился из непослушных рук. Мать в последний раз посмотрела на дочь. С её лица на глазах исчезла чернь, и взгляд прояснился. Аксинья посмотрела на её руку и удивлённо перевела глаза обратно на маму, как только заметила в её ладони кристалл.

— Береги себя, — одними губами произнесла родительница и растворилась в ночной тиши.

Ультразвук зазвучал внутри головы, грозясь взорвать её. Куда бы не бросила взгляд, Аксинья не понимала, где она, что происходило и как очутилась в этом месте. Потерянно вцепившись в волосы, она нашла глазами орденовцев. Они кривились в попытке подняться и подобрать мечи непослушными пальцами. В мыслях образовалась каша, из-за которой Судакова не могла сообразить, как следовало поступить. Ясным казалось лишь то, что мать обратилась в бега, а точнее вернулась на Родину. Каждую мышцу проняла дрожь. Всё вокруг стало принимать оттенки иллюзий и обмана, в коих Аксинья блуждала по сей день. Как же так могло обернуться? Что до́лжно предпринять? Замкнувшись в себе, потеряшка перестала доверять даже собственным мыслям.

— Тёмный подери, нас уделала дамочка! Ты видел, как она воспользовалась импебрисом? Очуметь, я никогда такого не видел. — Кэлдос с трудом шевелил парализованной рукой, тряхнул ей, поднялся и принялся отряхиваться.

— Чего ты хотел от беглянки? Хотя я сомневался в её способности сражаться. Она нас сделала только потому, что мы расслабились. Дьявол! Хотя прицел у неё слегка сбит, попади она точно по точкам нервных сплетений, и мы не смогли бы пошевелить руками ещё несколько часов. — Саша потёр лоб.

Его глаза скользнули к Кэлдосу, а после ошарашенно расширились.

— Она твой кристалл вытащила. Чёрт, — простонал Николаев.

Кэлдос недовольно цыкнул и переключил внимание на сжавшуюся Аксинью. То, как она жала ноги к груди и мотала головой, делало её похожей на психически нездорового человека. Орденовец настороженно приблизился и нерешительно потрепал её плечо, но она никак не отреагировала.

— Ты как, порядок?

Аксинья отрицательно завертела головой. Пока её опустошённый и безумный взгляд упёрся под ноги.

— Я не... ничего не понимаю. Меня как будто вышвырнули из реальности.

Кэлдос стал серьёзнее, а его фигура заметно напряглась, пока он изучающе рассматривал Аксинью.

— Всё нормально, так и должно быть. Ты шокирована, но, если позволишь, мы вернём тебя в реальность. Пойдём в орден?

Сомнения вихрем поднялись и вонзились в мозг подобно пулям.

— Кто... кто такие беглецы?

Орденовец выдохнул, тогда же Аксинья увидела в его взгляде сочувствие, от которого захотелось залезть на стену.

— Носителям импебриса запрещено покидать Зазавесье. Способность видеть тебрарумов и применять её в схватке или даже при содействии ордену ответственная задача. Именно для этого каждый орден на своей территории держит книгу — Лифи́кубас, в которой отмечаются люди, рождённые со способностями. Мы ищем далеко не обычные дары, а тёмные. Тебе же уже говорили, что импебрис необходим нашему миру, потому каждый его носитель высоко ценится. Тот же, кто пренебрегает этим законом и покидает завесу, становится беглецом, которого объявляют в розыск. Боюсь... наказание за это стоит жизни.

— Маму теперь убьют? — с ужасом спросила Судакова и широко распахнула глаза.

Кэлдос не нашёл в себе сил ответить, лишь пожал плечами и набрался мужества помочь новобранке подняться. Аксинья тряслась подобно обритой овце на морозе.

— Сначала её должны найти. Так что у неё ещё будет время побегать, — выдал Саша. — Таков закон, им нельзя пренебрегать. А твоя мать умудрилась не только сбежать от ордена, но и скрылась на долгие годы. Подозреваю, что нужды искать её не было.

— Как это? — вопросила беспокойно Судакова.

— Объяснение может быть лишь одно — вас обеих сочли мёртвыми. Так или иначе с этим ещё предстоит разобраться, поэтому нам нужно вернуться.

Мысли мотыляли подобно бабочкам, в какой-то момент почудилось, что они вырвались из головы и стали навязчиво лезть в лицо, облеплять кожу и надавливать на синяки. Тело будто вспомнило о ранах и стало несносно ныть. Аксинья страшилась реакции командора, да и всё ещё не могла нормально соображать.

Больше вивпамундов, кувелы ненавидят тех, кто бежал из мира за завесой. Если к Судаковой раньше относились с пренебрежением, то теперь и вовсе станут неприкрыто изливать ненависть, а после непременно попытаются утопить в ней новобранку.

Кэлдос придержал Аксинью за плечи, когда та перестала замечать всё вокруг. Тревога возросла до того, что казалось не успеет она переступить порог ордена, как её забьют насмерть. От этих мыслей она неосознанно попыталась отстраниться от товарища, но тот успокаивающе постукал её по спине. Жест, как показалось, говорил сам за себя: «Не бойся, мы не дадим тебя в обиду», но Судакова продолжала бояться.

Больше всего пугало, что она могла увидеть закованную в цепи мать, которую попытаются разодрать у неё же на глазах, а сцены, где саму новобранку пытали, ужасали до того, что ноги стали подкашиваться.

Аксинья и заметить не успела, как они оказались у входа и конца света, который она постоянно предвещала себе самой, не случилось. Впрочем, на памяти он никогда не наступал, а вот решать проблемы, как бы не хотелось, приходилось. Возможно, это одна из немногих черт, что объединяла её с матерью. Загвоздка оказалось в одном — Судакова больше не имела ни малейших представлений о том, кто такая её мама на самом деле.

Застыв в проходе, Аксинья отшатнулась, стиснула руку на лбу и стала судорожно глотать воздух. Биение сердца закладывало уши, а непрошенные слёзы застлали глаза.

Кэлдос отнёсся к ней с пониманием и прошёл внутрь, чтобы дать возможность прийти в себя, в то время как Саша подошёл и беспристрастно посмотрел на неё. На его лице отражались сомнения, но презренной жалости новобранка не увидела и от этого давление на неё заметно ослабло. Выглядел Саша излишне серьёзно и даже мрачно, точно он готовился вынести приговор, от которого Аксинью пытался уберечь Кэлдос.

— Тебе нужно кое о чём знать. Прошлой ночью я видел сон. — Он сглотнул и выдохнул. — Ты пронзительно кричала, металась в агонии и истошно вопила. Всё билась и хваталась за голову. — Аксинью пробил холодный пот. Неужели его слова связаны со скорой смертью её матери? От этого горечь безжалостно схватила новобранку за горло и попыталась задушить. — И всё то время тебя пожирало зелёное пламя.

Аксинья взметнула голову, а Саша поймал зрительный контакт. Не может быть, неужто Кэтсия возьмёт своё, подумала она и сжалась.

— Я не знаю, когда сбудется это видение и сбудется ли, но будь, пожалуйста, осторожна. Мне не хочется сажать очередное дерево.

Он неуверенно кивнул ей и пошёл внутрь, оставив на её душе новый неизгладимый отпечаток. Время он выбрал до нельзя «подходящее», чтобы ошарашить её ещё пуще. Аксинья больше не могла найти сил, чтобы справляться дальше, а потому решила, как можно скорее попасть в комнату и дать себе вволю наплакаться.

Только за Судаковой закрылась дверь, как в коридоре появилась командор. Её вид говорил о том, что она вся изнервничалась. Долоклада подошла к Аксинье, ухватилась за её плечи и неожиданно притянула к себе, расслабленно выдохнув, точно мать, которая едва не лишилась ребёнка. В конец растерявшись, новобранка просто стояла в проходе и опустошённо смотрела в пол.

Думы её крутились вокруг одного: каким же чудом плотина, сдерживающая поток всех проблем, сумела тормозить их столько лет?

— Хвала Светлой Деве, ты в порядке. Невезучий у тебя сегодня день, — невесело заключила командор и мягко отстранилась. — Похоже покой тебе не помешает, но мне всё же предстоит задать несколько вопросов и кое о чём рассказать.

Долоклада махнула, чтобы Аксинья шла за ней, после чего они проследовали в её кабинет. Новобранка желала лишь покоя, ей совершенно не было надобности в разговорах или вопросах. Однако командор оказалась непреклонна. Они уже почти добрались, когда на встречу вылетел встревоженный Андрей, а завидев Аксинью задержал дыхание. Его радужки сменились на светло-карие и орденовец напряжённо наблюдал за побитой Судаковой, которая поспешила отвезти взгляд. Ей хотелось приникнуть к нему, чтобы спастись от невзгод, но и одновременно с тем оказаться как можно дальше от всех. Он уже было хотел подойти, как заметил рядом Агнессу, что крепче стиснула ключ.

Развернувшись, женщина перевела холодный взгляд на подчинённого. Аксинья кожей ощутила напряжение и неосознанно сделала небольшой шаг в сторону, точно так могла обезопасить себя. Что-то в виде Долоклады показалось отстранённым, но и вместе с тем вызвало приток мурашек. Командор выпрямилась, прежде чем заговорить:

— Для тебя сегодня достаточно впечатлений, продолжим разговор позже, можешь идти отдыхать, а мне нужно кое-что обсудить с Абектибусом.

У Аксиньи нашлись силы только на кивок. В последний раз окинув орденовца взглядом, она развернулась и поплелась в жилое крыло. По мере того, как отдалялась от командора и Андрея, чувствовала нарастающее давление в груди, а потому шла всё быстрее, быстрее и быстрее, пока и вовсе не перешла на бег. Добравшись до кровати, Судакова обессиленно рухнула на кровать, зарывшись лицом в подушку. Не в первой она чувствовала себя не в той тарелке и вот причина того прояснилась, но теперь не оставалось никаких представлений, какая тарелка для неё. Аксинья одинаково ощущала себя фальшивой деталью в любом из механизмов, которая мало того, что не работала, так ещё и пыталась встать не на своё место. А детали конструкции всё выталкивали её, пытались сломать, лишь бы убрать с глаз вон тёмный металл от серебряного.

Тревоги от ухода матери не давали покоя, но по какой-то причине именно объятья командора оказались надёжными и успокаивающими. Её слова перед уходом не вселяли ни надежд, ни давали объяснений, нет. Они как раз стали зыбучими песками, что нещадно проглатывали Судакову, которая уже и не барахталась.

Аксинья чувствовала, что что-то упускала, но мозг напрочь отказывался соображать, а заплаканные глаза начали слипаться. Она пролежала не меньше часа, поглаживала тенликсов, обдумывала произошедшие события и пыталась собрать себя воедино, пока не заснула в обнимку с Вегой и Аишей.

***

Сквозь дрёму, Аксинья расслышала стук в дверь, тихий, но настойчивый. Она распахнула глаза в попытке осознания времени и места, пока не поняла, что находилась в ордене. Груз пережитого свалился на неё подобно тонне зерна, из которого она никак не могла выбраться. Взглянув на время, новобранка удивилась, кого могло принести посреди ночи.

Голова казалась ватной, а во рту образовалась пустыня, изнывающая по воде. Судакова вылезла от тенликсов, постаралась не придавить и не разбудить их. Настороженно похромала к двери и приоткрыла её. Она никак не ожидала увидеть того, кто предстал пред ней на пороге со скучающим видом, а потому уже готовилась захлопнуть дверь.

Адикус нетерпеливо выдернул её из комнаты и показал жестом молчать, а после поманил за собой. На любую попытку заговорить с ним, новобранец шикал и не позволял проронить спутнице ни одного лишнего звука. Мало того, что разум ещё окончательно не пробудился, так Аксинья в придачу спотыкалась на ровном месте и хромала, потирая глаза. Таинственность происходящего её напрягала. На миг Судакова вновь ощутила себя нарушительницей порядка, которая стремилась пробраться куда не следовало. В коридоре за углом раздался странный шум, толи кто-то скрежетал по стенам когтями, то ли двигал камни. Впрочем, Ксеню это мало волновало, она по-прежнему желала вернуться в комнату и долго спать, чтобы кошмар, в котором она оказалась, закончился.

Аксинья уже было вылетела в следующий пролёт, как Адикус остановил её, преградив путь рукой и отодвинул назад. Он выждал не меньше пяти минут, прежде чем кивнул, чтобы спутница выглянула. Новобранка послушно подошла и стала всматриваться в пустующее пространство.

Ноющие мышцы потеряли важность сразу после того, как часть стены отъехала и из глубин появилась командор. Взгляд её оставался таким же стальным и недовольным. Твёрдой поступью женщина вышла и нетерпеливо махнула рукой. Тогда из кромешного мрака появился измученный Андрей, опирающийся об образовавшийся проём. Выглядел орденовец так, словно пробежал несколько марафонов. Пошатываясь, он ухватился за голову и чуть не рухнул. В груди Судаковой кольнуло, а пальцы неприятно свело.

Глаза Абектибуса переливались оттенками брусники, жуткой усталостью и потерянностью. Голова Аксиньи слегка закружилась, и новобранка опёрлась о твёрдую поверхность. Настолько измождённым стойкий лидер предстал пред ней впервые.

Она задалась вопросом: «Что же Агнесса с ним сотворила?». Ведь ясно, как день, что у неё внезапно появились дела, как раз в тот момент, когда Андрей выскочил перед ними. Может он уходил на задание? Нет, одежда на нём повседневная. Тогда отчего он побледнел, отчего на коже выступила испарина, отчего еле держался на ногах, отчего выглядел так, словно вот-вот свалится и не сможет подняться?

— Мне казалось, что ты давно всё понял, но твоё поведение заставляет усомниться, — холодно заговорила Агнесса.

От хладного тона, Андрей едва заметно съёжился, из-за чего командор распрямила спину и уничтожающе воззрилась на него.

— Ах, ты паршивец!

Отчётливый шлепок раздался в тиши, точно удар колокола, что прилетел непременно по голове Аксиньи. На щеке орденовца алел отпечаток ладони, наливаясь более ядовитыми оттенками. Судакова вздрогнула, машинально прикрыла рот и отступила, врезавшись в Адикуса.

В тот миг в Андрее словно что-то щёлкнуло. Широко распахнувшиеся глаза сузились, взгляд притупился и посерел, а до того пылающие эмоции в мгновение ока растворились. Его омуты поглотила коварная сепия. Из-за этого Аксинья совершенно по-другому посмотрела на то, что он скупился на проявление чувств. Точно защитный слой, его покрыла корка льда, насыщающая его отчуждением. Он точно кукла, за нити которой дозволялось дёргать исключительно Долокладе.

Аксинья взорвалась дрожью, что накатывала волнами.

«Что всё это значит?» — ужаснулась Судакова, голова и без того пухла, а теперь ещё и это.

— И чтобы я больше не видела этой мерзости! Ты меня понял?

— Понял.

Прийти в себя Аксинья смогла после того, как Адикус потряс её за плечо. Агнессы и Андрея к тому времени след простыл, точно они там и не появлялись.

— Почему... что произошло?

— Реальность произошла. — Пожал плечами Адикус.

Судакова потрясённо обернулась.

— Зачем ты мне это показал... и откуда вообще узнал?

— Я наблюдаю за седьмым орденом из-за сделки с одним человеком, уж очень его интересует, что здесь творится, но это не самое страшное. Слухов ходит больше, чем просто достаточно. Хотел показать наглядно, чем оборачивается хранение секретов и неосторожность. Ну и ещё я случайно увидел, как вы стали шарахаться друг от друга, мне это показалось странным.

— Ты снова угрожаешь? И чего ты всё разнюхать...

— Я бы не стал заниматься угрозами просто так. Лишь приглядываю за носителем импебриса. Я всё ещё пытаюсь понять, что ты прячешь и не доверяю тебе, так что не думай, что это помощь. Считай это предупреждением. А ещё ты ведь ждала его, пока тебя избивали, да? Всегда ждёшь, не так ли? — беспардонно перебил Адикус, вновь передёрнул плечами и развернулся.

— Ты расследуешь исчезновения людей с импебрисом? — Аксинью озарило, и она вспомнила об Оле.

Адикус, ничего не ответив, ушёл, предоставил обескураженную Судакову размышлениям.