Дикая Душа: Пробуждение

Следующие несколько дней Аксинья сидела и смотрела в стену, прерывалась лишь на походы в туалет. Оля приносила ей еду, а Ксеня с трудом заставляла себя впихнуть хотя бы треть блюда. От тренировок её на время освободили, чтобы она могла продохнуть после нескончаемой вереницы поразивших событий, а синяки постепенно сходили. Ксеню не покидали думы о матери, которая, вероятно, блуждала где-то по Зазавесью, об Адикусе, чьи угрозы по-прежнему напрягали. Кем бы он ни оказался, в итоге мог и солгать обо всём, а раз так, то доверять она ему она станет, в особенности после того, как он упрямо продолжал пытаться сунуть нос в её секреты.

Новобранка не один раз думала о его мотивах и всё равно приходила к выводу, что орденовец преследовал свои цели, иначе зачем бы ему было запугивать её тем, что расскажет о походе в запретную часть ордена?

Между тем сила Кэтсии продолжала паразитировать, а состояние и вовсе ухудшилось до невозможного. За прошедшее время Аксинье пришлось пережить два приступа, самым тяжёлым оказался тот, где она не могла вдохнуть больше нескольких минут. С каждым разом они становились сильнее и длились дольше, выдерживать их становилось невмоготу.

Командор предупредила Аксинью не возвращаться во внешний мир, выразив опасения о ловушке. Она подумала, что раз тебрарумы начали захаживать в её жилище, то в следующий раз там могли поджидать и тенадасеры, правда причин и сама не знала, а может просто сказала, что не знала. Судакова и сама не горела желанием возвращаться в пустой дом. Даже при мысли о том, чтобы наведаться туда, она чувствовала бессильную горечь, от которой и без того шаткое эмоциональное состояние становилось хуже. Да и ей не верилось, что если она зайдёт, то почувствует привычный аромат домашней стряпни, а следом из кухни покажется Варвара.

Чтобы не сойти с ума, Аксинья решила наведаться в библиотеку и изучила книгу о существах Зазавесья, где нашла информацию о тенликсах. Оказалось, что животные до полугодовалого возраста питались тёмной способностью матери, в случае Аксиньи, они кормились её тенебрисом, чем заметно облегчали жизнь. Судакова продолжала тайком выходить с ними на прогулки, но выводила каждую максимум на десятиминутную прогулку и по отдельности, поскольку носить обеих оказалось тяжело.

Тревожило и отсутствие Андрея, который даже не попадался ей на глаза. Казалось, что он либо её избегал, либо пропадал на заданиях. Аксинья не до конца понимала, какие именно отношения его связывали с командором, однако методы воспитания подчинённых не прельщали.

Закончив с чтением, Ксеня направилась обратно в комнату. Пока она пребывала в бесконечных размышлениях, слух неожиданно обострился. Непонимание длилось ровно до того момента, пока она не различила по меньшей мере четыре голоса, один из которых она узнала в тот же миг. Не раздумывая ни секунды, Аксинья сменила траекторию и понеслась сломя голову. Кэтсия не делилась с ней способностями надолго, потому дороже становилась каждая секунда. Да и сама новобранка понимала, что выглядел этот жест «доброй воли» излишне подозрительно, но эти сомнения остались там же, где и туча мыслей — позади.

Аксинья выглянула за угол и еле сдержалась, чтобы не ахнуть. Плевил стоял зажатым в угол, лишённым надежды выбраться, а над ним возвышались орденовцы постарше. В голове замерцали сцены прошлого: как Судакову зажимали по углам одноклассники, как тягали за волосы и как насмехались, а она ничего не могла сделать кроме, как сдерживать слёзы.

— Ну и что ты тут трёшься, тебе место в той вонючей дыре, откуда приполз. Тоже мне, наделённый силой предков, они там в корнях перекручиваются из-за никчёмного слабака, который стал их потомком. Стыдобище то какое. — Задира с отвращением скривился и толкнул голову Плевила, который пустым взглядом рассматривал носы кроссовок.

Признав в обидчике того же мальчика, который дал Плевилу подзатыльник в прошлый раз, Судакова невольно сжала ткань футболки. Отчуждённый вид юного кастода ужасал отсутствием эмоций. Неужели Аксинья тоже так выглядела? Нет. Она пыталась оправдаться, кричала, что не лгунья, но то приводило лишь к ещё большим насмешкам.

— Да, тут не поспоришь, ещё и таскается постоянно с этой стрёмной девкой из мусорного мира, — продолжил второй лоб. — Или ты просто подыскал себе новую сестрёнку? Смотреть на тебя противно, слабак и урод в одном флаконе. Как командор вообще пустила сюда этих отребий.

— Какой из него потомок этваха́умов. Позорище и только.

— Ну, ничего. Мы уже знаем, что делать с «особенными». Спроси у сестрёнки, она подтвердит! — мерзкий гогот прошёлся по их кучке, когда в глазах Плевила воспылали языки пламени, пропитанные ненавистью.

Аксинья ощутила, как проваливалась в собственные адские воспоминания, и чтобы этого не случилось, она упёрлась рукой о стену, точно это могло удержать в реальности. Она по сей день помнила, как взгляды одноклассников наливались ядовито-красным сиянием, как лица тонули во мраке, и как оскалы становились всё ярче. Может то и было всего-навсего воображением, но те образы Судакова никогда не забыла бы, даже если отчаянно желала.

— Не смей говорить про Фотину, ничтожество! Хочешь оскорблять меня, ради Светлой Девы, но, если ещё раз заговоришь о сестре, я вырву тебе язык! — процедил сквозь зубы Плевил и дёрнулся на обидчика, когда двое других перехватили его.

Он выглядел точно скалящийся на гиен сурикат. Аксинья неожиданно пришла в себя после его слов.

— Чё ты там вякнул? — Улыбки не сходили с их лиц, лучащихся предвкушением. Мускулы на лицах задёргались от нарастающей злобы.

Орденовец занёс кулак для удара, улюлюканье тут же возросло. Плевил не дрогнул, когда ручища полетела прямо ему в живот. Лицо задиры исказилось удивлением, когда кулак остановился всего в нескольких сантиметрах от щуплой мишени. Аксинья и сама не заметила, как оказалась рядом, как перехватила кулак, но отчётливо испытывала желание впечатать задир лицами в стены, да так, чтобы зубы полетели в стороны.

Крепко стиснув локоть отморозка, Аксинья ощутила напряжение и что надави она сильнее и сломает ему кость. Она холодно воззрилась на орденовца и с презрением заговорила:

— Что ты там говорил? Неужели ущемился из зависти, что такой ничтожный червь, как ты и в подмётки не годится потомку этвахаумов? Я могу перечислить доводы о том, почему не следует издеваться над кем-либо, а чтобы наш разговор сложился более продуктивно, на каждый факт, буду ломать кость. Заодно посчитаем их количество. Представь какая удача, два в одном: урок этикета и биологии, — с холодным спокойствием проговорила новобранка.

Подросток взвизгнул и попытался вырваться, однако новобранка продолжила стискивать его конечность. Свита задиры отпрыгнули, пока товарищ продолжал болезненно стонать и извиваться.

— Одьювер! — выругался один его друзей.

Судакова уже знала, что должна сделать, чтобы юнцы навсегда отстали от Плевила, знала, как нужно поступить, знала, что то единственный выход.

— Плевил, послушай внимательно. Издевательства не прекратятся до тех пор, пока ты продолжишь позволять так к себе относится. Ты должен дать сдачи столько раз, пока они не усвоят урок.

— Ты хочешь, чтобы я их ударил? — изумился юноша.

— Не просто ударил, а показал, что трогать тебя наиглупейшая затея. Ты не обязан вечно быть жертвой.

Плевил тревожно осмотрел замерших обидчиков.

— Но ведь... в следующий раз они могут привести с собой того, кто крупнее и сильнее и это никогда не закончится!

— Ты уже застрял в этом кругу и пока не будешь отстаивать себя, это так и будет продолжаться.

Он помедлил с ответом, опустив голову и бессильно разжал кулаки. Аксинья подумала, что он откажется и всё станет ещё хуже. От досады хотелось крушить стены.

— Хорошо, — внезапно ответил он. — Но ты не должна мне помогать, я должен всё сделать сам, иначе в этом не будет никакого смысла. В следующий раз тебя может не оказаться рядом, верно? — Плевил вышел из угла и поднял яростный взгляд, который выглядел ужасающе на спокойном лице. — Просто отойди и... не вмешивайся.

Лицо юного этвахаума омрачилось, а вокруг, как показалось, возникла тёмная аура. Однако она спала, как только он поднял сердитый взгляд на обидчиков и взмахнул ладонями. Рядом с ним начало формироваться несколько переливающихся женских силуэтов. Аксинья узнала в их образах Фотину и горько улыбнулась.

Она подумала, что часто слышала фразы подобные: «Месть делает человека пустым», «От мести не станет легче». Судакова была иного мнения, ведь точно знала, что вместе с удовлетворением приходит насыщение чувством справедливости. Тем не менее, она считала, что страшнее та месть, которой человек отводит всю жизнь, всего себя, начинает жить ей. Именно тогда можно потеряться, ведь когда вершина возмездия достигнута, приходит ощущение пустоты и понимание, что жить больше и незачем. Месть — не только про злопамятность и счёты с кем-то, это и отпор, определение собственных границ и наглядность того, что злодеяния не всегда сойдут с рук.

— Подумать только, я терпел, терпел и терпел, а вам всё было мало. Вы больше не подойдёте ко мне. Обещаю. — Плевил сместил руку со лба и резко выставил вторую, пока орденовцы ошеломлённо хлопали глазами.

Проекции в мгновение ока бросились на защиту.

— Хочешь ещё получить, да ради Светлой Девы! — ощерился главный задира и пошёл в бой.

Только он и его кучка успели коснуться женских силуэтов, как те обратились в густой туман. Аксинья поражённо наблюдала за тем, как Плевил бросился в гущу. Стали слышны звуки кулаков, вскриков и ругани. Тревога охватила Судакову, пока той приходилось молча стоять в стороне. Она видела, как в перламутровом тумане мелькали макушки мальчишек, кулаки, как они пытались выскочить из прикрытия, но их снова затягивали внутрь.

Когда стало совсем тревожно, она уже собралась пойти и вытащить Плевила, как тот неожиданно оказался рядом, схватил её за руку и отвёл за угол. Он создал ещё несколько копий, только на сей раз собственных. Они бросились в гущу сражения. Аксинья по-прежнему слышала, как орденовцы бились, а туман сгущался и стал разрастаться ввысь и вширь.

Рассечённая губа Плевила кровоточила, а припухшая скула наливалась алеющим синяком, который постепенно расцветал более тёмными оттенками. Юноша довольно ухмыльнулся, наблюдая за коридором. С того конца послышался топот под непрекращающиеся крики: «Получи, недомерок!», «Нравится тебе, на ещё!», «А как тебе это?»

Плевил хищно оскалился и щелкнул пальцами. Дым растворился и открылся вид на дерущихся друг с другом задир. Орденовцы постарше, что прибежали на крики пооткрывали рты, когда заметили, что младшие молотили друг друга. Распахнув глаза, задиры поняли, что того, кому думали преподать урок даже не оказалось среди них. Зато синяки, оставленные друг другом, стали различаться, как и бурые ранки на коже.

— Вы чего тут устроили! А ну встали! — скомандовал кастод и поднял одного из забияк за шкирку. — Давайте-ка сходим к капитану, он вам расскажет о нормах поведения, сосунки недоношенные!

— Да это не мы! Нас подставили! — попытался возразить младший орденовец, но его и слушать не стали.

Он обернулся и нашёл взглядом Плевила, который наблюдал из-за угла за зрелищем с хищной ухмылкой. Обидчик сам того не ведая вздрогнул.

— Это за Фотину, — одними губами сказал Плевил, на что забияка боязно и злобно отвернулся.

Аксинья смотрела на него и упрямо верила, что каждому предначертан свой путь. Иначе, для чего они существуют? Зачем человек должен проходить испытания и набираться опыта, если жизнь ограничивалась смертью? Есть ли вообще смысл во всех трудностях и опыте? Вероятно есть. Всё для цели, которая окажется перед человеком, когда он выберет дорогу. Пока она не закончится, можно пробовать снова и снова, менять решения и стремиться к мечтам, ошибаться, доверяться не тем и учиться. В конце концов, пусть и боязно, но Судаковой интересно узнать, куда же её заведёт выбранная тропа.

Жизнь похожа на дремучий лес без конца и края, в котором каждый должен найти своё предназначение. Невозможно понять для чего он существует, если не обойти вдоль и поперёк, также невозможно знать наверняка, какой путь или дело приведут к тому месту, где захочется остаться, где душа облачится в спокойствие и где все пройденные препятствия окажутся простым воспоминаем.

***

Вскоре капитан возобновил тренировки. Но ограничивался тем, что давал задание подопечной и уходил, оставляя Ксеню в одиночестве.

Аксинья покинула зал с всё тем же ворохом мыслей. Она раздумывала над своей жизнью и поступками, о Плевиле, благодаря которому та затравленная девочка внутри неё, наконец успокоилась, о возможности выжить.

Как не крути, а выхода она не видела. Она может сбежать от ордена и людей, но не сбежит от Кэтсии и себя самой. Безумная идея совладать с силой существа, стала казаться хорошей задумкой, пока она не вспомнила все провальные попытки. А и вовсе нереальная мысль, чтобы выгнать Кэтсию из тела, представлялась чем-то невозможным. Да и квартирантка попалась весьма скверная и съезжать не собиралась, даже при том, что время от времени расплачивалась за своё пребывание. Однако её никто не приглашал изначально.

Впереди появился Андрей, который даже не обратил внимания на Аксинью. Он шёл с невозмутимым видом, точно они совершенно чужие люди. Судакова понимала, что облегчить для себя одно из сожалений стало бы верным решением. Да и что она теряла, в конце концов? Если уж Кэтсии суждено поработить её, то разобраться хотя бы с частью волнений не такая уж и плохая затея.

Она сама не поняла как, но решила, что должна ему сказать. Они направлялись навстречу друг другу, однако, когда Аксинья уже собралась открыть рот, Андрей прошёл мимо, даже не удостоив её взглядом.

Создалось впечатление, что каждый пойдёт своей дорогой, так и не облегчившись от мук сожалений. Судакова испугалась, что больше Андрей никогда не обратит к ней взгляд, никогда не заговорит, вычеркнет из жизни, словно её в ней никогда и не существовало.

Ощутив, как погружается в вязкий омут, Аксинья развернулась и окликнула Абектибуса. Тот остановился, но не спешил оборачиваться. Она поджала губы, вспомнив, как порхали бабочки в момент поцелуя и как они обратились в прах, когда его пальцы смыкались на шее. Новобранка поёжилась.

— Думаю, нам нужно поговорить. Давай пройдёмся?

Андрей едва повернул голову и стрельнул на неё серыми омутами. Тотальное безразличие выстрелило пулей прямо в лоб.

— А ты не думай. Это лишнее, — твёрдый ответ, точно вонзил клин в трещину между ними, которая неминуемо обратилась в пропасть.

Он отдалился, стоило Аксинье приблизиться.

— Я не отниму много времени. Сделай исключение для последнего разговора.

Орденовец смерил её безразличным взглядом. В памяти всплыла пощёчина и как его глаза потускнели, из-за чего Аксинья почувствовала себя преступницей, что посмела увидеть то, что её глазам не было предназначено.

Раздражённо выдохнув, Абектибус кивнул и указал головой на выход. Судакова направилась по коридору к двери, раздумывала над тем, что сказать. Ей претило окончательно прерывать общение не только из-за чувств, но и по причине того, что Андрей стал хорошим другом, с которым совсем не хотелось расставаться.

Они покинули стены ордена и молча пробирались через траву, подальше от лишних глаз и ушей.

Вечерело. Стрекот насекомых не унимал волнений, а лишь позволял им множиться. Ветер не остужал кожу, а заставлял пылать ещё сильнее от накатившей досады. И пусть, думалось Аксинье. Люди вольны принимать решение прекратить общение, но и она имеет право высказаться напоследок.

— Не надо. Не говори, то, что собираешься сказать, — внезапно заговорил Андрей.

— Что... даже не дашь высказаться? — с волнением ответила Аксинья и остановилась.

— Это не имеет смысла. Или тебе так необходимо перевесить на кого-то свою ношу?

— Нет, мне просто хочется выговориться.

Заведённые ранее механизмы разлетались в щепки. Лишь довольный гогот изнутри раздирал её слух, то был разум. Он насмехался над разрывающимся сердцем, пока Судакова старалась сдержаться, чтобы не расклеиться в присутствии орденовца. Она чувствовала нарастающую тяжесть из-за несправедливости. Ей всего-то и нужно, сказать о том, что она чувствовала, чтобы распрощаться с ним, от чего же он так жесток? Неужели для него это настолько в тяжесть? Аксинья ведь и без того поняла, что он собирался обрушить все мосты.

— Ты же хочешь молча уйти, ну так молчи, но дай сказать хотя бы мне. Я не собираюсь тебя удерживать.

Появилось ощущение, будто Судакову окунули лицом в снег. Сначала кожу обдало обжигающим холодом, а после она стала гореть так, точно грозилась вот-вот расплавиться.

— Потому что я не хочу слышать о твоих чувствах. Я не ящик, в который можно что-то свалить и забыть. Всем тяжело, и нести груз чьи-то ещё чувств мне ни во что не упирается.

Конец. Эмоции, до того державшиеся за счёт надежды облегчить душу, взорвались, точно атомная бомба и стали настолько сильно сдавливать грудь и стискивать голову, что Судаковой почудилось, будто она лопнет с минуты на минуту, разлетится, точно мраморная статуя, разбившаяся о скалы. Она схватилась за голову, желая спрятаться и заглушить ехидный смех Кэтсии. Агония вмиг поглотила её, мышцы до того сильно напряглись, подобно струнам, что грозились лопнуть.

Аксинья почувствовала, как существо стало наседать в попытке перехватить контроль, но Судакова отчаянно сражаясь. Силы медленно угасали, и она повалилась на колени. Зажмурилась. Пред ней распахнулись хищные зелёные очи, засиявшие во мраке. Кэтсия с хитрой ухмылкой подошла к Аксинье и посмотрела свысока. Зеленоватая кожа вкупе с кошачьими ушами и хвостом, заставили Судакову изумиться. Она впервые видела Кэтсию в таком облике, но времени рассматривать её не было. Однако ей запомнились её хищные и острые черты лица, наравне с насмешливым и твёрдым взглядом.

— Какие же люди хрупкие создания. Как легко вас сломать вашими же чувствами. Сейчас тебе их не вынести, так что сделаю одолжение и дам тебе возможность заснуть, но взамен не обещаю, что проснёшься. — Её ладонь мягко коснулась головы Судаковой, и она почувствовала, как сознание начало меркнуть.

— Нет! Я сама могу справиться... дай мне выговориться, не мешай!

Существо сверкнуло оскалом, укладывая обладательницу тела во мрак, а та и не могла пошевелиться. Аксинья боролась и раскрыла глаза, как те воспылали малахитовым светом. Андрей широко распахнул свои и попятился. Судакова закричала, точно это могло помочь противостоять Кэтсии. Её тело охватывала зелёная пелена, вьющаяся во все стороны. Не оставалось сил на волнения о том, что орденовец узнал о страшном секрете, в голове вертелось только одна мысль: «Я не позволю лишить себя жизни. Это моё тело, мой время!»

— Ты! Всё это время... неужели она находилась в тебе!

Последние силы иссякли, и Аксинья повалилась на четвереньки, когда подскочил перепуганный орденовец и стал что-то говорить, но слов его новобранка не могла разобрать. Точно погружённая в воду, она почувствовала, как веки наливались тяжестью, а голова становилась до того неподъёмной, что потянулась к земле. Неужели все переживания стали настолько непосильной ношей? Причина её нынешнего проигрыша, как и предсказывал Саша, оказались всего-навсего собственные чувства? Какой же слабой она себя ощутила. Ах, точно, за последние дни она в придачу ко всему почти и не ела. Мелькнула мысль о том, что стоило бережнее относиться к себе, быть нежнее и чувственнее. Жаль, что осознать эту простую истину она смогла лишь приняв очередное поражение.

Аксинья провалилась во тьму, едва успев выдавить:

— Я не хочу засыпать...

Андрей рухнул на колени и подхватил её голову. Орденовец заглянул ей в глаза и замер, вцепившись в свою грудь. Удивление, шок, страх. Абектибуса словно парализовало, и он рухнул рядом, гневно глянув в переливающиеся глаза Кэтсии энемы.

— Со мной тебе не тягаться. Человек, не имеющий власти над собственным разумом, мне не ровня, — молвила Кэтсия сразу обоим и растянула губы в победной ухмылке.