Дикая Душа: Пробуждение

В знак протеста Аксинья зло втянула воздух и впила ногти в ладони, словно так могла навредить не только себе, но и Кэтсии, до которой, к величайшему сожалению, добраться никак не могла. Ответить при Плевиле, Судакова не могла, оставалось только молча испепелять взглядом пол.

Внимание отвлекла странная фигура, что начала формироваться рядом с Плевилом. Она переливалась всеми оттенками фиолетового, синего и пурпурно-розового. Злобу сменило удивление, что наросло поверх, точно плёнка, внутри которой первая присмирела и даже отправилась в спячку. Постепенно сгусток обретал черты лица и формы, благодаря которым Аксинья догадалась, что за девушка появлялась перед ней. Как только проекция полностью преобразилась, то обратила взгляд на Судакову и радостно заулыбалась, точно старая добрая подруга. По её волосам, подобно волнам, скользили переливы цвета лазурной вербены. Глаза же воссияли, точно два солнца.

Плевил с нежностью посмотрел на своё творение. Пелена слёз навалилась на нижнее веко и покрыла часть белка с радужкой. Орденовец силился их сморгнуть.

— Фотина? — прошептала Аксинья.

— Да. Жаль, конечно, но это лишь проекция. Моя способность — воссоздавать образы из головы в иллюзии, выходит пока не очень. По крайней мере сестра была куда усерднее и преуспела больше, но в отличии от меня, её проекции становились настоящими клонами, способными сражаться. — Плевил поморщился и в его мимике отчётливо проявилась грусть. — Когда я сижу в одиночестве в комнате, то не могу удержаться от того, чтобы её не сотворить. Тоска чувство страшное.

Фотина подошла к брату и попыталась бережно коснуться его щеки, но пальцы её прошли сквозь кожу. Однако Плевил прикрыл глаза и сделал вид, будто прижимается к ней щекой. Горечь внезапно сдавила горло, когда фантом прибился к Аксинье и игриво заулыбался.

— Жаль, что её нельзя коснуться... А ещё я заметил, что ваши улыбки чем-то похожи.

Фотина положила ладонь на грудь Аксиньи так, словно пыталась коснуться сердца. Судакову осенило, что тоже сделала и она, когда впервые увидела Плевила. Проекция внезапно рассыпалась искрящимися крупицами, что на какое-то время парили, подобные туманной дымке, переливающейся в ночной тиши. Плевил отвернулся и всхлипнул, утерев ладонью глаза. Лишь когда подошла, Аксинья заметила, что щёки его исполосованы влажными дорожками. Она и сама сжалась от вида того, как он бесшумно давился слезами, в попытке оставаться сильным.

Протянув руки, новобранка обхватила юношу за плечи и прижала к себе. Плевил не сопротивлялся, но старательно закрывал лицо. Аксинья подумала, что он не хотел выглядеть слабым в чужих глазах, по крайней мере, она так же пряталась в туалете от одноклассников, когда наружу рвалась обида.

— Всё хорошо, Плевил. Если хочется, то можно и поплакать. — Судакова погладила его по голове. — Помнишь ты говорил, что хочешь побывать на празднике и увидеть люкерперы?

— Помню. Мне и идея Марго с планером понравилась, — отозвался тот, утёр лицо и поднял глаза на внешнемирку.

— Если хочешь, мы можем вместе побывать на празднике и опробовать планеры.

— А ты обещаешь? То есть... сможешь сдержать обещание? Фотина тоже хотела мирной жизни, путешествовать, когда появится возможность покинуть орден, но её слова остались, а сама она нет.

Тоска неприятным комом прокатилась по горлу, нарастая, точно снежный ком.

— Я сделаю всё, что будет в моих силах.

Аксинья задорно улыбнулась и вновь потрепала волосы юного орденовца, на что тот заметно повеселел. Плевил поднял руку, его указательный и большой пальцы образовывали кольцо, а средний, безымянный и мизинец стояли по стойке смирно под небольшим уклоном. Судакова бросила вопросительный взгляд, на что юноша взял её руку и выставил в то же положение.

— Это знак клятвы, который закрепляется так же, как половинки инь и ян. Переверни свою руку. Чтобы клятва считалась действительной, сначала нужно скрепить кольца, а после обхватить руки друг друга остальными пальцами.

Ребята ловко проделали нехитрый обряд и посмотрели друг на друга. Плевил в этот момент выглядел серьёзным не по годам.

— Ты пообещала. Теперь мы обязательно должны исполнить клятву!

— Вообще-то мы оба пообещали, так что давай исполним её при первой же возможности. Ну а до того момента, может устроим пикник?

Плевил, довольный предложением, закивал, совсем по-детски сжал руки в кулаки и победно присел. Глядя на него, Аксинья дала себе ещё одно обещание. Защитить юного орденовца. Однако она боялась, что не сможет сдержать ни того, ни другого и стала сомневаться в правильности поступка. Новобранке так не хотелось предавать надежд мальчика, что она совершенно позабыла об обещанном Кэтсией. А уж сомнений в её умении держать слово совсем не оставалось.

***

День в университете протекал настолько медленно и нудно, что, Аксинья отсчитывала каждую минуту. В следующие несколько дней она с трудом могла вырываться в орден, а если и удавалось там оказаться, то все силы отбирали тренировки с капитаном Ирастусом. Находиться рядом с ним оказалось до невероятного тревожно и боязно. Временами внешнемирка и сама не осознавала, что шарахалась от его прикосновений и взглядов. Понимала, что нелепо себя вела, но ничего с собой поделать не могла. Хотя вариант: пропасть без вести звучал значительно лучше, чем проиграть в борьбе за тело. Вскоре Аксинья начала насмехаться над тем, что уже прикидывала, как лучше распрощаться с жизнью, точно больше и не собиралась бороться.

Если и оставалось время перед сном, то его Судакова забивала думами о пылкой и последней близости с Андреем. Щёки наливались раскалённым румянцем, кожа распалялась, а губы снова и снова обретали маленькие сердца, которые бешено пульсировали. Остужал здравый рассудок, что отчаянно пытался лупить сердце по щекам, дабы привести в чувства. Андрей старательно избегал Аксинью, а если встреча оказывалась неизбежной, то ограничивался простым кивком или вовсе вскидывал руку, в молчаливом жесте приветствия. Сама же Судакова его тоже сторонилась, как никак, она ещё чувствовала, как он сдавливал ей горло и опасалась повторения чего-то подобного. В этом случае, она решила, что лучше довериться голосу разума и держаться подальше от орденовца. Однако сердце каждый раз ожесточённо спорило с мозгом, а новобранке натужно приходилось его игнорировать. Меньше всего хотелось умереть из-за того, что кто-то её по случайности придушит. Или всё-таки не по случайности?

Вот это была бы ирония: избегать столько времени козней Кэтсии, чудом выжить после Мессора, но быть задушенной человеком, к которому питаешь нежные чувства. Во всяком случае, они заметно притихли и Аксинье лишь оставалось ждать, когда они пропадут окончательно.

Ленка ворвалась в аудиторию, точно фурия. Она резко запрыгнула на парту Судаковой с широко распахнутыми глазами и замахала телефоном. Разглядеть что там было открыто не получалось, потому как Бергамотова не переставала им размахивать. При том она выглядела ошарашенной и никак не могла связать и двух слов от волнения. Аксинья даже подумала, что мог появиться новый оттенок краски, которым подруге натерпелось покрасить голову. Эта мысль вызвала смешок. Тем не менее, Лена прибежала уже с новым цветом волос. На сей раз лиловую гущу разряжали пряди серых и бирюзовых оттенков.

— Девочки! Вы не поверите! Вы слышали? — затараторила Лена, едва успев перевести дыхание.

— Что случилось? — одногруппница недоумевающе посмотрела на неё и заспанно потёрла глаза.

Соседка по парте пыталась урвать для себя час послеобеденного сна, но появившаяся Ленка её планы разрушила.

— Зверя поймали! — Подруга положила перед ними телефон и указала на статью. — После того, как ту девочку нашли, отлов животных прочёсывал леса и парки несколько недель подряд и представляете! Они нашли пуму! Новость только что появилась на официальном новостном портале.

Зачитав заголовок, гласящий: «Сбежавшее животное-убийца поймано», Аксинья поджала губы. Уж она-то понимала, что всё это для отвода глаз, поскольку узнала, что именно орден подчищал следы за тебрарумами. Когда она впервые об этом узнала, то поражённо сидела и смотрела в стол в течении многих минут. Саша рассказал, что им приходилось время от времени уничтожал следы после пребывания тебрарумов кристаллом. Например, с его помощью избавлялись от излишне глубоких царапин, кровавых луж, а вот уже сами тела, если таковые имелись, собирали по частям и переносили через завесу, благодаря чему конечности и органы срастались, а явные раны от когтей и зубов заметно уменьшались. Попытка Судаковой возмутиться провалилась, поскольку Саша объяснил и то, что внешний мир не должен никаким образом догадаться о завесе, потому-то им и приходилось заметать следы. Выяснилось, что даже в правительстве были свои кроты Зазавесья, которые и выдавали подобные этой статье объяснения.

Тенадасерам до зверств тёмных зверушек дела нет, они и рады напугать вивпамундов, но впускать их в свой мир не собирались даже под предлогом смерти. Аксинье же становилось горько от того, что орден имел причастность к подобного рода вещам и статьи о нападении животных, предстали пред ней в совсем ином свете.

— Теперь нам хотя бы станет спокойнее. В кои-то веки, справедливость восторжествовала, — пробубнила соседка по парте и скрестила на груди.

— Да уж, восторжествовала, — бесцветно усмехнулась Судакова, а про себя подумала, что настоящий виновник неприкосновенен. Поскольку Итенедонимус создал тебрарумов, то и вина за содеянное лежала целиком и полностью на нём, но его это похоже ни капли не волновало, быть может, он специально того и добивался.

«Пока в мире существуют сильные, как я, и слабые, как ты, несправедливости не будет конца. Но это не значит, что слабый, не сможет стать сильным», — привычно хмыкнула Кэтсия. — «Чтобы хотя бы попытаться изменить мировой порядок, нужна не доброта или любовь и уж тем более не дружба, важна сила, которой можно располагать. Будь у тебя эта мощь, не пришлось бы переживать о том, что вскоре тело тебе не будет принадлежать, человек. Слов и раздумий от тебя много, но действий нет никаких. Раздражает, знаешь ли, никакого веселья».

Из университета Аксинья уходила несколько подавленной, в особенности из-за слов Кэтсии. Она и сама понимала, что маялась ерундой вместо того, чтобы искать пути спасения, но оправдывала себя тем, что ничего поделать не могла.

Больше всего её раздражало то, что в дневнике, который ей подкинули и в который довелось заглянуть за последние дни, оказался пуст. Что она только не делала с ним: и под свет подставляла, и кристаллом над ним водила, и даже подносила огонь к страницам, но когда чуть не сожгла бумагу, то быстро отказалась от этой затеи. Судакова, в который раз уверилась, что всё играло против неё.

По договорённости, она купила сладости, налила в термос какао и отправилась в Зазавесье.

На прикроватной тумбе разместился опустевший дневник, буквы из которого, казалось, собрались и съехали в неизвестном направлении, позабыв оставить новый адрес проживания. Аксинья сменила тенликсам воду с пелёнками, положила по кусочку куриной грудки, в надежде, что привередливые животные поедят и стала собираться на ночной пикник, хоть это и казалось до одури неуместным занятием в её-то положении.

Вскоре подоспел Плевил. Юноша встретил Аксинью в бледно-лиловой толстовке и джинсах. Он в предвкушении похлопал по ногам и взволнованно заулыбался, когда рассмотрел за спиной Судаковой набитый портфель.

Орденовцы поприветствовали друг друга и направились на поляну подальше от здания. Сошлись на том, что свет от окон будет мешать им рассматривать звёзды, а Аксинье хотелось вспомнить детство, когда мама водила её на задний двор дома, расстилала покрывало, и под лакомства с чаем они делились друг с другом какие видели картины в небе.

— Вон там словно поток ветра, а рядом из лука вылетела стрела, — сказала тогда Варвара и стала соединять звёзды невидимой линией, которую чертила пальцем.

— Я вижу только кружку чая и одинокого мячика, сидящего на поляне, — маленькая Ксеня выпятила нижнюю губу, выискивая новые картины. Мать погладила её по голове с улыбкой.

Искать в звёздах интересные сплетения и сцены казалось волшебством, доступным только им, словно они погружались в новый и необузданный мир, который находился за тысячи километров и одновременно руку протяни, и он твой.

Разложив всё необходимое, Аксинья разлила по кружкам какао и протянула одну Плевелу. Мальчик на жидкость посмотрел с сомнением.

Небесные огни оказались не такими яркими, как на своём пике — летом, но их хватало с лихвой для того, чтобы разглядеть целое поселение с домами, торговыми лавками и жителями.

— Что это такое? Похоже на грязь, — Плевил скривился и понюхал питьё, а после воззрился на Судакову.

— Это какао, сладкий напиток такой. Попробуй вместо того, чтобы крючиться. Или думаешь я перед пикником налила из лужи воды и налепила из грязи пирожные?

— Теперь, когда ты так красочно это описала, я и правда начал об этом думать.

Плевил недоверчиво поднёс горячий напиток к губам, подул и сделал глоток. Не прошло и минуты, как он замычал от удовольствия.

— Как вкусно! Не пробовал раньше ничего подобного!

— Грязь получалась на славу, — хихикнула Аксинья. — Разве в Зазавесье нет такого напитка?

Юноша пожал плечами и отхлебнул снова.

— Я не знаю, мы всегда жили в уединении от всего мира и у нас в поселении было только то, что мы сами выращивали. Многие сладости и технологии я увидел только после того, как попал в орден.

Плевил засунул руку в пакет и подцепил пирожное. Повертел в руке, а после откусил кусочек. Аксинье стало печально, но она решила, что поднимать тему не стоит, потому как вид орденовца говорил о том напрямую. Ребята переключились на другие темы. Термос с какао стремительно пустел, а лакомств в пакете становилось всё меньше. Когда они завалились на плед и стали рассматривать небесные светила, Плевил умиротворённо стал водить глазами от одной звезды к другой после того, как Судакова рассказала, как делала она сама с мамой.

— Давно мне так спокойно не было, — заговорил Плевил.

— Почему?

Он не ответил, просто пожал плечами, печально рассматривая огни в вышине, что походили на застывших светлячков. Меланхолия украдкой проскальзывала в его глазах и стремилась скрыться за отражением звёзд, дабы остаться незамеченной.

— Наверное, потому что спокойно мне не было никогда, — отозвался орденовец и повернулся к Ксене.

Собеседник заметил, как Судакова заёрзала, изнывая от желания задать вопрос. А по его виду внешнемирка поняла, что и он понял, что именно она хотела узнать.

— Хочешь спросить про нас с Фотиной? Почему мы сбежали?

Его голос прозвучал настолько взросло, насколько мог произнести ребёнок. Однако походил он на того, кто за недолгую жизнь, пережил куда больше, чем старик. В тот миг он перестал казаться задорным юношей, вместо улыбки за его спиной возник непомерный багаж опыта.

— Мне и правда интересно, но если ты не хочешь говорить, то не обязан.

Он тяжко выдохнул, подложил руки под голову и замолчал на какое-то время, безынтересно проводя линии меж огнями.

— Я не могу рассказать всего. У нас есть определённые тайны, о которых нужно молчать. И это не условность, нам на нёбо ставили особые печати, запрещающие говорить чужакам о народе этваха́умов и их нынешней жизни. Даже если сильно захочешь не сможешь ни сказать, ни написать.

Аксинья поежилась, когда ощутила пробирающую волну мурашек.

— Но мне не запрещено говорить о причине побега.

Апатия воцарилась на его лике, точно всё то время лишь скрывалась за призраком прозорливости. Прежде, чем продолжить, Плевил поморщился.

— Всё упирается в глупые обычаи, из-за которых многие там живут с ощущением, точно птицы в клетке. Чтобы продолжать род истинных, как у нас их называют, и чистокровных этваха́умов, в поселении родственников заставляют... возлежать друг с другом. Я много раз слышал, что если так будут делать обычные люди, не имеющие крови этваха́умов, то их дети будут рождаться больными. У нас такого нет, скорее наоборот. Дети, рождённые от людей, связанных одной кровью, вырастают умными и сильными. Таким способом продолжается род. — Он прикусил губу. — Когда вима́р, он же — старейшина, позвал нас с сестрой к себе, мы узнали, что как только сестре исполнится шестнадцать, придёт наше время. Фотина была в ужасе, потому что ненавидела эту традицию. Она не хотела такой судьбы ни для меня, ни для себя, ни тем более для наследника. Именно по этой причине, мы сбежали через несколько ночей. Чтобы себя обезопасить, нам пришлось обратиться к ордену.

По нашим правилам, этвахаумы не имеют права вмешиваться в деятельность людей Зазавесья и наоборот. Мы не знали, что делать и понимали, что принесём много бед командору, но иного пути не было. Иначе нас бы вернули, наказали и заставили в итоге исполнить долг. Командор Долоклада лично взяла ответственность за нас и провела переговоры. Им удалось договориться, не прибегая к бойне, но взамен, нам выставили условие не заводить семьи и не мешать кровь этвахаумов, а чтобы подкрепить свои слова и быть уверенными, что мы не ослушаемся, нас опоили снадобьем лишивших нас возможности производить жизнь. Сами половые органы остались, и они более чем... ну, рабочие, так сказать, но произвести на свет жизнь уже не было в наших силах.

— Звучит ужасно.

— Ужасно вовсе не это, — тем же хладнокровным тоном ответил орденовец. — А то, что я всё же потерял Фотину. Лучше бы мы остались и последовали закону, зато она была бы жива. С тех пор как она умерла, я словно жить перестал, чувствую, что всё бессмысленно, словно я замер. Никому не нужный этваха́ум, которому деваться некуда.

От его слов грудь Аксиньи болезненно сдавило. От осознания, что Плевил, готов пойти на что угодно, лишь бы сестра и сейчас была рядом, горечь, точно гейзер, ударила в череп и пригрозила пробить его давлением.

— Бежать от одного ужаса, чтобы оказаться в другом, — обречённо выдавила Судакова. — Почему ты не вернулся домой?

— Тогда смерть Фотины была бы напрасна, да и вряд ли бы меня приняли, ведь я теперь дефектный, бесполезный и не смогу продолжить род. Я иду по тому пути, по которому шла она, потому что это то, на что она положила жизнь — за свободу. Если я вернусь, то все труды пропадут зря, а я не могу позволить этому случиться. — Он зажевал щёку. — Но после её смерти, я больше никогда не чувствовал себя нужным. Наверное, потому, что у меня не осталось людей, которые были бы нужны мне самому.

— Поэтому ты ищешь Фотину в других? Чтобы стать нужным и найти того, кто будет нужен тебе?

Плевил кивнул.

— Может тогда в моём существовании появится смысл. Я всё ещё не теряю надежды на то, что однажды встречу человека, который примет меня таким, какой я есть и сможет стать моим пэглэфа́смиях. В конце концов мы живём не для того, чтобы умереть, а чтобы научиться чувствовать, ради эмоций, которые можем получить от самых обыденных вещей. Мы здесь, потому что может менять не только свои сердца, но и чужие. По крайней мере, я верю, что люди существуют не только для того, чтобы приносить другим страдания или думать лишь о собственном благе. И когда они это поймут, возможно человечеству удастся найти спасение и прийти к какому никакому миру. Мир к нам не жесток, это мы к нему жестоки.

Аксинья ощутила, точно её пробило остриё меча, рассекло сердце и заставило открыть глаза. Вместо того, чтобы гнаться за чем-то или сеять ненависть, порождать смерть и заражать злобой, стоило сосредоточиться на том, чтобы не загубить себя по пути и не сделать то же с другими.

— Ты очень умный для своих лет.

— Наверное, поэтому и приходится выглядеть глупым.

Ребята замолчали. Каждый размышлял о своём. Когда атмосфера стала более мрачной, Аксинья решила перевести тему:

— Пэглэфа́смиях?

— А. В Зазавесье так называют возлюбленных, на языке вивпамундов это слово означает чувство влюблённости, которое подобно пламени распространяется по всему телу. Признание в любви, кстати, звучит: «Ты моя душа», кто-то признаётся во влюблённости используя слова огонь, пожар или пламя, чтобы рассказать о чувствах, но делают это очень осторожно и завуалированно. Бережно.

— Огонь, значит... Как бы в нём не сгореть.

Выдала Судакова мысль вслух и продолжила выискивать картины в вышине.