Шёпот Белладонны

Алевтина спешила домой, её шаги были быстрыми, а мысли — тревожными. Сердце её было полно смешанных чувств: размышления о странных ощущениях, что она пережила в последнее время, не давали покоя. Дождь всё продолжал лить, и вскоре её платье было насквозь промокшим, а волосы — раскиданы по плечам. В воздухе витала холодная влажность, а туман вокруг превращал мир в серую непроходимую пелену.

Она ускорила шаги, когда её взгляд вдруг зацепил фигуру впереди. Барнабас. Он стоял под навесом, укрываясь от дождя, и, увидев её, сразу пошёл навстречу.

— Алевтина, — его голос был мягким и теплым, несмотря на ливень, — что ты здесь делаешь в такую погоду?

Алевтина замедлила шаг и остановилась, смотря на него с изумлением. Барнабас был в полном облачении, его пальто было мокрым, а лицо казалось усталым, как у человека, который много времени провёл в дождливых улицах.

— Я иду домой, — ответила она, стараясь скрыть всю свою усталость, но её голос выдал, что ей не по себе.

Барнабас сразу заметил её промокшую фигуру и сделал несколько шагов в её сторону, стараясь не навязаться.

— Ты полностью промокла. Не могу же я оставить тебя так, — сказал он, будто бы размышляя вслух. — Давай, я отвезу тебя домой.

Алевтина быстро взглянула на него, сомневаясь.

— Не стоит, я сама справлюсь, — ответила она, пытаясь отмахнуться от его предложения, но её голос не был таким уверенным, как она хотела.

Барнабас не настаивал, но тоже не отступил. Он слегка покачал головой и мягко улыбнулся.

— Ты не можешь идти так, — сказал он, внимательно глядя на её лицо. — Хотя бы спрячься на время в конюшне. Там я смогу немного прикрыть тебя от дождя.

Алевтина снова замедлила шаг, с трудом принимая его предложение. Конюшня была близко, и, кажется, ей не было выбора, если не хотела заболеть на следующее утро. Но внутри всё ещё бурлила неуверенность.

— Хорошо, — тихо сказала она и пошла за ним. Когда они подошли к конюшне, Барнабас открыл дверь, пропуская её внутрь. Она с благодарностью зашла, и с каждым шагом её тело, хоть и защищённое от дождя, всё равно продолжало ощущать холод.

Внутри было темно и прохладно, запах сена и дерева наполнял воздух. Алевтина сняла мокрые перчатки и повесила плащ на вешалку рядом. Барнабас, увидев её промокшее лицо, подошёл ближе, мягко осматривая её.

— Ты замёрзла, — его голос был обеспокоенным. Он не знал, что ещё сказать, но его взгляд был полон заботы.

— Не важно, — ответила она, снова пытаясь скрыть своё состояние. Она перевела взгляд на него, и они остались молчать, только дождь за стенами конюшни шумел всё громче.

Барнабас, не желая продолжать это молчание, с лёгкой улыбкой подал ей шаль, которую он снял с плеч.

— Возьми, пока ты не согреешься, — сказал он. — Я знаю, что ты не любишь, когда тебя жалуют, но в такую погоду лучше не рисковать.

Алевтина в ответ не сказала ничего, просто кивнула, чувствуя, как её сердце слегка ёкнуло от его заботы. Она растянула шаль, пытаясь не думать о том, что происходило между ними. Вроде бы ничего особенного, но её внутренняя тревога, его близость... всё это смешивалось в чувствах.

Барнабас сел рядом с ней на небольшую скамейку, поддерживая лёгкую непринуждённость в разговоре, будто и не было этой долгой тишины между ними.

— Мы промокли до костей, — усмехнулся он. — По крайней мере, теперь мы спасены от дождя.

Алевтина не могла не улыбнуться, её губы немного расслабились, но взгляд оставался настороженным.

— Да, спасибо, — тихо сказала она. — Я не ожидала, что ты так проявишь заботу.

Он пожал плечами и снова улыбнулся.

— Я просто не могу оставить тебя так. Мы ведь знаем друг друга с детства, разве не?

Алевтина согласилась с ним, но её лицо оставалось серьёзным.

И хотя они продолжали сидеть там, что-то менялось. В тишине, под шум дождя, они оба осознавали, что что-то невидимое и невыразимое соединяло их в этот момент.

Барнабас и Алевтина сидели на старой деревянной лавочке, под крышей конюшни, укрытые от проливного дождя. Вокруг царила тишина, лишь звук капель, падающих на землю, нарушал этот покой. Алевтина почувствовала, как холод от дождя всё же проник в её кожу, и, несмотря на то, что она пыталась сохранять дистанцию, её тело постепенно расслаблялось от уюта, который создавала тёплая атмосфера конюшни.

Барнабас сидел рядом, его плечо едва касалось её. Он заметил это напряжение в её позе, и, несмотря на её отчуждённость, пытался найти слова, чтобы облегчить атмосферу.

— Ты знаешь, иногда дождь приносит больше пользы, чем кажется. — Он попытался улыбнуться, но в его глазах читалась лёгкая тревога. — Он очищает, как и всё остальное.

Алевтина посмотрела на него, не сразу понимая, что он имеет в виду. В его голосе была некоторая мягкость, но она всё ещё не могла позволить себе расслабиться рядом с ним. Всё в ней сопротивлялось этому близкому контакту. Её мысли были о другом, о том, как странно ей было с ним здесь, в этом укрытии. Она знала, что он проявляет заботу, но её внутренний барьер не отпускал.

— Мы, наверное, не должны были здесь сидеть, — тихо сказала она, пытаясь вырваться из этого неловкого момента.

Барнабас, как всегда, оказался настойчивым, но без лишнего давления. Он повернулся к ней, его взгляд был мягким, и его слова, казалось, не стремились заполучить что-то от неё. Он просто говорил.

— Ты, может, и не хотела бы признаваться себе, но в такие моменты можно просто забыть обо всём и почувствовать себя живым.

Он замолчал, словно давая ей время, но его внимание было сосредоточено на ней. Алевтина чувствовала, как её собственное сердце начинает биться быстрее, когда он оказался так близко. Она не хотела, чтобы он это заметил, не хотела, чтобы его присутствие слишком сильно влияло на неё. Но её взгляд вновь оказался пойман в его.

Барнабас мягко взял её руку, несмотря на её явное желание отстраниться. Он не давил, но его прикосновение было таким нежным, что это ощущение заполнило её душу.

— Я не хочу, чтобы ты боялась, — произнес он почти шепотом. — Я понимаю, что не могу сразу заставить тебя чувствовать то, что чувствую я. Но я здесь. И буду здесь, сколько потребуется.

Алевтина замерла. Этот момент казался слишком долгим и слишком важным, чтобы её избежать. Его глаза говорили больше, чем слова, его прикосновение было настолько тёплым и мягким, что её сердце вдруг заполнилось беспокойством. Она боялась этого чувства, которое начинало расти внутри неё, но в то же время не могла его полностью игнорировать.

Она хотела сказать что-то, что бы отрезвило её мысли, но он не дал ей времени. Барнабас наклонился к ней, его лицо было так близко, что её дыхание сжалось, а глаза слегка закрылось, когда его губы осторожно коснулись её. Это был лёгкий поцелуй, не требующий ответных чувств, но в нём была вся его нежность и стремление. Он не форсировал, он просто дал ей почувствовать этот момент.

Алевтина замерла, её сердце колотилось, но мысли были спутаны. Она не могла ни оттолкнуть его, ни признать свои чувства, потому что это было настолько неожиданно и так далеко от того, чего она ожидала. Но что-то в её душе дрогнуло. Барнабас не требовал немедленного ответа, и это её успокаивало.

Он отстранился, его взгляд был полон ожидания, но он не нарушал тишину. Она посмотрела на него, и впервые за долгое время её лицо было открытым, без напряжения. Она не могла сказать, что это было что-то новое для неё, но этот момент оставил в её душе какую-то неясную печаль и одновременно тронул её сердце.

Алевтина не могла понять, что с ней происходит. В её груди, словно вихрь, смешивались страх, растерянность и какое-то странное чувство, которое она не хотела осознавать. Барнабас отстранился, его глаза искали в её лице ответ, но она не могла ему его дать.

Её дыхание сбилось, она ощутила, как её сердце бешено колотится, и в голове пронеслась лишь одна мысль — это слишком быстро, слишком много, слишком рано. Она не была готова к этому, к тому, что её мир вдруг начал рушиться под напором его нежности и внимания.

— Ты... — её голос предательски дрогнул, она отвернулась, чувствуя, как в её теле снова появляется холод. — Ты слишком стар для меня, Барнабас. Ты не понимаешь. Я... я не могу... — её слова не были чёткими, как будто она сама не верила в то, что говорит.

Барнабас слегка отступил, но не стал уходить. Он не отошёл далеко, он всё ещё был рядом, но он видел её испуг. В его глазах читалась обида, но он не стал настаивать. Его лицо слегка омрачилось, и он сдерживал желание попытаться подойти к ней снова.

Алевтина, не выдержав напряжения, резко встала с лавочки, будто уходя от своих эмоций, от ситуации, которая её переполнила. Сумбур в её голове не позволял ей оставаться рядом с ним.

— Мне нужно идти! — она не оборачивалась, её голос был твёрдым, но в нём чувствовалась паника. — Простите, мне нужно вернуться домой.

Она не ждала ответа, просто быстрым шагом направилась к двери конюшни, не оглядываясь. Барнабас остался стоять, не пытаясь её остановить. Он понимал, что её нужно отпустить, и, возможно, этот момент был слишком важным для неё, чтобы всё было так просто.
Алевтина, выбежав в дождь, почти не ощущала холода. Она бежала, как будто сама не ведая, что с ней происходит, но в её душе был только один ответ — она должна вернуться домой. Быстрее, чтобы скрыться от этого чувства, от Барнабаса и, прежде всего, от себя.
Дождь смывал всё, что было до этого, но внутри неё оставалась только боль и растерянность. Барнабас остался позади, а она не могла понять, чего же она на самом деле боится.