14: Очень странные дела
Волк
РШК: Коэлло Хэллебор
Все мы, трое, смотрели на Олеана. Я слышал, как он сильно скрипит зубами, и для чего — оставалось загадкой. Почти всё, что он делал, можно было описать так. «Остаётся загадкой».
Дрю решил уточнить первым:
— Тогда что это была за выходка в кафетерии? Ты дразнил кого-то? Учителей? Они могли слышать.
Олеан неопределённо качнул головой.
— Да, знаете, я дразнил кое-кого. И у меня неплохо вышло, — он хмыкнул, запуская пятерню пальцев в волосы и откидывая чёлку назад. Я смотрел на него, не отводя взгляда, пытаясь понять, что в его словах правда, а что ложь.
В итоге я не выдержал и фыркнул.
— Тупые у тебя выходки, ла Бэйл, — кажется, я не так часто называл его по фамилии, как делал это он. — Идиотские, глупейшие, абсолютно бессмысленные и нелогичные. Ведь другие могли посчитать это не за шутку. Тогда тебя прямиком бы в ящик отправили, — разумеется, я имел в виду ящик Пандоры, но решил не давить на психику пострадавшего от этого «наказания», который находился совсем рядом.
Дрю кратко выдохнул, а Дэмиан продолжал пялиться в окно.
— Побег из школы или её сожжение — у наших «боссов» тут наказание одинаковое, — подтвердил изуродованный шрамами парень. Он смотрел на застывшую внизу морскую воду.
Олеан бросил на меня раздражённый взгляд. Я снова вспомнил о том, как изменился цвет его глаз. С серебряного, или, скорее, светло-серого, как утренний туман, на чёрный. Беспроглядная тьма.
Но он ничего не сказал на моё грубое замечание, только снова отрицательно покачал головой.
— У них нет улик никаких, да и быть не может.
Эндрю прикрыл глаза. Он явно устал от этих разговоров о пожаре. И уже, скорее всего, не видел смысла искать виновного. Дрю не видел в этом смысла — он просто хотел, чтобы всё улеглось. Чтобы все страсти закончились.
Но они не могли закончиться. Только не с нами. Этого мы точно не могли ждать — чтобы всё просто «закончилось». Жить нормально, как в старых фильмах, которые снимали до всемирной, да и вообще распространяющейся на всю Солнечную систему, катастрофы. Ходить в обычные школы и университеты, завести семью, верховой ездой заниматься, как некогда братья Куины, да или любым другим любимым делом. Нам на этот поезд «обыкновенности» путь был заказан. И лучше бы мы терпели какую-нибудь магическую войну, чем это ожидание непонятно чего, чёрт бы его побрал. Так было бы более или менее ясно, что делать дальше.
Да для всего человечества на самом-то деле поезд «обыкновенности» уже давно ушёл. С воздухом в городах и так всё плохо: благо, что на природе он всё ещё чистый, и потому фермы и вообще хозяйство продолжают давать свои плоды, и люди в большинстве стран, по крайней мере обеспеченные семьи — не голодают. Но я задумался о своих собственных родных, и внутри похолодело. Наш город и так не был особо чистым, денег на загородный дом никак не хватало, да и отцу от работы далеко, а там с этим просто беда... Я волновался за их здоровье, потому что мать моя была женщиной не такой молодой, как прежде, склонной к болезням, да и отец со своей привычкой постоянно курить себя в могилу сведёт.
Мысль о курении вернула меня к нашему разговору, потому что Дрю назвал имя источника наших переживаний.
— Олеан, раз ты так уверен насчет виновности Джонатана, объясни нам. Откуда у них улики, ты не узнал? Какие? Ведь единственная — это тот микропульт, он был у тебя. Ты его спрятал. Помнишь?
Олеандр кивнул, пожимая плечами.
— Да. Я передал его директору. Потому он и вызвал меня к себе, — он улыбнулся, видя, что Эндрю заметно расслабился от таких разъяснений, хоть и не понимал смысл этого поступка. Почему нельзя было сразу отдать треклятую улику? Вот что хотел спросить Дрю, но он промолчал. Следующему его действию я немало удивился — он достал альбом из сумки, устроил его поудобнее на собственном колене и начал рисовать. Олеана.
— Ты подстригся? — после ошеломленного и с моей стороны и со стороны ла Бэйла молчания спросил Куин-старший. — У тебя прическа изменилась. И косичка намного короче...
Я прикрыл ладонью рот, боясь, что слегка дрогнувшие губы выдадут моё волнение.
Так я не сошел с ума, не тронулся, моя память не так ужасна! Этот мой проклятый мрачный сосед и правда менялся. Внешне — уж точно.
Он пожевал свои губы, кусая их по своей излюбленной привычке.
— Типа того. Раздражает, когда они слишком длинные, знаешь. Чем длиннее волосы, тем быстрее они загрязняются, это нервирует.
Эндрю прищурился, вглядываясь с этим внимательным и странноватым видом творца в лицо Ола, а затем, зарисовав нужное ему, покивал, пощёлкивая языком по передним зубам, и издал странный звук, похожий на цоканье и присвистывание одновременно.
— Странная гипотеза. Скорее волосы пачкаются от структуры и места, в котором ты чаще пребываешь. Может, в вашей комнате стоит прибраться?
Я смотрел на них обоих, как на идиотов.
— Да, пожалуй. В следующей жизни, — он усмехнулся. Дэмиан не выдержал и хмыкнул в ответ, продолжая пялиться в окно.
— Да вы все свихнулись, что ли? — я встал, оглядывая находящихся в комнате. Олеандр внимательно посмотрел на меня, будто бы тоже хотел зарисовать, только его взгляд был куда более цепким, чем взгляд художника: он видел не только картинку, но старался и разглядеть нечто невидимое внутри. Эндрю отвлёкся от рисования портрета и смотрел на меня с его непонятным выражением безразличия и участия одновременно — как обычно выглядит спокойный свидетель, прячущий свои эмоции где-то далеко. Дэмиан отвернулся от пейзажа за окном и смотрел слегка раздражённо. Я продолжил:
— Что с вами не так, ребята? Мы только что говорили про пожар и Джонатана. У вас всё так быстро из головы вылетает? А я думал, у меня проблемы с памятью, — я осёкся, не желая говорить о своих этих проблемах. — Да к чёрту. К чёрту это всё! Если виноват Джонатан, разве не нужны улики получше? Какой-то там пульт, принесённый тем более ненавистным для всех учителей Олеаном, это точно доказательство, ну конечно! Нет, придурки, им нужны доказательства поточнее. А иначе всех тех ребят и тебя, Олеан, вызовут на допрос снова. И снова. И снова. Пока кто-нибудь в итоге не сойдёт с ума и не сознается в том, чего не делал. Наказать хоть кого-то им же нужно.
Я выдохнул, опустив взгляд в пол. Не хотелось видеть лица товарищей сейчас. Я услышал чей-то смешок. Разумеется, это была усмешка обладателя самой саркастичной манеры общения в лицее.
— Хэллебор, успокойся. Уверен, я смогу доказать свою невиновность, потому что я у них главный подозреваемый после Джонни. Доверьтесь мне, — он замолчал, по привычке будто пробуя заезженную в фильмах фразу на вкус. Подтвердив мои мысли, он нахмурился: — Гадко звучит. В общем, просто расслабьтесь. Я проведу своё небольшое расследование, а может быть, они и сами найдут нужные им улики и без моей помощи. Отдыхайте! А, нет, завтра у нас же новые уроки. Супер, тогда, значит, — он размял шею, неприятно ею хрустя. — Вам надо лечь пораньше.
Я ещё минуту стоял и смотрел, как Эндрю чиркает карандашом в альбоме, как Дэмиан кивает, прощается с Олеаном и подзывает брата идти за ним, слушал, как уходит вслед за Куином-младшим и сам Дрю. Ла Бэйл щёлкнул пальцами у меня перед глазами. Я выпал из задумчивости и, поняв, что он слишком близко, отшатнулся назад. Воспоминания о недавней попытке убийства не серели, в отличие от другой полезной информации.
К несчастливой случайности под ногами оказался портфель Олеана, так и лежащий тут с последнего дня, когда у нас ещё были нормальные уроки, и, споткнувшись, я упал.
Олеандр присел на корточки возле моих ног, пытаясь не смеяться.
— Не ушибся, лошара?
Я фыркнул, потирая ушибленный локоть.
— Тебя ещё переживу.
Ну, что? Не только же Олеану всё шутить про бессмертие.
Он встал, протянул мне руку, и я её принял. Он помог мне встать и, подержав ладонь одну лишнюю секунду, отпустил, отвернулся и направился к своей постели.
— Лечь пораньше, Коэлло Хэллебор, для тебя сейчас — лучший вариант. Все страхи и переживания уходят во сне или обращаются в кошмары. Но лучше кошмар во сне, чем в реальности. Верно?
Я знал, что в ответе Олеан не нуждается.
Почистив зубы, умывшись и сходив в душ, я прошёл мимо своего соседа, который, задумчиво вертя пачку сигарет в руках, кусал свои губы так, что даже мне было больно. Я вытирал волосы полотенцем, глядя на него.
— В чём дело? Ты плохо себя чувствуешь?
Он поднял взгляд, и я увидел в нём очень хорошо скрываемую боль. И она была физической, я знал это — он бы ухмыльнулся, если бы ему было больно психологически, душевно, или как ещё это можно назвать — но он не ухмылялся и не язвил сейчас. Ему было больно.
Он опустил взгляд, отложил пачку в открытый шкафчик своего стола и задвинул его.
— Да, неважно себя чувствую.
Я не ожидал объяснения, потому что знал, что его не последует. И не спрашивал.
— Тогда ложись пораньше и ты.
Проходя мимо, уже к себе, я краем глаза заметил его слабую, еле заметную улыбку. Это была обычная улыбка, не вынужденная, не усмешка, в которой часто кривились его губы — обычная, мимолётная, еле уловимая улыбка нормального подростка, который на секунду почувствовал, что кому-то не плевать на него, почувствовал, что кто-то может проявлять к нему заботу.
Он прошептал:
— Лунной ночи.
Я улыбнулся в ответ и пожелал ему того же. Луны не было, и я не знал точно, откуда появилась его эта привычка говорить не «спокойной ночи», не «доброй» или «покойной», как часто шутили другие, а именно «лунной», особенно если луны не было. Может, в этом был какой-то смысл, а может быть, это просто очередное порождение лёгкого Олеанского безумия — я не знал. Но мне всё равно сейчас.
В эту ночь я не закрыл ширму между нами. Пускай мы уже попрощались, но после переговаривались какое-то время с выключенным светом, и я даже не запоминал о чём. Я просто почувствовал на короткие мгновения, что я нормальный. И что сосед, с которым я живу уже несколько месяцев — тоже нормальный, и что мир, в котором мы жили, был нормальным.
Разумеется, нормальным уже ничего не было.
Да и вообще я сомневаюсь, что когда-либо таким являлось.
Следующее утро начиналось, как обычно: до того, как нам устроили незапланированные каникулы. Я встал относительно рано, часов в семь, Олеан ещё спал, и я порадовался — так было всегда. Либо он уже не спал — точнее, ещё не спал, либо дрых до изнеможения, пока я не растрясал его в конце концов и не получал потом за это тумаков.
Впрочем, лучше бы спасибо сказал — однажды я не разбудил его, так после этого досталось мне ещё больше. Мы тогда неплохо подрались.
Кое-как я разбудил его, и после умываний и переодеваний в нашу школьную форму, которую мы не надевали уже дней пять или даже неделю, мы направились на завтрак. А там уже ждали инструкции — как и новое расписание.
Наш классный руководитель — учитель английского и литературы, раздал листовки и нам, и тогда мы дружно переглянулись: я, Эндрю и Олеан. Дэмиан был в другом, более младшем, классе.
Во-первых, судя по одинаковому расписанию, нас объединили с классом Дрю. И во-вторых — первым уроком на сегодня была «История аномальной магии». В глазах Эндрю мелькал интерес, Олеан выглядел слишком сонным и раздражённым для прочих эмоций, а я был в полном восторге — в отличие от Дэмиана, который застонал от разочарования, что такой предмет вообще будет: видимо, ему история не очень нравилась, и был я также в предвкушении, потому что мы наконец-то узнаем больше обо всём: о наших силах, о бессмертии, о нас самих.
У Дэмиана же первым уроком был предмет под названием «Основы безопасности жизнедеятельности для бессмертного». Звучало это не особо вдохновляюще и не так необычно, как «аномальная магия», и я готов был поклясться, что, если бы ему сейчас сказали, что первый урок будет о способах спасения из пожара, Дэмиан готов был бы упасть лицом в свою овсянку. Со стола, где сидела Александра Преображенская, раздался одобрительный писк:
— ОБЖ! Совсем как дома. Неужели они решили ввести этот предмет в нашу программу? Ну конечно, мы же должны знать, как себя защитить в таких ситуациях, как пожар.
Сидящий рядом с Сашей темноволосый русский мальчик, постарше возрастом, заткнул ей рот ладонью, отнимая листок с расписанием и неодобрительно глядя на него.
— Условно это не ОБЖ, а ОБЖДБ. Могли бы и получше название придумать, кретины.
Они говорили на английском, а не на родном, как и все другие, потому, как общались с теми, кто их родной язык не понимал. Это уже вошло у всех в привычку, хотя, конечно, иностранные слова постоянно звучали из уст учеников и учителей.
В нашем расписании «ОБЖДБ» было только один раз в неделю: видимо, ребята постарше и так должны знать, как себя спасать в различных ситуациях. Конечно, в наших обычных школах мы же обязательно с первого класса изучили основы безопасности для бессмертного. И правда идиотское название...
Олеан вырвал расписание у Дэмиана подобно тому парню и пробежал по списку взглядом.
— Ха, ну что за бредовые названия. И где Зельеварение? Я так не играю. Мне же так хотелось сварить что-нибудь, чем можно было бы кого-то прикончить...
Я ухмыльнулся, вспоминая о навыках готовки Олеана, которые проявили себя, когда мы решили сделать еды с помощью походной плиты Куинов однажды ночью.
— Да тебе не нужны никакие уроки. От одного запаха твоей стряпни все в округе подыхают.
Он посмотрел на меня так, будто собирался прикончить на месте, но вместо этого лишь протянул руку через стол и вырвал у меня расписание, передав его на другой стол.
— Отдайте кому-нибудь, ребята, подальше и не отдавайте этому... кретину, — видимо, ему понравилось слово, сказанное за столом Александры, а я встал и бросился искать свой несчастный лист, бегая по столикам и угрожая всем, кто не хотел отдавать мне долбаное расписание.
Когда я вернулся, Олеан, судя по всему, уже зачитал всем расписание Дэмиана на сегодня, потому что последний не отнимал лица от кружки с чаем и пускал в неё пузырики.
— Эта магия — полная лажа какая-то. И почему мне достались самые дебильные предметы?
Олеан похлопал его по плечу, возвращая листовку.
— Хватит хныкать, мужик. Да и думаю, что «Учение о применении аномальных сил» — довольно интересная тема. Кстати, это у нас вторым стоит уроком. Так что познаем это «учение» сегодня все вместе.
Дрю тепло улыбнулся, легонько толкнув ла Бэйла в бок.
— Будет весело, я чувствую. Давно мечтал, чтобы поскорее начались необычные уроки вроде этих, помимо нашей той дурацкой тренировки на кинжалах. До сих пор не возьму в толк смысл учить детей владеть таким оружием... Я, безусловно, люблю фэнтези, но это уж слишком. Да, у некоторых вышел и огнестрел — но не у всех же! У меня вообще лазер — ужасная вещь. Да и зачем нам себя защищать? От кого? Друг друга?
— Это даже не фэнтези, Эндрю, это чёрт возьми что, — высказался Олеан, отпивая чай. Его улыбка показалась мне слишком гаденькой, будто бы он знал то, чего не знаем все мы.
Я снова бросил взгляд на другие столы. Александра пыталась отнять свое расписание у паренька, который с не менее гадкой, чем у Олеандра, ухмылочкой поднимал листок вверх — девушке было не достать; за другим столом Генри беседовал с Аароном, который, вообще, похоже, даже не заглянув в расписание, засунул его в карман штанов; и после посмотрел на стол, где сидела Эстер, безразлично бегающая глазами по строкам. Я задумался: неужели она будет ходить на эти уроки? Ведь она еле могла высидеть ту же математику, как она вообще сможет даже морально, а не физически слушать про инцидент, последствия которого заставляют её теперь каждый день умирать и воскресать?
Я отогнал эти мысли. Ненавидел я думать о несчастиях других — вечно мне становилось от этого грустно и плохо. И это было естественно — потому как что это за человек такой, кто не сострадает другим? В общем и целом меня больше раздражала невозможность что-либо сделать, чем собственные переживания, от которых пользы никакой определенно нет.
Мальчик за столом Саши всё же отдал уставшей прыгать за листиком девушке её расписание, допивая свой чай и самодовольно глядя на подругу, а Олеан как раз протягивал руку к моему расписанию, видимо, чтобы снова пустить его по рядам столов.
Да уж, этот человек точно не имел ни стыда, ни совести, ни сострадания уж тем более. Я хлопнул его по руке, и он скорчил обиженную мину, но я не поддался на это и спрятал расписание себе в карман.
Я зашёл в класс и сел за четвертую парту, так как все первые уже были заняты — это довольно необычно. Но я также заметил, что сам класс был совершенно другим и раньше нас в такие не пускали. Столы тут были больше похожи на те, что чаще используют на лекциях в университетах, и скамейка была на двух человек, прикрепленная к столу. Сами парты и крепления были серебряными, как и большинство усовершенствованной мебели в нашем лицее, но скамейки были из дерева — сидеть на металле не хотел никто.
Рядом приземлился Олеан. Когда после заполнения всего кабинета учениками в класс зашёл учитель — мы все замолчали. Это была Туманная, и выглядела она куда недовольнее, чем обычно. У Олеана лицо сразу же стало ещё более кислым — он был в курсе, что эта женщина его терпеть не может и подозревает во всех грехах, но тут же посветлел, потому как приготовился выпотрошить все её нервы своими вопросами. Он шепнул мне:
— Смотри и учись, как бесить учителей, Хэллебор.
И поднял руку:
— Мисс, а вы разве не должны сторожить башню?
Она смерила его спокойным взглядом.
— Встаньте, мистер ла Бэйл.
Олеан нехотя подчинился, медленно встав из-за скамейки. Она продолжила:
— Пускай это вас и не касается, молодой человек, но башню сейчас охраняет ваш учитель по физической подготовке Арчелл Крозье, так как сегодня уроков не имеет. Вас устраивает ответ?
— О, непременно, мисс, — примирительно согласился Олеан и сразу задал новый вопрос. — Одна заметочка ещё: а почему вы никогда не представляетесь полным именем, мисс?
Она сделала движение, приказывая ему сесть. Олеан нахмурился, но сел на место, особо не возникая. Она обратилась ко всему классу:
— Мистер ла Бэйл не дал мне представиться, дети. Итак, я рада приветствовать вас на вашем первом уроке истории аномальной магии. Уроке, на котором вы сможете узнать и запомнить всё о происхождении нашего нынешнего мира, который, к сожалению, близок к краху. Это предсказывали, но никак не ожидали так рано: гибели солнца.
Все молчали, слушая её. Ведь эта «гибель» коснулась нас всех — кого-то сильнее, кого-то — менее, но так или иначе — всех. Абсолютно. И не только тех, кто находился в этом классе или на этом острове — это коснулось в прямом смысле всех.
— Моё имя Элеонора Смоукмист, — она сделала паузу, проверяя, все ли услышали. — Для вас просто мисс Смоукмист, дети.
Она казалась человеком, который умеет работать с такими, как мы. С подростками. Ещё и сложными... Да, довольно тяжело назвать бессмертных подростков нормальными.
Олеан снова поднял руку. Она посмотрела на него, кивая.
— Мисс Смоукмист, ваша фамилия образована от «курить» и «туман»? Мне нравится, я очень люблю... туман.
Я хмыкнул, в то время как другие, знающие о вредных привычках Олеана, тоже ухмыльнулись. На лице Туманной не было выражено никаких эмоций — хотя мне казалось раньше, что она часто была раздражена.
— Мистер ла Бэйл, а ваша фамилия не образована от фамилий двух человек? Я очень люблю такие фамилии. Хорошее сочетание.
Класс завыл: «ууу». Уши у Олеана побагровели, и он нахмурился. Она его уделала.
Ребята знали, что в наше время однополые пары дают ребенку смешанную или двойную фамилию, зависит от особенностей имён двух отцов или матерей. А потому её простое предложение поставило его в неудобное положение.
Руку поднял мальчик, на которого я обратил внимание ещё в столовой. Он сидел за одной партой с Дрю: нас и правда объединили в один класс. Видимо, теперь это был наш новый одноклассник.
— Мисс, а разве учителя имеют право завуалированно оскорблять учеников, тем более в таком вроде как приличном заведении, как наш лицей?
Акцент у него был чем-то смешанным между русским и французским. На некоторых звуках он словно шипел, как змея.
Олеан посмотрел на него, и парень ему ухмыльнулся. Мой сосед улыбнулся в ответ.
Туманная посмотрела на него, вздыхая.
— Мистер Сорокин, — мальчик поморщился от сочетания «мистер» и своей русской фамилии, произнесенной ещё и искажением. — Думаю, нам пора прекратить эту дискуссию и начать наш урок.
Он удовлетворенно кивнул, по-видимому, считая себя победителем. Олеан откинулся назад, чтобы шепнуть что-то парню за моей спиной. Он позвал его и хмыкнул:
— Крутая работа, Сорокин. Я Олеан, — он шутливо отдал честь, и парень ответил тем же:
— Август. Обращайся, — он хмыкнул и вернулся к изучению альбома Дрю под партой.
Рыжеволосый же что-то прошептал, и я предположил, что он осведомил Августа о том, что мы с Олом — его друзья.
Я попытался вслушаться получше в их разговор, но потом вспомнил, где я. Ведь учительница тем временем продолжала уже начатую лекцию, которую я частично прослушал:
— ...Таким образом и были выявлены первые показатели неустойчивости нашего нового положения в этом мире. Это, скорее всего, вам тоже уже рассказывали.
Я отвлекся на разговоры ла Бэйла и Сорокина, а потому теперь навострил уши.
— Но сегодня, зная обо всех исследованиях, которые проводили многочисленные учёные, и имея на руках всю эту информацию — можно смело писать историю о том, как всё началось и как может закончиться, если мы ничего не будем делать. И документировать эту историю.
Она подошла к столу и положила руки на стопку книг.
— Мистер ла Бэйл, мистер Сорокин, не могли бы вы помочь мне раздать ваши новые учебники?
Август и Олеан снова переглянулись, понимая, что заработали себе звание определенных «любимчиков». Класс еле слышно захихикал. Тем не менее они оба исполнили поручение Туманной, взяли ровно по половине на каждого и пошли раздавать. Август придерживал книги подбородком, а Олеан прижимал стопку к виску, и оба они выглядели немного нелепо с этой горой книг. Я обратил внимание, что на деле Сорокин был даже чуть ниже Олеана. Видимо, Александра была ещё более низкой, чем они оба.
Как только Август положил на нашу парту два учебника, я открыл свой, принявшись изучать его содержимое. Но прочитать много не успел — мне что-то мешало. Когда учебники наконец-то полностью были розданы и Олеандр с Августом сели на свои места, Туманная прикрыла глаза, и все книги разом открылись на нужных, судя по всему, ей страницах. Сорокин и мой сосед уставились на учительницу ненавидящими взглядами.
Ну разумеется. Она обладала силами, как и все мы — аномальными. И могла раздать эти учебники всего за сорок секунд, но вместо этого решила поручить работу двум раздражающим её ученикам. Я ухмыльнулся, известив Олеана о том, что он лох. Он открыл пенал и, достав ручку, тыкнул мне в щеку ею же, а я, продолжая ухмыляться, начал вытирать пасту с лица.
— Зато нашёл себе нового эльфа-карлика. Он даже ниже тебя, разве такое вообще может быть?
Олеан фыркнул, ткнув ручкой уже в мою руку.
— Заткнись, Хэллебор. Он хотя бы выглядит не так же безнадежно, как и ты.
— Согласен, ростом он меньше, зато лицо у него не такое же наркоманское, как у тебя.
Он ткнул бы ручкой мне в глаз, но я успел спастись, увернувшись. Туманная кашлянула в кулак, глядя на нас, и мы стихли.
Сорокин тоже смотрел на нас, и я удивился тому, как он услышал моё замечание о нём — я говорил довольно тихо. Он указал на меня, а потом тем же пальцем театрально провёл по своему горлу. Вид при этом у парня был угрожающий, а учитывая то, что в нашей школе ученики любили друг друга поубивать... Я поежился. Хмурился этот Август действительно неприятно, да и аура у него была ненамного лучше, чем аура Олеана.
Я уже готов был отпроситься выйти из класса, чтобы переваривать то, что я нажил себе нового врага, как вдруг Сорокин ухмыльнулся и махнул рукой. Я вздохнул и робко улыбнулся в ответ.
Кажется, убивать по-настоящему он меня не собирался. Пока что.
— ...Потому это очень важно, — я вернулся к прослушиванию урока. Меня даже начало коробить то, что я отвлекался на собственные мысли и одноклассников больше, чем на такой интересный и важный урок.
— И необходимо знать, на что вы способны, дети, — кажется, ей очень нравилось напоминать нам о том, что мы просто дети. Рядом с ней. — Иначе вред вы можете нанести не только другим, но и себе.
Олеан оправился от своего прошлого фиаско и было открыл рот, чтобы известить всех о существующем в его голове вопросе, не поднимая руки. Класс застонал, устав от вечных напастей ла Бэйла.
— Опять?! — крикнул кто-то с задних парт. Олеан ухмыльнулся, но проигнорировал возглас.
— Мисс, а почему же тогда вы не начали обучение контролю над силой раньше? Многие из нас, уверен, уже потерпели потери из-за собственных сил... Да, ребята?
Кто-то заворчал, но некоторые положительно кивнули. Олеан остался доволен собой. Сорокин ему помог:
— Вот именно, почему только после уже случившегося пожара нас решили поучить тому, что наиболее важно в нашем «новом мире», как вы выражаетесь? Многие могли погибнуть. Слава вселенной, что «мистер ла Бэйл» нас всех спас, — он хмыкнул.
Я внимательно посмотрел на Августа. Говорил он уверенно и смотрел прямо в глаза учителю. Почему-то я никак не мог вспомнить, откуда он взялся — но, если он одноклассник Дрю, а теперь и мой, я должен был помнить его. Да и судя по самому факту знакомства Олеана и Августа, они раньше тоже не общались. Однако этого темноволосого мальчика я точно вижу впервые. Будто бы он просто материализовался тут, как призрак какой-нибудь, или, скорее, галлюцинация, учитывая моё не особо расположенное к вере в призраков мировоззрение. Правда, я и в бессмертие когда-то не верил.
Но я пока что не видел повода для коллективной галлюцинации, да и Дрю с учительницей знали его, по крайней мере Туманная — уж точно, не выдумала же она его имя. Она изучала документы о нас. И о нём тоже.
Наверное, я просто не обращал внимания. Я вообще мало с кем общался помимо некоторых ребят из класса Дрю и пары своих одноклассников.
Туманная снова нахмурилась. К её удивлению, руку подняла и какая-то девушка с первой парты. Голос у нее был тихий, но холодный.
— Вы хотели нас убить, серьёзно?
В классе началась возня и образовался лёгкий шумок. Туманная взяла один учебник и постучала им по своему столу.
— Тихо. Я отвечу на ваши вопросы, дети, — было забавно слышать, как она называет этих детей «мистерами» без тени сарказма, как делал это учитель физики. Как-то совершенно странно. Я предполагал, что так она не подчёркивает уважение к нам, а проводит черту: никаких «ты», никаких более близких связей и, разумеется, никакой помощи ученику после урока.
— Мы не начинали обучение данным дисциплинам, дабы уберечь вас от довольно серьёзной ответственности — от этих знаний. Этот крест тяжело нести, плюс учителям самим надо было всё досконально изучить, так, чтобы они могли это преподавать. Мы, так же как и вы, получили своё бессмертие внезапно и неожиданно, и нас, так же как и вас, находили и привозили сюда. Будь любой из учителей младше, он был бы учеником. Многие, да почти все — никакие не учителя вовсе, но знающие свой предмет хорошо. Лишь некоторые смертные добровольцы вызвались преподавать в лицее и являются специалистами по профессии.
Она помолчала, и больше вопросов не было.
Туманная продолжила урок, и я начал вникать.
Она рассказала нам о том, как постепенно учёные обнаружили странные диапазоны и волны, исходящие от нашей звезды, рассказала о первых последствиях нового мира — о том, что в городах стал хуже воздух, что открылись новые виды болезней, вызванные этим, и в то же время нашлись более продуктивные лекарства от некоторых других напастей, таких как рак кожи, например. Участилась преступность по всему земному шару, многие люди начали сходить с ума, корпорации — разоряться, в общем, наступил мировой кризис — и не мудрено, ведь этот апокалипсис был похуже зомби или ещё чего-то вроде того. Потому что мир погибал медленно, не уничтожая цивилизацию сразу же, нет. Мы жили, и некоторые из нас были обречены... Жить долго.
Она перешла к теме бессмертия. Что начали замечать странности, и некоторые люди, погибая или умирая, возвращались без особых потерь, и сначала это выглядело первым и единственным чудом во всём этом мраке, однако после люди открыли и другие возможности бессмертия — создание определённых подсознательных мест, когда человек залезает в твою голову и убивает тебя прямо там. Для нас это выглядит как реальность, но потом, воскресая, ты будто бы пробуждаешься ото сна — могут оставаться шрамы или увечия, всё зависит от жертвы и убийцы, и такими играми как раз часто забавлялись в нашем лицее — так меня убивал Олеан, когда мы не хотели по-серьезному втыкать друг в друга ножи — это было что-то вроде усиленной проекции в собственном сознании, когда один побеждал разум другого, подчиняя его себе. Тело при этом оставалось там же, где и было до этого, только могло меняться, как если бы ты уснул в горящей комнате. А сам ты видишь совершенно другое — на что способно воображение твоего убийцы.
Туманная не говорила о ящике Пандоры, но я знал, что это — один из самых насильственных способов проникновения в сознание одного бессмертного другим. Это уже не только вред телу, но и психике. Умирать раз за разом, ещё и в собственном страшном кошмаре...
Есть и случаи, когда бессмертного убивает смертный либо другой бессмертный, но в режиме «онлайн» — то есть не через сознание, а в прямом смысле берёт и вонзает тебе нож в бок, снова и снова. Такие раны заживают болезненнее, и от них чаще остаются шрамы — исключая ящик Пандоры, в этом случае шрамы или метки остаются наверняка. В таких ситуациях быстро не восстанавливаешься — но зависит и от жестокости убийства. Если оторвать бессмертному голову, а такие инциденты уже были — её надо пришить новым хирургическим методом, иначе тело будет в некой коме, но не мертво.
Я снова задумался, что та же история и с моим механическим сердцем.
Одного не знал никто — что будет, если конец света всё же настанет.
Я задал вопрос на эту тему, и Туманная кивнула.
— Большинство учёных предполагает, что тут случай как и с отрубленным жизненно важным органом — все бессмертные впадут в кому, и тела их не будут гнить с большой долей вероятности.
Я поблагодарил и заглянул в учебник, пролистав его.
«Правило регенерации №1.7. Если у бессмертного была отрублена не жизненно важная конечность (рука, нога, палец и т.п.) — отрубленное пришивается хирургическим путём, затем — заживает, возмещая любой ущерб».
Я задумался, что же происходит с костями? Органами? И поискал ещё.
«Правило регенерации №2.2. Если у бессмертного были потеряны любые органы после получения силы, они восстанавливаются вследствие их донорской замены. (Примечание. Орган может быть и органом смертного — тело приспосабливается)».
Я вспомнил о том, что есть ещё и болезни, а также «замены органов» до получения силы.
«Правило регенерации №2.3. Если у бессмертного были потеряны любые органы до получения силы и были заменены механическими протезами, замена потерянного повторно органа впоследствии должна быть идентичной изначальному протезу».
Ну, в этом я и не сомневался.
Я полистал учебник ещё немного.
«Правило регенерации №2.9. Если бессмертный потерял любую конечность, орган и др. при его убийстве с помощью внедрения в сознание, любая конечность, орган и др. восстанавливается без дополнительных вмешательств».
Кто-то в классе поднял руку и как-то неуверенно спросил про болезни. Олеан заглянул в мой учебник, прочитав то же, что читал и я. Он промолчал.
— Хороший вопрос. Как вы знаете, в нашем лицее есть те, кто был смертельно болен до получения силы. В таком случае болезнь остаётся неизлечимой. А человек тем не менее продолжает жить, страдая от своего расстройства. Прочие же легкие болезни вроде простуды или гриппа легко исцеляются.
Кто-то задал другой вопрос.
— Может ли бессмертный заболеть смертельной болезнью? — учительница несколько удивлённо вскинула брови.
— Честно говоря, этот вопрос я изучила не так хорошо, как прочие. Но смею предположить, что, так как органы бессмертного быстро восстанавливаются, заболеть, к примеру, раком от курения является неосуществимым. Но не будем загадывать, мне надо проконсультироваться с другими учителями, тем более что в новом мире существуют новые болезни, ещё не до конца исследованные.
Прозвенел звонок. Мы начали собирать сумки, убирая новые учебники к себе в портфели.
Дрю подошёл к нам, а за ним, перепрыгнув через парту, как истинный трейсер, подоспел Август. Он махнул Олеану рукой как-то неопределенно, смотря в сторону. Парень слегка хмурился, из-за чего я подумал, что он всё же решил мне врезать. Я прижал свой портфель к груди и отодвинулся в сторону. Разговаривать с ним как-то не хотелось. Но он тоже не был во мне заинтересован. Он мягко отодвинул меня ещё подальше вбок и подошёл к Олеану.
— Ну и карга... Ужасно раздражает, — он приподнял кустистые брови, закатив глаза. Его собеседник кивнул.
— Это точно. Идём, у нас же следующий урок чёрт знает где, плюс искать этот кабинет надо.
Они пошли вперед, а Дрю пристроился позади них со мной, когда мы выходили из класса.
Сорокин оказался не таким низким, как мне изначально показалось — из-за его несколько строгого взгляда при лучшем рассмотрении он казался даже старше, а потому — может быть, чуток повыше. Напялить на него костюм, зачесать волосы — и можно спутать с каким-нибудь учителем-карликом. Волосы у него были черные, как вороновое крыло, и мне показалось это сравнение забавным, поскольку Дрю шепнул мне, что «Сорокин» с русского происходит от слова «сорока». Патлы слегка вились на концах и лежали вообще непонятно — то как-то набок, то он их подбирал, то убирал в хвостик, то чёлка закрывала ему глаза. Кажется, его вообще не волновал собственный внешний вид: да, впрочем, всех моих друзей, вроде Куинов и Олеана, мало заботила опрятность свитера или галстука, хотя Эндрю ценил чистоту, а Олеан не очень любил выглядеть слишком нелепо.
Шёл Август как-то хромая или просто не так — я случайно это заметил. Какая-то болезнь ног, травма или выраженное плоскостопие, чёрт его знает. Иногда он запинался о собственные ноги, и это слегка забавляло, пускай делал это он довольно уверенно, после — матерясь под нос и огрызаясь на каждого, кто ему об этом говорил. Он чем-то был похож на дальнего родственника Олеана — если бы у того были тёмные волосы и чуточку поменьше самоуверенности.
Учение о применении аномальных сил оказалось более веселым уроком, чем предыдущий. И вёл его мистер Эрнест Юниган, наш физик.
— О, господа! Садитесь и заткнитесь. Пожалуйста, — без особой любезности в голосе добавил он, отпивая из чашки, судя по всему, горячий чай. Его эта безалаберность всегда нас веселила.
— Сразу скажу, что название для предмета придумывал не я, так что не обессудьте. Сидеть, я сказал! — внезапно рявкнул он на какого-то мальчишку с заднего ряда. Мы с Дрю уселись за третью парту, Олеан же с Августом плюхнулись на предпоследнюю, и я надеялся, что мы не будем ничего писать с доски, потому что со зрением Олеана он ничего не увидел бы с последних парт. Но раз это первый урок... Хотя кто знает этого Юнигана.
— Меня вы все знаете, и я вас знаю... Да, особенно вас, молодой человек! Коэлло!
Я слабо улыбнулся ему в ответ. Он слышал, как меня все называют «Коэлло» в классе с целью побесить, а потому — делал так же.
Я поздоровался.
Он отпил ещё чаю, поставил чашку на место, встал и прошёлся туда-сюда перед электронной доской.
— Итак, господа, — он убрал руки за спину, глядя куда-то в стену. — Вы уже пребывали на абсолютно бесполезном уроке, целью которого было узнать, на что способны ваши силы... Упс, проболтался. Ну да ладно, разве вы сами не догадались? Вижу, что догадались. Так вот, о чём это я... Точно. Аномальная магия. Хм, — он взмахнул рукой, будто бы отгоняя насекомое. — Аномальная магия — сродни простой, так скажем, искусственной магии, только основана на более технологических способах её создания. К примеру, один небезызвестный молодой человек из другого класса может контролировать структуру определённой материи — в его случае это лёд, насколько я понял, или любая другая замороженная частица. То есть он может создать себе оружие на холоде или контролировать его, правда летом вряд ли получится закинуть себе в сок пару кубиков льда — для активации этих сил нужен именно холод, а в себе его человек держать не может, даже бессмертный. Аномальная магия была открыта сравнительно недавно, потому, разумеется, наукой не признана — да и не будет никогда. И нет, не потому, что наш мир скоро крякнется, а потому, что аномальная своим существованием плюет на любые законы физики, химии и любой другой науки, и объяснения этому никакого так и не нашли. Кто бы мог подумать, — саркастично добавил он, разводя руками и садясь за стол, снова отпивая чаю.
Все молчали, слушая. Юниган продолжал:
— У аномальной магии нет пределов — правда, всё же на совсем невероятное эта штука не способна. Ну, к примеру, вряд ли вы найдете бессмертного с силой парить над землей или типа того. Ах, да, об этом... Аномальной магией может обладать лишь бессмертный. Любой другой подобного просто не выдержит, да и матушка-природа с нашим прекрасным солнышком, — он оговорился и добавил: — Не совсем солнышко и природа виноваты, конечно, а последствия космической катастрофы, но всё же, — и вернулся к своей предыдущей мысли: — ...Решили, что бессмертие включает в себя силу, а сила — бессмертие. Они связаны, и, возможно, аномальная магия — это наказание и награда за бессмертие. Забавно, ведь бессмертие — тоже само по себе и награда, и наказание. Только за что награда? Ни малейшего понятия.
Он снова замолчал. И молчал минуту. Молчали и мы. Наконец он оклемался и гаркнул:
— Понятно?!
Класс всё молчал, но после мы закивали. Он повторил свой вопрос, и класс ответил «да».
— Прекрасно. Продолжим. Аномальная магия не делится ни на какие подвиды, виды и прочее, так что и учебников по ней никаких нет. Расскажу вам всё на словах — магия эта не подвластна логике, и пускай она не так сильна, как во всяких сказочках, и кажется более приближенной к реальности — нет. Это выходит за границы нашего с вами понимания, так что бояться — естественно. И если вы боитесь вашей силы — это немудрено.
Я заметил, что Дрю сжал карандаш в руке сильнее при этих словах. Я вспомнил о том, что до сих пор не в курсе, какой силой обладает он...
— Итак, тут есть те, кто уже полностью овладел своей аномальной или, по крайней мере, умеет сам её призывать, подчинять себе и использовать во благо, ну или хотя бы в своих интересах?
Пара человек подняли руку.
— Смелее, господа. Я не буду вас допрашивать и призывать показывать фокусы. Просто хочу посмотреть, кто тут из вас самый способный.
После нескольких минут колебаний подняли руку и другие. И насколько я мог судить, они и были самыми сильными. Август и Олеан тоже держали руки вверху — не сильно стараясь, так, поставив локоть на парту, а не вытягивая конечность вверх. Они переглянулись и улыбнулись друг другу. Ей богу, выглядели они как два нашкодивших брата.
Самым последним руку поднял Дрю. Я удивленно уставился на него.
— Серьезно? Почему ты не говорил? — шептал я, когда все уже опускали руки после знака учителя. Мой друг потупил взгляд и выглядел при этом слегка испуганным и несчастным. Слегка. Большего я не мог увидеть.
— Просто моя сила... она ерундовая. Ничего интересного, — он посмотрел на меня и тут же снова отвёл взгляд. Я вздохнул и заметил, что Олеан с интересом и любопытством смотрел на Эндрю. Мы встретились взглядом: он, не подавая никакого знака, отвернул голову обратно к Юнигану.
— Прекрасно. Нет, конечно, вас маловато, но то, что вы сами открыли и «приручили» свои силы, говорит о том, что дальше, с уроками, вы станете только сильнее.
Он помолчал. Кажется, они должны были радоваться этому... Но лица всех, кто поднял руки, включая Дрю, Августа и Олеана, выглядели понурыми.
Учитель отпил ещё из своей чашки, сел обратно за свой стол и после почти пятиминутного молчания — он никогда не был тороплив, начал тихим, вкрадчивым тоном:
— Но я должен вас предупредить. Вы уже сами заметили, что аномальная отнимает у вас что-то взамен. Силы, нервы, память, самообладание... Что угодно. Истощает вас, делает злыми, агрессивными, опасными для ваших друзей, для самих себя. Особенно, если ваша сила мощная или слишком сильно искажает наши обычные понятия о мире — пространственно-временной континуум, время, молекулярное строение вещей... Вы понимаете, о чём я.
Кто-то кивнул, некоторые сдавленно молчали. Все понимали, о чём речь. И испытывали это на собственной шкуре.
— И отбирает аномальная много сил даже тогда, когда вы её не используете. А потому... Будьте умнее. И осторожнее. Не используйте магию понапрасну, истощая себя и свои шансы остаться более или менее адекватным. Оставайтесь собой.
Он отпил ещё чаю. В классе повисла тишина.
Я не знал, сколько прошло времени, но Юниган внезапно встал, оставив чашку на столе, хлопнул в ладоши и растёр их с возгласом:
— Итак! — снова повторил он, потирая руки. — Многие... ну, некоторые из вас уже овладели своими силами и знают, на что способны. Давайте-ка вы зададите мне вопросы, если что-то непонятно.
Снова повисла тишина. Наконец кто-то вскинул руку.
— Какой смысл в этих силах, если мир уже не спасти?
Учитель щёлкнул пальцами.
— Отлично! Что же. Кто сказал, что мир не спасти? Я реалист, ну, может, немного циничен, но спасти мир вполне возможно.
Я переглянулся с Олеаном и Эндрю. Они оба кивнули.
Да. Скорее всего, он говорил об этом.
— И как же это сделать?
— Да взять хотя бы план Коэлло, — миролюбиво ответил Юниган, глядя на меня. — Верно, Коэлло? Как там твой план с солнцем?
Я откинулся на стуле, вертя в руках ручку. И уставился на неё, мыча: «нууу».
Ведь я показывал ему свои чертежи, советовался, как с человеком, который в этом разбирается. Он, хоть и со смехом, но предположил, что мой план может быть осуществим, если бы только у меня было достойное количество ресурсов и безукоризненно верные чертежи и расчёты.
— Конечно, мой план слегка безумен... Слегка... Но я работаю над этим. У вас-то мысли есть? У учителей?
Дрю предостерегающе посмотрел на меня.
«Не перегибай палку».
Да, знаю, Эндрю. Я осторожен...
Эрнест Юниган улыбнулся.
— Конечно, директор тоже кое о чём размышляет, и связано это, разумеется, с аномальными силами. Они вполне могут... спасти этот мир, если хотите.
Кто-то тяжело вздохнул, другие молчали. Юниган продолжал:
— Ещё вопросы?
Молчание. Наконец, слегка конфузясь, Эндрю тихо-тихо пробубнил свой вопрос:
— Можно ли избавиться от своих сил?
Мир на секунду будто замер, когда учитель внимательно уставился на Куина-старшего. Он кивал:
— А, вы же брат того юноши, силу которого я упоминал в своём примере в самом начале... Куин, если не ошибаюсь? Что же, мастер Эндрю, — я пытался вспомнить, что значит «мастер». Кажется, это обращение было актуальным ещё в девятнадцатом веке. — ...Пока что случаев внезапной потери аномальной магии у какого-либо бессмертного не было зафиксировано. Вряд ли это осуществимо.
Дрю опустил взгляд в стол. У него слегка дрожали руки, пока он сжимал в кулаке карандаш, который достал ещё в начале урока, как и я ручку; просто чтобы теребить его.
— Как научиться использовать свою магию?
Я сам не заметил, как задал вопрос. Я смотрел на парту, как и Дрю, и слова сами слетели с губ, будто бы я спрашивал самого себя. Но учитель услышал меня.
— Что же, тут надо себе верить. Отличный вопрос, Коэлло. Итак, чтобы научиться пользоваться своей аномальной магией, вам надо немного поболтать с самим собой. Конечно, звучит безумно, но так надо. И сначала необходимо понять, какова именно ваша сила, чтобы внезапно не взорвать всё помещение. Подумайте, к чему вас тянет в последнее время и что в вас изменилось с тех пор, как вы получили бессмертие и, соответственно, свою силу. Размышляйте, что вам стало даваться легче и не замечали ли вы за собой чего-то странного. Уверен, что в большинстве случаев тут у вас сила уже так или иначе проявлялась, и если вы знаете примерно, какова она, то ищите источники её проявления. Те места или те предметы, которые способствовали бы проявлению силы. У брата нашего с вами Куина источник силы — это холод. У меня — электронные приборы. Да, моя сила — это создание энергетического всплеска, который отключает электричество или выводит из строя различную электронику на время. На других этот разряд тоже можно направить. Поймите, ваша аномальная наиболее сильна там, где вам легче и выгоднее её применять. Если же вы обладаете такими силами, которым место и предметы не важны — значит, дело в вас самих. Внутри вас кроется ответ, и, к сожалению, дело не в вашем характере или личности. Просто вы можете чувствовать собственную аномальную магию. Да, влияем не мы на нашу силу. Она влияет на нас.
Он снова помолчал. Кажется, урок подходил к концу. Среди этого молчания я и не заметил, как быстро летело время.
— Мы можем подчинить себе аномальную, но эта магия меняет нас. И вы должны быть готовы к этому. К тому, что вы изменитесь. Взрослейте, — он сел за стол, допивая чай. Прозвенел звонок.
Дальнейшие уроки были странными — на некоторых мы даже снова тренировались, учась контролировать магию. Оказалось, что сила Августа — это биовампиризм. Он может истощать противника, «питаясь» его воспоминаниями и эмоциями, и тем самым, разумеется, человек ослабевает, а может даже потерять сознание. Он не только пожирал чужие эмоции и чувства, но и мог их контролировать. На практике, когда нас поставили в пары против друг друга — условились, конечно, не наносить увечий, у него потекла кровь из носа: а он просто заставил своего «противника» думать о своей матери, погрузив его в воспоминания о ней. Смыслом задания было не победить человека, а просто продемонстрировать свои способности. Сорокин вытирал кровь одним движением, мрачно глядя на парня, который сидел в углу со странной улыбкой на лице и повторял: «мама...». Выглядело это дико, и я с ужасом представил, что он может натворить, заставляя тебя вспоминать не хорошее, а плохое, пугающее или даже сводящее с ума.
Какой-то придурок обжёг Олеана, из-за чего он отлучился на некоторое время в лазарет. Разумеется, эта рана заживет без шрама, так как ожог не такой сильный, как ожоги Дэмиана: он вообще в ящике Пандоры заживо сгорал.
Эндрю притворялся, что у него не получается использовать силы. Но я-то знал, что он просто не хочет их демонстрировать...
Между уроками был ланч, и, когда наконец всё закончилось, мы сидели уже за ужином, обсуждая с другими ребятами прошедший день. Дэмиан мрачно отзывался, что учитель «контроля над аномальной» вечно приводил его способности в пример и теперь он ещё большая популярность, чем раньше. А ещё он не смог применить свои силы, пока не попросил открыть окно, чтобы набрать в руку немного снега. Это меня слегка позабавило.
Я огляделся и не заметил Джонатана. Странно. Ведь он был подозреваемым, а не абсолютным виновником, и ему пока что разрешали ходить если не на уроки, так хоть на обеды-завтраки. То есть его держали взаперти в его комнате, но не в клетке. А они были, я знал. И вряд ли его отпустят после «карцера», как Дэмиана, на «волю». Скорее всего, заперли бы в какой-нибудь комнате а-ля тюрьма, размером поменьше, чем отведённые ученикам апартаменты, и с решётками на двери и окнах.
И, конечно, как обычно, именно на ужине нас ждали «хорошие» новости. Хотя, впрочем, они были хорошими и без кавычек.
— Поджигатель был пойман сегодня, — сказал, надо же, сам директор, призвав к вниманию, на этот раз ещё до того, как все начали есть. — Джонатан Эрланд сам сознался в совершённых им злодеяниях и привёл в доказательство другие улики, которые хранил в своей комнате, спрятанные от полиции. Так что теперь расследование этого дела закрыто, детективы покидают наш остров сегодня же, а вы можете спать спокойно. Приятного аппетита.
Куины и я уставились на Олеана. Почти хором, мы набросились на него.
— Что. Ты. Сделал?
Олеан развел руками, держа в них вилку и нож.
— Ничего! Абсолютно! Я даже придумать ничего не успел, чтобы доказать виновность Джонатана... Может быть, совесть замучила?
Он смотрел вслед уходящему директору, отвлекшись от нас, и я тоже проследил за ним. Двери закрылись — видимо, наш «всевышний» ужинать не хотел.
Я же после насыщенного дня против еды ничего не имел.
— Жаль мне этого мальчика... Он кажется таким испуганным вечно. Всё это говорит о том, что у него серьёзное расстройство психики. Как он там называет себя... Райаном? — Дрю смотрел в чашку с чаем.
— Райаном III, — поправил его Дэмиан, хмыкнув. — Да уж. Жалко, — безразлично бросил он, отправляя еду в рот с вилки.
Олеан посмотрел в свою тарелку и задумчиво поковырял ножом мясо. Он продекламировал:
— Жалко.
— Если он преступник, почему его оставили тут? Не забрали с собой? И почему вас не допрашивали сами детективы, а только директор и учителя? В чём смысл? — я опустил вилку, решив доесть позже.
Олеан закатил глаза, поражаясь, видимо, моей тупости.
— Им не доверили. Потому что они нас, во-первых, боятся, а во-вторых — детективы были заняты осмотром комнат. Это заняло больше времени, чем мы думали, да и изучали они там какие-то прочие бумаги, а потом, конечно, обсуждали всё с учителями, которые нас допрашивали... А не отвезли парня с острова, потому что у бессмертных три пути: их ещё не нашли и найдут, а там: либо к Совам, если помер больше семи раз и они об этом узнали, либо сюда, в качестве ученика, другого работника или учителя. От возраста зависит. Нет, есть четвертый: тюрьма для бессмертных. Но Джонатан психически невменяемый, так что его не могут туда отправить.
— Чудесно. Исчерпывающе, Олеан.
— Знаю. Я гений.
Мы закончили болтать и принялись за еду. Спустя какое-то время я услышал шаги, приближающиеся к нам, и поднял взгляд. Рядом, между моим стулом и стулом Олеана, стоял Август Сорокин. Он кивнул мне, и я заметил, что у него покраснели глаза и появились заметные синяки под ними.
— Ты в порядке? — судя по всему, тоже обративший внимание на усталый вид нового знакомого осведомился ла Бэйл. Август поморщился, но кивнул.
— Ага. Это всё эти упражнения на проверку силы... Кретинизм полный.
— Ты любишь это слово, — хмыкнул Олеан.
— Точно. Потому что меня окружают полные кретины, — он опёрся рукой о спинку моего стула, прикрывая глаза. Олеан снова ухмыльнулся.
— Как я тебя понимаю.
Я пересел на свободный стул, освобождая свой для Сорокина. Он поблагодарил и сел на моё место.
Я видел, что Август слегка опустил голову, разговаривая с Олеаном. Но это не помешало капле крови испачкать его штаны, и парень поспешно стёр оставшуюся алую дорожку под носом. И, заметив, что я это увидел, мальчик-сорока как-то миролюбиво сверкнул на меня взглядом, улыбнувшись.
Призрак
Было уже довольно поздно. Я ужасно хотел спать.
— Да, это сделал я. Я поджёг блок с классами, я затащил в ту комнату все необходимые вещества. Это сделал я.
Я стоял в наручниках перед открытым шкафом, где лежали существенные доказательства.
— Каков был мотив? Для чего?
— Да откуда мне знать? Райан что хочет, то и делает. Мне его не понять... Вы же читали моё дело. Я псих... Раздвоение личности, всё такое... Ха-ха...
Директор кивнул. Он приказал каким-то людям вынести все эти вещи, а я просто смотрел в пол.
— Твои аномальные силы этому способствовали?
— Да... Да, мои способности — это то, что вызвало моё... Мою болезнь... Я отделяюсь от тела, как бы, и могу бродить, где мне хочется — как... Как привидение, призрак... Слышу и вижу всё и где хочу, когда хочу, а меня никто не видит. Я же рассказывал. Предметы передвигаю там...
— Ладно. В чём был смысл твоих слов, что ты якобы видел человека в мантии организации Сов, со светлыми волосами?
— Я... я знал, что вы подозреваете Олеана. Да, я и это подслушал, как и всё прочее, а потому светлые волосы всё бы объяснили — в крайнем случае подозрение пало бы на Александру, так как она сестра этого... Бенджамина. Но основной задачей было свалить вину на Олеана... Понимаете, я не хочу быть наказанным за то, что делал не я. Что делал... Райан. Я не хочу. И не хочу оставлять мою кошку... Мне страшно.
Он смотрел на меня холодно.
— И почему тогда ты сознался в своём преступлении, Джонатан?
Я сглотнул.
— Райан... Захотел так. Райан III... Он хочет только навредить мне, хотя сам утверждает обратное... Меня пытались лечить в психушке, но ничего не помогало — из-за моих сил с каждым разом мне всё хуже, я всё больше схожу с ума. Мне страшно.
Директор поправил очки, закрыл папку с документами, которые просматривал, и сказал какому-то человеку взять меня. Тот толкнул меня к выходу.
— Мы соберём твои вещи и их передадут в камеру, в который ты отныне будешь находиться. Однако закон нашего лицея суров. И перед этим ты будешь подвержен наказанию на некоторое время. В карцере.
Карцере... Что это ещё за карцер? Я слышал что-то, но толком и не понял — ни с кем пока что не общался в школе... Конечно, кто захочет общаться с психом, а теперь и преступником?
Я вышел из комнаты.
Мехькюр уже отдали какому-то учителю. Надеюсь, что с ней всё в порядке. С ней...
Я шёл по коридору, и, когда нам попадался тот или иной ученик, я видел, как все они смотрят на меня. Как на чудовище. На монстра. На животное, дикое животное, которое сейчас запрут в клетке — и они этому только рады.
Чудовище.
Конечно, меня никто не замечал, я всегда был и правда словно призрак и без своих этих... сил. И теперь я так хотел вернуться назад, так хотел, чтобы меня снова не видели. Чтобы всё было как тогда, пока мать была жива... Пока я её не... не...
«Не думай об этом».
Я убил её! Ты убил её! Мы...
«Это последнее, о чём тебе надо волноваться сейчас».
Когда длинные коридоры закончились, меня отвели в какую-то тёмную комнату. Там была кровать, и, рассмотрев её поближе, я вскрикнул. Я отвернулся в ужасе, пытаясь сбежать, но человек схватил меня и осторожно протолкнул вперёд — и на том спасибо, не так грубо, как в той больнице.
К кровати крепились ремни — возле рук и ног. Всё же как в психиатрической клинике. Прямо как там.
Я пытался вырваться, и мне пригрозили. Я не сдавался, не понимая даже, Райан я сейчас или Джонатан, и в этом порыве сумасшествия даже не заметил, как меня уже уложили на постель и приковали к кровати.
Бежать было некуда. Я пытался выбраться из тела, применив свою аномальную, но всё было бессмысленно. Меня будто обезоружили, будто бы кто-то лишал меня сил...
Раздался негромкий голос. Я не видел его — он был где-то вне моего обзора.
— Это обязательно делать?
— Делай, иначе ляжешь на его место, — отвечает человек, что приковал меня к постели.
— Ха-ха. Интересно, как вы провернёте это без меня.
— Да просто будем вырубать. С тобой этим уродцам хотя бы не так больно, подумай сам.
Тихий голос замолчал. Я почувствовал слабость и усталость.
Тишина. После — скрип двери. Перед глазами появилась женщина с серыми глазами.
— Сладких снов, — пожелала она ледяным голосом, и я провалился во тьму.
Когда я открыл глаза, я находился в подвале. И прятался под лестницей, дрожа от страха.
Послышался голос.
Фонарик светил прямо в лицо.
— Джонатан? Милый, ты здесь? Что случилось?
Ужас. Парализовал меня. Я пытался сказать что-то, но моё тело не слушалось меня. Руки дрожали.
Безумие.
Она наклоняется, снова светит мне в глаза. Улыбается.
— Милый?
Улыбка исчезает. Ей страшно.
И вдруг уже — нет.
Она снова улыбается.
Мама роняет фонарь. Он светит куда-то в сторону. Я падаю на пол, стукаясь головой о кафель, и чувствую, как кухонный нож входит в меня. Врезается в кожу. Я чувствую тепло, ощущаю, как кровь течёт, противореча ножу, из меня.
— Милый, ты что, всё ещё жив?
Её руки синие. И лицо тоже. Черви поедают её глаза.
— Почему ты жив, а я — нет?
Ещё удар. И ещё.
Я кричу. Она вонзает ножик ещё раз, продолжая улыбаться. Я смотрю на своё тело — оно всё в крови. Она сочится из ран, и я не могу ничего сделать. Я чувствую лишь адскую боль, пронзающую всего меня.
Нож разрезает плоть ещё раз.
Она уже не говорит. Просто кромсает меня. Мне кажется, она разрезает меня на куски. Я ощущаю, что органы вываливаются.
Я мёртв.
Но это продолжается. Раны будто затягиваются, а мать перерезает мне горло.
И снова всё проходит, я снова открываю глаза — и вот что вижу: её мертвое лицо. Она вырезает мне глаза...
Я снова в себе. На этот раз она кидает меня лицом в пол и пытается вырезать позвоночник. Вонзает этот кухонный нож ещё глубже, и с каждым разом я слышу хруст всё громче, и мой собственный крик кажется таким приятным по сравнению с этим мерзким звуком ломания костей. Я чувствую, как они крошатся, царапая мясо и кожу, я чувствую всё, абсолютно каждое движение.
Умираю.
И так. Каждый. Раз.
Я не знал, сколько это длится.
Мама... мама. Я заслужил? Это оно? Возмездие? Ты хотела бы этого? Ты бы так поступила?
Я открываю глаза. Она вонзает нож в каждый мой палец. Отрезает их...
Снова смерть. Снова воскрешение. Моментально.
Нет, это не моя мать.
Это что-то иное.
Женщина принимается снова выковыривать мои кишки. Я кричу и молю остановиться. Мне так больно. Это невыносимая мука. Я ничего не могу сделать.
Я чувствую только то, как громко хрустят кости, как мелодично хлещет кровь и как жалко я плачу, кричу, умоляю.
Мёртвая женщина делала меня мёртвым из раза в раз. Каждую секунду. У меня не было передышки, меня не принимала в объятия смерть — лишь на мгновение.
И спасения не было нигде.
Даже в собственном крике.
Волк
— Генри. Генри пропал.
Я уставился на вошедшего в комнату Аарона. Он стоял в двери и впервые выглядел не сосредоточенным и спокойным, а растерянным и сердитым.
— Его нет. Нигде. Как сквозь землю провалился! Что мне, блять, делать?
Поднялась такая суматоха, какой не было ещё с пожара. Мы выходили с фонарями на остров, заглядывали в щели у прибрежных скал — но не нашли даже трупа.
Он пропал.
Странные события падали на наши головы со стремительной скоростью.
Генри Лаллукка не сбежал. Он исчез.
А отсюда не исчезал ещё никто.
«Да что не так с этой школой?» — писал я в своём дневнике уже утром, когда поиски прервали. «Ах, точно. Абсолютно всё».
Но больше всего меня мучал один вопрос.
Пропал он или же его устранили?
Ответа не найдено.