Глава 16. Глава 7. Святой и грешники (начало)
Убивая время, ты убиваешь себя.
Из сказок Барда Биддла
Осень в том году выдалась на редкость сухая и теплая, хотя по ночам низины и затягивал холодный туман. Высокое небо оставалось голубым до самого Мабона*. Пряный, крепкий запах, шедший от устилавшего землю ковра из опавших листьев, приятно кружил голову.
Годрик улыбался, полной грудью вдыхая лесной воздух. Если бы не ждавший его король, он пустил бы коня шагом, растягивая удовольствие от поездки и упиваясь ощущением своей свободы. Выбираться за стены замка получалось у него крайне редко, хотя в последнее время Годрик чувствовал себя там лишним: все возились с новорожденной дочкой Хельги, и даже Салазару было не до него - тот вечно был занят сбором трав по окрестностям да варкой вонючих эликсиров в своем подземелье. Оставалось лишь надеяться, что Этти сможет выкроить момент для охоты.
Годрик шумно вздохнул.
Он чаще остальных ездил в Хогсмид и был в курсе происходившего в королевстве. Но, даже зная, что верить передаваемым из уст в уста новостям можно было с большой оглядкой, утешительного он в них находил мало. Большинство ругало церковников, добрым словом поминая Дунстана. Кто-то сваливал все грехи на датчан, хозяйничавших на этих землях, как у себя дома. Короля же поносили абсолютно все.
Скрипнув зубами, Годрик подхлестнул коня.
Слухи, как всегда, не могли быть полностью верными. Но ему хотелось лично убедиться - насколько.
_____
О том, что все было гораздо хуже, чем он предполагал, Годрик понял еще в тот момент, когда помогавший на конюшне мальчишка, взяв поводья его лошади, бросил на приезжего быстрый взгляд и тут же отвел глаза.
Полный недобрых предчувствий, Годрик отправился искать короля. Многие узнавали его, стражники пропускали без вопросов, но никто так и не сказал толком, где пребывал Этельред. Только один из караульных сделал неопределенный жест рукой, проронив:
- Где-то там.
В тронном зале он застал кучку о чем-то негромко разговаривавших придворных, но не короля.
Размышлять долго было не в привычках Годрика, поэтому он решительно направился в личные покои королевской семьи. Тут явно что-то происходило, и он был намерен выяснить, что именно.
Супругу Этельреда ему уже довелось видеть до этого. Раз или два он встречал ее на пирах.
Эльгива вечно была на сносях, бледная - от кончика длинного носа до белесых, навыкате, глаз. И вечно чем-то недовольна. Похожая на цаплю, она нервно вышагивала перед дверью, что вела в комнаты Этельреда, словно не решаясь войти. Появление Годрика Эльгива восприняла так, будто тот был ниспослан свыше:
- Хвала Небесам! - воскликнула она, бросаясь к нему. - Именно вас нам и нужно, господин Годрик. Попробуйте убедить этого олуха, которого все называют королем, что он ведет себя неподобающе своему положению и позорит нас всех.
К ним подбежал мальчик лет пяти и, тонко пискнув: «Мама!», зарылся лицом в юбки Эльгивы. Та нахмурилась, подхватила ребенка на руки и продолжила говорить:
- Попытайтесь убедить его, что он - король и мужчина, и поступать должен соответствующе. Я боюсь, что скоро датские викинги начнут расхаживать по дворцу, а ему нет до этого никакого дела! - Эльгива едва удержалась от рыданий, а потом несколько неловко развернулась и пошла в сторону своих личных покоев.
Годрик, за время монолога королевы не проронивший и слова, смотрел ей вслед, покуда Эльгива не скрылась из виду. Потом он вздохнул, толкнул тяжелую дверь и очутился в полутемном душном помещении. Откуда-то из глубины комнаты доносились неясные звуки, и Годрик немедленно пошел туда.
Когда Этти, увидел его, то даже попытался встать, но получилось это неважно, так как король был пьян в дрыбадан. Снова плюхнувшись за стол, на котором в беспорядке стояли несколько кувшинов, валялись кубки и остатки еды, Этти нетрезвым голосом заявил:
- Годрик, друг мой, только ты меня и понимаешь... Где тут?.. - потянулся он к ближайшему кувшину, но тот выскользнул из его дрожавших пальцев и разбился бы, не подхвати посудину Годрик.
Этти протянул ему кубок, но Годрик решительно покачал головой. Король нахмурился, посмотрел куда-то себе под ноги, а затем вдруг стукнул кулаком по столу и взревел:
- Сволочи все! Мерзкие, злобные твари, - фразу он закончил уже на всхлипе. - Был бы здесь Годрик... А то все призраки одни. Чего стоишь, призрак? - хмыкнул Этти, неожиданно развеселившись. - Выпей со мной, одному пить дюже скучно.
- Мой ко... Этельред, это я, Годрик. Приехал, как и обещал.
Хотя Годрик и знал, что Этти вряд ли был способен внять его словам, он не хотел отступать без боя. Он даже решился легонько встряхнуть своего господина за плечо.
- Годрик? - тот взглянул на него мутными глазами, но достаточно пристально, а потом, пробормотав нечто невнятное, уронил голову на руки. - Видишь, до чего я дошел, дружище, - глухо донеслось из-под ладоней, которыми Этельред закрывал лицо. - И это - твой король. Твой, и всех этих... - он скверно ругнулся. - Только и знают, что талдычить мне о долге, чести и высоких идеалах. - Этельред медленно поднял голову, но смотрел теперь пустыми глазами прямо перед собой, словно не замечая, что он не один. - Не я выбрал этот путь, меня на него вытолкнули силой. К чему же теперь вешать на меня всех собак? Разве повинен я?.. Королем должен был стать Эдвард**. Мой старший брат. По отцу. Моя мать ненавидела его. А я... - губы Этельреда задрожали. - Он всегда играл со мной. Не считал глупым мальчишкой. Учил держать меч и брал с собой на охоту. Люди говорили, что в нем возродился Альфред Великий. Мой брат был бы прекрасным королем - да еще и с превосходными советниками! Если бы у него было время, черт побери! Почему некоторые так жаждут власти, Годрик? Я никогда не рвался занять трон и был бы счастлив стать верным вассалом Эдварда. Если моя мать так хотела власти, могла бы после смерти отца потребовать корону себе. Ведь она была королевой, как-никак. Жаль только, что женщинам не дано держать в руках меч. Но ведь и мне не дано, - горько усмехнулся он. - Садись, да налей мне вина. Я чувствую себя таким... пустым.
Годрик, молчавший все это время, послушно сел и наполнил рубиновой жидкостью два кубка.
Этти нетвердой рукой отсалютовал ему, прежде чем смочить горло и продолжить свои излияния.
- О чем, бишь, я? Ах, да! Моя мать, змея подколодная... Когда королем стал Эдвард, она увезла меня в Корф, крепость своего отца, доставшуюся ей по наследству. Злые языки судачили, что нас выгнал Эдвард, но это было ложью. Это Дунстан и маменька не выносили друг друга, а брат никогда не сделал бы ничего подобного. Кроме того, зачем он тогда стал бы навещать нас? Эдвард, сам неспособный ненавидеть, не смог разглядеть лютой ненависти. Он обещал взять меня на охоту - и приехал, сдержав слово. Его смерть на моей совести уже много лет, ведь моя мать воспользовалась тем случаем, подослав к Эдварду убийцу, - голос короля звучал хрипло. - Я видел, как он умер, Годрик. И... я не мог допустить, чтобы она сделала то же с тобой. Ведь я знал, что она что-то замышляет. Ты не нравился ей так же, как не нравился Эдвард. Пусть мне суждено гореть в аду, но я не мог допустить, чтобы она лишила меня тебя, так же, как она лишила меня брата. А все эти мерзавцы знали о ее преступлениях, так как же они теперь осмеливаются твердить мне о морали?.. Ответь мне, Годрик! Я был не прав, я знаю. Меньшее зло во избежание зла большего иногда оборачивается куда более страшными последствиями. В результате я, который никогда не хотел становиться королем, вынужден был надеть корону и принимать судьбоносные решения. Я слаб и скверный воин - об этом не судачит только ленивый. Но, знаешь, если бы мне снова пришлось выбирать: ты или моя вездесущая маменька, я, не задумываясь, оставил бы все как есть. Ты мне как брат, Годрик! Я хочу, чтобы ты забыл о том, что я король, и тоже видел во мне брата. Ведь я знаю, насколько мы похожи. Что же ты молчишь, Годрик?..
А Годрик вспоминал.
_____
Удар. Удар. Звонкий лязг тупых мечей. Еще один удар. Торжествующий крик.
Лежащий на спине подросток неуклюже вытер грязь с лица, стараясь заодно размазать и горькие слезы досады, чтобы его противник - сын оружейника крепости, парень на пару лет старше его - не заметил предательских соленых дорожек. Хуже всего было то, что это поражение видел отец. Теперь он точно решит, что Годрик ни на что не годен.
Вульфрик, хозяин крепости Дор, волшебник из старинного рода и покровитель еще десятка колдовских семей, живших тут же, действительно был огорчен, но прочитать это на его благородном лице было невозможно.
- В чем дело? - поинтересовался он у оружейника. - Ведь ты прилично владеешь мечом и обещал научить моего сына...
- Эх, господин, не все так просто. Годрик старается, и рука у него крепкая, но вы же сами видите - он уже сейчас длинный, аки жердь. Все железки, что у меня есть, ему не годятся. Надо бы оружие ему по руке подобрать, а то скоро будет, словно с ножичком, с любым мечом. И будут его бить все, кому не лень.
Вульфрик не удержался от улыбки:
- Моя кровь. Что ж, дадим ей достойное применение.
- Господин, хороший меч денег стоит, а у нас...
- Сам знаю, - перебил оружейника Вульфрик.
Все его веселье как ветром сдуло. Жестом он подозвал к себе сына, и тот, подошел, чуть прихрамывая.
Отец никогда не повышал голоса, но все почему-то верили, что лучше не выводить его из себя.
Он потрепал Годрика по плечу, и тот ожидал услышать что угодно, от пустых утешений до насмешки, но никак не известие о том, что отец сам собирался заняться его обучением. Сначала Годрик обрадовался, а потом начал беспокоиться. Теперь все его неудачи станут напрямую известны отцу, и тот может снова отправить его учиться к грубоватому оружейнику.
А вечером Годрик случайно услышал разговор родителей. Подслушивать он не собирался - ему просто нравилось, задав лошадям корма, еще немного посидеть в стойле. Кто же знал, что отец и мать вздумают обсуждать здесь свои дела? Точнее, когда Годрик понял, что речь идет о нем, он предпочел не выходить, а затаиться, словно мышь.
- Я давно хотел съездить до столицы, - произнес отец. - Годрика с собой возьму, палочку ему уже сто лет в обед как выбирать пора.
- Съездить? - нервозность в тоне матери была более чем заметной. - Вульфрик, у нас - одна верховая лошадь, не будешь же ты брать под седло, да еще и для поездки в столицу, одно из этих заморенных животных?
- Нет, конечно, - отец остался спокойным. - Возьму Годрика к себе на луку. Палочку нельзя подобрать без того, кто станет ею пользоваться. И еще. Есть у меня к тебе, моя госпожа, одна просьба, - Годрик догадался, что отец по своей привычке пощипывает бороду, как делал всегда, когда был задумчив или смущался. - Те камешки, что от бабки твоей в наследство тебе достались...
- Не дам, - тут же перебила мать, явно понимая, куда клонит ее муж. - Вульфрик, я устала дрожать за вас обоих. Еще одно нападение на крепость - и я окончательно поседею. Давай отправим Годрика подальше. Помнишь, я говорила о магах с континента? Чему он выучится здесь? Твой дед учил твоего отца, твой отец учил тебя, и что ты умеешь?
- Я умею держать в руках меч, - в голосе отца зазвучала сталь. - И прежде , чем лишать крепость еще одного защитника, я предпочту потратить все, что у нас есть, на достойное оружие Годрику по руке. Тогда и ты перестанешь дрожать от страха за его жизнь.
- Годрик - волшебник, как ты и как я, - мать, похоже, собиралась прибегнуть к самому действенному своему средству - слезам. - Не забывай об этом, мой господин. Он должен уметь пользоваться своей силой.
Последние слова прозвучали глухо - очевидно отец обнял ее, прижимая к своей груди.
- Знаю, знаю, - проговорил он очень тихо. - Но ведь тебе всегда нравились те штуки, что я умею делать своей палочкой. А на что еще годится все это волшебство - хоть убей, не понимаю. Ни людей, ни крепость магией не защитишь. Против диких зверей тоже действеннее стрела или острый нож. Но я не хочу, чтобы от магии Годрика ходил ходуном весь дом. Так что не спорь, моя госпожа. Мы едем в столицу - покупать ему палочку. А может и еще кое-что. И приготовь свои камешки.
И ясным летним утром Годрик с отцом собрались в дорогу. Мать на прощание рыдала, и Годрик догадывался, что причина была в том небольшом кошеле, который она передала отцу. Хотя вполне возможно, что слезы вызывал их жалкий вид: они сидели вдвоем на одной лошади в порядком поистертой сбруе, а кольчугу, тоже прошедшую огонь и воду, отец старательно прикрывал дорожным плащом.
Тем не менее, стоило им выехать за ворота, как Годрик тут же забыл обо всем. Перед ними лежала дорога, полная волнующих приключений, в носу свербело от новых запахов, а отец наконец-то разговаривал с ним, как со взрослым. Хотя вполне могло статься, что Вульфрик просто рассуждал вслух:
- Беспокойные нонче времена. Добрый король был Эдгар, а после себя оставил полный разброд. Раньше бы в Кернов сразу послали гонца - принести клятву верности новому господину. А тут - нет до тебя никому никакого дела. Старшенький-то, Эдвард, пусть своей головы по молодости на плечах не имел, да тылами был шибко силен. Сам Дунстан направлял его деяния. Эдвард сразу стал собирать нас всех, чтобы готовы были, ежели чего. Сам ведь видишь - врагов у этих земель не счесть, и в единении - наша сила. Я потому и учу тебя говорить по-ихнему, да и грамоту чтобы разумел... Много темных пятен в смерти молодого короля; люди бают, что виноват во всем его брат, который сейчас носит корону. По мне, так все это россказни - Этельред ведь мальчишка, твоих вот лет. Что за злоба должна была породить его, чтобы он был способен отдать подобный приказ?..
- Я - не мальчишка, - вставил Годрик несколько уязвлено.
Вульфрик отвлекся от рассуждений и негромко рассмеялся в рыжую бороду:
- А вот это мы и проверим.
Лондон ошеломил Годрика своими размерами, гомоном, шумами неизвестного происхождения и отчаянной вонью. Он потрясенно крутил головой во все стороны, стараясь не упустить ни одной детали представавшей перед ним картины. Они с отцом долго ехали по узким улочкам, покрытым склизкой грязью, на которых их лошадь постоянно норовила упасть. Бедное животное упрямо отказалось идти в очередной темный извилистый переулок, поэтому Вульфрику пришлось спешиться и, закрыв лошади голову полой плаща, заставить животное на нетвердых ногах двигаться вслед за хозяином.
Показавшаяся после переулка улица была почище остальных; и Годрик никогда не думал, что у отца может быть так много знакомых вне дома. То и дело Вульфрик приветствовал каких-то людей и... не людей. Кем были некоторые из этих созданий, Годрик не имел ни малейшего понятия. Домовые эльфы тоже сновали тут с потешно-занятым видом, но никто не обращал на них никакого внимания.
Дома здесь тоже были не похожи на те, к которым, к каким привык Годрик. Высокие, некоторые аж в три этажа, но с хлипкими стенами и такими же дверьми. Перед одной из этих Вульфрик остановился, и они вошли внутрь.
Их встретил очень старый дед, кожа на лице которого напоминала пересушенный пергамент.
- О, молодые люди! Прекрасно помню - Вульфрик из рода Нейрин. Далекий Корнуолл. Орешник и волос единорога, две пяди, гибкая... А это, стало быть, юный Годрик, от слияния с ветвью Морканта? Посмотрим, что у нас есть для такого случая... - говорил старик, с хитроватым прищуром разглядывая покупателей.
- Это - мастер Олливандер, - тихо пояснил Годрику отец. - Он поможет выбрать для тебя палочку.
Мастер принес целую охапку отполированных деревяшек и одну за другой стал предлагать их несколько оробевшему мальчику:
- Тоже орешник, как у батюшки? Нет... Можжевельник и феникс? Не то. Граб и единорог, две с половиной пяди... М-м-м, попробуем другую.
И только когда мастер произнес: «Кедр и сердце дракона, очень твердая», Годрик почувствовал, как палочка нагревается у него в руках, а ему становится трудно дышать, как будто он ныряет глубоко-глубоко и хочется только одного - скорее на поверхность.
Вверх, вверх! Яркий свет, и свежий воздух наполняет легкие. Словно птица, парящая в небесах, аж захватывает дух!..
Годрик открыл глаза и несколько раз моргнул, снова привыкая к полумраку лавки Оливандера.
Старый мастер и отец довольно кивали головами:
- Твоя палочка нашла тебя, Годрик.
Расплатившись, они вышли и отправились дальше по мощеной булыжником улице. Вскоре отец остановился перед лавкой, где еще одно неизвестное мальчику существо неприятной наружности сидело в окружении самых прекрасных мечей и арбалетов, которые Годрику когда-либо доводилось видеть.
Поняв, что перед ним покупатели, гоблин что-то сердито фыркнул. Его налитой кровью глаз внимательно оценил Годрика с отцом, прикидывая их платежные способности. Потом гоблин насмешливо осклабился и предложил выбирать.
Но Вульфрик уверенно покачал головой:
- Мы ищем особый товар. На заказ и по подбору.
Гоблин еще раз оглядел их с головы до ног, но потом все-таки поднялся и предложил войти в лавку, оказавшуюся самой настоящей кузницей. Точнее, на кузницу ее делало похожей присутствие мехов и горна с наковальней. Все же остальное - шкафы со странного вида посудинами, какие-то короба с мистическими письменами на крышках, висевшие по стенам амулеты - делало лавку отличной от всего, что доводилось видеть Годрику раньше.
Гоблин подковылял к нему на кривых ногах:
- Для детеныша, стало быть, меч нужен? - он уверенно схватил Годрика за плечо и неожиданно крепкими пальцами принялся ощупывать его мускулы. - Пойдет, пойдет... - бормотал он, а потом скомандовал: - Подними руку.
Еще раз задумчиво оглядев фигуру заказчика, гоблин принес неширокую длинную полоску стали, в которой уже угадывались очертания будущего меча. Поставив заготовку рядом с Годриком, мастер-оружейник что-то отметил на ней:
- Будет тяжел поначалу, но как в привычку войдет - станет легче перышка.
Прежде, чем приступить к работе, гоблин отозвал отца в сторону, и они долго о чем-то спорили, но в конце концов кошель матери перешел из рук в руки.
Гоблин, выражение морды которого так и осталось брезгливо-недовольным, велел покупателям подождать, а сам кликнул помощника - тоже гоблина, выглядевшего точной копией оружейника во всем, кроме шерсти на ушах, которая у него еще не успела поседеть..
Меха захрипели, горн загудел, в чане, стоявшем рядом, что-то забулькало, и Годрик предпочел отойти вглубь лавки, где его внимание привлекли уже готовые ножи, колчаны со стрелами, тугие луки и дивно изукрашенные арбалеты. Оглянувшись на отца, наблюдавшего за работой гоблинов, Годрик решился взять один из них в руки. Но арбалет оказался чересчур тяжелым и громоздким. Второй был больше красивым, чем практичным. Зато третий так удобно лег в руку, что вся его невзрачность тут же превратилась из недостатка в достоинство. Годрик пощипал звонкую тетиву и попробовал прицелиться в стоявшее в углу чучело лютоволка. Зверь насмешливо скалил зубы, и Годрик не выдержал: схватив дротик, зарядил арбалет и нацелил в один из янтарных глаз бестии.
Дальнейшее Годрик долго предпочитал не вспоминать. Его палец соскользнул, тетива запела, пыльное чучело вдруг ожило, подскочив на месте, а потом завалилось на бок, погребя под собой пару кувшинов, тут же разбившихся и заливших пол вонючей клейкой жижей.
Годрик в испуге застыл с оружием в руке, зная, что попался на месте преступления. Теперь ему точно надлежал основательный нагоняй, да и меча - не видать как своих ушей. И он никак не ожидал, что старый гоблин вдруг хрипло рассмеется:
- Превосходный выбор, ничего не скажешь. Верный глаз у наследника. Это я, Храпцак, говорю.
Потом отец долго обсуждал что-то с гоблином, а затем вышел на улицу, предварительно бросив на стоявшего в углу Годрика хмурый взгляд. Обратно он вернулся, неся в руке небольшой кожаный мешочек, снова нашедший хозяина в лице гоблина Храпцака.
Когда же они вышли из лавки оружейника, Вульфрик держал новенькие ножны, а Годрик с поглупевшим от радости лицом прижимал к груди еще и арбалет. Мальчик видел, что отец сильно не в духе, но заметив, что тот решительным шагом направляется прямо к выходу из странного места, не выдержал и спросил:
- А наш гнедой?..
- Пришлось продать, - бросил Вульфрик, не оборачиваясь. - Что встал? Впереди у нас долгий путь.
Но перед тем, как они покинули Лондон, произошло еще одно событие. Чем ближе они продвигались к центру города, тем больше были заполнены народом неширокие улицы, и вскоре им пришлось остановиться, уткнувшись в сплошную стену из людских спин. Оказалось, что король намеревался почтить посещением заседание Витена****, и зеваки собирались посмотреть на выезд. Кортеж миновал их очень быстро, но Годрик успел разглядеть короля. Действительно, тот оказался мальчишкой одних с ним лет, но вряд ли они могли бы подружиться. По-павлиньи расфуфыренный Этельред, с длинноватыми светлыми волосами и прической, словно у девчонки, свысока посматривал на подданных. Годрик подумал, что он кажется чересчур хилым, чтобы держать в руках меч. Такого один раз стукнешь - тут же побежит к мамочке жаловаться. Мамаша его тоже была тут. Сразу видно - разорвет за дорогого сыночка. Вся в черном, а взгляд такой, что кровь стыла в жилах.
Годрик увлекся зрелищем, и отцу пришлось похлопать его по плечу, призывая двигаться дальше.
Дорога пешком, действительно, оказалась очень долгой, словно кто-то нарочно удлинил ее при помощи чар. На одном из привалов отец разрешил Годрику полюбоваться на новый меч, и тот очень удивился, увидев украшавшие рукоять рубины. Он-то думал, что все камни пошли на оплату гоблинского клинка.
- Я оговорил дело так, чтобы несколько камней остались тебе на помин. Помни слезы твоей матери, Годрик.
Рубины.
Если бы Годрик знал, во что ему обойдется его шалость, он бы и близко к тем арбалетам не подошел. Когда они наконец добрались до дома, то застали лишь остывшее пепелище.
Никогда, ни до, ни после, ничто не производило на него более страшного впечатления. На отчаяние отца было жутко смотреть. Хуже всего было то, что Годрик отлично знал, что вина в их задержке лежала на нем. Будь они в крепости, здесь было бы двумя воинами больше.
- Или больше двумя могилами, - прервал его размышления отец. - Не стой столбом, нам нужны рабочие руки.
Крепость решено было отстроить заново. Уцелели кое-кто из поселенцев и почти все домашние эльфы, где-то трусливо прятавшиеся во время нападения датчан. Годрик никогда не спрашивал, как именно погибла его мать, но нередко приходил один на небольшой холмик, выложенный белым камнем, и долго сидел там молча.
Он знал, что теперь на нем лежал огромный долг, и что всей его жизни будет недостаточно, чтобы расплатиться.
Потом Годрик возвращался в крепость, где работал до изнеможения, помогая восстанавливать разоренный отчий дом.
___________________
* Мабон - день осеннего равноденствия, 22 или 23 сентября.
** Эдвард, прозванный Мучеником (962-978), стал президентом, когда на выборах победила выдвигавшая его партия Дунстана... э-э-э... аффтор опять гонит пургу, но ошибается не очень: после смерти короля Эдгара возникли два политических лагеря, едва не спровоцировав полномасштабную войну. Дунстан, сосредоточивший к тому моменту в своих руках нешуточную власть, добивался короны для старшего сына короля от первого брака - тринадцатилетнего Эдварда. А Эльфрида требовала того же для своего сына Этельреда, которому в то время было едва шесть лет, подчеркивая тот факт, что она была коронованной королевой и ее дети имеют больше прав на престол. Юный король погиб при загадочных обстоятельствах после четырех лет правления, и почти все источники обвиняют в его смерти Эльфриду.
***Кернов - местное устаревшее название Корнуолла.
****Витан или Витенагемот- национальное собрание в англосаксонский период истории Англии. Витенагемот представлял интересы англосаксонской знати и духовенства и имел совещательные функции при короле. Этот орган считается предшественником английского парламента. Институт витенагемота возник в VII веке и на протяжении последующих четырехсот лет все важнейшие вопросы государственной политики решались королём при одобрении совета (инфо из Википедии).
