Уроборос

Бывают преступления и похуже
Из сказок Барда Биддла

Весь день Годрика был заполнен делами до отказа: от зари до зари он валил деревья, возил тяжелые каменные блоки или же учился драться боевым мечом. Отец почти сразу по возвращении отдал клинок ему, а также сам стал обучать сына обращению с оружием.

Иногда вспоминали они и про палочку, но времени на обучение волшебству находилось обычно немного, да еще Годрик плохо понимал, к чему все эти сложные заклинания и взмахи. Зато боевое искусство нравилось ему все больше. Со временем он действительно перестал чувствовать вес гоблинского меча, и найти ему достойного соперника становилось все сложнее.

Крепость Дор снова ожила и в момент опасности могла выставить на стены десятка три воинов, а по двору опять носились стайки малышни. Вульфрик с каждым днем становился все более задумчивым, и вот однажды он позвал к себе Годрика, чтобы огорошить того новостью:

- Еще когда твоя мать была жива, мы и старый Итель решили породниться. Ты их не помнишь, мал был тогда. Пришла пора тебя женить - вон, косая сажень в плечах уже, да и их Гвен давно заневестилась. Тейрн - старинный колдовской род, ко всему прочему, довольно богатый. Лучше невесты тебе не найти. Так что собирайся, поедем, напомним им про данное слово.

Старый Итель принял их радушно. «Старым» его прозвали за раннюю седину, а так он был немногим старше отца. Итель, довольно пофыркивая в густые усы, похлопал Годрика по плечу:

- Добрый молодец, весь в родителя, хо-хо! Дочка уже заждалась, дома сидючи. Гвендолин! Выходи, встречай жениха! Как жаль, - обратился он к Вульфрику, - что женки наши не дожили до этого дня.

Тогда Годрик впервые увидел свою суженую. Гвендолин оказалась высокой, прямой, словно палку проглотила, да к тому же была старше Годрика на пару лет. Увидев его, она зарделась маковым цветом, даже веснушки на ее лице перестали быть заметными, и всю трапезу просидела рядом с Годриком, ни разу не подняв на того взгляда. Так что о том, что глаза у Гвен бледно-голубые, он узнал лишь долгое время спустя. А какого цвета ее волосы, вечно убранные под вышитый платок, Годрик увидел и вовсе после свадьбы.

Все рано или поздно женились. Его отцу невесту тоже подобрали родители - таков был порядок, и Годрик принимал все происходившее как должное. Раз Вульфрик считал, этот брак удачным - Годрик, как добрый сын, соглашался. Крепость и дом Тейрн были богатыми, невеста не была уродиной - чего еще можно было желать? Ах да, этот ее братец... Потому что у Гвен был брат.

Годрик познакомился с Бервином, когда спустился в конюшню, проверить лошадей да и от шумного пира малость отдохнуть. Сопляк был младше его, но тут же нагло заявил:

- Спорим, я тебя на мечах вздую?

Годрик сверху вниз оглядел недомерка, которого явно не допустили на пир по молодости, и усмехнулся:

- Где тебе. Еще молоко на губах не обсохло на мечах драться.

Самого Годрика обходили стороной самые опытные воины, несмотря на то, что было ему в ту пору едва семнадцать.

Но мальчишка, очевидно, об этом не знал. Или же наоборот - знал весьма хорошо. Не тратя дальше слов понапрасну, он выхватил свой короткий меч и с боевым кличем кинулся в атаку.
Годрик же даже меча обнажать не стал - просто увернулся, а потом дал наглецу легкого пинка - тот и растянулся среди соломы и навоза.

Шум привлек зрителей, и вскоре те с гиканьем аплодировали им с верхней галереи, а когда Бервин поднялся, разразились еще и хохотом, видя его перепачканные лицо и руки.

Урок этот Бервин запомнил навсегда и больше в драку не рвался, но при каждом удобном случае норовил уязвить Годрика словами, за которыми никогда не лез в карман. Язык у братца Гвен оказался ядовитым и жалил иногда больнее, чем любая царапина, полученная в драке.

Годрик полагал, что оженят его очень скоро, но со дня помолвки до свадьбы прошли два долгих года. К тому времени он стал хозяином крепости Дор - его отцу так и не суждено было увидеть сына женатым. Вульфрик умер не с мечом в руках, как того следовало ожидать. Подкосила его очередная зараза, унесшая жизни многих обитателей крепости, по большей части стариков. Выжившая молодежь охотно признала Годрика за лидера.

Свадьбу сыграли по осени, и Гвендолин перебралась в дом мужа. На пиру они опять обменялись лишь несколькими взглядами. Но, только очутившись с молодой женой наедине, Годрик осознал, что понятия не имеет, как себя вести. Его, бесстрашного воина, внезапно охватила паника.

Естественно, из доверительных разговоров с другими отроками он прекрасно знал, чем занимаются парни и девки, если им повезет остаться одним. Но брак казался ему чем-то более высоким. Отец всегда уважительно относился к матери - наверное, и ему стоило следовать этому примеру?

Он попытался улыбнуться, склонил перед Гвен голову и обратился к ней по чину:

- Моя госпожа...

Она побледнела, поджала губы, вздернула подбородок и ничего не ответила.

Повисла тишина. Прошло какое-то время, прежде чем Годрик решился снова заговорить:

- Всем ли вы довольны здесь, моя госпожа?

Гвен ответила, по-прежнему смотря прямо перед собой и почти не размыкая губ:

- Я дала обет быть вам доброй женой и довольствоваться тем, что вы в состоянии дать мне.

Годрика слегка ободрили ее слова, хотя тон их и был излишне холоден. Новоявленный муж даже отважился прикоснуться к виску Гвен, прикрытому богато вышитым платком, надеясь, что та не будет возражать, если он снимет эту деталь свадебного убора. Но Гвен тут же отвела его пальцы, опустила взгляд и сказала дрогнувшим голосом:

- Быть может... вам стоит спуститься к гостям? Утомилась я. Дорога, празднества...

Годрик вздохнул, поднимаясь на ноги. Он ведь решил уважать свою жену, и теперь у него была возможность показать это. Поклонившись, он вышел и закрыл за собой дверь. Жизнь женатого человека рисовалась ему ужасно сложной. И рядом не было никого, кто бы мог дать ему мудрый совет. Но ему и в голову не приходило, ни то, что и Гвен, росшая без матери, тоже понятия не имеет, как вести себя, ни то, насколько трудными должны были стать их отношения.

Гвендолин продолжала держать его на расстоянии и в последующие дни, иногда находя отговорку, а иногда просто игнорируя своего супруга. Естественно, вскоре все в крепости Дор проведали об этом, и за спиной Годрика то и дело слышались смешки и даже обидные слова. Годрик краснел, пыхтел, и кусал себе локти от бессилия. Его хорошие намерения обернулись для него ошибкой с горькими последствиями. Но не стерпел он, лишь услышав разговоры о том, что он неважно должен справляться с обязанностями военачальника, раз даже женку свою оприходовать не в состоянии.

Годрик вскипел и настолько вышел из себя, что плохо понимал потом, какая сила заставила его пойти стремительным шагом в покои Гвен, вышвырнуть оттуда парочку домашних эльфов и, невзирая на сопротивление жены, попросту поступить с ней так, как ему полагалось по праву. Гвен рьяно сопротивлялась, но потом, увидев тщетность своих усилий, затихла и молча смотрела в потолок, пока Годрик не закончил. Он же, по мере того, как его бешенство проходило, чувствовал себя все более скверно. Когда он отпустил Гвен и поднялся, то уже не отваживался смотреть ей в глаза. Она тоже встала, молча поправила одежду и вдруг со всего маху залепила Годрику пощечину, от которой у того загудело в ушах, но отвечать ей он и не подумал. С тех пор он никак не стремился сблизиться с женой, но в крепости тем временем все сразу сменили свое мнение на его счет: оказалось, что Гвендолин забеременела. Характер же у нее при этом настолько резко испортился, что мало кто стремился попасться ей на глаза. От нее одинаково разбегались и домашние эльфы, и самые суровые воины. Большинство надеялось, что родив, Гвендолин сменит гнев на милость, но и по рождению близнецов, которых нарекли Вульфрик и Эдви, она продолжала оставаться все той же Грозной Гвен, которую боялись все в крепости. В отличие от Годрика, Гвендолин превосходно пользовалась волшебной палочкой и не обращала ее против мужа только потому, что однажды тот помог ее брату.

Случилось это еще в то время, когда Гвен была на сносях. На крепость уже в который раз напали датчане, но их атака была отбита Годриком и его воинами. Гораздо меньше повезло отцу Гвен - его крепость взяли приступом и сожгли, а самого Ителя убили. В живых осталась лишь горстка домашних эльфов и тяжело раненый Бервин, которого сочли мертвым. Годрик, забыв все ссоры с шурином, предложил Бервину кров на то время, на которое тот пожелает.

Слово дал - держи его крепко. Так учил Годрика отец. Но не раз после этого Годрик пожалел о том, что приютил у себя брата Гвен. Скрипя зубами, он вынужден был терпеть все издевки Бервина, чувствовавшего себя очень вольготно под опекой сестры. Гвен несколько раз указала Годрику, что брат у нее один и другого не будет, поэтому она и обязана заботиться о нем. При этом в глазах у нее читалось, что пожелай она сменить мужа, ее ничто не остановит.

Годрику оставалось радоваться хотя бы тому, что жена не препятствовала его общению с детьми. Он мечтал, что как только мальчишки подрастут, начать учить их обращению с мечом.

Но вот что делать с грудными младенцами, он не имел ни малейшего понятия. Чем дальше, тем больше тяготила его родная крепость, где не было у него никакой отрады. И Годрик стал пропадать в окрестных лесах, занимаясь охотой и иногда неделями не возвращаясь домой.

Временами к нему присоединялся кто-нибудь из соседей, но чаще он охотился один. Все шло относительно спокойно до тех пор, пока с ним не стал напрашиваться Бервин. Гвен моментально заняла сторону брата и велела Годрику брать того с собой. Скрепя сердце, Годрик вынужден был уступить. И во время второй их совместной охоты Бервина зацепил клыками дикий кабан. Годрик мог бы предотвратить инцидент, но предпочел не вмешиваться, надеясь, что это отобьет у шурина всякое желание ездить с ним. Вместо этого тот нажаловался Гвен, и она настолько рассердилась на Годрика, что доблестный воин предпочел попросту сбежать. Пусть и воспользовавшись, как предлогом, приглашением одного из соседей на какое-то торжество.

Но даже в гневе Гвен прекрасно понимала, что безопасность крепости во многом зависела от военных талантов Годрика, и предпочитала худой мир хорошей ссоре. Годрик, вооруженный мечом, был гораздо сильнее своей жены с палочкой, но, во-первых, он никогда не поднял бы оружия против женщины, а во-вторых, даже те, кто имел в своих венах колдовскую кровь, боялся магии не хуже любого маггла. Времена всемогущих волшебников давно канули в лету, и разрозненность колдовской общины сыграла в этом немаловажную роль. Старики, хранившие секреты древних заклинаний, часто погибали, не успев передать своих умений молодежи. Поэтому если кто-то умел волшебством разжечь огонь, нарубить дров или еще что, то он неизменно пользовался уважением, смешанным со страхом. Гвен еще в детстве научилась нескольким заклинаниям у своей бабушки, и наибольших успехов достигла в умении подвешивать кого-то в воздухе вверх тормашками. Эльфы, на которых она практиковалась, боялись хозяйку, словно та была чудовищем. Годрик, как и большинство остальных волшебников крепости, был уверен, что Гвен наверняка прячет в рукаве еще какие-то трюки, и тоже боялся стать однажды их жертвой. Не раз и не два он ругал себя за то, что был невнимателен на уроках магии, которые давал ему отец.

Теперь учиться было не у кого: те, кто владел тем или иным умением, не спешил делиться своими секретами с другими. Поэтому когда в один прекрасный день в окно Годрика влетела крупная амбарная сова, принесшая послание от архиепископа, тот был вначале очень удивлен, потом обрадован, а потом - насторожен. Но даже будучи предубежденным и против церковников, и против других волшебников, Годрик не мог не увидеть в желании Дунстана объединить их последний шанс научиться достойному обращению с палочкой, до сих пор бесполезной деревяшкой лежавшей у него в покоях. И не медля ни часа, он собрался в путь. Гвен была резко против, но неожиданно на помощь Годрику пришел Бервин. Самонадеянный выскочка убедил сестру, что сможет в случае чего защитить крепость, и заявил, что он многому научился, несколько раз взмахнув для убедительности мечом. Годрик при этом лишь спрятал усмешку в бороде: он легко отбил бы эти выпады. Он больше надеялся на сплоченность своей дружины, с которой он постоянно упражнялся в боевых забавах. Подтвердив для Гвен превосходные качества Бервина как воина, Годрик отправился на конюшню.

Первая поездка в Кентербери была полна неожиданностей, по большей части неприятных. Пару раз в корчмах, где останавливался Годрик, на него нападали магглы, перебравшие медовухи. Его поносили "еретиком" и "чернокнижником", хотя единственное отличие Годрика от этих магглов было в том, что у него на поясе рядом с мечом болтался кожаный чехол с волшебной палочкой. На многих постоялых дворах его вообще отказывались принимать на постой. Однажды утром, уже совсем рядом с Кентербери, в конюшне очередной корчмы Годрик нашел свою лошадь павшей. Хозяин только развел руками, и дальше Годрику пришлось идти пешком. Теперь он предпочитал ночевать либо в лесу, забравшись на дерево, либо на подвернувшемся под руку сеновале или голубятне, избегая общества магглов. Лишь в Кентербери, среди себе подобных, он почувствовал себя свободнее. Многие из новых знакомых тоже жаловались на магглов и на несчастливую звезду, под которой им было суждено родиться с колдовской кровью в венах. И практически никто не понимал того, для чего Дунстан собрал их. Годрик тоже не сразу понял грандиозность замысла архиепископа. Вначале он просто судачил с другими колдунами о том, о сем, а потом вспомнил и показал кому-то как открывать магией закрытые двери - один из тех немногих фокусов, которым он научился у отца. В ответ ему показали, как превращаться в животное по своему выбору. Годрик даже думать о таком не смел и положил все силы, чтобы наука пошла ему впрок. Потом, уже дома, он долго практиковался, пробуя превращаться то в зайца, то в коршуна, то в медведя, а то и в одно из тех животных, которые украшали книгу, привезенную из Лондона еще его дедом - картинки в ней были волшебными, и звери на них прыгали, бегали и играли друг с другом. Судя по всему, лев у него получился как должно - Бервин, увидев громадное гривастое животное, с перепугу элементарно наложил в штаны.

Естественно, что и следующей весной Годрик снова отправился в Кентербери. На этот раз он пошел пешком, намереваясь по дороге заглянуть в одно место, про которое ему довелось слышать дома от эльфов.

То, что эльфы обладали своей магией, не похожей на магию людей, знали все волшебники. Эльфы никогда не обращали свои умения против хозяев, да и использовать их трюки люди навряд ли были способны, поэтому мало кто заботился о том, чтобы понять суть магии этих существ. И хотя кто-то говорил, что во времена Мерлина волшебники тоже умели исчезать и появляться из воздуха - точь-в-точь как эльфы - большинство считало эти предания только красивыми выдумками и ничем иным. Годрик частенько заставал у себя дома чужих эльфов, появлявшихся там, чтобы навестить его слуг, но не придавал этому никакого значения, ибо эльфы общались на интересные лишь им одним темы и не замышляли вреда людям. Он считал домашних эльфов полезными существами и старался относиться к ним хорошо - так же как и к лошадям или охотничьим собакам, иногда даже вступаясь за них перед Гвен. Поэтому когда однажды один из эльфов, жутко страдая от своей смелости, попросил разрешения отправиться к знахарю - человеку, а не эльфу - Годрик немного удивился, но позволил. Знахари считались особым племенем, их побаивались и уважали, и все они были наперечет. Поэтому, как только эльф Ойллилл вернулся, Годрик позвал того к себе и долго мучил вопросами. Из ответов он узнал, что знахарь Оффа лечит травами, как это делают друиды, но он живет один, не в общине, а лечит всех - и людей, и животных, и эльфов. Его жилище лежало как раз на пути в Кентербери, и Годрик решил взглянуть на никому не известного, но явно весьма искусного знахаря.

Оффа оказался колдуном, тоже получившим приглашение от Дунстана, и, стоило ему узнать, что Годрик уже бывал на предыдущем собрании, и он принялся выспрашивать обо всем, что тот видел. Тем не менее, идти в Кентербери Оффа наотрез отказался, что не помешало Годрику снова заглянуть в одиноко стоящую хибарку. Оффа заинтересовал его.

Друиды казались ему странными: они не допускали посторонних в свои общины, именуемые "кругами", хотя иногда соглашались помогать жителям окрестных деревень, если там приключалась хворь или другая беда. За свои услуги друиды всегда требовали немалую мзду и горе тем, кто отказывался платить - расплата была скорой, а просьбы о пощаде - бесполезными. Годрик помнил древние сказания о том, что среди друидов было много могущественных колдунов, но, очевидно, те времена давно канули в забытье - к магии друиды прибегали редко, и старосту деревни-неплательщика скорее находили попросту зарезанным, чем превращенным в монстра.

Оффа же был подобен друидам из сказок - он не только был волшебником, но и умел врачевать при помощи трав, многое знал о жизни леса и, самое главное, ему не нравилось то, что сейчас творилось в кругах. Хотя и новое он тоже принимал с трудом: чего стоило Годрику убедить его пойти в Кентербери!..

Пьяно покачав головой, корнуоллец вздохнул. Безусловно, большая часть ответственности за смерть Оффы лежала на нем, но и сбрасывать со счетов прихоти Судьбы тоже было нельзя. Ибо Годрик в Судьбу верил, и верил, что его встреча с Салазаром и Ровеной не была случайной. Дома он давно был чужим; по сути, никто нигде не ждал его...

Кроме, разве что, Этти.

Они оказались очень похожими, возраст и общие интересы связывали их братскими узами, но то, что один был королем и магглом, а другой - колдуном, прокладывало между ними непреодолимые барьеры. Пусть Этти и не знал наверняка о магических способностях Годрика, догадываться о чем-то он мог, и Годрик боялся, что может прийти день, когда король поймет, с кем имеет дело, и им придется и думать забыть о дружбе.

И лилось рекой вино, принося благословенное забытие от повседневных тревог, которые терзали их обоих, пусть и пробуждая не менее жутких монстров прошлого. Завтра ждали новые дела, и обоим хотелось ненадолго укрыться в мире хмельных грез.
__________

Утром Годрик еще раз вспомнил добрым словом Салазара, как-то показавшего ему заклинание от похмелья. Проснулся он там, где и уснул вчера - за столом в покоях Этти. Самого же короля нигде не было видно. Но не успел Годрик ничего подумать, как Этельред бодрым шагом вошел в комнату. Было заметно, что приезд Годрика сказался на нем как нельзя лучше, стоило ему лишь убедиться, что это не выдумки и не обман зрения.

- Я уже приказал седлать лошадей, - сообщил король, натягивая кожаные перчатки. - Просыпайся, друг мой. Нам предстоит долгий путь.

- Поедем травить матерого кабана? Или даже медведя?

- Ни то, ни другое. Всего лишь пару птичек. Зато - одним ударом. Кажется, я придумал, как можно выкрутиться из создавшейся ситуации. Чтобы и волки сыты, и овцы целы. Только что один из моих придворных, сам того не зная, подал мне идею. Они тут взяли обычай ездить на могилу бывшего архиепископа - дескать, он был не чета нынешнему - с чем не спорю - и даже способен был на разные чудеса. Все превозносят этого Дунстана до небес, и проще всего тоже пойти по течению. Я еду в Кентербери. Объявлю его святым и приложусь к мощам*. Это заткнет глотки всем крикунам: и тем, что утверждают, что я терпеть не мог старика, и тем, кто считает, что я не терплю его до сих пор. И даже если, - Этельред близко наклонился к Годрику, - моя мать была права, говоря, что Дунстан был колдуном, то и это будет нам лишь на руку: чудеса чудесами, а колдуны могут оказаться реальностью. И я не хочу с ними ссориться. Ответь, едешь ли ты со мной, друг мой?

_____________
* Св.Дунстан действительно входит в пантеон английских святых, и именно на поклонение его мощам ехали в Кентербери путешественники у Чосера.