Глава V «Приказ»
Сумерки опустились над лесом. Чернота зимней ночи казалось, поглотила весь свет. Будто в бездну погрузился бренный мир, скрывая за тяжкими оковами то хорошее, что когда-то было в жизни каждого человека. Небосвод затянули чернеющие тучи, своим покровом затмевая сияние звезд. Не давал надежду на ясность и месяц, прячущийся во мраке морозной ночи.
Кое-где слышалось уханье совы, что с лапки на лапку переминалась сидя на вытянутом сукне. Её взору представал окутанный метелью лес, что бушующим потоком падающих снежинок, пронизывала округу омерзительным холодом. Чёрные стволы деревьев тянули свои ветви в разные стороны, будто намереваясь схватить очередную потерявшуюся, заблудшую душу.
Зимняя дорога была покрыта плотным слоем снега, на котором проглядывались едва заметные следы, что под воздействием бушующей вьюги исчезали буквально на глазах. По сторонам растянувшегося пути, возвышались обледеневшие сугробы, что с каждым часом становились всё больше, некоторые из них по праву могли скрыть за собой целого человека, а то и сразу несколько.
Тишину мрачной ночи разрезал топот подкованных копыт, что эхом раздавался по округе. Фырчание кобыл было едва уловимым, легкий пар поднимался, клубился каждый раз, когда лошадь приоткрывала морду. Головы животных вздымались вверх, крутились по сторонам, бренчали амуницией, выдавая подкрадывающийся страх, быть втянутыми в бой. Умело управляясь с уздцами, Рейху не составляло труда наводить коня на правильный путь, и успокаивать животинку при малейшем неожиданном звуке, будь то хруст ветки или внезапный чих напарника. За время войны, кобылы услышали множество различных звуков, и большая часть из них вызывала страшную панику, заставляя животное вставать на дыбы при малейшей опасности.
Дорога солдат вела к небольшому поселению, деревне, расположенной примерно в 200 километрах от Москвы. Задачей Рейха ныне было удержать позиции, собраться с силами, дождаться подкрепления. Глубоко опечаленный поражением немец, не мог вырваться из мрачных мыслей, каждый день пребывая в тяжких думах. Парню безумно хотелось на фронт, ворваться в битву, доказать что он способен на большее, что это ещё не конец, однако приказ подписанный Берлином, пришпилил парня к тылу, словно насекомое. Сидеть в затхлой деревне, дожидаясь своих войск, сдерживая неустанный поток скопившейся агрессии, казалось самой страшной перспективой для молодого воина, но к сожалению, воспротивиться приказу главнокомандующих он никак не мог.
Берлину был хорошо известен мятежный характер своей страны, его гордыня не сможет затеряться в потоке прочих чувств, при малейшей возможности, парень двинет в атаку, и тогда уже удержать этот хрупкий баланс сил будет практически не возможно. А следовательно, за государством было необходимо приставить своё наблюдение, человека, который смог бы доложить о всех замыслах Вальтера, на прямую — в столицу. Этим человеком стал новоиспеченный спутник Германии, гаупт-фельдфебель — Ульрих Кунц, молодой и перспективный боец, уже показавший себя как достаточно неплохой тактик и дипломат. Не смотря на свой возраст, юноша уже показывал блестящие результаты на службе и конечно беспрецедентное доверие. Его умение поддержать любой разговор, не раз было очень востребовано в узких кругах командования.
Основные подразделения доверенных Вальтеру сил, уже прибыли в назначенный населенный пункт, небольшую деревушку Троснаяр (Вымышленное поселение, близ реки Тросна, расположенное в 211 километрах от Москвы). Ожидалось прибытие самого господина оберлейтенанта (Обер-лейтенант — звание младшего офицера в армии Германии, который уже успел показать себя на службе и имеет значительный опыт. В Красной армии имеется идентичное звание — старший лейтенант.) В распоряжении Рейха были назначены два стрелковых взвода и одно санитарное отделение, общей численностью в 65 человек. Не смотря на возложенную ответственность и достаточно доверительное к арийцу отношение, Вальтер всё больше сомневался в своих силах, облажаться и вновь подвести командование он не смел, иначе позора было бы не избежать. Это в свою очередь сулило страшные неприятности не только для самого немца, но и для его детей. Из тягостных и обременительных дум, парня вывел внезапно начатый диалог со стороны Кунца:
— Herr Oberleutnant, eine Frage lässt mich nicht los.. (Господин оберлейтенант, меня никак не покидает один вопрос..)
— Was interessiert dich? (Что тебя волнует?)— отозвался Вальтер.
— Unsere Truppen stehen bereits unter dem Trosna, und wir haben ein wenig aufgebraucht.. (Наши войска уже стоят под Тросной, а мы чуток поиздержались..)
— Ich musste den Befehl vom Kommando persönlich erhalten, außerdem hatten wir noch etwas zu besprechen (Я должен был получить приказ от командования лично, кроме того нам ещё было что обсудить) — мрачно затянул Рейх.
— Darf ich mich wundern, warum Sie so traurig sind? (Могу я полюбопытствовать, чем вы так огорчены?)
— Die übergeordneten Personen dachten, dass es günstig wäre, unser Regiment vorübergehend in der Gegend zu platzieren, um aus uns Hinterratten zu machen (Вышестоящие лица посчитали, что будет благоприятным временно разместить наш полк в этом районе, сделать из нас тыловых крыс) — брезгливо отозвался Вальтер.
— Wie lange wird Herr Oberleutnant dauern? (Надолго господин оберлейтенант?)
— Ich fürchte, bis zum Ende des Winters.. Solange alle stolz auf die eisernen Kreuze sein werden, werden wir stolz auf die hintere Arbeit sein (Боюсь, до конца зимы.. Пока все будут гордиться железными крестами, мы будем гордиться тыловой работой) — недовольно буркнул Третий. — Apropos Ordnung, in der Nähe des uns zugewiesenen Gebiets verläuft eine ziemlich unscheinbare Schmalspurbahn, die mehrere andere Siedlungen verbindet. Sie führt direkt zu den Minen, Russisch holt dort Silber ab, von dem du weißt, dass es sicherlich unser werden sollte. Außerdem führt die Schmalspurbahn selbst zu einem Radiosender, dessen Signal noch von Moskau kontrolliert wird, was ebenfalls geändert werden muss. (Говоря о приказе, возле закреплённого за нами района, проходит совсем неприметная узкоколейка, соединяющая несколько прочих населённых пунктов. Ведёт она прямиком к шахтам, русские добывают там серебро, которое как ты понимаешь, непременно должно стать нашим. Кроме того, узкоколейка сама ведёт к радиостанции, сигнал на которой всё ещё подконтролен Москве, что также необходимо изменить.)
— Schlüsselpunkte? (Ключевые точки?)
— Man kann sozusagen sagen, dass es in unserer Gegend auch eine große Anzahl von russischen Minderwertigen gibt: Einige sind demoralisiert, einige behalten einige Kampffähigkeiten bei. Die Stollen und die Funkstation werden von der Kompanie des Oberstürmers Jonas von Gratz bewacht, wir sind damit beauftragt, die russischen Überreste zu sortieren. (Можно и так сказать, в нашем районе так же присутствует огромное количество недобитых русских: часть деморализованы, часть сохраняет некоторые боевые способности. Штольни и радиостанцию под охрану возьмёт рота оберштурмфюрера Йенса фон Гратца, нам поручено разобраться с остатками русских.)
— Der Befehl ist klar, Herr Oberleutnant (Приказ ясен, господин оберлейтенант) — Юноша замолчал, искоса поглядывая на командира, в голове крутилось множество мыслей.
С виду мрачный, отстранённый господин изредка оглядывался по сторонам, будто пытаясь высмотреть в непроглядной темноте что-то знакомое, тревожное. Он старался держать себя в руках, умело скрывая за маской спокойствия, терзающие сомнения.
Буквально пару минут спустя понурый взгляд Кунца, возгорел очередной любопытной нотой.
— Ich verstehe, Sie haben kein Vertrauen in meine Person, wir sehen uns zum ersten Mal durch den Willen des Schicksals, aber ich versichere Ihnen, dass ich überhaupt keine schlechten Gedanken habe. Im Gegenteil, wir sind auf derselben Seite, also müssen wir zusammenhalten, was halten Sie davon, Herr Oberleutnant? (Я понимаю, у вас к моей персоне доверия нет, волею судьбы мы видимся впервые, однако заверю вас в том, что совсем не имею дурных помыслов. Напротив, мы на одной стороне, а значит обязаны держаться вместе, что вы об этом думаете господин оберлейтенант?)
— Deine Überlegungen sind mir klar, aber ich habe keine Angewohnheit, dem ersten entgegenzuwirken (Твои соображения мне ясны, но я не имею привычки доверять первому встречному) — напряжение Третьего повисло в воздухе, заряжая пространство чем-то смятенным, неуютным.
— Es muss vernünftig sein, ich hoffe, dass wir diese Barriere in Zukunft überwinden und uns viel näher kommen können (Благоразумно должно быть, надеюсь в дальнейшем мы сможем перейти этот барьер и стать намного ближе) — ответил Кунц, слегка улыбнувшись.
Германия не смотрел на своего спутника, но всё же сумел почувствовать, как на лице назначенного старшины произрастает ухмылка. Мимика, а в особенности последняя фраза, показавшаяся Вальтеру весьма двусмысленной, не могли не вызвать чувство нахлынувшего дискомфорта. Разумеется показывать свои эмоции Рейх не планировал, посему решил проигнорировать молодого напарника, списывая всю свою настороженность на своевременную усталость. И правда, парень готов был с ног валиться, наконец приклонить голову у очага, распластаться на совершенно любой кровати, закрыть уставшие глаза. Кроме того, немец был вынужден столкнуться с давним русским кошмаром, что веками наводил страх на порядочных европейцев — безумным морозом. Температура стремительно падала продолжительное время, цифры на термометрах пугали, ужасали. Но пожалуй ударом стало именно отсутствие тёплой одежды. С трудом выходило ожидать новые гуманитарные поставки от правительства, которые далеко не всегда были наполнены драгоценными шинелями. Рейху, как и многим другим сослуживцам, до сих пор приходилось обходиться своей единственной военной униформой, летнего образца. В голову часто прокрадывались мысли о том, чтобы обобрать нещадно уничтоженные тела заклятых врагов, облачиться в одёжу советских солдат. Вальтер и сам не понимал, что именно останавливает его от подобных действий, брезгливость ли, а быть может моральные устои? Или же всё дело в собственной слабости? Ему едва хватило сил сбежать от преследовавшего врага, добраться до своих вооруженных сил, вытерпеть недовольство служащих и наконец продолжить этот нелегкий, тернистый путь.
Подстегнув коней, солдаты ускорили темп верховой езды. Топот копыт зазвучал ещё сильнее, спугивая пролетающих изредка птиц. Ржание лошадей раздавалось по округе, седло нещадно натирало седалище. Вдали проглядывался теплый свет, слабо освещавший кромку одного деревянного, отдельно стоящего домика. Стремительно приближаясь к поселению, немец с трудом вглядывался в кромешную тьму, пытаясь различить собравшиеся силуэты.
— Willkommen, Herr Oberleutnant! (Рады приветствовать вас, господин оберлейтенант!) — почтительно начал солдат.
— Was kannst du dem Unteroffizier melden? (Что можешь доложить унтер-офицер?) — резво отозвался Рейх.
— Ich kann berichten, die Positionen sind besetzt, die lokale Bevölkerung hat die Kontrolle übernommen, der Vorsitzende war ein kluger Mann, er hat uns anständig getroffen! (Изволю доложить, позиции заняты, местное население взяли под контроль, председатель оказался смышленым мужиком, встретил нас достойно!)
— Es ist erfreulich zu hören (Отрадно слышать) — голос Вальтера приобрел более весёлые оттенки, однако чувствующуюся печаль, всё одно было не прогнать.
— Herr Oberleutnant, bitte folgen Sie uns, Sie müssen von der Straße erschöpft sein. (Господин оберлейтенант, извольте пройти за нами, вы должно быть страшно устали с дороги) — продолжил мужчина.
Ведомый солдатами, Рейх следовал по протоптанной ранее дорожке. В отличие от своего напарника, парень даже не думал о том чтобы спешиться с коня, ссылаясь на своё положение в обществе. Было приятно двигаться на благородном, вороном жеребце, под ногами которого крутились служивые люди, чем-то напоминающими в данный момент барских гончих, преследующих добычу на охоте. От возникшей ассоциации, ариец невольно усмехнулся, такое положение дел определено радовало. Рейх давно осознал, что командовать кем-то, ему нравится гораздо больше, нежели подчиняться. Ещё с давних времён, повелось так что подчинение в понимании юноши, было ни чем иным как банальным унижением, чего немец безумно страшился.
— Sie sind nicht traurig, Herr, wir haben hier in Ihrer Abwesenheit sehr wenige Landfrauen an Ordnung gewöhnt.. (Вы господин только не серчайте, мы тут в ваше отсутствие совсем немного деревещин к порядку приучили..)
— Wie kann man das verstehen? (Как это понимать?)
— Einige von ihnen versuchten, eine neue Ordnung zu verhindern, und wir mussten auf rohe Gewalt zurückgreifen. (Некоторые из них, старались порядку новому помешать, и нам пришлось прибегнуть к грубой силе.)
— Was ist das Ergebnis? (Каков результат?)
— Der restliche Abfall am Morgen hat die Leute begraben, etwa acht bis neun... (Оставшийся сброд по утряни, людей хоронил, порядка восьми-девяти...)
— Was für eine Frechheit? (Что за дерзость?)— гневно рыкнул Рейх.
— Es ist also nicht per Dekret verboten, warum sollte man sich nicht amüsieren? Außerdem ist ein russischer mehr, einer weniger, es gibt keinen Unters.. (Так ведь указом не запрещено, почему же не развлечься? К тому же, одним русским больше, одним меньше, разницы то не.. ) — не успел договорить престарелый солдат, как незамедлительно встретился с хлёстким ударом приклада автомата.
— Wie kannst du es wagen, so schamlos mit mir zu reden?! Mit dem Ranghöchsten! (Да как ты смеешь так бесстыдно со мной разговаривать?! Со страшим по званию!) — Вальтер вспыхнул тихой яростью, стал больше походить на зажжённую спичку. Парень подстегнул коня, направляя на окруживших его солдат.
— Für wen halten Sie sich?! Hat jemand von euch von mir einen solchen Befehl erhalten?! (Кем вы себя возомнили?! Разве кто-либо из вас получил от меня подобный приказ?!)— вместо ожидаемой похвалы за прозорливость, солдатам пришлось столкнуться с унизительными высказываниями со стороны командира взвода.
— Herr, das stimmt.. (Господин, так ведь..) — решил вклиниться Кунц.
— Verpiss dich! (Пошли прочь!) — разъярённо прикрикнул Рейх, слезая с полюбившегося не так давно жеребца.
Презрительно фыркнув, немец прошёл в вглубь чернеющей тьмы, скрываясь под покровом ночной мглы. Зимняя метель заметала следы солдата, унося с собой всю напряжённость, возникшей случайным образом ситуации. Вальтер забирал весь свой гнев, уводя от сослуживцев накопившуюся печаль, что сейчас яростным огнём проливалась на своих же солдат. Окутанный гневом, Рейх прошёл к первому попавшемуся деревенскому домику, намереваясь как можно скорее попасть в тепло, уснуть, закончить тяжелый день, чтобы мысли и чувства наконец пришли в порядок, испарились призрачной дымкой.
Только лишь на пороге деревянного домишки, Германия наконец обратил своё внимание на само здание. Крыльцо показалось ему довольно знакомым, резные вставки с узорами из светлой породы дерева, вероятно березы, были вырезаны в ручную, аккуратно, с особым трепетом хозяина. С трудом отворив тяжёлую дверь, пред взором предстало внутреннее убранство. Прихожая, на полу которой были разбросаны детские вещи: красный резиновый мячик, трёхколёсный велосипед чуть заваленный набок, деревянные зайчики, небольшой беспорядок напоминал только что законченную детскую игру, будто бы ребятишек позвали родители, намереваясь покормить или же вовсе, уложить спать. Пройдя чуть внутрь, во взгляд бросилась небольшая кухонька и стол, накрытый синеватой скатертью в белую клеточку, за ним Рейх частенько играл в шахматы со старым приятелем.
В коридоре, за небольшим занавесом можно было увидеть скромно обустроенную спальню, являющуюся так же гостиной.
Сомнений у Вальтера не осталось, то была дача заклятого врага, который ныне пугал своей бездушностью. Здесь больше не слышен детский голос, больше не виден хозяин земли, ни осталось ничего кроме отталкивающей темноты и затхлого чувства тревоги.
Рейх достал из кармана старенькую немецкую зажигалку, потёртую, покрытую многочисленными царапинами, вмятинами. Отогнув крышку корпуса, он провёл большим пальцем по колесу подачи искры, зажигая тёплый, светящийся огонёк. Осторожно ступая по чуть скрипящим половицам, ариец старался осмотреть выбранное жилище, поднося к предметам огниво.
Начать он решил с деревянного комода, довольно простоватого вида, но выполненного конечно мастерски.
Бегло осматриваясь по сторонам, взгляд Рейха зацепился за фотографии, стоящими на старинной мебели. На одной из них, самой крупной, была изображена вся советская семья. На заднем плане красовался отец семейства, Советский Союз, нежно приобнимающий молодую женщину. Дама искренне улыбалась, наматывая на пальчик темную прядку завитых волос. Сама по себе она была достаточно полной, высокого роста, и должно быть необычайно доброй. По крайней мере именно такой вывод делал для себя немец, в очередной раз выслушивая своего бывшего товарища. Подле супружеской пары, стояли четверо ребятишек, самый старший из них, Руслан, любил находиться в центре внимания, именно потому предпочитал стоять ближе всех к родителям. По бокам от него, расположились две сестрички, Оля и Варя, по словам Союза, именно они привносили в его жизнь солнечный свет, каждый день радуя глаз. Последним, кого Рейх увидел на фотографии, был юный казах Айдар, что попал под защитное крыло отважного отца, способного спасти невинного ребенка от всех треволнений этого мира.
В нижних выдвижных ящиках комода, хранились преимущественно элементы одежды, которая к слову никакого интереса не представляла. А вот в верхнем откидном, Вальтер обнаружил небольшие стопки документов. Заинтересованный немец, принялся шуршать бумагами, пытаясь выяснить любую полезную информацию, что могла бы пригодиться в затяжной борьбе с Совком. Листая страницы, глаза бегло проходились по текстам, пытаясь зацепиться хоть за одно знакомое ему русское слово. С губ арийца срывались все возможные проклятия, пальцы правой руки пробегались по страничкам книжечки-переводчика. Про себя Рейх успел тысячекратно пожалеть о своём незнании языка, какой же глупостью было так пренебрежительно готовиться к войне с ненавистным Советом. Общаться с ним было совсем иным делом, поскольку государства могли понимать друг друга совершенно не обращаясь к изучению различных иностранных языков. Многие века воплощения старались выяснить причину своеобразной способности понимать себе подобных, строить конструктивные диалоги общаясь при том избегая языкового барьера, однако поиски ответов были вынуждены затянуться. Со временем, такое общение стало настолько обыденным, посредственным, что молодое поколение всё меньше интересовалось в разгадке этой необычайной тайны. Попытки исследований становились всё более редкими, а в скором времени и вовсе были прекращены, смещая фокус сосредоточения государств, на более важных вещах. Собственно, немец был крайне раздосадован тем, что в попытке угнаться за своей мечтой, так бесстыдно пренебрёг возможностью изучения языка своего противника. Оставив безуспешные попытки выведать хоть малейшую полезную информацию, обозлённый парень презрительно рыкнув, швырнул на пол все надоевшие бумажки.
Документы веером разлетелись по полу, странички смешались между собой, теряя в себе всю суть, взаимосвязь. Чтобы разобраться теперь в напечатанной информации, необходима масса свободного времени, стыкуя записанные строки по смыслу.
Яростный взгляд растерянно метался по раскиданным бумагам. Одна только мысль, о том что среди учинённого беспорядка ещё возможно найти что-то ценное и значимое, но в то же время требующее неимоверной концентрации и выдержки, заставляли немца выть от бессилия. В голове застыл вопрос, как же теперь во всём этом разбираться? Стоит ли оно того?
Потерянным взглядом Рейх окинул комнату, наклонившись к раскиданным документам, заприметил чуть выглядывавший из под расписанных листов сероватый клочок бумажки. Бережно отодвинув лишнее в сторону, перед арийцем показалась довольно старенькая фотокарточка, на которой была запечатлена госпожа Веймар. Фрау выглядела опечалено, но умело скрывая свои эмоции под маской доброжелательности. В её глазах горели искорки заинтересованности, однако улыбка застыла, чуть дрогнув, точно на восковой фигуре. Плечи зажаты, напряжены, опущены вниз. Госпожа уже тогда скрывала в себе нечто страшное, печальное, всем своим видом стараясь отсрочить трагедию, смотреть опасности в лицо, и ни в коем случае не опускать руки..
Воспоминания о родной сестре, о том роковом дне, что оставил глубокий отпечаток на жизни обоих немцев, закрутились в мыслях Рейха. Было страшно вспоминать весь тот ужас, что сейчас проносился перед глазами парня. Окунаться в прошлое, было подобно погружению в бочку омерзительного дёгтя, из которого выбраться было бы крайне непросто. Ариец верил, его старые раны ничем нельзя исцелить, прижечь, вырезать, сердце бесчисленное множество раз разбивалось подобно хрусталю, на тысячи мельчайших частиц. В одной из таких можно было увидеть последнюю встречу с Веймар..
Отношения брата и сестры, были далеки от идеала, не смотря на возникшую неприязнь друг к другу, скорый переезд из собственного поместья в скромный домик на окраине баварского городка Мурнау-ам-Штаффельзе, традиция семейных приёмов пищи сохранилась. Будь-то завтрак, обед или ужин, немецкая семья продолжала собираться за общим столом, пусть и через силу, порою даже частые скандалы.
Очередное утро по обычаю, задалось нелёгким. Младший брат Веймы, предпочитает проявлять свою активность по ночам, обосновывая это своей вампирской натурой, однако ни для кого секретом не было, что современное общество оных, уже давно приспособилось к дневному образу жизни. Пробудить Вальтера было квестом не простым, посему Хельга часто перекладывала сию обязанность на плечи подчинённых городов, надо сказать, Мюнхен достаточно натерпелся за последние месяцы отсутствия главы германской семьи.
Утренний свет яркой вспышкой прожигал комнату, проглядываясь в стареньком окне, покрытым толстым слоем пыли и облезлой белоснежного цвета краской.
В самой комнатке царил небольшой беспорядок, представляющийся Вальтером, как «творческий». Пол был устлан самыми различными предметами, от футбольного мяча до сточенных карандашей. Деревянные стенки исписаны ругательствами и прочей нецензурной бранью, от нарисованных проклятий дурно становилось каждому посетителю «музея творчества». Окружение комнаты в целом напоминало инсталляцию бойни: стол заваливался на бок, перекошенный шкаф едва держался на ножках, опираясь о металическую лестницу, ведущую на крышу. На стул небрежно наброшена одежда: цветные рубашки однотонные и в клеточку, сотканные в дешёвеньком ателье брючки, свисающие подтяжки, подле которых валялся изрядно потрепанный ремень.
«Венец» кошмарной комнаты распластался на старом матрасе, усыпанном различными пятнами, и пахнущим надо сказать, не самым приятным образом. Кое-где из под ткани проглядывались чуть торчащие ржавые пружины, больно впивающиеся в нежную кожу юноши, неоднократно высказывающего обширный поток претензий старшей сестре, за все причинённые неудобства.
С трудом вставший с импровизированной постели парень, спускался по старенькой хлипенькой лестнице, ведущей прямиком в кухню. Презрительный взгляд сестры о многом сейчас говорил, пристально наблюдая за братом, Вальтер давно уже свыкся с ненавистным характером старшей сестры.
— Sagst du nicht mal Hallo? Was für eine Unverschämtheit (Даже не поздороваешься? Какая наглость) — начала было фрау.
Хельга сегодня по истине выглядела восхитительно. Девушка собрала вьющиеся, чёрные словно смоль волосы в изумительную прическу, причудливой формы. Припудренное лицо было утонченным, настолько хрупким, что казалось, было подобно фарфору. В глазах искрилось раннее утро, представляющиеся в виде солнечных отражений в карих глазах. Румяные щечки, красноватые губы, несомненно смотрелись как главный признак здоровья, любовь Веймар к косметическим продуктам была не просто необходимостью, она помогала приумножать красоту юной леди.
Белоснежная рубашка, с рукавами фонариками, придавала легкости образу, а кружевная горловина подчеркивала витиеватость характера. Перчатки целомудренно скрывали за собой нежные, мягкие ладошки. А шелковистая, бархатная, пыльно розового оттенка юбочка, отлично контрастировала в наряде, но так же и прекрасно его дополняла.
Встретившись с сонным взглядом младшего брата, девушка быстро смекнула о бессмысленности начатой конфронтации. Будь он в самом добром расположении духа, всё одно не стал бы ей отвечать. Юная госпожа уже давно начала замечать перемены в поведении брата, Вальтер всё больше старается избегать общества семьи, всё больше уходит в себя, однако она не оставляла попыток вывести Рейха из тихого омута.
— Was machst du nachts? Jeden Morgen sehe ich anstelle meines Bruders ein gehendes Gemüse (Чем ты занимаешься по ночам? Каждое утро вижу вместо брата, ходячий овощ) — весело отметила фрау.
— Du hast deine eigenen Angelegenheiten und Pflichten, nimm dir Zeit für sie, nicht für mich (У тебя есть свои дела и обязанности, уделяй время им, а не мне) — обижено буркнул юноша.
— Seht euch diesen Unverschämten an! Warum sollte ich allein unsere Probleme lösen? Vielleicht sollte es sich lohnen, anstatt tagelang in Ihrem Zimmer zu sitzen, um Ihrer Schwester zu helfen? (Вы только посмотрите на этого наглеца! Почему я одна должна решать наши проблемы? Может вместо того чтобы просиживать днями штаны в своей комнате, стоило бы попытаться помочь сестре?) — язвительно проронила Веймар
— Dein Zimmer? Hast du mein Zimmer gesehen? Ich wohne auf einem verdammten Dachboden, fühle mich wie der letzte Bettler, ich muss nur noch auf dem Papier kämpfen, um irgendwie über die Runden zu kommen! (Своей комнате? Ты видела мою комнату? Я живу на чертовом чердаке, чувствую себя распоследним нищим, мне осталось только на паперти побираться, чтобы хоть как-то сводить концы с концами!) — вспыхнул подрастающий Рейх.
— Gut, du kannst auch deine Kritzeleien mitbringen, du siehst wenigstens von dir profitieren. (Отлично, можешь и каракули свои прихватить, глядишь хоть какая-то польза будет от тебя.) — Сестра засмеялась, наблюдая за постепенно краснеющим лицом Вальтера.
Обида. Детская обида уже давно охватывала юного немца, страшным ураганом проносилась в глубине души, сметая на своём пути все тёплые воспоминания, связанные с родными. Прошлое всё чаще напоминало накренившийся старенький дом, что с каждым днём разрушался, распадался на мелкие части, стена за стеной падали с грохотом, поднимая пыль из слёз, что градом сыпались с каждым новым рассветом. Больше всего парень хотел получить хоть каплю тепла, излить всю боль, скопившуюся за эти послевоенные месяцы, ставшими самыми страшными в жизни подрастающего немца. Уже тогда отпечатки горьких событий отражались на добытой бумаге, в виде совсем не больших зарисовок.
Мысли потоком крутились в голове, парень намеревался уйти, покинуть общество сестры, поскорее скрыться в своём тихом уголке, изливая накопившиеся эмоции в единственную пуховую подушку.
Но воздух прорезал надрывный кашель. Удушающий, судорожный звук донёсся до ушей юноши, заставляя застыть на месте, подобно холодному гранитному памятнику. Обернувшись, во взгляд Рейха бросился окровавленный рот сестры, из которого бурным потоком стремились дорожки темно-алой жидкости. Капельки крови стекали на белоснежную скатерть, постепенно преобразовывая небольшого размера лужицу. Взгляд девушки был ужасающим, её глаза расширились, застывший животный страх распространился по всему жилищу, её прекрасное расположение духа сменилось внезапно накотившей тревогой. Осознание происходящего никак не могло прийти к юной фрау. Рейх не мог понять, что случилось, является ли происходящее сном ли, явью? Что сейчас предпринять? Как помочь бедняжке? Затяжной, сдавленный кашель скрутил девушку, не давая вдохнуть и глоток воздуха, раздирая легкие подобно утробно рычащему зверю.
Полная растерянность овладела Вальтером, глаза в животной панике метались по окружению. Разум кричал, вопил о тревоге, но язык словно онемел, не смея подать и единого звука.
Заходившаяся в безудержном кашле девушка, прислоняла дергающийся в судороге кулачок ко рту, пытаясь прервать поток капающей жидкости из ротовой полости. Силы покидали Веймар, заставляя жмурить глаза в надежде на прекращение приступа. По рукам стремительно стекала алая жидкость, пачкающая белоснежные перчатки, оставляя после себя розоватые разводы.
Наконец её карие, темного цвета глаза распахнулись, на ресничках застыли хрустальные капельки слёз. Фрау тяжело вздохнула, набирая в грудь как можно больше кислорода, и тяжелым камнем рухнула на стол...
Из воспоминания Рейха выдернул пронзительный треск. Звук прокатился по комнате, растворяясь в холодном потоке воздуха. Испуганно обернувшись, глаза парня забегали по тёмной комнате, пытаясь найти источник резкого звука. Пальцы правой руки судорожно забегали по кожаной кобуре, пытаясь вытянуть огнестрельное оружие. Застёжка тряслась, не поддавалась усилиям арийца, обеспокоенный голос тихо протянул:
— Kunz? Bist du das? (Кунц? Это ты?) — громко сглотнув накатившую панику, Рейх оскалившись, недовольно фырча, вытянул пистолет дрожащей рукой. Указательный палец занял привычное место, смиренно покоясь на черном спусковом крючке. Левая рука по прежнему освещала малую часть пространства старинной зажигалкой, испускающей теплый желтоватый огонёк.
Ответа не следовало. Быть может то был всего лишь сквозняк, но мысль о том, что Третий тут был не один, никак не покидала сознание. Растерянно оглянувшись, парень двинул в сторону раздавшегося звука. Осторожно ступая, стараясь издавать как можно меньше шума, солдат проклинал скрипевшие половицы, с лихвой выдающие всю его скрытность.
— «Vielleicht wollen die Soldaten einen Witz über mich machen?» («Может солдаты решили надо мной подшутить?») — тревожно подумал Вальтер.
Оказавшись в прихожей, страна неустанно осматривался по сторонам, пристально вглядываясь в каждый темный уголок, пока до ушей не донёсся тихий стук по окошку.
— «Nun, genau! Das sind sie!» («Ну точно! Это они!») — раздалось в мыслях арийца.
Шустро подбежав к окошку, немец ненавистным взглядом прожигал простирающийся пейзаж, пытаясь высмотреть в ночи знакомые силуэты. Однако заснеженная улица встретила парня безликим молчанием, вдоль проезжей части простирались два фонарных столба, от которых исходил чуть видимый желтоватый свет, освещающий пожалуй всего лишь на метр. Вокруг не проглядывалось ни единой души. Метель усердно заметала все следы присутствия здесь людей, скрывая под покровом летящих снежинок малейшие признаки живности.
Липкой, скользкой, мерзкой поступью страх пробирался в сознание немца, заставляя судорожно искать любые возможные оправдания возникшим звукам, ссылаясь даже на галлюцинации. Невыносимо было думать, что из темноты вот-вот может выскочить враг, пристреливая Рейха словно беспомощного кролика.
Метающийся из угла в угол взгляд, старался найти малейший след доказательства присутствия здесь кого-то иного, или же напротив, успокоить себя после пустых переживаний.
Рейх аккуратной поступью направился в комнату, наводя по пути пистоль во тьму, готовясь к прямой схватке. Руки изрядно вспотели, намокли, удержать в них предметы становилось чуть затруднительнее, дыхание сбивалось, сердце ускоренно колотилось в груди. Взгляд блуждал по комнате, подчеркивая детали, опустившись к комоду, солдат не поверил собственным глазам.
Документы, доселе разбросанные возле дубовой, темно красной мебели, таинственным образом исчезли...