Встреча на поле боя

Небо, усыпанное густыми перьевыми облаками заволокло чернотой ночи. Сумерки опустились на хвойный, отдающий свежестью лес, погружая во мрак всё сущее. Темная ткань мироздания, щедро одаривала людей сияющими звёздами, что переливались во мраке ночи самыми удивительными оттенками белоснежного цвета. Какие-то из них были меньше, по тому светили достаточно тускло, а некоторые были настолько крупны, что без труда выделялись на фоне остальных, их яркий оттенок привлекал внимание и манил своей загадочностью. Никто точно не знал, были ли это обычные звёзды, или другие небесные тела, а может быть даже неизведанные планеты, на землю которых ещё никогда не ступала нога человека. Обрамлял усыпанную по ночному небу композицию — месяц, небрежно выглядывающий из под мрачных облаков, повисших над головами солдат. Вдалеке, можно было уловить изредка пролетающие по небосводу кометы, несущие в себе некое своё таинство.

В траве бурно стрекотали насекомые, ночное время порой рождало интересные природные мелодии, издаваемые нашими меньшими братьями, пусть даже и самыми крохотными. Прислушиваться к ним конечно никто не желал, измотанных тяжелой дорогой солдат, столь простые и достаточно примитивные звуки уже начинали нервировать, однако Рейх не мог не обратить внимания на неумолимый рокот. По сути своей парень любил подмечать что-то необычное в простом, ему доставляло большое удовольствие выискивать мелочи в том, в чём никто разбираться бы не стал.

Он сидел на деревянной скамье возле полыхающих ярко-красных языков пламени, издающихся от костра. Огонь заворожил немца, своим изящным танцем, что извивался из стороны в сторону словно женщина, соблазняющая мужчину. Искры, летящие от него изредка попадали на лакированные, начищенные до блеска сапоги парня, разбиваясь, медленно умирая. Огонь дарил такое тепло, которым казалось, можно было согреть и душу. В жизни Рейха пожалуй был всего один раз, когда пламя не могло согреть парня, не могло обуздать все тревоги, не смогло дать тот покой, о котором немец так мечтал...

Это был случай, что навсегда отпечатался в сознании Германии, скребя душу каждый раз, когда ему удавалось присесть холодной ночью у родного очага. Мраморный, белоснежный с вкраплениями бежевого и кремового цветов камин, не раз собирал немецкую семью возле себя. Вальтер любил сидеть напротив него, наблюдая за тем, как медленно тлеют дрова. Сгорая, они темнели, приятно потрескивали, после превращаясь в пепел. Мальчик верил, что если развеять его по ветру — из глубин души вырвется всё плохое и непременно упорхнёт из жизни.

Старший же немец предпочитал наслаждаться минутами спокойствия за кружкой другой глинтвейна, в сезоны простуды это было лучшим лекарством не только от болезней, но и печали, а разведенное в нише пламя — многократно приумножало эффект любимого напитка.

Стоит ли говорить, что очаг на протяжении многих веков согревал не одно поколение немцев. Особняк вампира был построен далеким предком Рейха — Королевством Германией, который по слухам, возводил усадьбу голыми руками, прикладывая к тому невероятные усилия. С тех самых пор, каждое германское государство стремилось сохранить наследство предков, приумножить его, приукрасить. Женщины создавали семейный уют, украшая залы гобеленами, картинами, настенными панно, которые не редко создавались собственноручно. В комнатах встречались различные растения, за которыми фрау предпочитали ухаживать лично.

Мужчины же, старались достраивать поместье, возводя дополнительные постройки, в виде конюшен, погребов, устраивали целые сады для своих любимых жён, по которым и по сей день было приятно прогуливаться.

Оранжерея стала одним из излюбленных мест Рейха, а вишневый сад пожалуй навсегда останется в его памяти. Именно там он часто прогуливался с сестрой, именно там они с любимой бабулей собирали ягоды, из которых позже пекли вкуснейшие пироги. Вишневый штрудель воистину являлся самым любимым лакомством арийца, мальчик искренне верил, что вкуснее немцев — никто не сможет его приготовить. Вкуснейшее лакомство, пусть в основном готовилось с использованием яблок, Рейху нравился исключительно ягодный вариант, легкая кислинка в сочетании со сладостью и морозным шариком мороженого заставляла вампира каждый раз воздыхать от удовольствия, казалось, однажды он сможет съесть с десертом вилку, настолько ему было вкусно.

Однако сейчас Тройке было вовсе не до пирожных, не до сада, не до камина. Это был последний день, когда он мог насладиться компанией родных стен, родного очага. С трудом сглатывая накатившие слёзы, борясь с образовавшимся комком в горле, обращая ввысь свой взгляд, мальчик не мог понять, чем он так провинился перед Богом, что тот решил уготовить ему такие тяжелые испытания. Не успев оправиться от случившегося в гостях у Франции, судьба-злодейка вновь закручивает страшный поворот, унося парня всё дальше, во тьму.

Он сидел на холодном полу, морозящим тело словно глыба льда, тяжёлые каменные стены давили своей тревожной атмосферой, нагоняя тоску будто бурю, из тяжелых чернеющих туч. Юноша был одет скромно, холщовые штаны, хлопковая рубаха, небрежно висящая на нём, подобно картофельному мешку. Руки осторожно касались кафеля, очерчивая на нём замысловатые узоры, а в глазах читалась усталая пустота, непрекращающимся потоком, льющаяся из недр души.

На собрании, во время подписания Версальского мирного договора, постановлена была конфискация и последующая передача германского поместья госпоже Полин Милик — Польской республике, которая в свою очередь своевременно распорядилась о продаже усадьбы некому Эдану Шульману, банкиру. Загадочный господин был последней и единственной надеждой маленького немца, сохранить хотя-бы малую толику того, что годами создавали его дрожайшие предки.

— Я прошу вас покинуть помещение — учтиво отозвался новый хозяин усадьбы.

— Господин, прошу, позвольте мне договориться с вами, мне ужасно дорога память о моих предках, о моей прошлой жизни, я не могу потерять это всё... — речь Рейха была звонкой, но с каждым словом становилась всё тише и тише, в конец срываясь на шёпот. Говорить было больно, перед глазами стояла пелена минувших лет, вызывая с трудом сдерживаемые слёзы.

— Прекращайте это представление, я таки честно выкупил это здание, вам следует уйти, в противном случае, я буду вынужден отдать приказ.. — несговорчиво отозвался банкир.

— Господин.. — с тяжелым выдохом продолжил немец.

— Стража! — послышался четкий приказ мужчины.

В тот же миг к юноше подбежали солдаты, крепко ухватившиеся за руки мальчика. Их прикосновения были грубыми, жестко скручивающие конечности, не оставляющие и шанса выбраться.

— Господин! Прошу вас, выслушайте! — захлебываясь слезами кричал Германия.

Он старался вырваться, кусался, пинался, дергался, пытаясь вымолить у нового хозяина поместья хотя-бы каплю жалости и уважения к семье мальчишки, некогда глубоко почитаемой в Берлине. Стражники ругались, рычали, бранили его, наконец выволочив юношу на парадное крыльцо, словно паршивую собаку. Рейх не сдавался, упрямо крича, пробивался, на коленях выкрикивая имя банкира, желая вывести на диалог. Парень рвал на себе рубашку, молил, орал, никак не желая мириться с происходящим. Слёзы текли бурным потоком, смываясь с грязью под ногами. Он был единственным, кто сегодня стоял на пороге немецкой усадьбы, единственным, кто отчаянно бился за память своих предков.

Неожиданно для парня, внезапно раздался оглушительный хлопок, разрезавший накатившую тишину, который до боли был ему знаком — то были парадные, тяжелые дубовые двери, навсегда закрывшиеся перед мальчиком, скрывая за собой его счастливое детство...

Буквально через неделю малец стоял возле старинного каменного здания, что высоким чёрным шпилем тянулось в небесную ввысь. Он смотрел в окно, огороженное когда-то железными прутьями. Взгляд его был хмурый, тоскливый, парень всё больше походил на грозовую тучку, время от времени проливающую дождик из слёз или же вовсе, метая гром и молнии. Всего пару дней назад в руки ему попалась листовка, приглашающая почтенных фрау и господ на аукцион вещей отставного генерала — Иоганна фон дер Шварца, отца Рейха.

Сердце юноши обливалось кровью, тяжелым камнем стучало, разбиваясь будто о скалы каждый раз, когда выносили новые экспонаты. С молотка уходило всё: золотая сабля дедушки Пруссии, с которой он неоднократно ходил в походы, благодаря ей он смог завоевать любовь своей дрожайшей супруги; любимая вязанная шаль бабушки Конфедерации, над которой старушка лично, заботливо, корпела днём и ночью. Сбруи коней, картины, портреты, вазы, слепленные государствами когда-то совсем давно, антикварная мебель, наручные часы, и даже отцовский железный крест, который младшему немцу так и не удалось сохранить.

По розовым щечкам стекали горькие слёзы, оставляя после себя мокрые солоноватые дорожки. Ком в горле не позволял спокойно вздохнуть, страшные мысли добивали сознание юнца, было просто невыносимо смотреть на то, с каким остервенением еврей распродаёт имущество его семьи, не оставляя и малейшей возможности сберечь хоть одну безделушку.

Застывший в каждом уголке мрак, сгущался подобно водовороту утягивающим за собой всё плохое и страшное, отнимающее силы и желание стараться дышать дальше, возвращая замершую действительность...

Вокруг Рейха, величественно возвышались разваленные некогда стены, одной из уцелевших после революции церкви. В ней уже не было ничего примечательного, артобстрел, военная техника, превращала в труху всё, что попадалось на пути, исключением это сооружение не стало. Каменная кладка, была настолько древней, что местами проглядывался мох, изрядно проросший вдоль многих булыжников, самых разных размеров. Рельеф никогда не повторялся, содержал в себе что-то уникальное: будь-то хаотичный порядок трещин, или же беспорядочные вмятины оставленные в следствие неумолимых атак, некоторые из камней похоже даже были подверженны некой обработке. Кое-где, в выступах, проглядывались проросшие кустарники, напоминая о том, что природа неизбежно берёт своё. Каменные джунгли так или иначе свидетельствовали о тяжелой и вероятно, многовековой истории храма, который ныне безбожно умирал, под гнётом заклятого врага.

Пехота добралась до местности совсем недавно, изрядно уставшие, замученные долгим и трудным путём, войска отдыхали, набирались сил. Впереди предстояли новые сражения, новые свершения, по задаче командования, пехотным группам предстояло закрепить успех танковых дивизий командиров Гудериана и Гота, что уже успели прорваться на путь к Смоленску. Ошеломительный успех моторизованных подразделений не мог оставить войска равнодушными, многим казалось, что всё уже позади, победа вскоре окажется достигнута.

Солдаты своего шанса лишний раз покутить, не упускали, впереди намечались серьезные бои, поддержка техники, посему острая нужда в привале не застала врасплох командование. Собственно, Рейх и сам был не прочь погреться прохладной ночью у костра, прислушиваясь к характерному потрескиванию хвороста, в разведенном кем-то доселе пламени. 

Вокруг царил шум и гам, от изрядно выпивших солдат, каждый из них старался провести вечер как можно более занятно. Кто-то бессовестно кутил, на спор выпивая горючее воображая из себя агрессивную военную машину, кто-то заливался от смеха, наблюдая за очередным пьяницей, угодившим в медвежий капкан, а кто-то предпочитал нажиться на товарищах — сослуживцах, используя самые азартные игры из своего арсенала. К сожалению в полевых условиях было трудно сыграть во что-то более стоящее, посему обычные служащие обнаружили весьма занятный досуг, за короткими партиями «костей».

Штабс-ефрейтор, был весьма азартным мужчиной, представая пред всеми статным воином, возраст которого скоротечно приближался к отметке в 40 лет. На голове оного уже было привычно наблюдать всего пару волос светло-русого оттенка, и не смотря на свою преждевременную лысину, лицо мужчины украшали пышные усы, за которыми тот бесконечно обожал ухаживать, каждый день натирая специальными мазями, которые надо сказать, частенько выигрывал в карты. Звали его Эрнст, однако в узких кругах штабс-ефрейтор уже успел прослыть под прозвищем «игрок».

— Господин обер-лейтенант, не желаете сыграть со мной пару партий в «кости»?

— Не откажусь, напомни правила — вяло отозвался Рейх, в глазах которого уже начинали сверкать искры любопытства.

— Вы произносите свою ставку: «высоко», «низко», «семёрка», затем кидаете игральные кости, сумма выпавших значений определит, правы вы были, или же нет. Так что, партеечку?

— Ставлю 10 марок, «высоко» — твердо ответил Вальтер.

В руку парнишки, ощутимым весом упали два кубика, изрядно потрёпанных временем и делом, сверкая при свете огня, лакированная поверхность отдавала рыжим свечением. Аккуратно перемешивая их, Третий сосредоточился, наконец, бросая кубики на устланный заранее платок. Игральные кости упали достаточно тихо, подложенная на земь тряпка, неплохо заглушала звук падения.

Первый кубик показал две точки. Второй — шесть.

— В сумме получилось восемь, ваши 20 марок господин — удручено промолвил Эрнст.

Что-то оставалось не изменным, победы Рейха были повсюду, как на поле брани, так и на поле игр. Довольствуясь своей «Викторией», на лице арийца показалась слабая ухмылка. Выигранные деньги не имели никакого значения для парня, однако сам факт поражения соперника, не мог не восхитить охочего до достижений немца. Из сладостных дум, парня выбил грозный рык, раздавшийся откуда-то из-за спины:

— Господин обер-лейтенант, вас ожидают на совете командующих!

Закатив глаза, Германия поплёлся в шатёр. В последнее время его крайне удручали разговоры с вышестоящими, постоянно требующими невероятной концентрации и слаженной работы, не смотря на оказанный им отдых, немец будто бы не мог полноценно расслабиться, часто прибывая в напряжении.

Отодвинув произвольную дверцу из плотной, темного цвета ткани, пред арийцем предстали четверо мужчин.

Самый грузный из них, был небольшого роста, но в силу своей комплекции напоминал бочонок пива, скорее даже пороха. Он был облачен в форму вермахта, как и двое других, однако среди собравшихся, занимал самый высший пост. Это был хорошо знакомый Вальтеру генерал — господин Клаус бун Шнайдер. Мужчина был частым гостем в резиденции германских стран, потому как являлся лучшим другом, боевым товарищем Германской империи. Генералы вместе проводили различного рода военные операции, сражаясь бок о бок с врагом, прикрывали спины друг друга. В памяти Рейха, Клаус навсегда останется добрым старичком, великодушно относящимся ко всей их семье.

В противовес благородному дядечке, стоял возвышаясь над собравшимися — оберштурмфюрер Йенс фон Гратц, единственный среди присутствующих представитель СС. На лице мужчины по обычаю, застыл грозный оскал, командующий тремя дивизиями уже успел зарекомендовать себя своими доблестными заслугами, был так же известен весьма придирчивым характером, а так же ставшими обыденными, перепалками с Вальтером. С самой первой встречи, лейтенанты никак не могут прийти к общему консенсусу, отличаясь друг от друга в самых разных сферах, медленно доводящих до ручки командование. Словесные перепалки уже стали нормой, пресечь их не получалось ни у сослуживцев, ни у самого генерала, что конечно не могло не вызвать бурю негодования.

— Долго ходите, неужто азартные игры вам стали приятнее, чем беседы с представителями высшего общества? — ехидно проронил Йенс.

— Я считаю это приемлемым во время назначенного командованием отдыха, что до вас, господин Йенс, такой компании я рад не буду никогда — язвительно ответил Рейх, демонстративно закатывая глаза.

— Довольно перепалок! Я собрал вас здесь не для обмена словесными колкостями. — грозно прорычал генерал, не собираясь в очередной раз выслушивать нескончаемый поток брани.

— Не так давно до нас дошла новость: как гром среди ясного неба сообщили, что танковой группе Гудериана пришлось снова сдать рогачевский плацдарм на Днепре! — возмущенно начал Клаус. — Меня крайне беспокоит, непрерывная наступательная активность советской 21А в районах Рогачёва, Жлобина и Бобруйска. Армия русских замедляет процесс смены частей Гудериана в Могилёве войсками Вейхса, угрожает коммуникациям группы армий на юге.. — продолжал старческий голос, изредка слегка подкашливая.

— Господин генерал, какова в целом сложившаяся ситуация на фронте? — заинтересованно подключился к диалогу Рейх.

— Говоря о полученных докладах, можно сказать следующее:

9 июля наши вошли в Витебск, после чего, командование разделило четвертую танковую армию на два клина: третью и вторую танковые группы, после чего техника выдвинулась на Велиж и Смоленск с севера. Оставшиеся силы третьей танковой группы — две моторизованных дивизий рассекли оборону 22 советской армии, ударив на Невель с плацдармами в районе Десны, вторая танковая группа Гудериана обходила Смоленск южнее. К полудню 11 июля, три мотокорпуса Гудериана овладели плацдармами в Копыси, Шклове и Новом Быхове. Буквально за пару дней нам удалось захватить Оршу, Демидов, Чаусы, Ярцево. Русские не стали монолитной преградой на пути, наши танковые клинья были направлены на критические участки, свободно маневрируя. Мы предоставили танкам, идущим вперед, неограниченное перекрытие авиацией, а обороняющиеся, не смогли нейтрализовать самолёты из-за почти полного отсутствия зенитных орудий. За 10 дней передовые отряды продвинулись на Восток практически на 200 километров.

На лице Рейха стремительно произрастала улыбка, медленно открывая взору белоснежные клычки, повествующие о ненасытном аппетите страны. В душе парня словно зацветали новые цветы, пестря самыми разными красками, вызывали непомерную гордость за свои войска.

— Утром вчерашнего дня, я получил донесение от группы стоящей под Рудней, на участке 20А, на полпути между Смоленском и Витебском, русские свиньи впервые применили боевые «Катюши», которые уже успели навести ужас на солдат — успел вклиниться Йенс.

— Не преувеличивайте господин Гратц, наших войск не напугают ни «Катюши», ни «Наташи» — вяло отозвался Третий, не желая даже помыслить о подобных неприятностях.

— Я бы не был столь уверен в ваших фантазиях, реалии говорят об обратном. Читая одно из донесений, я должен процитировать — продолжил свою речь Йенс, доставая из внутреннего нагрудного кармана кителя, сложенный в три раза пергамент — «Русские бойцы сражаются до последнего патрона, зачастую даже после того, как их обошли колоны нашей бронетехники. Возможно, советские части прибиваются к своим, перевооружаются, а затем снова бросаются в бой»

— Послушайте, контрудар Красной армии на севере не удался, мы продолжаем наступление, какие могут быть поводы для волнения? Согласно нашим данным разведроты, за плечами у советов всего пара машин и несколько дивизий, стоит ли так нервничать? — расслабленно выдал Рейх.

— Я вашу беспрецедентную халатность не разделяю, меня крайне беспокоит такое упорство со стороны неблагодарных животных! — Гратц сорвался на крик.

— Халатность?! Ваше беспокойство может дурно сказаться на боевом духе солдат, мы обязаны поддержать войска напутствием, добрыми вестями, сомнения недопустимы! — прорычал Вальтер.

— Довольно препираний! Готовьте дивизии к наступлению, на рассвете выходим на Невель. — раздался грозный голос генерала.

Усердные сражения обоих сторон продолжались, стремительно бросались в атаку советские воины, несмотря на преграды противника, бравые солдаты отдавали себя великой победе без остатка. Оказываясь в окружении, войска оказывали оборону, всеми силами стараясь сдержать натиск врага, и это было очень нелегко. В дневнике Германии, появилась новая запись:

«Победы бронированных кулаков Гота и Гудериана ни в коем случае не компенсировали шок, возникший в штабе группы армий, по слухам, даже в самом Берлине. Всё дело в появлении пяти свежих советских армий на восточных берегах Западной Двины и Днепра. Стало ясно — для выполнения задач «Барбаросса» потребуется намного больше яростных сражений. Агрессивная реакция армий Тимошенко на форсирование рек, стала настоящей неожиданностью. Каким бы неуклюжим не оказалось контрнаступление русских, оно несомненно произвело впечатление на наше командование, и на самих солдат в том числе.»

19 июля, главное командование вермахта (ОКВ) издало директиву №33 о дальнейшем ведении войны на Востоке. К приятному удивлению Рейха, в постановлении было указано: «Разгром советских войск между Смоленском и Москвой, а так же овладение столицей, возлагаются на армии 2А и 9А». Предвкушая сладострастные моменты, в которых немец лично одержит победу в столь неоднозначной войне, ариец расплылся в улыбке. Ему оказали великую честь, пройтись до самой Москвы и совершить там победный марш, великий парад. Однако вскоре, его радость была омрачена. В своём отчёте Берлину, Рейх писал:

«Ожесточенность боёв, которые ведут наши подвижные соединения, несвоевременное прибытие на фронт пехоты, медленно подтягивающейся с запада, скованность движения плохими дорогами, большая усталость войск, непрерывно совершающих длительные марши и ведущие упорные кровопролитные бои. Всё это вызвало упадок духа у наших руководящих инстанций. Между тем, оснований для ярко выраженного пессимизма не наблюдается. Сначала дождёмся окончания крупных операций, тогда сможем дать сражениям оценку.»

В результате наступления вермахта на Смоленск, в котле оказались три армии РККА второго эшелона. Крупные силы Западного фронта попали в окружение западнее, севернее и восточнее Смоленска — 16А, 19А и 20А. Связь с ними поддерживали по единственной понтонной переправе через Днепр в районе села Соловьёво, её оборонял сводный отряд под командованием полковника Александра Лизюкова. Переправу немцы простреливали артогнём и подвергали ударам авиации.

23 июля фюрер в беседе с главкомом сухопутными войсками Браухичем и начальником Генштаба Гальдером предложил:

— «После боёв у Смоленска 2-я и 3-я танковые группы разойдутся вправо и влево, таким образом окажут поддержку войскам группы армий «Юг» и «Север». Группа армий «Центр» должна будет вести наступление на Москву силами одних пехотных дивизий»

Данное решение свидетельствовало — верховное командование вермахта по-прежнему полно оптимизма и верит в успешное выполнение плана «Барбаросса». И всё же немцы отмечали у себя «упадок духа», вызванный ожесточенным сопротивлением русских, а Рейх упорно отказывался понимать, как в таком случае продолжать наступление на столицу без поддержки технических соединений.

Тревожные для вермахта симптомы продолжались, после занятия Невеля, армия Вальтера подобралась к Великим Лукам, однако уже через три дня, были вынуждены покинуть рубеж. На следующий день Рейх писал:

«После того как нам не удалось окружить противника у Невеля и пришлось оставить Великие Луки, шансы на крупный успех операции, которая привела бы к подавляющему превосходству на нашей стороне, значительно уменьшились...»

Расценив достигнутые результаты как несомненный успех, Ставка Главного Командования, решила перейти к широкомасштабным наступательным действиям.

Сталин поставил новые задачи главкому Западного направления, главной из них было: «создание ударных групп за счет Фронта резервных армий и их силой, отбросить противника за Оршу»

Для наступления создали опергруппы под командованием генералов Качалова, Хоменко, Калинина, Масленникова, Рокоссовского. Каждой группе предстояло наносить удар на самостоятельном направлении. Но был и значимый минус: противник не собирался стоять и ждать нападения. Наступательные возможности группы армий «Центр» не исчерпались, и они готовились продолжать активные действия. Вермахт сосредоточил части у Ярцева и восточнее Смоленска, намереваясь завершить окружение и уничтожить советские группировки.

Вермахт ожидал наступления РККА, имея ввиду крупную советскую группировку у Гомеля и Рославля. В своей книжеце, Вальтер сделал запись:

«На Смоленской дуге в ближайшее время следует ожидать нажима со стороны противника с юго-востока и северо-востока.»

Он был прав, 22 июля опергруппа Качалова нанесла удар из района Рославля. Её назначили «сковывающей действия противника» и поставили цель — оттянуть на себя силы врага. Остальные группы должны были начать наступление двумя днями позже и разгромить врага в районе Смоленска, но к сожалению их удары не принесли желаемого результата.

26 июля, наступление группы Качалова заставили обеспокоиться немецкое командование, про себя генерал Клаус бун Шнайдер отмечал:

«В последние дни, в районе Рославля создалась критическая обстановка, понесены большие потери.»

Опергруппа Качалова пыталась развивать успех и дальше, вдоль шоссе на Смоленск, но два армейских и один моторизованный корпус вышли в тыл и окружили её. Многие части группы ценой больших потерь смогли вырваться из окружения, однако при прорыве погибли: генералы, офицеры и простые бойцы.

Хотя командование не обеспечило западному фронту одновременное действие всех групп и пусть они оказались недостаточно мощными, действия оказались весьма полезными.

Москва позитивно отмечал:

«Активные наступательные действия лишили врага свободы манёвра, помогли 20А и 16А избежать окружения, стабилизировали положение в полосах 22А и центрального фронта. Боями этих дней мы совершенно расстроили наступление противника.»

А вот Берлин в свою очередь, обеспокоено рассчитывал потери:

«Группа армий «Центр» потеряла 74,5 тысяч человек, считая с 22 июня. Всего за два месяца боёв с Красной армией мы потеряли 441 тысячу человек, иными словами, каждые два дня теряли по одной полностью укомплектованной пехотной дивизии. Если бы такие потери продолжались без пополнений, численность наших войск в СССР свелась бы к нулю за 9,5 месяцев. На такие потери не рассчитывали, их не предвидели, не достаточно проработали...»

Ход сражения за Смоленск переломил поход немецких войск. Рейх был глубоко возмущен отходом от первоначального плана. Для него было совершено очевидно, что в результате перебросок танковых групп — основной ударной силы направо и налево, точно противоречит ранее установленному принципу: «наступать там, где противник более всего ослаблен», то есть между Смоленском и Великими Луками, в направлении на Ржев. Однако вопреки своему негодованию, спорить с верховным главнокомандованием он не мог, вообщем-то даже не собирался. Наступление на Москву предписывалось пехотными соединениями. Именно это решение, по мнению немецких военачальников, привело к задержке наступления на столицу СССР.

В свою очередь в Ставке справедливо полагали: после неудачного удара противника в центре, следует ждать его активных действий на флангах, по сути советы затеяли вторую попытку перехватить инициативу на западном направлении.

Итогами усилий советских солдат стали бои на реке Вопь. Победа стоила немцам беспрецедентных потерь, в результате наступления 19А Конева на рубеже реки, численность немецкой пехотной дивизии сократилась вдесятеро. Впервые за всю войну был сорван крупный контрудар, танковая дивизия не устояла под натиском русских. Несмотря на неразбериху в командовании коммунистов, удары по гитлеровцам удалось нанести. Яростные атаки пусть были достаточно медлительными, но всё же возымели разгромный эффект — в результате серьезно пострадали части 26, 6, 15, 268, 292, 263 и 137 пехотных дивизий, изрядно потрепали мотодивизию СС «Рейх».

Советы добывали новые трофеи: штаб пехотного полка, документы. Первые немецкие военнопленные были весьма озадачены, ведь сам фюрер обещал им легкую победу, а пришлось познать горечь страшного поражения.

И хотя Советскому наступлению не удалось прорвать оборону противника, Германия обеспокоился судьбой плана «Барбаросса». Следующая запись несла в себе серьезные опасения:

«Общая обстановка всё очевиднее и яснее показывает, что СССР, который сознательно готовился к войне, несмотря на все затруднения свойственные странам с тоталитарным режимом, был нами недооценён.»

С этого момента наметилась новая гонка вооружения и обороны: стремительное состязание между тремя фронтами РККА, стремящимися нанести урон группе армий «Центр», и группой Штумме, которая пыталась разгромить правый фланг Западного Фронта. Но уже к 28 августа, правый фланг фронта был разгромлен, а немцы в свою очередь, энергично продвигались на восток.

Важным этапом Смоленского сражения по праву можно считать «Ельнинскую наступательную операцию». Её проводила 24А резервного фронта, а главной целью армии было окружение вражеской группировки у Ельни, с последующим уничтожением по частям. К концу августа возобновили своё наступление две армии резервного состава, отправляясь на территорию Ельни и Рославля. Уже к сентябрю ударным группам удалось сузить горловину ельнинского выступа, а немецкие войска в свою очередь, находясь под угрозой окружения, были вынуждены приступить к отходу. Однако уже вскоре выяснилось о переходе к обороне войск Западного, Резервного и Брянского фронтов, 10 сентября завершились масштабные по размаху и напряжению битвы, между советскими и немецкими войсками.

Смоленское сражение привело к тяжелейшим последствиям для советской стороны. Оно стало одним из самых кровопролитных и напряженных в 1941 году. Москва требовала наступления, не взирая на сложившуюся обстановку. Атаки проводили с наскока, наспех, без достаточной подготовки, без необходимого материального и финансового обеспечения, практически не имея информации о противнике. Несмотря на неудачи и поражения, потеряв в сражениях последние механизированные корпуса, следствием стало — прекращение попыток перехватить стратегическую инициативу. За 3 месяца советским войскам удалось задержать наступление немецких частей к столице. Никто в СССР не пытался приуменьшить опасность, нависшую над страной. Дивизии вермахта рвались к Ленинграду, Киеву, приближались к Москве.

Фюрер объявил:

— «Солдаты, перед вами Москва! Вы прошагали по лучшим городам Европы, осталась Москва! Заставьте столицу России склониться, покажите ей всю свою силу, пройдитесь по её площадям. Москва — это конец войны!»

***

Пасмурная погода заволокла небо своей тягостной серостью. Солнечный облик пренебрежимо прятался за перьевыми облаками, не желая более смотреть на весь тот хаос, что ныне был учинён пьяным до власти Рейхом.
Туман обволакивал округу, пряча под своим белёсым покровом всё сущее, отчаянно пытающееся спастись. Не слышен гул людей, не слыхать пения птиц. Тревога повисшая в воздухе, заставляла трястись от  беспокойства. Ощущение опасности не покидало, казалось будто из зловещего тумана, из нагнетающей тишины вот вот покажется враг, крепко удерживающий автомат в руках. Один неверный шаг, один неверный вздох — может привести к страшной катастрофе, последствия которой уже будут не обратимы.

Совет осторожно ступал вперёд, он тревожно оглядывался по сторонам, выискивая малейшие следы заклятых врагов. От напряжения желваки на его лице сжимались до такой степени, что казалось можно было услышать скрежет зубов. Страшно хотелось закурить, выпустить пар, повисшей в воздухе угрозы быть застигнутым врасплох. К несчастью русского, в дали послышались голоса, которые кажется не принадлежали кому-то из своих. Мрачно нахмурившись, крепче перехватив в руках огнестрельное орудие, мужчина двинулся в сторону раздающегося шума. Чуть пригибаясь к земле, русский старался издавать как можно меньше звуков, осторожно подкрадываясь за возникающими из под плотной пелены тумана, кустами. Прекрасно осознавая, что шелест веток от кустарников, может создать излишнюю помеху, Совет пытался ступать чуть поодаль, но к сожалению в силу своей комплекции это выходило крайне трудно. Широкие плечи так и норовили врезаться в ответвления зарослей, создавая излишний шорох.

Подкравшись чуть ближе, коммунист резко вынырнул из под плаща тумана готовясь к атаке, однако был встречен лишь глухо доносящимися немецкими голосами из старенького радио, встроенного внутрь машины. Перед ним предстал совершенно новенький, однако уже потрёпанный войной Опель, носящий в народе название «Капитан». Можно было бы назвать его ценным трофеем, но к сожалению Союза, машина уже была достаточно изломана. Автомобиль перевёрнут на бок, возможно из-за недавно состоявшихся арт-обстрелов, а из приоткрытого капота исходил едкий чернеющий дым.
Заглянув внутрь Опеля, Совок заприметил включённое радио, голоса из которого были услышаны им ранее. Русский хорошо знал немецкий язык, а потому распознать о чём происходило вещание, было совсем не трудно.
«— Moskau ist gefallen! Soldaten können die Kremltürme von ihren Spitzenpositionen aus sehen, noch eine Woche später wird sich die deutsche Flagge über Moskau entwickeln!» («Москва пала! Солдаты могут увидеть Кремлёвские башни со своих передовых позиций, ещё неделя и германский флаг будет развиваться над Москвой!»)
— Чёртов Гебельс, мы никогда не сдадимся! — крепко стиснув зубы, Совет со всего размаху ударил кулаком по злополучному автомобилю, оставляя за собой огромного размера вмятину, на леденящем тёмном металле. Закипающая ярость, смешалась с родившейся не так давно тревогой, преобразовывая такой коктейль чувств, что коммунисту было ужасно противно ждать следующий день. Хотелось ворваться в тыл врага, растерзать каждого попавшегося, раскромсать на мелкие частицы, навсегда прекращая весь тот ужас, что творился на каждом шагу. В душе поднимался страшный ураган, с каждым днём закручивая мужчину в водоворот страха. Он старался не поддаваться чувствам, но каждый день, закрывая глаза, всё труднее становилось дышать.

Москва — сердце Советского Союза, именно отсюда началась история великого государства, именно здесь верховное главнокомандование руководило действиями советских войск, направляя их и поддерживая. Город готовился, впереди намечалось одно из самых страшных сражений в жизни страны, намечался бой за столицу, за Москву.

Золочённые купола знаменитого на весь мир Кремля, ныне были накрыты защитными серо-зелёными чехлами, дабы не стать легкой мишенью воздушных атак противника. Возле гостиницы «Москва», были установлены зенитные батареи. Большинство предприятий уже переключилось на производство средств вооружений, несмотря на воздушные налёты, на фронт бесперебойно поставлялось оружие, боеприпасы, военное снаряжение. В городе царила суровая атмосфера войны, что уже практически стучалась в двери советской столицы. Предстояла широкомасштабная битва, поскольку главной целью Берлина — всё же была именно Москва. Немецкий город готов был из кожи лезть, стремясь в самые короткие сроки уничтожить огромную страну и всё её население. Жители столицы провожали своих мужей, сыновей, братьев на фронт, не теряя надежды что война продлится не долго, что враг будет побеждён и Москва вновь примет свой привычный облик.

В июле к столице уже прорывались первые немецкие бомбардировщики, посему ощущение грозной опасности с каждым днём нарастало всё больше. В городе строились оборонительные рубежи, женщины и подростки на ровне с мужчинами трудились на благо страны. Люди с самого утра толпились на улицах, пристально вычитывая последние напечатанные сводки о новостях с фронта. В газетах писали о Смоленских сражениях, о том как Красная армия стояла не на жизнь, а на смерть, всеми силами стараясь сдержать ужасного врага на подступах к Москве. Даже Рейх признал неслыханную стойкость и упорство русской пехоты: около 10 дивизий советов попали в окружение под Смоленском, но они заставляли немцев драться за каждый городской квартал, армия западного и резервного фронтов смогли задержать врага на Смоленском направлении порядка двух месяцев. Восторг граждан не мог не возникнуть после новости о том, что впервые в ходе второй мировой войны, непобедимый Вермахт перешёл в оборону.

Надо сказать, газеты и сводки читали не только советские граждане. Когда в руки Германии попал немецкий экземпляр, гласящий на главной странице о русских потерях, парень не мог поверить своим глазам:
« An der ganzen Front wurden etwa 2,9 Millionen Menschen getötet, 22.000 Kanonen, 1.800 Panzer und 12.000 Flugzeuge zerstört.» («По всему фронту, убитыми насчитывается около 2,9 миллионов человек, уничтожено 22 тысячи пушек, 1800 танков и 12 тысяч самолётов.»)
Поскольку немец обладал критическим мышлением, принять за правду настолько фантастические цифры, он попросту не мог. Если считать информацию правдивой, то Красная армия была уже уничтожена, ведь эти цифры, по расчётам германского командования, составляли общую численность советских вооружённых сил в пред военные годы.
Зловеще нахмурившись, Рейх яростно скомкал ненавистную бумагу, с трудом сдерживая утробный рык. С самого начала войны, все его планы таяли словно льдинка, а сейчас и вовсе разлетались подобно карточному домику, ну не может ему так не везти, в чём же дело?

Всё же немцы сдаваться на пол пути не собирались, не теряя лишнего времени, к советской столице уже приближались знаменитые эскадрильи Геринга, те, что не так давно бомбили Варшаву, Лондон, Ливерпуль, Роттердам, Белград. Немецкие лётчики цели не выбирали, однажды их бомбы угодили даже в здания посольств Италии и Японии, собственных союзников. А в результате пожаров, наиболее известными жертвами стали: Московский университет, знаменитый Вахтанговский театр, ресторан «Прага». Одна из бомб всё же попала на территорию Кремля.

Страшная сирена издавала свой неумолимый писк, завывая на всю округу, предупреждая население о готовящейся воздушной опасности. Гражданские уже знали чем это обернётся, в последнее время всё чаще приходилось спускаться в подземелья метро, укрываясь от страшной судьбы. Подземное убежище буквально стало домом для сотен тысяч людей. В эти кошмарные дни дети, глубоко под землёй привыкали к новому образу жизни. У московских ребятишек появилось новое занятие — в свободные от бомбёжки часы, они выбирались на улицу, где собирали осколки бомб, сделанных в Германии. На очередной такой прогулке, дети Совета так же изучали сложившуюся обстановку, но к большому сожалению, не в полном составе.

Самый старший из них, РСФСР, всего пару дней назад выбрался из убежища, и направился в сторону рабочих. Его рвение помочь отцу и собственным гражданам, было весьма похвальным, но вот только пожалуй, ужасно безрассудным. Сёстры отговаривали мальчишку, настаивая на том, что взрослые смогут со всем разобраться, а младший брат упорно отказывался отпускать непоседливого Руслана, на встречу страшной опасности. Однако вопреки всем предостережениям, попыткам удержать подрастающего большевика, мальчишка отправился на фронт. Совсем рано утром, стараясь ускользнуть из темного метро, тускло освещавшимся парой стареньких лампочек, РСФСР с перевешенным на правое плечо узелком собранных вещей, направился на поиски советских солдат. Мальчик уже представлял как смело он ворвётся в бой, с каким яростным кличем пустится в атаку на заклятых врагов, и как будет гордится его поступком отец..

В конце сентября, не в силах усидеть на одном месте, переполненный эмоциями фюрер, решил принять личное участие в событиях на восточном фронте. На совещании в группе армий «Центр», заявил:
« — Moskau muss so umzingelt sein, dass kein Bewohner, ob Mann, Frau oder Kind, es verlassen kann.» («Москва должна быть окружена, так чтобы ни один житель, будь то мужчина, женщина или ребёнок, не мог её покинуть.»)
Он приказал захватить, а затем утопить Москву, огромное море должно скрыть под своими водами русскую столицу цивилизованного мира. Эта операция получила громкое название «Тайфун».

Подчиняясь приказу, фельдмаршал фон Бок двинул на Москву, по фронту протяженностью около 600 километров 74 дивизии, из них 14 танковых и 8 моторизованных. В операции участвовало около двух миллионов  солдат и офицеров, 1700 танков, более 14 тысяч пушек и пулемётов, 1400 самолётов. В противовес Вермахту, Красная армия подготовила один миллион и 250 тысяч солдат и офицеров, 7 тысяч пушек, около тысячи танков и чуть более 600 самолётов.

Берлин приказал нанести последний решающий удар, чтобы успеть разбить противника до наступления зимы. Буквально через три дня кровопролитных сражений, гитлеровцы прорвались в центре советской обороны, а на следующий день взяли Орёл. Сковали крупные силы русских войск под Вязьмой и Брянском, однако и в окружении советы истекая кровью, продолжали яростно бороться с врагом, стойкость и самоотверженность обрывала наступление вражеских танковых армад, что в последствии позволило советскому командованию вывести свои войска из окружения.

В начале октября, ставка верховного главнокомандования вызвала генерала Жукова из Ленинграда. Все пути на Москву, по существу были открыты. Столица готовилась к уличным сражениям до последнего. В районе Можайска была создана и приведена в боевую готовность новая линия обороны. Немцы находились уже в 70 километрах от города, а москвичи слышали отдаленные звуки артиллерийской канонады. С 20 октября, Москва ввела осадное положение. Женщины, старики, дети, все кто остались, в грязи и холоде, под прицельным огнём врага, рыли противотанковые рвы, возводили укрепления, создавали народное ополчение. В рабочие батальоны и коммунистические отряды добровольно вступали учителя, писатели, ученые, студенты, все кто не ушёл на фронт. Невыносима была сама мысль, что гитлеровцы могут войти в их город.

Тула не пропустила Гудериана, и фашистские танки двинулись в обход. Здесь немцам пришлось столкнуться с новейшей разработкой русских, их встретили первые танки Т-34, превосходившие всё, что имелось в арсенале Вермахта.

Однако на немецкой оперативной карте был так же отмечен ещё один рубеж обороны — Подольск. Здесь, горстка юных курсантов из двух военных училищ встала на пути железной мощи Вермахта, им удалось задержать фашистов, но ценной собственных жизней. Советская стратегия ныне заключалась в том, чтобы ослабить продвижение вражеских танков, измотать, задержать, подтянуть мощные укрепления, а затем контратаковать.
Каждый бой на подступах к Москве, давал советскому командованию время для группировки сил и подготовки резервов. У разъезда Дубасекова, оборонялось всего 28 человек с дивизией генерала Панфилова, они смогли остановить 50 немецких танков. Навсегда вошли в историю слова политрука Василия Колочкова:
« — Россия велика, а отступать некуда. Позади Москва!». Десятки тысяч советских воинов отдали жизнь, защищая Москву.

Немцы, предвкушая скорую, сладостную победу, уже напечатали приглашения на парад Германии, что должен был пройти на Красной площади. Однако вскоре мир заговорил о другом параде, 7 ноября, когда немцы стояли у стен Москвы, у самого Кремля состоялся традиционный парад советских войск, приуроченный ко дню празднования великой октябрьской революции. С торжества, прямо на передовую, отправилась вся военная техника, сопровождаемая солдатами.

Приближалась зима, своими тонкими и леденящими пальчиками она стучалась в жизнь каждого, словно в окошко, пугая своей кровожадностью захватчиков. Земля покрывалась льдом, становилась настолько твёрдой, что казалось сравнить её можно даже с камнем. Морозы становились всё сильнее. Немцы, рассчитывавшие завершить войну до наступления зимы, стали готовиться к ней в последний момент. Со всей оккупированной Германией Европы, собирали для немецких солдат теплую одежду, рождественские подарки. Фюрер приказал начать наступление 15 ноября, они были уверены в своём успехе, надеялись, что зимовать будут в тёплых московских квартирах, а пока приходилось утепляться всем чем можно было. Рейх от стыда готов был гореть каждый раз, когда приходилось засовывать под свой китель газеты, бумажки и даже листовки, написанные с обращением к русским:
«Плен — это единственное средство остаться в живых, так как вопрос уже окончательно решён.»

Днём 2 декабря, гитлеровские войска достигли Красной поляны, расположенной в 27-30 километрах от центра столицы. Это было самое близкое расстояние к Москве — мечте Берлина. Однако немцы пробыли в Поляне меньше одного дня, поскольку были выбиты оттуда подоспевшими частями РККА. Советское командование планировало нанести удар на западном направлении, силой 100 дивизий в полосе шириной более 800 километров.

Утром 5 декабря, советы начали наступление, немецкие оборонительные линии не смогли выдержать мощной атаки русских войск, в течение 48 часов весь центр гитлеровской армии оказался под сильным давлением. Берлин приказал не отступать, однако выполнить этот приказ было уже невозможно, 3 основных немецких группировки потеряли связь друг с другом. Армии группы «Центр» были близки к панике.

6 декабря Рейх записал в своём дневнике тревожную запись:
«Все жертвы и все усилия наших блестящих войск провалились, мы потерпели страшное поражение» За 10 дней его войска отступили на 160 километров.

Уже к концу декабря, Германия не в силах больше мириться с сложившейся ситуацией, решил связаться со своей столицей. Диалог вышел прескверный. На доклад о потерях, о состоянии измотанных, истощенных войск, страна услышал в свой адрес придирчивую насмешку. Берлин назвал Рейха «полоумным трусом», искренне недоумевая как можно было так обложатся. Разъярянный нерасторопностью государства, немецкая столица решает лично написать рапорт о переводе Вальтера в тыл.
Сплошные неудачи, расстройство Берлина, подкосили веру Рейха в победу. Выбитый из колеи парень не мог понять, в каком месте он допустил ошибку, почему все его усилия вдруг обернулись ужасным провалом, неужели он никогда не сможет добиться величия как его славные предки?

К концу февраля, в сводках немецких штабов указывалось, что десятки тысяч солдат обморожены и этим ещё повезло! Около 210 тысяч было убито, 47 тысяч пропало без вести, более 750 тысяч ранено. Пошатнулась и вера в фюрера, в идеал фашизма. Но гитлеровские войска не спешили отчаиваться, они продолжали оказывать упорное сопротивление.
Советское контрнаступление придало битве гигантский размах: с обеих сторон в ней участвовало около 3 миллионов человек.

Зимнее солнце даровало ощущение своего присутствия ярким светом, отражаясь на промёрзлых дорогах, однако совсем не согревало солдат. Небо, усыпанное кучерявыми облаками отнюдь больше не волновало Рейха, единственной его целью сейчас было унести свои ноги подальше, от разъярённого противника.
Пробираясь сквозь чащу леса, парень совсем не заметил, как умудрился отстать от своего войска. Его небольшой рост сейчас был настоящей обузой, коротенькие ножки утопали в сугробах замедляя движения, искристый снег более не мог радовать глаз своими переливами. Немец отчаянно прорывался в глубь раскинутых деревьев. Изрядно запыхавшись, парень принял решение замедлиться, однако не успел сделать и единого вздоха, как позади  уже послышался громкий хруст обледеневшей корочки снега.
Страх быть пойманным мгновенно окутал юнца, посему Германия отчаянно ринулся вперёд. Лицо страны стремительно краснело, горло ужасно обледенело, холод пронизывал тело, заставляя морщиться от одной лишь мысли замёрзнуть на смерть, но внезапное преследование придало ему не мало сил, бороться со злостной судьбой и дальше.

Глаза немца расширились, дыхание участилось, чувство опасности заметно возросло, не успев опомниться, на плечо солдата взвалилась тяжёлая рука, под весом которой, Германия кажется не смог устоять. Уставшие ноги затряслись, подкосились, запутались, и парень свалился на промёрзлую суровой зимой, дорогу.

Обернувшись, сердце Рейха буквально пропустило удар. К нему наклонилась до боли знакомая фигура, что сейчас яростным взглядом прожигала парня, точно огнём. Его заледеневший взгляд был подобен бушующей вьюге, что была готова похоронить в своём холоде немецкого солдата. Кустистые брови нахмурились, выдавая в мужчине непомерное разочарование в своём старом знакомом. Хмурый взгляд опустился на грудь арийца, зацепившись за одну очень маленькую, но весьма интересную деталь. Из под немецкого кителя вырвался медальон, довольно старенький, позолоченный, потрёпанный временем. Совет схватил безделушку, своей огромной рукой, в которой украшение терялось, буквально утопало. Одним четким движением большого пальца, мужчина приоткрыл подвеску, внутри которой обнаружил очень старую фотографию, совсем крохотную. На ней был запечатлён молодой СССР, улыбающийся своей самой открытой и добродушной улыбкой. В глазах его горели искорки счастья, возможно даже от встречи с обладателем медальона. Иван поверить не мог, что Рейх стал бы носить с собой его фотографию, да ещё и у самого сердца. Что-то здесь было не так.
Воспользовавшись замешательством Союза, Вальтер вынырнул из хватки русского, и новыми, прильнувшими к нему силами, помчался прочь, в густоту зимнего, чернеющего леса...

Красная армия продолжала преследовать врага всю зиму. Отступая, оккупанты опустошали деревни и города. Советских воинов встречали с радостью, освободители вступали в зону выжженной земли, полную дыма и обугленных руин. Фашисты жгли даже зерно, которое не могли увезти с собой, лишь немногое удавалось спасти. Уходя, немцы уничтожали всё что могли, для них не было ничего святого, расстреливали даже в храмах. То был новый, чудовищный порядок, разрушавший всё к чему прикасался.

Битва за Москву стала первым сокрушительным поражением Вермахта. Советские люди спасли свою столицу, развеяли миф о непобедимой гитлеровской армии, они показали всему миру что Советский Союз может изменить ход войны, но угроза фашизма всё ещё висела над миром.
«— Wir müssen wieder die Initiative ergreifen!» (« Мы должны вновь захватить инициативу!») — говорил Берлин — «Dank der Überlegenheit des deutschen Oberbefehls und des deutschen Soldaten, dem Feind seinen ganzen Willen zu zeigen.» («Благодаря превосходству немецкого главнокомандования и германского солдата показать всю свою волю противнику.»)
Союзники России же, были восхищены стойкостью советского народа. «Moskau Straße» — трасса, ставшая роковой для Третьего Рейха...