Встреча на поле боя

Первая Мировая война оставила после себя тяжелое экономическое и социальное бремя. Весь мир охватывали изменения: государства сталкивались с революциями, гонениями, выходом из собственной зоны комфорта. Волнения продолжались довольно длительное время, выливаясь в запутанные истории, неустойчивые умы буквально во тьме, на ощупь, искали выход из сложившихся обстоятельств. Не желая мириться со своим поражением, с приближающимися последствиями угрожающими целости Германии, в стране вспыхнула ноябрьская революция. Экономическая разруха, провал в сражениях на Западном фронте, выход из Четверного союза Болгарии, Османской империи и Австро-Венгрии — стали основными причинами восстания.

К 1918 году стало ясно, что Германская империя проигрывает войну, обосновывая это «численным превосходством противника», а в связи со вступлением в конфликт США, к июлю ситуация усложнилась, перевес достиг соотношения «пяти к трём». Громадное превосходство вооружения, обилие снарядов англо-американской артиллерии, плохое питание «немецкого солдата» так же стали основой распада прежних порядков.

Внутри империи так же начались серьезные проблемы: массовый голод охватил именно низшие слои населения, что в последствии получило название — «Биншток». Тоже коснулось и самой армии. Немцы были готовы терпеть лишения и приносить жертвы, но лишь до тех пор, пока сохранялась вера, что эти лишения и жертвы необходимы ради победы в войне.

Весной 1918 года, ознаменованной выходом России из войны, оккупацией богатой продовольствием и ресурсами южной части русского государства и новым наступлением на Париж, немцы испытали последний прилив энтузиазма, однако надежда на чудо не сбылась.

Контрнаступление Антанты в августе 1918 года окончательно похоронило всякие надежды на возможность победного и даже просто достойного окончания войны. Ощущение безнадёжности, в свою очередь, демотивировало солдат и порождало стремление к миру любой ценой. Одновременно с этим нарастало раздражение против режима, втянувшего Германию в бедственную войну и проигравшего её.

Поскольку военное положение империи было крайне безнадёжным, Берлин — опасающийся стремительно приближающейся катастрофы заявил, что фронт продержится не более 24 часов, в следствие чего старший немец запросил у Антанты немедленного прекращения огня. Кроме того, германская столица настоятельно рекомендовала принять основные условия США — «четырнадцать пунктов» и сформировать правительство Германской империи на демократической основе, в надежде на лучшие условия мира. Это позволит сохранить лицо армии, переложить ответственность за капитуляцию и её последствия, непосредственно на демократические партии и парламент.

4 октября новое правительство Германии обратилось к делегации США, с предложением начала мирных переговоров на основе «четырнадцати пунктов», это открытое признание если не поражения, то невозможности победы, оставалось без положительного ответа Вашингтона, что было ещё более унизительным положением.

В качестве предварительного условия переговоров, США требовал вывода немецких войск со всех оккупированных территорий, прекращения подводной войны и немедленной отставки Германской империи. Разумеется старший немец был крайне возмущен, потому охарактеризовал «ноту Вашингтона» неприемлемой и призвал к продолжению боевых действий. До чего же горда была немецкая семья, предпочитающая скорее достойно умереть, чем нежели жить, в позорной оккупации.

Своевременные капитуляции союзников немецкой стороны — Османской империи и Австро-Венгрии, вынудили Берлин проигнорировать указания своей страны, и уже 8 ноября в Компьенский лес под Парижем, прибыла германская делегация для переговоров о перемирии, фактически об условиях капитуляции Германии. Перемирие было подписано через три дня, уже с представителями республиканского правительства.

В условиях нового мира, изменения импульсом произошли не только в Германии, но и в самой немецкой семье. Одним из условий перемирия, страны обозначили обязательную отставку Германской империи, а так же его последующее заключение в ссылку, и если старшую дочь — Хельгу это волновало не особо, то для маленького Рейха — оказалось настоящей трагедией.

Отец был единственным в жизни Вальтера человеком, который безмерно любил своё дитя, защищая от самых разных невзгод. Омраченный прошедшими событиями, младший немец глубоко погрузился в себя, в его комнате всё реже проглядывался солнечный свет, малец практически перестал показываться на публике. Потеря родителя стала самым главным ударом по беспечной жизни юнца, разделяя жизнь немца на «до и после». Каждую ночь Рейх проводил в кабинете отца, запираясь на ключ, он сидел за столом бывшей страны, со слезами на глазах вспоминая тот день, когда в последний раз его видел. Сердце юного парня разбивалось на тысячу осколков каждый раз, когда он смотрел на поблёкшую фотографию с отцом. В золотой рамке, что украшала мастерски выполненная одним немецким ювелиром гравировка, с давних пор красовалась фотография, на которой были запечатлены: гордый родитель и его самый любимый ребёнок, искренне улыбающийся своими малюсенькими клычками. И пусть Рейху тогда был всего лишь год с небольшим, в пасти юного вампира уже проглядывалась пара белоснежных зубиков. Малыш выглядел самым счастливым на свете, не смотря на то что быстро осознал, как же ему не нравится фотографироваться. В детстве отец заставлял отпрыска принимать участие в фотосессиях, чуть-ли не у каждого куста. Так он любил своё дитя, что не жалел никаких средств, лишь бы запечатлеть на память своего маленького барина. От нахлынувших воспоминаний, в груди немца ужасно закололо, дыхание вновь сбивалось, нос неприятно защипало, предвещая очередной поток горьких слёз.

В стране бушевал голод, нарастал раскол. Хельга унаследовала от имперской эпохи несколько структурных проблем, таких как: экономический и социальный порядок, а так же конфессиональную школьную политику. Несмотря на нарастающий кризис, затворничество брата, девушка сдаваться была не намерена, а посему усердно старалась собраться с духом и решать вопросы по мере поступления.

В декабре 1918 года, войска Антанты в соответствии с Компьенским перемирием приступили к оккупации Рейнской области. Были заняты стратегические плацдармы на восточном берегу Рейна, радиусом в 18 миль, каждый с центрами в городах: Кёльн (Великобритания), Кобленц (США) и Майнц (Франция).

На том государства останавливаться не собирались, впереди уже маячила следующая делёжка «трофеев» а вот каких именно, выяснилось только через год, при подписании «Версальского договора». Это страшное слово преследовало Рейха долгие годы, из-за него юношу неоднократно посещали кошмары и во снах, и на яву.

Версальский мирный договор стал важнейшим в серии мирных договоров, подписанных по окончанию Первой Мировой войны. Положения Версальского мира вырабатывались в течение полугода, после Компьенского перемирия, в том числе в рамках Парижской мирной конференции: различные, зачастую противоречащие друг другу высказывания стран-победительниц оттягивали «страшный суд» над Германией, тем самым нервируя немцев ещё сильнее. Длительные дебаты по основным пунктам договора, сопровождались обсуждением численности и структуры германской армии, говорили о судьбе территорий бывшего императора, о величине репарационных выплат, о соблюдении независимости Австрии, о конфискации поместья германской семьи и большей части их нажитого веками имущества.

Договор предусматривал массовый делёж наследия Империи, Рейх никогда не забудет, как тяжело дался ему тот кошмарный день. День, когда Франция силой «вырвал» Эльзас и Лотарингию, когда Данциг назначили вольным городом, островком среди раскинувшихся немецких земель. Передачу Саара — Лиге Наций, ликвидацию германских колоний, округа: Мальмеди, Эйпен, дедовская Морене были насильно «выдраны» Бельгией, большую часть провинции Позен, а так же примерно половину провинций Западной Пруссии прихватила себе Польша — наглая самовлюбленная эгоистка. Округ Глючин отошел к Чехословакии. Клайпедская область «Мемельланд» передавалась в управление держав-победительниц. Без слёз на карту было не взглянешь, думалось Вальтеру. Отцовское наследие раскрадывалось другими государствами словно пиратский клад, каждый мечтал урвать хоть кусочек. Торжественно улыбаясь присутствующим, аристократично попивая старинное французское вино, каждая страна стремилась сломить непокорный немецкий характер, устраивая из них аттракцион невиданной щедрости.

Немец чувствовал себя крайне паршиво, стыдно было теперь смотреть родным в глаза, собственному народу. Рейх отчаянно искал поддержку в сестре, надеясь, что она сможет прервать этот кошмар, остановить их, но сталкивался лишь с отстранённым холодным взглядом, будто девушка и вовсе замечать брата не собиралась. В голове юноши не укладывалась действующая страна, так спокойно реагирующая на аннексию собственных территорий. Отец не сдавался, он бросался в атаку за каждый метр своей родной земли, словно Атлант, удерживал на своих могучих плечах этот хрупкий германский мир, а она так просто смела отдать всё врагу... Рейх задумался.. А мог ли он быть таким, как его отец? Смог бы стоять за своё, столь же стойко и гордо? Смог бы биться за каждого своего гражданина, за каждый клочок священной земли как его воинственный предок?

Как бы то ни было, в жизни немцев наступает новый этап, согласно статье 231-й, на Германию возлагалась вся ответственность за развязывание мировой войны, что в последствии не могло не избежать многочисленных споров и конфликтов в немецких кругах.

Отчужденно смотря на проходящих мимо государств, что так бодро обсуждали добытые путём договора территории, Вальтер подмечал особенности присутствующих. Ранее он с воплощениями не особо контактировал, а вернее было сказать, не общался совсем. На разного рода мероприятиях, мальчик отдавал предпочтение обществу своих старших сестёр: Хельги и Венгрии, нравилось и проводить время с подрастающим Австрией, пусть и их общение сперва не заладилось. Обстановка в мире была напряжена до предела, опасаясь, что сестра сможет наделать глупостей, немец уже начинал морально готовить себя к общению с господами из высшего общества.

Королём в Европе по праву считался Великобритания, не смотря на почтенный возраст, мужчина выглядел достаточно свежо и разумеется опрятно, педантичность в нём чуть-ли не кричала, выдавая старого сноба одним только его придирчивым взглядом. Возле англичанина обычно всегда вился его приятель Франция, что было довольно забавно — француз гораздо моложе выше упомянутого, а посему многие недоумевали, как же установилась «дружеская связь», ведь конфликт поколений обычно становился главным предметом раздора. Несомненно, отношения у них были не самыми лучшими, с присущим европейцам лицемерием, но всё же обе страны не могли найти для себя соратника лучше.

Французская республика старался быть самым обаятельным и галантным кавалером в Европе, в обращении с дамами он был особенно деликатен, однако в узких кругах про него ходили слухи, о разного рода непотребствах. В этот вечер Рейх неоднократно ловил на себе пристальный, навязчивый взгляд Франца, который вероятно уже что-то про себя замышлял. Неожиданное внимание, и столь похабная ухмылка, погружали немца в ещё больший дискомфорт. Юноша насупился, сгорбился, стараясь вжаться в угол, дабы никто не смел и вспомнить о младшем брате Веймарской республики, о том, кто мог стать очередной сладостной жертвой.

Советская Россия не был приглашён на «пир падальщиков», а вот Китай, участвовавший в работе конференции, договор подписывать не стал. США, нежелавший связываться с работой в Лиге Наций, так же отстранился, предпочитая по обычаю, жить в своё удовольствие.

Версальский договор вступал в силу 10 января, 1920 года, после предстоящей ратификации его Германией и четырьмя основными союзными державами — Великобританией, Францией, Италией и Японией.

В ходе бурных обсуждений, горящий своей скорой добычей Франция, решив продолжить «пир», в очередной раз доказывая свой ненасытный аппетит, пригласил достопочтенных дам и кавалеров в ближайшие дни расслабиться, в «совершенно изумительных и успокаивающих купальнях». И если остальные государства инициативу разделили с великим радушием, то вот Рейх был не то чтобы озадачен, он совершено точно не понимал, как им всем хватает наглости делать вид — будто ничего страшного не случилось. Юноша чувствовал себя крайне паршиво, тело ужасно саднило, к горлу подступала тошнота, слёзы накатывались на глаза, стремясь бурным потоком обрушить всю таящуюся в душе печаль. Пока все веселятся, делятся впечатлениями от прибывших территорий, Германия кипел от тихой ярости, от своей безысходности, взглядом пытаясь найти поддержку в лице сестры, которую вероятно, не удастся получить. На кого же тогда опереться? Неужели впредь он один должен справляться со всеми трудностями? Куда ему теперь идти? Погрязнув с ног до головы в долгах, лишившись крыши над головой, было страшно смотреть в будущее, страшно и оглядываться назад.

Веймар, как теперь называлась сестра Вальтера, с самого утра носилась по номеру гостиницы в поисках очередного завидного наряда. Её главной стратегией в борьбе за свою политическую жизнь было — очарование, она стремилась покорить сердца других государств, дабы уладить все имеющиеся недосказанности и вновь вернуть авторитет немецкого государства на мировой арене. По мнению Рейха, марафет сестры шёл в разрез с настроением господствующих стран, вероятно те скорее предпочтут воспользоваться наивной дурочкой, чем заводить дружбу с отныне презренным изгоем. К слову сказать, младший совсем не желал появляться на публике, не смотря на то что налаживать связи всё-таки было нужно, парень в упор отказывался от посещения развлекательного мероприятия, ссылаясь на плохое самочувствие. Это действительно было так, подписание Версальского договора оставило на мальчишке неизгладимый след, в один миг лишившись всего, что-так было дорого.

Веймар усердно красилась, подводила глаза, придавала губам более сочный оттенок, по долгу подбирала украшения, которые непременно могли бы произвести фурор на собравшихся государств. В гардеробе обнаружилось новое платье, что было совсем недавно приобретено чуть-ли не на последние деньги. Рейх с ужасом наблюдал представшую пред ним картину, искренне не понимая смысл в приукрашивании действительности, ради.. кого?..

— Würdest du aufhören, endlich so offen zu starren? Ich kann fast hören, wie sich Falten auf deiner Stirn sammeln.

«— Может перестанешь наконец так откровенно пялиться? Я почти слышу как на твоём лбу собираются морщины.» — наконец язвительно проронила сестра.

— Kannst du ihnen vielleicht noch die Stiefel lecken? Habe mich wie eine Parade angezogen.

«— Может ещё сапоги им начнёшь лизать? Оделась как на парад.»— недовольно пробурчал брат.

— Bist du das, was du in der Politik denken kannst? Du denkst wahrscheinlich, dass dein unreifer Verstand am meisten versteht, wie man in dieser Situation vorgehen soll, aber das ist bei weitem nicht der Fall.

«— Ты то что можешь мыслить в политике? Наверно считаешь, что твой неокрепший ум больше всех нас понимает, как поступать в сложившейся ситуации, однако это далеко не так.» — высказалась Веймар, проводя лишний раз помадой малинового цвета, по своим бархатным чуть пухлым губам.

Рейх решил дискуссию не продолжать, ей невозможно что-либо доказать, Хельга не славилась остроумием, однако как и все девушки, искренне верила в своё природное женское обольщение.

Надо сказать, отношения у Рейха и Веймар были не то чтобы натянутые, скорее даже «никакие». Так повелось ещё с детства, после рождения брата, сестра довольно часто выказывала своё недовольство, обвиняя Вальтера в смерти родной матери, но со временем, им удалось перерасти эту точку конфликта, настолько, что их можно было охарактеризовать фразой: «не разлей вода». Дети часто проводили время друг с другом, а сестра для маленького Рейха, стала примером во всём. Он старался подражать ей в общении, в предпочтениях, в играх и даже нарядах. Мальчик тянулся к ней всеми силами, стараясь быть примерным братом, другом, соратником, но к сожалению часто сталкивался с некой холодностью и безразличием со стороны старшей сестры. На вечеринках Хельга старалась уделять больше времени подружкам, нежели Вальтеру, ссылаясь на то, что пообщаться с ним сможет в любое другое свободное время, вот только необщительному, замкнутому, робкому ребенку без общества сестры было крайне дискомфортно, скучно и уныло. Разумеется он был достаточно смышленым малышом, чтобы не устраивать дома скандалы и истерики, в попытке получить хоть на каплю больше внимания, вот только копить в себе детскую обиду — тоже не являлось отличным выходом из такой ситуации.

Поскольку Германская империя часто пропадал на работе, полностью занятый политикой и своей службой, ребята часто проводили время у бабушки, не редко оставаясь у пожилой Германской Конфедерации на ночёвку, ох сколько историй было связано с домом старушки, всех и не перечислить. Дед Пруссия, был тем ещё чёртом, которого Рейх не на шутку побаивался. После смерти, оный часто фигурировал во снах немца, превращая каждое сновидение в настоящий кошмар. По коже бежали мурашки, а фраза, проронённая с его уст могильным голосом:

— «Я ещё жив...» — леденила душу и сознание, похлеще зимней вьюги. После неё, ребенок уже не мог нормально спать, совершенно не осознавая почему же его так пугает предшественник.

На ночёвки мальца часто подстрекала старшая сестра, которая в силу своего подросткового бунтарства искала любой способ выбраться из дома. В детстве мальчик очень любил оставаться у любимой бабули с сестрой, которая с головой погружала его в самые разнообразные игры, детская фантазия развивалась и дарила незабываемые эмоции от времени, проведенного вместе. Игры в куклы и машинки настолько нравились ребёнку, что при себе у него всегда была пару фигурок, он знал как разбавить серый и скучный день увлекательными событиями, которые могли происходить в «розовом» кукольном мире.

Они вместе читали книги, бесились и дурачились, швыряясь подушками, выдумывая самые разные истории по ходу действий. Всё было хорошо, ровно до тех пор, пока Веймар не начала взрослеть. С тех самых пор, маленький братик становился всё менее интересным, а вот перспектива найти кавалера, поблистать новым платьишком в высшем свете, представлялась всё более привлекательной. На одном из мероприятий, организованных очередным богатым государством, Хельга познакомилась с самым обаятельным парнем на всём континенте, по её скромному мнению. Они кружились в вальсе каждый раз, когда его объявляли, и каждый раз, девушка с нетерпением ожидала приглашения от русского молодца. Иван совершенно точно вскружил голову юной фрау, от чего Вальтер начинал ревновать свою сестру. Ему всё меньше доставалось внимания, а когда на смену мальцу пришёл ненавистный отцу, сын Российской империи, общение с Хельгой прекратилось совсем. Мальчик отныне был вынужден развлекать себя самостоятельно, что конечно не могло не удручать. От теплых воспоминаний из детства, в душе ребенка появлялась непомерная горечь, сберечь свои невинные, чистые слёзки, порой было очень трудно, но иначе взрастить в себе холодность к родному человеку было нельзя. Отдаляясь друг от друга, они теряли самое важное, что могло бы помочь им сейчас, в такое трудное время — защиту, любовь и надежду.

Упорно не желая идти на вечер с остальными странами, представавшими пред Рейхом в виде страшных зубастых животных, алчущих заполучить все немецкие блага, нажитые непосильным трудом предшествующими государствами, будущий фриц всё же отправился на встречу. Веймар буквально вынудила брата не отказываться от приглашения назойливого француза, под предлогом невежества со стороны Вальтера. Разумеется, уважить одну из ведущих в мире стран — Францию, было сейчас приоритетным долгом Германии, чтобы в последующем, гарантировать себе возможность быть наравне с остальными государствами на мировой арене. Несмотря на «святость» миссии старшей сестры, немец считал, что его присутствие обязательным не является, но поскольку малец ещё не достиг своего совершеннолетия, ответственность за него целиком и полностью падала на плечи Веймар.

— Mach das Gesicht einfacher, ich glaube nicht, dass die Länder eine so saure Schnauze betrachten wollen.

«— Сделай лицо попроще, я не думаю что страны захотят смотреть на такую кислую морду.» — вдруг прыснула немка, на что тут же получила закатанные глаза и презрительный «хмык». Планы Вальтера несколько отличались от сестренских, парень давно уже перестал быть тем милым и невинным ребёнком, пряча свою истинную натуру под маской безразличной холодности.

Это в нём зародилось ещё во времена обучения в школе. С самого начала немец предстал легкой мишенью для остальных учеников, дети просто нашли «рыжую овцу» среди стада «белых и чёрных». Он выделялся не только своей яркой огненной гривой, но и характером, поведением, главным образом — мышлением. Пока все усердно старались вырасти, начиная пользоваться декоративной косметикой, предпочитая носить туфли на завышенном каблуке, будущий фриц предпочитал оставаться в моменте, спускать все деньги на новые краски, карандаши, развлекая себя иными способами. Одно время ему даже удалось установить некую монополию: перед каждым уроком по изобразительному искусству, юнец торговал своими работами, поднимая на том неплохие деньги. Обычно дети его возраста предпочитали копить средства на что-то ценное, или очень нужное, но немец каждый раз направляясь в столовую, спускал всё что имелось, на пару любимых пышных булочек, за что в последствии часто себя корил. Однако не смотря на все достижения, приобретённые во время младших классов, в старших — его поджидала серьезная проблема: психологическое давление обучающихся, что в угоду своих амбиций, за счёт Рейха избавлялись от собственных комплексов. Искренне недоумевая как бороться с такими нападками, Германия начал обращался за советами к своей семье. К глубочайшему сожалению арийца, ни один из таковых ему не помог, и мальчик был вынужден сталкиваться с большей агрессией ко своей персоне. Отец долгое время заступался перед сыном, навещая ребёнка в школе, но Рейх быстро осознал, что такая тактика ему ничем не помогает, тогда, Империя предложил просто игнорировать создавшуюся проблему, но и здесь успеха никакого не предвиделось. Бабка Германия предложила, дать обидчикам физический отпор, поставить тем самым наглецов на своё место. И тут Вальтера поджидала неудача. Парень достаточной физической силой не обладал, а потому его жалкие попытки защитить себя, обернулись полным провалом, порождая в юноше такое количество комплексов, из-за которых «полюбить себя» младшему немцу возможности не предоставлялось.

Мальчик с детства знал своё предназначение, с самых малых лет он уверено шагал к своей будущей работе — стать достойным воплощением Германских земель. Вот только никто не знал, что это погружало юнца в себя ещё больше. Было страшно даже просто подумать о будущем, какой же страной он станет, если не может защитить себя даже от самых обычных мальчишек, ни физически ни морально.

Погрузившись в тяжкие думы, немец вовсе не заметил, как уже оказался перед раскинувшемся обеденным столом. Впереди маячил интересный вечер, сегодня государства проведут своё торжество на высшем уровне. Горячие закуски, терпкий алкоголь элитного класса, радиовещание, по которому то и дело играла какая-нибудь заводная песенка. В соседнем зале отдыхающих ожидал небольшой бассейн, с горячей и кристально чистой водицей, а позади наблюдалась та самая сауна, которую так любили посещать Великобритания на пару со своим приятелем Францией.

Сидя за столом, Рейх начал изучать присутствующих: напротив него сидели кажется Бельгия и Польша, о чем-то мило перешёптываясь. Возле них восседал Великобритания, про себя немец отметил поведение англичанина, его строгий и колкий взгляд, удрученную тоску, что было достаточно странно, неужели старик совсем не развлекается? Сына старинного европейского государства по курсу не намечалось, вероятно США вновь предпочел остаться на своём континенте, по-английски тушуясь со вчерашнего собрания.

Веймар кажется нашла себе жертву, любезно кокетничая с очередной страной, чуть прищурившись Вальтер узнал в силуэте наследника России, когда только он успел здесь появиться? Презрительно фыркнув, немец понял, что вновь остаётся один. В такие моменты больше всего Рейху хотелось куда-то спрятаться, скрыться от многочисленных пар глаз и возможно даже поскорее удрать домой. Погрузившись в свои мысли, парень совсем не заметил, как к нему тут же подсели. По правую руку от него оказался мужчина, он нагло уставился в глаза немца и растянулся в ехидной улыбке.

— Bonjour~ («Здравствуй~») — лукаво промурлыкал рядом сидевший, — Mon nom est France~ («Меня зовут Франция~»)

— Et ton nom?~ («А как твоё имя?~») — у немца возникло неподдельное ощущение, будто над ним решили лишний раз посмеяться, толи мужчина сдерживал смешок, толи у арийца развивалась паранойя...

Рейх не на шутку испугался, стараясь подвинуться чуть влево. Буквально вчера этот бесстыжий француз имел наглость отобрать законные территории немецкого государства, а уже сегодня собирается что-то требовать от ещё не взошедшей на мировую арену страны.

— Herr D-deutsches Reich («Г-германский Рейх») — запинаясь промямлил юноша, стараясь отдалится от ненавистного ему государства. Не обращая внимания на присутствующих, парень со скрипом лавки, отодвинулся как можно дальше.

— Co Ty przyłapałeś na chłopcu? («Ну что ты пристал к мальчишке?») — с усмешкой вклинилась в разговор Польша.

— Oui, je suis coincé, mais pas encore à mon~ («Да, пристал, правда пока ещё не к своему~») — лукаво протянул мужчина, сладко облизываясь.

Рейх выпучил глаза, совершено не понимая сложившейся ситуации. На что рассчитывает Франц? Какой фарс они решили устроить и ради чего? Неприятное чувство омерзения рекой разливалось по всему немцу, не оставляя и намёка на возможное лицемерие. Не мог он быть таким как сестра, они слишком разные, юнец не мог открыто лебезить другим странам в угоду своего положения. Презрительно переглянувшись, юноша решил покинуть этот шабаш, решив для себя, что выйти отсюда — будет самым лучшим вариантом.

— Reste avec moi un peu plus~ («Побудь со мной ещё немного~») — француз не стесняясь присутствующих, резко перехватил руку немца, перетягивая его на себя, обхватив по обе стороны, он усадил юношу прямо на свои колени.

Немец и представить не мог, что теперь ему делать, поступок Франца полностью обескуражил парня. Рейх стремительно краснел, щёчки уже надувались от накипающей агрессии, намереваясь высказать своё недовольство, парень неожиданно остановился; притих и замер, точно запуганный кролик, ожидающий скорой погибели. Малец вовремя смекнул, что выиграть в такой битве ему не удастся, школьный опыт доказывал это, в очередной раз став тяжким грузом на плечах арийца.

Француз хотел продемонстрировать себя сегодня с самой благоприятной для немца стороны, а потому решил поухаживать «за своей новой дамой». Открыв бутылочку игристого, он аккуратно, четко вымеренными движениями, разливал по бокалам сладковато-кислую жидкость. Франция желал раскрепостить немца, похоже понимал, что в этой рыжей лошадке имеется какой-то потенциал, который непременно стоило развить. В своей голове республика уже нарисовал парочку идей, которые можно было бы воплотить в реальность, и в каждой непременно фигурировал фриц.

— Ne vous tordez pas comme ça, buvez avec nous («Не кривись так, выпей с нами») — чуть спокойнее сказал мужчина, поднося свой бокал к остальным, чтобы вероятно стукнуться им со всеми.

Не желая мириться со своей робостью, немец всерьез задумался о том, что выпивка придаст ему смелости возразить на нахальные действия со стороны оппонента. Одним движением он схватил свой бокал, одним глотком выпивая всё содержимое. Горечь обволокла его горло, заставляя немедленно прокашляться, кислота ударила, вызывая немедленный приступ слюноотделения. Какая же мерзость, подумал Вальтер, лучше бы выпил обычной воды.

Зажмурившись от новых ощущений, будущий фриц совсем не заметил как рука француза в один миг переместилась на колено парня, хищный взгляд буквально буравил немца, заставляя нервничать ещё сильнее. Как же ему сейчас себя защитить? Здесь нет отца, для него нет сестры. Рука медленно, но уверено принялась наглаживать нежную кожу арийца, приподнимаясь чуть выше.

Пожалуй ситуация продолжила бы накаляться, пока вдруг из соседнего зала не раздался оглушительный удар по воде. Страны, заинтересованные в столь неожиданном звуке, со скрипом деревянных, отодвигающихся витиеватых стульев, помчались проверять, какой же баркас решил сегодня утопиться.

Перед ними предстал Чехословакия, что с кошачьей улыбкой распластался на водной глади. Хитро прищурившись, он начал подзывать к себе остальных, а приближаясь каждый из них, столкнулся с внезапным напором брызг. Чех окатывал водой каждого, пока кто-то не решил проучить паренька, с разбегу прыгая в воду «бомбочкой». Государства спускались по лестнице и быстрым темпом плыли к нахалу, чтобы вероятно воздать по заслугам.

— «Это мой шанс» — подумалось Рейху, аккуратно ступая, дабы не поскользнуться, он попятился назад. Осторожно ступая, парень подкрался к входной двери, стараясь открыть её как можно тише, незаметно прошмыгнул в соседнюю комнату.

Оставалось только собрать вещи и дать дёру отсюда, в своей голове немец уже рисовал план своего блистательного побега из самой Франции, рассчитывая, что к тому времени германские города, смогут найти укрытие для немецкой семьи. Однако счастье немца преждевременно было омрачено неожиданным скрипом открывающейся позади двери.

— Vous partez sans dire au revoir, c'est un mauvais ton («Уходишь не попрощавшись, это дурной тон Германия») — недовольно проронил француз.

Обернувшись, Рейх ожидал увидеть на лице собеседника злость, напряжение, разочарование, но никак не, желание? В глазах оппонента читалась плохо-скрываемая похоть, кажется мужчина уличил самый удобный момент, чтобы наконец приступить к своему «лакомству».

Германию охватило волнение, руки затряслись словно в судороге, тяжелая сумка с вещами «первой необходимости» с грохотом свалилась на пол, обороняя по пути некоторые вещи юноши. Фотоаппарат выскользнул из поклажи разбивая линзу, следом за ним последовали карандаши, книжка и кажется пару рубашек из гардероба. Пятясь назад, парень совсем не понимал, что медленно вгоняет себя же в тупик. В глазах застыл животный страх, всю жизнь немец опасался столкнуться с подобной ситуацией, бережно храня своё тело. Ещё с раннего детства мальчик слышал о том, как это плохо для омеги, лишиться невинности, да ещё и без заключения брака, настоящий стыд и позор. Никак он не мог подумать, что придётся столкнуться ему со своим страхом лицом к лицу так скоро. Холодный пот пробил парня, разум затуманился, не позволяя соображать сейчас рационально: он бы мог опомниться, рывком вылететь отсюда словно птица из клетки, словно загнанная в угол добыча, внезапно получившая шанс на спасение. Дыхание сбилось, грудь вздымалась так быстро, что кажется и биение пульса эхом отдавалось в ушах, пока вдруг Франция не ухватился за фрица. Мужчина прижал к стене юношу, одной рукой преграждая путь к отступлению, другой небрежно обхватив талию беззащитного подростка. Лицо француза стремительно приближалось к Вальтеру, наблюдая из под чуть прикрытых глаз, за крайним смущением младшего. Рука Франца потянулась к подбородку немца, немедленно схватив, он поднял голову юноши, дабы рассмотреть поближе весь спектр эмоций Рейха. На нём застыл животный ужас, страшное отчаяние, мужчина буквально упивался бессилием мальчишки, как же привлекательно порой выглядят страны, когда остаются в безвыходном положении. Едко усмехнувшись, француз резко приник к фрицу, смакуя тоненькие, чуть розоватые губки. Прикрывая глаза от удовольствия, он углублялся в поцелуй желая большего...

***

Франц старался прижаться к телу Германии как можно ближе, руками нагло скользя по изгибам талии, забираясь под чуть накрахмаленную одежду. Немец манил его ещё с самой первой встречи, француз долгое время предвкушал этот момент, заранее рассчитывал стратегию своего наступления. Гадко ухмыляясь, он припечатал юнца к стене, зубами впиваясь в нежную кожу прохладной шеи. Рейх почувствовал, как в него упёрлось что-то твердое, так и норовившее вырваться из оков белья мужчины. От всех этих прикосновений, скольжения чужого языка по девственной плоти, немцу стало настолько тошно, что из глаз то и дело сыпались слёзы, точно бриллианты, переливающиеся на свету тусклых свечей. Хотелось кричать, орать что есть мочи, раздирая глотку и связки. Но в горле будто бы назрел ком, не позволяющий проронить и слова, оставалось лишь безмолвно хватать ртом воздух, надеясь пробыть в сознании ещё хотя бы пару минут..

Неожиданно, до ушей немца донёсся оглушительный хлопок, резкий удар прорезал слух, а следом тяжело дышавший француз, с грохотом свалился на пол, вероятно больно ударяясь головой о рядом стоящую, деревянную скамью. Из носа мужчины ливнем хлынула кровь, моментально забрызгивая недавно покрашенную, зеленоватого цвета стену. Юный вампир был настолько шокирован, что любимая багровая жидкость совсем не привлекала внимания. Германия вперил взгляд в объект перед собой, им оказался высокий мужчина, который кажется уже был ему знаком.

— Мальчишка кажется не давал своего согласия — грозно прорычал РСФСР.

Пожалуй это был первый раз, когда немец был рад видеть советскую Россию, который сейчас выглядел особенно сурово.

— Russland — почти шепотом произнес Рейх, всё ещё не понимающий, что здесь произошло. События в жизни юного немца развивались настолько быстро, подобно бурному водовороту, что с каждым днём затягивал в пучину проблем всё сильнее, уследить за которыми, подростку было крайне тяжело.

Парень всхлипнул и почти когтями вцепился в руку спасителя, чуть царапая, целиком и полностью доверяя сейчас свою жизнь ему, разъяренному медведю, внезапно пришедшему на помощь. Во взгляде немца читалась неустанная мольба и пожалуй, бесконечная благодарность.

— Давай отыщем твою сестру, пусть проводит тебя домой — обычно Иван вселял ужас в других одним только своим присутствием, но сейчас Рейху казалось, что нет человека на свете безопаснее и благороднее. Коммунист сегодня представал пред ним тихой гаванью, пристанищем, окруженным величественными горами, непроходимыми лесами, вырытыми рвами, местом, в котором можно было укрыться, совершенно не волнуясь о настигнувших своевременно бедах.

Юноша всё ещё ощущал неподдельный страх, сковывающий тело точно стальные оковы, леденящие красноватую кожу, а посему руку спасителя отпускать он не спешил. Только так можно было почувствовать себя в безопастности, от чего-то он был уверен в чистых помыслах коммуниста, стараясь лишний раз не думать о правдивости своих мыслей.

Выйдя из комнаты, немец сильно удивился, обнаружив располагавшийся напротив бассейн, абсолютно пустым, хотя буквально пару минут назад здесь было не продохнуть от набежавшего внезапно народу.

На языке младшего ещё ощущалось «присутствие француза», мерзкие воспоминания крутились в мыслях, не давая и шанса, на то чтобы думать более рационально. Ариец вдруг сорвался в сторону воды, в попытке смыть с себя всё плохое, всё накипевшее и одновременно с этим, раздирающее сознание. Мальчик зачерпнул заветную воду ручонками, но вместо ожидаемой прохлады, он почувствовал согревающее тепло, что не могло не вызвать кроткую улыбку. Парень ласково провёл руками по своему лицу, стирая остатки неприятного времяпровождения.

— Ich wollte nicht hier sein... («Я не хотел оказаться здесь») — вдруг начал немец.

— Сестра заставила прийти? — спокойно отозвался русский, на что получил слабую ухмылку младшего.

— Danke, dass du beigetreten bist ... Wie bist du hierher gekommen? Ich glaube, du warst gestern nicht da... («Спасибо за то что вступился... Как ты появился здесь? Кажется вчера тебя не было...») — робко произнес Рейх.

— Меня пригласила Веймар, похоже мы здесь оба по воле госпожи. Что же до стран, они настолько презрено ко мне относятся, что предпочитают лишний раз не замечать — в голосе мужчины было облегчение, вместо ожидаемой тоски, неужели ему нравилось быть изгоем? Какие ещё тайны могли скрываться под покровом этих серо-голубых глаз, леденящих душу, заражая откровенностью всё вокруг.

— Passt dir das an? («Тебя это устраивает?»)

— Вполне, обществу европейских лицемеров и циников, я предпочитаю свой народ. — Какая прелесть, подумал Германия, наконец нашёлся кто-то, кто смог бы его понять, разделить эту возникшую несправедливость, эту нескончаемую нить разлук.

За увлечённым диалогом русского и немца, пристально наблюдал незаметно подкравшийся Франц. Медленно закипая, во Франции возгоралась ревность. Нерастраченное возбуждение, желание взять и завладеть маленьким Рейхом, превратилось в бушующую ненависть, что металась по всему телу, беспощадно затуманивая остатки рационального мышления. Ещё вчера он пообещал себе неподдельное удовлетворение от понравившегося немца, а сегодня чертов русский посмел прервать всё удовольствие, и даже в каком-то смысле его украсть. В голове мужчины бушевало море, поглощающее разум с каждой нахлынувшей волной, порождая очередной коварный план. Идея напоить коммуниста афродизирующим веществом, тем самым представить немцу поступки Советской России как нечто алчное, грязное, развратное, казалась не только абсурдной, но и единственно верным выходом в сложившейся ситуации. Собственно такая странная мысль пришла к французу не спроста, ещё вчера он получил отвар из шалфея и черемши от любезного друга — Бельгии, что порою любил дарить весьма абсурдные подарки, после чего, подшучивать над своей жертвой довольно продолжительное время. Такая шутка изначально стран не устраивала, на собраниях и мероприятиях такие «дары» по обычаю, воспринимались в штыки, однако Франц уже давно привык к причудам своего друга.

Стараясь подкрасться как можно менее заметно к столу, мужчина опустил в один из бокалов прессованную, желтоватого цвета таблетку, на которой без труда прослеживались крупицы сублимированных частиц травянистых растений. «Витаминка» утопала в искрящейся жидкости шипя и бурля, наконец падая на самое дно, растворилась в фужере маленькой дымкой. Франция подлил игристого вина, чтобы вкус «отвара» выделялся не так ярко, позволяя доминировать в собравшейся композиции алкоголю.

— Maîtres, («Господа,») — обратился француз к сидящим, на каменном бортике бассейна, странам — s'il vous plaît pardonnez mon audace, il me semble aujourd'hui pas de chance de faire face à l'alcool, je propose de conclure une trêve et Bole ne cache pas de ressentiment («прошу простить мою дерзость, кажется мне сегодня не повезло перебрать с алкоголем, предлагаю заключить перемирие и боле не таить обид») — заключил мужчина, чуть растягиваясь в улыбке, в своей дурной манере, протягивая бокалы с игристым напитком.

— Я думаю, тебе уже хватит — строго отрезал Россия, не желая вступать в конфронтацию с ним.

Но кажется у Рейха было своё мнение на счёт внезапного предложения Франца, он рывком поднялся с ранее нагретого места, рысью приближаясь к мужчине, от чего тот, надо сказать, малость остолбенел. Немец выхватил начищенный до блеска бокал, залпом выпивая всё содержимое, в последствии чуть кривясь.

Юноша с детства наблюдал за взрослыми, которые обычно, предпочитали справляться со своими трудностями в первую очередь через алкоголь, будь-то отец, дед или даже собственные города. Каждый из них в конце концов любил пристраститься к заветной жидкости, дарящей единение, успокоение. Парень рассуждал так: уж если всем алкоголь помогает, то и его паршивое состояние точно исправит, дурные мысли и воспоминания непременно уступят скорому наваждению, что в свою очередь накроет с головой. Вот только малец, в силу своего возраста и естественной для него наивности, присущей ему неопытности, никак не мог подозревать припасённого ранее подвоха. Госпожа фортуна видимо решила отвернуться от него окончательно, преподнося тот самый бокал, предназначавшийся для другого и с иной целью. Сладко облизнувшись, он прошелся мимо недоумевающего француза, даже не догадываясь, что на этом его проблемы только приумножатся..

Буквально спустя некоторое время, Германия начал замечать за собой странности, изрядно выбивающиеся из всех его, приевшихся окружающим причуд. Пространство вокруг постепенно нагревалось, сидение стула под ним начинало плавиться, с каждым новым движением опаляя ноги. Парня одолевала паника, изрядно дёргаясь, он не мог усидеть, то и дело качаясь в разные стороны. Уже в который раз немец впирает свой медовый взор на ходящий кадык русского, каждый раз как тот начинает выпивать очередной бокал крепкого спиртного напитка. Рейх подмечал, что довольно часто приходится ловить собственный, пронзительный взгляд на мощных руках коммуниста, на усыпанных по всей поверхности кожи: венах, ссадинах и порезах трудолюбивого мужчины.

Пристальный взгляд арийца не мог не остаться незамеченным, русский всерьез не понимал, чем обязан такому вниманию со стороны вечно недовольного немца, и дабы расслабить обстановку, предложил выйти на перекур. Уже почти получив согласие, в разговор внезапно вклинилась Веймар, нарушая намеченные ранее планы. Она предложила парням альтернативу, прогреть свои задубевшие косточки в парилке. Фрау не могла прогадать, слишком хорошо она была знакома с Иваном и его пристрастием к своей русской бане. Пар мог расслабить любого, и пожалуй даже младшего немца, но он даже не подозревал, насколько плоха была эта затея.

Солёный жар вдарил в нос, заставляя Вальтера изрядно поморщиться, воздуха и раньше будто-бы было меньше, а сейчас и вовсе не ощущалось. Лёгкие словно сжались в один комок, не позволяя сделать спокойно ни одного вдоха, тяжело дыша, парень раскрывал рот стараясь набрать как можно больше кислорода. Он отчаянно проводил руками по лицу, пытаясь привести себя в чувства. Пот ручьем стекал со влажного лба, сознание затуманилось, не пропуская ни одну мысль в светлую юную голову.

Пока русский и фрау были увлечены вполне конструктивным диалогом, немец на последнем издыхании, жадно хватал воздух, из последних сил старался вслушиваться в ведущуюся беседу. Постепенно краснея, он ощущал как под ним плавится полок; как стремительно намокает бельё, создавая ещё больший дискомфорт; как по нему градом стекает выделяющийся пот, а в глазах неумолимо темнело.

— Рейх, ты в порядке? — раздался вдруг голос России, что эхом разлетался по всюду.

— Völlig... («Вполне...») — с трудом вымолвил немец, голова у которого закружилась словно карусель на ярмарке, буквально в следующий миг, юноша с грохотом свалился на опалённый паром, скользкий пол. Надо сказать, падение было весьма неудачным, его спина успела прислониться к разогревшейся до адской температуры печке, на всю жизнь оставляя ужасное напоминание о сегодняшних событиях, в виде страшного, растянувшегося на пояснице ожога.

Немка вскрикнула, не до конца осознавая патовость ситуации, а вот русский не теряя ни минуты, подхватил изрядно нагревшееся тело, и рывком вынес из удушающего места. По счастью Вальтера, в заведении находилась комната для отдыха, правда весьма скромного размера. Представляла она из себя помещение с тяжелым, обтянутом кожей темно-коричневого цвета, диваном. Парой цветущих фикусов и кажется, стеклянным журнальным столиком.

— Принеси что-нибудь холодное! — недовольно прорычал коммунист немке, осторожно укладывая Германию на диван. Присмотревшись к юноше, мужчина подметил раскрасневшееся пятно, оставленое случайным образом печкой. Необдуманно решив дотронуться до проблемного места, русский ненароком потревожил лежащего, реакция Рейха себя ждать не заставила. Он раскрыл свои янтарные глаза и с заметной хрипотцой в голосе, тяжело дыша, произнёс:

— Mir geht es sehr schlecht... («Мне очень плохо...») — на его глазах собирались слёзы, но вовсе не от болевых ощущений, оставленных после травмы. Только сейчас советская Россия обратил внимание на взбудораженный, эрегированный орган, прячущийся под тканью одежды немца. Возбуждение доминировало над болевым чувством, коммунист хорошо понимал, что уже на следующий день Рейх будет корчится в тяжких муках не только от полученной травмы на спине...

— Ты же понимаешь, что я ничем тебе помочь не могу?

— Das kannst du, das kannst du («Можешь, точно можешь») — бегло, задыхаясь, протараторил немец, чуть приподнимаясь на локтях. Сейчас в Германии говорит наваждение, жажда ласки, но никак не осознанное мышление личности, уже сформировавшей свой взгляд на жизнь, в определённых ситуациях.

— Тебе нужно отдохнуть — спокойно добавил Россия. Однако немец отступать не спешил, его тело ныло, кипело словно нагретый котёл, в ожидании освобождения от оков накатившего с головой возбуждения. Он собрался с духом и не теряя ни секунды, прильнул к столь желанным губам, руками вцепляясь в мужчину. Изрядно подсохшие, чуть солоноватые губы коммуниста показались немцу самым притягательным в этом безумном мире, хотелось прикасаться к объекту вожделения как можно дольше, совсем не думая о последствиях. Русский же, изрядно выпив, против такой инициативы ничего не имел, однако прекрасно понимал масштабы своей вспыльчивости, будет достаточно всего одной искорки, чтобы завести этот мощный локомотив, сдирающий все препятствия на пути к заветной цели.

Разорвав поцелуй, мужчина, злобно нахмурившись, тяжелым баритоном произнёс:

— Разве ты не понимаешь, что совершаешь ошибку, уже завтра горько пожалеешь о своём выборе.

На что получил весьма ожидаемый ответ:

— Ich lebe in der Gegenwart («Я живу настоящим»)  — русский быстро смекнул упёртость младшего брата Веймар, этот немец доставит ему изрядное количество проблем, но всё же интересно было узнать, к чему это приведёт.

Их губы сомкнулись вновь, разгоряченное тело, лежащее под коммунистом содрогнулось, обмякая в руках мужественной страны, которая совсем не хотела отдавать появившуюся возможность доминировать. Россия взял ситуацию под свой контроль: углубляя желанный поцелуй, мужчина проникал внутрь ротовой полости немца, нагло и беспардонно исследуя каждый уголок открывшегося пред ним пространства. Язык проходился по заостренным клычкам, чуть задевая вершины, они так и норовили поцарапать беззащитную плоть. Обнаружив язык оппонента, небрежно скользнул по влажной, шероховатой поверхности, наконец сплетаясь в игривом танце, проникая всё глубже.

Одной рукой коммунист обхватил подбородок Рейха, дабы тот не смел отвернуть своё личико, усыпанное солнечными веснушками. Второй рукой смело блуждал по телу арийца, изучая каждый изгиб, про себя русский отметил излишнюю худощавость юноши, что шло вразрез с предпочтениями мужчины, но сегодня он был готов сделать небольшое исключение из правил. Пред взором представала то и дело вздымающаяся грудь немца, рёбра выпирали из под кожного покрова, придавая конструктивную угловатость формы. Ключицы цепляли взгляд, заострённым клином восходящим к плечам, они создавали ощущение чего-то настолько изощрённого, сравнимого пожалуй только с закалённым лезвием необычного ножа. Плоский живот представлял собой впадину, вызывая вопрос, есть ли у Рейха вообще внутренние органы? Всё-таки вопрос об организме вампиров был открытым, и полным загадок, однако учитывая безобидность германской семьи в современном обществе, каждый для себя сделал определённый вывод — изучение не предоставляет особой ценности, да и в целом, ни один из них не ляжет под хирургический скальпель.

Ножки парня были стройными, настолько тонкими, что Россия провёл параллель со своими спичками, которыми довольно часто поджигал излюбленную курительную трубку. Мужчина старался растягивать момент зрелищного удовольствия, подмечая все детали про себя, ему хотелось запомнить этот вечер, потому как он совсем не рассчитывал на продолжение этой накатившей внезапно, любовной истории. С небольшим усилием, мужчина вдавил в кожу дивана извивающегося под ним парня, совсем не подозревая в нём омегу.

Юноше внушали с самого детства скрывать свою истинную сущность ото всех вокруг, и только сейчас он начал понимать почему: государства распознав в нём легкую и доступную цель, не посрамятся использовать его в своих грязных намерениях.

Рейх обвил ногой талию коммуниста, желая приблизиться к нему сильнее, даже не допуская возможности отступления.

— Ты всё ещё можешь остановиться — томно прорычал русский на ухо партнёру.

— Und du redest zu viel («А ты слишком много говоришь») — едко огрызнулся подросток, сейчас-то ему было наплевать на все свои принципы, в животе уже завязывался тугой узел возбуждения, не давая и помыслить о ранее установленных нормах морали.

Советская Россия грубо впивался в губы Рейха, покусывая, буквально сдирал нежную кожицу, открывая путь кипящей немецкой крови. Сегодня вампиром был коммунист, жадно слизывавший вышедшую наружу алую жидкость, смакуя на губах стальной вкус смешавшихся боли и облегчения.

Опускаясь ниже, поцелуями мужчина покрывал не только уста арийца, впиваясь зубами в уже покусанную ранее шею, оставляя на ней синеющие следы своих преступлений. Рейх расцветал самыми разными красками: огненным румянцем, красновато-фиолетовыми пятнами, стал походить больше на дикую кошку, обитающую где-то далеко-далеко, в заросших лесах и вероятно, непроходимых джунглях. Непокорный нрав немца сейчас затерялся в глубине сознания, уступая своё место совсем новым ощущениям: смешавшихся близости и страсти.

Ключицы подверглись серьезным нападкам разгоряченного мужчины, острые выступающие дугой кости, казалось вот-вот разрежут язык настырного русского пополам. Отчего-то такая картина, вдруг возникшая в голове немца, отныне не давала покоя. Одни лишь фантазии о стекающим каплям крови на его грудь, будоражили мальчишку, заставляя сходить с ума ещё больше.

Руки коммуниста бродили по нежной, вероятно часто пребывающей в многоступенчатом уходе — коже, а понимание, что остановиться будет крайне трудно, незамедлительно достигало сознание, от чего момент наслаждения мужчина растягивал как только мог. Ни разу в жизни он не соприкасался с чем-то настолько изумительным.

Медленно стягивая осточертевшее бельё, насквозь вымоченное потом и естественными выделениями, пред ним предстал абсолютно нагой немец, захватывающий всё внимание РСФСР. Уделяя внимание каждой клеточке тела, лежащего под ним, мужчина стремился доставить удовольствие обоим, это было похоже на танец, в котором вся ответственность за выполнение серьезных элементов, требующих невероятной концентрации, ложилась целиком и полностью на одного лишь партнёра — всё было обусловлено неопытностью немца.

Рейх чувствовал витавший в воздухе аромат свежей хвои, дарящей присутствие окружающего леса, словно после прошедшего дождя, капли влаги оставались на ветвях еловых деревьев, отдавая свой покой, даря избавление от накопившейся за день энергии. Вот только их страсть разгоралась настолько, что уже больше походила на огонь, яростно поглощающий всё на своём пути. Ели, утопающие в пепелище медленно отходили на второй план, открывая пред странами настоящее поле боя. Германия плавился изнутри и снаружи, напоминая маленькую печку: согревающую окружение, и сжигающую всё, что до неё докоснётся.

Внезапно по телу пробежался холодок, подобный электрическому разряду, прорвавший пространство, разрезавший реальность. РСФСР, не желая больше терпеть нарастающие, ноющие в области паха ощущения, принялся растягивать немца. Водрузив один палец внутрь, до ушей коммуниста донёсся хриплый вскрик. Со вторым пальцем — протяжный всхлип, тело под ним начало извиваться подобно гремучей змее. С третьим, по животу младшего пробежала пара капель пота, скатываясь всё ниже, привлекая к себе сосредоточенный взор мужчины. Медленно двигая рукой, русский старался растянуть партнёра как можно лучше, прибегая к самым разным тактикам, ему с большим трудом удавалось сдерживать себя, дабы со зверским рыком не сорваться на беснующееся под ним тело. Он и сам сгорал подобно летящей к Земле комете, в остром желании завладеть извивающимся, манящим одним только своим видом, Рейхом.

Неожиданно для Германии, коммунист убрал руку, считая подготовку завершенной и медленным, но уверенным движением вошёл в разгоряченного немца, после немедленно замирая, давая привыкнуть к новым ощущениям. Смазки в нём было предостаточно, выделения сочились, отдавали жаром, приглашая русского на предстоящий «пир удовольствий».

С губ юноши сорвался тихий стон, прорезавший повисшую в комнате гробовую тишину. Нарастающий темп движений, порождал на свет невероятно сладкие стоны Рейха, охватывающие всё пространство вокруг. Несмотря на растяжку, немец всё ещё ощущался довольно узким, что не могло не доставить незабываемые ощущения для обоих. С каждым новым толчком, голос Вальтера усиливался, становился лишь громче, заставляя их окончательно забыть о всякой морали. Руки русского блуждали по желанному телу, продолжая удерживать железной хваткой беззащитную Германию, будто-бы тот намеревался покинуть корабль, несущий обоих в океан разгорающихся страстей. Одна рука наконец нашла своё пристанище, покоясь на ягодице немца, то и дело сжимающая нежную плоть до посиневших пятен, вторая же, не могла остановиться, мечась между сладостным личиком и грузно вздымающимся торсом. Парнишка был хорош, до безумия хорош. Он выгибался подобно дикой кошке, стараясь прижаться к мужчине как можно ближе, не желая ни на миг расставаться с ощущением приятно разливающегося удовольствия, жар погружал в настоящее адское пекло, а обрушившееся на них возбуждение поглощало собою всё, без остатка. Как бы он не хотел, не мог насытиться коммунистом сполна, без конца требуя большего.

Украдкой наблюдая за протяжными вздохами, русский смаковал каждый услышанный стон, безудержно утопая в разлившейся реке наслаждения. Пальцы Рейха буквально утопали в промявшейся коже дивана, параллельно царапая поверхность, оставляя после себя глубокие следы, причинённых мебели зверств. Внизу живота возникали приятные судороги, предвещающие начало конца, он содрогнулся под телом ускорившегося коммуниста, совершено не зная куда себя деть. Мужчина с дерзким рыком наращивал темп всё сильнее, безжалостно вдалбливая изнеженное тело в несчастную мебель. Всего на несколько мгновений Россия прикрыл глаза, издавая утробный, протяжный стон, обильно разливаясь внутрь немца, наполняя его до самых краёв. Сладкая истома разошлась по всему телу арийца, прикрывая глаза от нарастающего восторга, юноша медленно погружался в маячащий пред глазами сон.

Следующее утро принесло с собой всё то плохое, о чём ранее предупреждал революционер: голова нещадно раскалывалась от переизбытка в юном организме спирта, поясницу будто охватил свирепый огонь, порождаемый вчерашним ожогом, а предательство собственных моральных устоев и навязанных предубеждений — вызывало непомерную горечь. Однако больнее всего далось утро, встреченное в гробовой тишине. Обернувшись, вперив взгляд в окружение, Рейх не увидел ни следа от того, кому подарил свою невинность. Проснуться одному, покинутому, использованному будто грязную похабную женщину, было крайне тяжело, невыносима была сама мысль о том, что всё так и закончится.. Неужели он был настолько плох, что не смог вызвать и капли сочувствия у мужчины, заставив его написать хотя бы жалкое письмо, объясняющее столь внезапный уход. Немец ожидал чего угодно, но только не безмолвную разлуку с тем, кому впервые за долгое время смог довериться.

Обнаженного парня окутал мрачный холод, оставляющий на душе горькое послевкусие вчерашнего вечера. Дрожащими руками он прижал к себе негнущиеся ноги, смотря вперёд опустошенным взглядом, осознание ошибки придёт к нему чуть позже. Слёзы настигнут его, боль вырвется из груди словно птица, но уже никогда не упорхнёт из жизни, навсегда оставляя в душе чёрное пятно предательства...

«Москва. 3 июля 1941 год»

С замиранием сердца, столица советского государства наблюдал за антикварными часами, время на которых неумолимо спешило вперёд. Механизм противно тикал в повисшей тишине, что тяжким грузом витала в воздухе. Напряжение окутало весь кабинет, вызывая тяжелые вздохи города, некогда улыбающемуся каждому новому дню.

Кроваво-красные обои, украшающие столетние стены комнаты, в последнее время особенно подчеркивают такой казалось бы, незаурядный предмет, напоминая о чём-то трепещущем, волнующем, будоражащим сознание. Каждая новая минута тянулась мучительно долго, а некогда мягкое, крайне удобное кресло, отныне будто-бы было покрыто тысячами острейших иголок, протыкающих тело непомерной тревогой.

Лидер государства, принял решение выступить с обращением к советскому народу, со всей откровенностью и прямотой он заявил:

— «В этой войне идёт речь о жизни и смерти Советского государства..» — Сталин призывал народ остановить агрессора, оградить ему путь вглубь страны, широко развернуть партизанскую войну. СССР должен был превратиться в единый военный лагерь, единую боевую машину, способную противостоять захватнической политике Рейха. Коммунистическая партия Советского Союза, провозгласила:

— «Отныне началась Великая Отечественная война советского народа!»

Гражданское население сооружало противотанковые укрепления и оборонительные рубежи. Уходя с территории, советы уничтожали всё, что им приходилось оставлять. В тылу врага неистовым огнём разгоралась партизанская война, а к фронту подтягивались свежие воинские части, изо всех сил пытающиеся замедлять продвижение немцев. Советские лётчики, старались не дать люфтваффе захватить абсолютное господство в воздухе. На земле, за каждый метр территории отчаянно билась пехота и уже показывала свои могучие усилия советская артиллерия.

К середине июля, враг преодолел уже половину расстояния до Москвы. Дорогой, по которой когда-то шёл Французская империя, ведомый горячо любимым полководцем — Наполеоном Бонапартом, ныне уверено шагал Третий Рейх, лучезарно улыбаясь предстоящему бою за Смоленск...