3
Домой я вернулся словно в бреду, не выпуская из руки клочок отрезанных волос. Я не мог поверить, что провернул это дело. Раньше я никогда не входил в прямой контакт со своими жертвами. Я всегда выбирал девушек в плотно набитых вагонах метро, где люди словно засоленные огурцы в банке, трутся друг об друга в ожидании своей станции. Когда я видел девушку с длинными красивыми волосами, я приближался к ней сзади и старался почувствовать запах её шампуня, если аромат мне нравился, я доставал лезвие из кармана и делал надрез. Это было очень легко, ещё никто никогда не замечал сие действие. Но вскоре такой подход мне наскучил, он не наполнял моё тело достаточной порцией адреналина.
Открыв шкаф со своей коллекций, я разжал ладонь и высыпал в маленький пакетик волосы сегодняшней жертвы, напоследок вдохнув их аромат. Они пахли какими-то цветами. Возможно, это были лепестки роз с сладким запахом мёда. На пакетике маркером вывел число: "99". В груди что-то приятно защекотало. Скоро юбилей. Я давно думал над тем, каким будет сотый экземпляр. Я хотел чего-то особенного, что-то что запомнится мне навсегда. Стоит сделать паузу и всё хорошенько обдумать.
Приклеив к задней стенке шкафа сегодняшний экземпляр, я отошёл на два шага назад и оглядел собранную коллекцию. Шкаф был практически полностью обклеен пронумерованными пакетиками. Я помнил запах каждого из них. "47", например, источал терпкий запах ананаса, а "17" имел аромат лесных ягод, кажется, волосы принадлежали одной из самых юных моих жертв, на вид девушке не было восемнадцати. А вот "54", наверное, самый необычный аромат из моей коллекции. Необычен он тем, что я понятия не имею, что это за запах, но он у меня ассоциируется с ароматом молодой берёзы, растущей посреди какого-нибудь луга – картина из моего детства.
В самом центре висел самый важный экземпляр. Алинин хвостик. Он был самым первым, с него и началась моя коллекция.
Когда Алина умерла, единственным физическим напоминанием о ней стал её хвостик. Каждую ночь, ложась в нашу с ней кровать, я клал на Алинину подушку её волосы и, глядя на них, погружался в сон. Так я делаю и по сей день, это стало чем-то вроде ритуала.
Однако со временем мне стало мало только Алининых волос. Мне хотелось больше, хотелось чего-то нового. Первую свою жертву я выбирал около месяца. В большей степени не из-за того, что не мог найти подходящую, а потому что всё никак не решался отрезать волосы какой-нибудь незнакомке. Каждый раз приближаясь к кому-то сзади, меня начинало тошнить. По голове словно молотком била какая-то невиданная сила. Я озабоченно глядел на волосы, проводил по ним рукой, наслаждаясь гладкостью, вдыхал их запах, но сделать надрез не мог.
Первой жертвой стала уснувшая на заднем сидении автобуса девушка лет двадцати пяти. Стояла самая холодная зима за последнее десятилетие, она была одета в плотный пуховик, а на голове красовалась шапка, из которой торчала небольшая чёлочка. Девушка спала очень крепко, видимо рабочий день забрал у неё все силы. Несколько раз окликнув её и не получив никакой реакции, я достал ножницы – тогда я ещё орудовал ими, пока не понял, что лезвие более незаметно – и, отмерив на глаз около двух сантиметров, одним движением отрезал её немного вьющиеся локоны. На следующей остановке я выбежал из автобуса и пытаясь упокоиться шёл несколько километров до дома пешком. Возбуждение от проделанного не сходило часами, тогда я понял, что на одной девушке я не остановлюсь. Маленький клочок волос способен разорвать моё тело изнутри на миллион частичек, он согревал мёртвое сердце, возбуждал, напитывал энергией. Пока есть новые экземпляры, я жив.
В тот день, когда я вернулся домой с первым экземпляром волос, появился и он. Зверь, как называю его я. У нас с ним была общая страсть – волосы. Каждый раз, когда я вдыхал аромат нового экземпляра, я ощущал внутренний рёв, доносившийся из глубин моего тела. По началу я не предавал ему значения, мне было приятно, что появился кто-то, разделяющий мою страсть, и он был во мне, совсем близко. Всегда рядом. Но он был намного ненасытнее меня, он хотел чувствовать запах всегда, хотел больше и больше новых экземпляров. Понимая, что я не могу ему этого дать, он пытался захватить мой разум и тело, поэтому я стал прогонять его причиняя себе боль. То, что Зверь боится боли, я понял, когда в порыве ярости, пытаясь приглушить его рёв, ударил со всей силы кулаком об стену. Рёв тут же исчез. Первые недели я постоянно разбивал кулаки, пока этого стало не хватать, тогда я начал делать надрезы, сначала слабые на руках, а когда этого стало мало, я начал делать глубокие раны на ногах и пить собственную свежую кровь – от этих действий Зверь приходил в ужас и, поджав хвост, сбегал.
Я закрыл шкаф и направился в ванную. Сделав ночной надрез на ноге, я почувствовал странную вибрацию, пронёсшуюся по всему телу, словно кровь в венах начала закипать. Зверь. Он сопротивлялся боли, раньше он был не способен на это. Что-то изменилось. Рядом с первым надрезом я сделал второй – самый глубокий из всех – лезвие практически утонуло в моей плоти, началось обильное кровотечение, испачкавшее коврик. Эти пятна уже не вывести. Нога начала дрожать от боли, а голова кружиться от потери крови. Тогда в груди прозвучал рёв, он был наполнен яростью. Зверь боролся со мной, боролся со страхом боли. Я упал на колени и начал кричать. Из моего рта доносился его рёв, он овладевал мной. Неужели я начал проигрывать?
– Пошёл вон! – закричал я.
Рёбра начали ныть от дикой боли. Он как будто схватился изнутри за них и начал тянуть на себя, ломая мне кости. Я был готов потерять сознание. В голове раздался пугающий шёпот.
Теперь я здесь главный.
Этот голос... его ни с чем не сравнить. Ни одно существующее в мире создание не могло воспроизвести такой глубокий, пронизывающий тело шёпот.
– Не-е-е-т! – обдирая горло закричал я.
Дрожащей, ослабевшей рукой я потянулся к раковине, где лежало несколько лезвий. Ухватившись за одно из них, я начал резать себе грудь. Я наносил режущие кожу удары один за другим, пытаясь вырезать Зверя из себя. Сейчас я хотел навсегда от него избавиться, а не просто заглушить его рёв. Кровь уже была повсюду. Рёв усиливался. Я причинял ему боль, но он терпел, боролся со мной, будто от этого зависит его жизнь.
В какой-то момент всё закончилось. Мы оба были вымотаны. Прежде чем отключиться, я услышал еле различимый шёпот.
Я ещё вернусь.
Тогда глаза наполнились темнотой, и я больше ничего не чувствовал.