2
Тот вечер, одиннадцать месяцев назад, я никогда не забуду.
– У меня рак.
Алина сидит в центре комнаты, держа в руках какие-то выписки из больницы. Тело содрогается от рыданий, которые раздирают её тело изнутри. Я стою молча с букетом её любимых лилий и смотрю на красное лицо человека, изменившего мою жизнь до неузнаваемости. Моя первая любовь. Первый человек, который разглядел в неприятной внешности внутреннюю красоту и показал её мне. Научил любить жизнь такую, какая она есть. Она... она умирает.
Руки наполняются слабостью, и букет, словно в замедленном времени, падает на холодный пол. Я смотрю на неё и не могу сказать ни слова. Я потрясён, я не знаю, что чувствую в этот момент. Меня выбило из реальности. Её слова, словно пуля, пробили мне грудную клетку и застряли в сердце. Мне хочется убежать, закрыть дверь и уничтожить увиденную картину, стереть услышанные слова, ведь они нереальны. Это неправда, такого не может быть.
Но это всё по-настоящему. Алина смертельно больна. Я должен принять это и помочь ей.
– Мне просто их отрезать?
– Да, я соберу их в хвостик, и ты отрежешь.
– Ты уверена? – спрашиваю я, прогоняя слёзы.
– Да. Я устала просыпаться и видеть на подушке пучок выпавших волос, устала принимать душ и видеть под ногами мокрый клочок волос. Ты представить себе не можешь как это угнетает!
Она собирает свои длинные чёрные волосы в хвост и протягивает мне ножницы.
– Прошу, дорогой, я закрою глаза, а ты просто отрежь их.
Она закрывает глаза. Я беру её волосы в руку, они такие мягкие, шёлковые локоны щекочут мне ладонь. Я наклоняюсь и вдыхаю полной грудью их запах. Лёгкие наполняются сладким ароматом клубники. Я больше не могу сдерживать слёз. Они падают на её локоны, но обжигают сердце мне.
– Прошу... просто сделай это.
Я целую её в макушку и, закрыв глаза, делаю надрез.
Моя жизнь превратилась в череду кошмарных снов. Каждый день больницы, каждый день слёзы, каждый день вопрос: "Почему?".
Я сижу в коридоре больницы, у палаты, где её оперируют. На протяжении нескольких часов в моей голове нет ничего. Я словно кукла, из которой вытащили всё содержимое, сижу, крутя в руке, подаренное ею кольцо. Как только загорается лампочка над дверью, из палаты выходит врач и говорит, что всё прошло не так, как хотелось бы. Из-за нестабильного состояния Алины, хирургам пришлось прекратить операцию, опухоль была уничтожена не до конца.
На следующий день меня пускают к ней. В палате темно, лишь небольшой луч проникает сквозь не до конца зашторенное окно, освещая её лысую голову. Алина только проснулась. Я включаю свет и сажусь рядом с её кроватью. Она смотрит на меня глазами человека, в котором потухла жизнь. Пустой взгляд и слабая улыбка, лишь бы приободрить меня.
– Как ты себя чувствуешь? – дрожащим голосом спрашиваю я.
– Никак. Ты слышал про операцию?
– Да, но...
– Они не удалили это из меня! – раздирая горло кричит она.
– Будет повторная операция, – я беру её маленькую ручку, она сильно исхудала, и её рука стала подобна скелету. – Любимая, послушай, ты очень сильная, врачи удалят это из тебя, и ты вновь задышишь полной грудью.
– Нет, боюсь в этот раз рассвета не будет.
Она умерла за день до второй операции. Я проснулся от звонка из больницы. "Алина скончалась, мне очень жаль" – прозвучал голос её лечащего врача. Всё внутри сжалось. Я вдруг оказался посреди темноты, вокруг меня кружили слова цвета крови. Алина. Скончалась. Мне. Очень. Жаль. Я был по центру огромного смерча из слов. Они по очереди влетали мне в грудную клетку. Скончалась. Мне. Очень. Жаль. Алина. Жаль. Жаль. Жаль.
Господи нет!
Я встал с кровати и с криком бросился к стене. Я начал биться головой об стену, стараясь вышибить эти слова из головы. Я потерял её. Я больше никогда не увижу её наяву, больше никогда не почувствую тепло, что она мне дарила. Один из ударов оказался слишком сильным, и я потерял сознание.
Очнувшись я пополз к своему комоду, в нижней полке которого хранилось то, от чего Алина просила меня избавиться. Под коробкой со всяким хламом лежал пакет, из которого я достал её волосы, собранные в хвост. Прижав их к груди, я начал реветь и, наверное, так и просидел до темноты, пока не отключился.