Моя строптивая Омега [Larry Stylison]

Исправляем ошибки хх

Они выпили за это и вернулись к еде, однако омега впал в задумчивость. Итак, основной причиной, по которой Гарри Стайлс позволил вовлечь себя в их авантюру, было желание насолить брату. А что будет, если это желание ослабеет? Он сидел перед Луи, по обыкновению оживленный, и рассказывал о своей службе в армии — о самых легких и необременительных ее сторонах. Он и не думал хвастать. Наугад выхваченные картинки из фронтовой жизни с юмором рисовали бравого офицера. Мало-помалу Луи заслушался, часто улыбаясь, а то и смеясь услышанному.

Потом начались истории о Новом Свете, и Луи попеременно оказывался то в глухой чаще леса, то на берегу стремнины, то среди индейских вигвамов, то в обильной стадами прерии. Гарри был замечательный рассказчик. Этот вечер «у камелька» сближал, как ничто иное, и хотя близость эта была по-своему интимной, а значит, опасной, ей невозможно было не поддаться.

Луи проникся этим восхитительным ощущением — упиться легкостью общения, возможной лишь в давней дружбе или... или в удачном браке. Казалось, немного погодя он и Гарри разделят супружеское ложе. Мысли норовили принять игривый оттенок, взгляд тянулся то к постели, то к рукам Гарри, что так ловко управлялись с ножом и вилкой, то к его движущимся губам. Справа на щеке у него то появлялась, то исчезала едва заметная ямочка, заметить которую можно было лишь при вечернем освещении. Луи заметил также, что оно заставляет глаза Гарри отливать золотом. Все это никак не способствовало трезвому расположению духа и приводило чувства в полный беспорядок. Обостренная чувственность дарила множество новых ощущений. От камина пахло яблоками. В стуке копыт по мостовой за окном слышалось отдаленное щелканье кастаньет. Хриплая застольная песня в пивной звучала как будто лишь для того, чтобы подчеркнуть чистоту и богатство оттенков в голосе Гарри.

— Но вы ничего не едите, Лувис, — вдруг заметил он.

— Я уже сыт, — сказал омега и поспешил отложить нож и вилку.

— А как же десерт? — Гарри попробовал пирожок. — Весьма аппетитно! Нет, вы не должны лишать себя удовольствия. Ну-ка, откройте рот!

Луи посмотрел на надкусанный пирожок с золотистой начинкой. Он был густо покрыт глазурью. Он облизнула губы. Открыл их. Гарри вложил между ними пирожок, как в Шефтсбери — бисквитик.

— Теперь можете откусить...

Взгляды их встретились, и омега медленно сомкнул зубы на сдобной мякоти. Рот наполнился яблочной начинкой, на губах осталась глазурь. Когда настало время облизать их, Луи пришло в голову, что губы Гарри должны быть столь же сладки. Все это время они неотрывно смотрели друг на друга. Будь его роль омеги, это был бы не просто флирт — это было бы обольщение...

Он что же, пытается обольстить альфу?!

— Вкусно, — нервно сказал Луи.

— Я же говорил. — Вторично откусив от пирожка, Гарри начал жевать с таким видом, словно заново оценивал вкус. — Да, это подлинный шедевр, — заключил он и предложил остаток Луи, которой вспомнилось пресловутое яблоко с райской яблони.

— Нет-нет, довольно! — Чтобы избежать искушения, он поднялся из-за стола и отошел к окну. — Я, знаете ли, сдержан в пище.

— Мой юный друг, сдержанность хороша, только если время от времени ее отбрасывать, — назидательно заметил Гарри. — Возможно, сейчас самый подходящий случай.

— Необузданность безнравственна!

— Что может быть ужаснее непогрешимой нравственности!

Нечего было и думать состязаться с ним в бойкости языка. К тому же он был слишком красив и притягателен. Одна мысль о его прикосновениях кружила голову.

— Я предпочитаю не грешить...

Он произнес это низким, невыразимо чувственным голосом. Волна желания была такой мощной, что Гарри пошатнулся. Он решил разделить ночлег с Луи не без задней мысли и теперь ждал лишь знака с его стороны. Небольшой постельный эпизод мог прийтись кстати — он избавил бы их обоих от напряжения, а заодно поставил бы точку на его нелепом увлечении. Но прежде Луи должен был открыть свой истинный пол, и было интересно, как Луи к этому подойдет. Гарри решил, что не станет торопить события.

Вкусная еда, хорошее вино и уютная обстановка располагали к игре, к сближению. Гарри и сам не заметил, как за столом позволил Луи заглянуть к нему в душу, а потом затеял флирт. Теперь как будто настало время для дальнейшего, но что-то не стыковалось. Внутренний голос нашептывал, что первое впечатление всегда самое правильное, что Луи по натуре добродетелен и просто совершил ошибку. Но если так, почему он проводит здесь ночь? Никто не принуждал его оставаться с ним наедине. Возможно ли, чтобы невинность уживалась с чувственностью, с огнем в крови?

Подобный ход мысли разжигал вожделение особого рода, когда властная потребность обладать борется с желанием уберечь, пощадить. Гарри видел Луи только через одежду: прямую линию спины, округлости ягодиц, стройные ноги. Невыразимо хотелось увидеть это своими глазами и, если Луи в самом деле так невинен душой, претворить эту невинность в сладострастие.

— Пора ложиться, — объявил он, вставая. — Я ненадолго, скоро вернусь.

Луи повернулся от окна на стук захлопнувшейся двери. Долгий вздох вырвался у него из груди. То, чего он боялся, на что надеялся, только что подошло очень близко — и отступило, за что ему следовало бы благодарить небеса. Но он не чувствовал благодарности. Он не чувствовал ничего, кроме желания.

Гарри Стайлс хотел обольстить его, но отказался от этой мысли. Как это понимать? Как волю рока? Если Зейни, чье имя «истина», не способен солгать, то Луи — «целомудрие» — не может, не имеет права согрешить? Если так, нужно покориться судьбе и всеми силами избегать искушения. Раз уж его целомудрие слабеет рядом с этим альфой, нужно держаться от него подальше.

Но ведь так он и будет, подумал омега. Это их первая и последняя ночь вдвоем, а завтра они будут в Мейден-хеде.

Заглянув за ширму, Луи обнаружил ночной горшок и воспользовалась им, потом сбросил часть одежды. Улегся он прямо в бриджах и рубашке. Кушетка была не слишком широка, но он устроился, как мог, уютно и притворился спящем.

Гарри не возвращался так долго, что Луи начал тревожиться, но когда вернулся, у него был вполне обычный вид. Омега приготовился к самым откровенным авансам, намереваясь решительно их пресечь. К его большому разочарованию, Гарри и не подумал домогаться. Он переоделся и улегся как ни в чем не бывало. Дыхание его вскоре стало размеренным.

Луи лежал без сна, воображая себе, каково это — находиться в объятиях желанного альфы, ощущать его тепло, вдыхать его запах. Ему не раз приходилось спать в одной кровати с братом, но альфа — это, должно быть, нечто совершенно иное. Думать на эту тему было нелепо, поскольку его избранник крепко спал.

Гарри и не думал спать. Он был почти уверен, что и Луи бодрствует, и напрягал слух, ища тому подтверждения. Он надеялся на какой-то намек с его стороны, на приглашение к любовной игре. Хотя он прогулялся по вечерней прохладе, это не до конца остудило его пыл. При малейшем поощрении он не замедлил бы перейти к действию.

От всех этих невысказанных надежд и опасений атмосфера в комнате быстро сгущалась. Нужно было или сделать следующий шаг, или решительно пресечь происходящее, пока еще не поздно. Луи попробовал отвлечься, представляя себе нянин домик и себя за простыми домашними делами, за чтением рассказов бывалых путешественников, которые помогали ему забыться, унестись мыслями в далекие края.

Когда стало ясно, что никакого — даже самого робкого — намека не последует, Гарри испытал облегчение. В конце концов, он не так уж сильно желал постельного эпизода, из которого все равно не могло выйти ничего хорошего. Казалось, стоило ему только порешить на этом, как стало легче дышать.

// 😕😕😕