об отцах и детях.
Когда его машина остановилась на парковке частной клиники, Саша с облегчением выдохнула из себя весь воздух. Еще раз поставила себе плюсик, что остановила внимание на клинике, а не на каком-нибудь частном кабинете психиатра. Помимо названия так привычно мелькало «хирургия», «гинекология», «неврология», «функциональная диагностика», и прочее, что у Масленникова не возникло ненужных вопросов.
А даже если бы и возникли, мужчина прикусил бы язык и молчал, как рыба. Это не его дело, да и отпугивать брюнетку, которая только-только стала чувствовать себя немного расслабленнее, он хотел меньше всего.
— Спасибо, — Филатова повернула к нему голову, улыбаясь, но поджатые губы выдавали ее неловкость с потрохами. — Ты еще в студии меня ждал... Неудобно...
— Саш, — мужчина сжал ее ладошку, поздно сообразив, что это было не так уж и обязательно. — Это мой выбор.
Девушка не ответила, только отвела взгляд, то ли смущаясь, то ли чувствуя себя неуютно, и едва ощутимо сжала его ладонь в ответ, прежде чем выудить руку из хватки.
— Еще раз спасибо, — обернулась, прежде чем закрыть дверь.
— Удачи!
И после твоих кратких объяснений врач повернется к маме, сидящей рядом на кушетке, и с непониманием в глазах, спросит:
— Вы не замечали этого? Она вам не говорила?
А ты лишь лукаво улыбнешься, повернешь голову и будешь ждать ответ. А на родном лице пробежит тень испуга, а неловкость и капля стыда ее догонят.
— Говорила... Но я не придала этому значения, сейчас подростки все такие, придумывают себе депрессию и панические атаки...
Усмешку сдержать не получится.
Как и колкие шуточки в машине по пути домой.
А в груди станет по странному хорошо. «Я это не выдумала».
Воспоминание почти четырехлетней давности вспыхнуло в сознании.
Тогда Саше не было так нервно. Она сама, фактически, потащила маму с собой к неврологу, потому что панические атаки тогда являлись ночью вдогонку кошмарам, приходили без приглашения днем (хотя, какой здравый человек вообще будет их приглашать?). Девушка, на тот момент, подросток, испугалась, потому что испытывала подобное впервые и совершенно не имела понятия, что делать в такие моменты, как помочь себе или же к кому обратиться.
Да что уж.
В эти несколько минут дичайшего беспричинного ужаса, полной дезориентированности и неконтролируемой дрожи от панического страха, все, о чем она могла и думала — что у нее вот-вот остановится сердце. Просто не выдержит этой паники, не справится с тахикардией катастрофических пределов, и она непременно умрет. Умрет от собственного же страха.
Страха собственной смерти.
Паническая атака — подколодная змея, выскочит, когда не ждешь, вцепится в шею, туго обмотав хвостом в несколько колец, сожмет до хруста. Будет шипеть в лицо, гадко насмехаясь над твоими тщетными и глупыми попытками взять себя в руки, вспомнить, где ты, что происходит. Захихикает, когда ты постараешься дышать размереннее и глубже, стараясь нормализовать пульс, игнорируя гипервентиляцию и последовавшее головокружение. И разразится смехом, когда ты начнешь бегать глазами по всему, что тебя окружает, пытаясь найти эти несчастный пять, четыре, три, две, одну вещь, стараясь вернуть себя в момент здесь и сейчас и отодвинуть в сторону неконтролируемый страх.
И твое счастье, если получится.
И твой стыд, изнеможённость и желание проспать двадцать шесть часов, если оно получится после немалой дозы успокоительных микстур.
Она в который раз прошлась туда-сюда по коридору у кабинета. Чем дольше ожидание, тем сильнее нервозность.
Если в прошлый раз она притащила маму сама, то теперь, фактически, мама и Настя пинками гнали ее сюда. Вот только не было желания что-то узнать, доказать или еще чего. Хотелось сделать дело, поставить себе галочку в списке дел и забыть.
— Александра? — женский голос заставил ее вздрогнуть и обернуться.
— Да.
— Проходите.
Брюнетка крепче сжала лямку сумки на плече и прошла в кабинет следом, прикрывая за собой дверь. Села на кресло рядом со столом врача, сложив ладони на коленях, и молча ждала, пока женщина-психиатр сверит данные на ноутбуке, быть может, отметит в системе начало приема, или еще что.
— Можете обращаться ко мне просто Каролина. Как я могу обращаться к Вам?
— Саша, — девушка кивнула, наблюдая, как быстро врач записывает имя на листочек.
— Хорошо, Саша. Расскажите, что Вас беспокоит?
Типовой вопрос врача ввел ее в легкий ступор. Что именно она должна сказать? Что из того, что она чувствует, будет относится к возможной симптоматике?
Плюнула, мысленно махнув рукой. Будь, что будет. И пустилась в рассказ.
Начала издалека, с того самого приема невролога, с тревожности и панических атак, что мучили ее, с препаратов, которые пила, с их действия. Рассказала про настоящую схему лечения, про все то, что принимает сейчас, и как себя чувствует после таблеток.
А затем в пустилась в рассказ о собственном состоянии.
Об усталости, невыносимой и тяжелой, что тянула куда-то вниз, ко дну, прибивая к кровати без возможности подняться и заставить себя что-то сделать. О потерянном смысле открывать глаза наутро. Об апатии, и потере интереса ко всему, что раньше хоть немного приносило удовольствие: работа, чтение, рисование. О настроении, упавшем куда-то на границу плинтуса, распластавшись там лужей редких слез. О слабости, моральной и физической. О снижении аппетита, точнее, об его отсутствии, ибо приемы пищи были по большей степени вечером, когда Саша вспоминала, что кроме чая или кофе в желудке не было ничего. О нежелании взаимодействовать с близкими на постоянной основе, потому что заряд социальной батарейки иссяк неизвестно когда, но так и не пополнился. О тревоге, о тяжести в грудной клетке.
О жизни, что потеряла краски, превратившись в унылый черно-белый фильм.
И о том, что жизнь теряла краски практически стабильно зимой и, кажется, летом, хотя последнее и казалось чем-то смешным.
Психиатр внимательно слушала, что-то помечала себе, вносила в базу, стараясь успевать печатать вслед за девушкой.
— Вы сказали, что моменты сниженного настроения происходят эпизодически.
— Да, зимой и летом, как бы это странно не звучало. Накрывает к декабрю и до февраля, например.
— Скажите, а у Вас бывают эпизоды повышенного настроения, приступов мотивации?
Саша нахмурилась, отводя глаза. Повышенное настроение... Приступы мотивации...
— Появляется желание «свернуть горы», записаться на курсы, быть может, вы находите или ударяетесь с головой в какое-то хобби...
Чем больше примеров приводила врач, тем сильнее хмурилась брюнетка, пытаясь вспомнить что-нибудь эдакое. Среди кучи пыльных и давно забытых воспоминаний она откопала что-то близкое, и решила озвучить:
— Я как-то оставила половину зарплаты в магазине рукоделия, накупила пакет пряжи, спицы, крючок, какие-то мелочи... Собралась вязать свитер. — И тут же хмыкнула. — Не закончила. Связала какую-то часть, да бросила. Так и лежит.
А поднятая в памяти пыль рассеивалась, и вместе с этим всплывали все новые и новые картинки.
— Еще я как-то оплатила курсы академического рисунка, накупила каких-то кистей, красок, карандашей, и прочего-прочего в художественному магазине. Прошла пару первых занятий и все. — Голос ее постепенно стихал. — Не так давно, пару месяцев назад, я купила много канвы и мулине, решила вышивать картинки по схемам из интернета. Выбрала какую-то небольшую, начала, почти половину сделала за день, а на остальное не хватило сил... Я и бисер покупала, думала, браслеты делать. И на эпоксидную смолу смотрела, но меня тогда отговорили...
Психиатр слушала внимательно, не перебивала, только кивала. Когда девушка совсем умолкла, то ли потерявшись в этих воспоминаниях, то ли посчитав их довольно странными, Каролина вновь задала вопрос:
— А как Вы себя чувствовали в эти моменты? Что Вы испытывали? Счастье, радость, эйфорию? Довольство собой?
— Ничего. — Тихо сорвалось с губ. Саша покачала головой. Ничего из перечисленных эмоций она не ощущала. — Скорее странную взбудораженность. Как заведенная игрушка. Море энергии...
— ... Вы не можете усидеть на месте, теряете концентрацию, не можете заниматься чем-то одним, — закончила за нее женщина, кивая и внимательно смотря на экран своего ноутбука. — Сколько может длится такое состояние?
— Около недели.
— Как давно Вы заметили за собой такую... эпизодичность?
— Лет... с семнадцати, наверное.
Ей понадобилось несколько минут, чтобы прокрутить в голове последние годы ее жизни и тщательно просканировать их в поиске чего-то похожего. Действительно, с семнадцати. На протяжении уже нескольких лет.
— Саша, все, что Вы мне сейчас рассказали, наталкивает меня на мысль о биполярном спектре.
Филатова нахмурилась, но по мере осознания лицо ее разгладилось, глаза широко раскрылись в удивлении.
— Для биполярного аффективного расстройства характерна эпизодичность как сниженного настроения — депрессии, так и повышенного — мании. В моменты повышенного настроения люди с таким расстройством не испытывают счастья или эйфории от того, что они делают, только эту самую взбудораженность и бьющую ключом энергию.
Брюнетка только слушала. Все, что он могла сейчас делать. Легкий страх, шок и полное отсутствие понимания захлестнули единой волной, введя в ступор. Она ожидала, что ей диагностируют депрессию, пропишут соответствующие препараты, и отпустят. Но такой поворот событий предугадать не могла.
— Тералиджен, который вы принимали...
«почти год!» — в панике шепнуло подсознание.
— ...Не подходит Вам, даже с учетом повышенной тревожности. Это то же самое, что пить обезболивающие во время гнойной ангины, вместо антибиотиков, которые устраняют инфекцию. — Этого уже хватило, чтобы девушка окончательно потерялась во всем происходящем, в этом кабинете, в своих ощущениях. Каролина продолжила: — вдобавок, как Вы сказали раннее, он повысил уровень пролактина, отчего нарушилась менструальная функция, у вас было кровотечение, но вы продолжали его пить.
Где-то на подсознании всплыл момент одного из приемов у невролога. Она сказала, что таблетки повлияли на менструальную функцию и гормональный фон, нарушили цикл. Что у нее открылось кровотечение, причину которого гинеколог не смогла определить, а, расспросив, сделала ставку на таблетки. Но нейролептики никто ей не отменил, а месяц назад доза стала даже больше.
— Я отменю Вам Тералиджен, назначу Эсциталопрам. Это антидепрессант. Он наоборот немного повысит пролактин, вернет его к норме...
И стала быстро печатать на ноутбуке, продолжая проговаривать. Филатова молчала. В какой-то момент даже не слушала. Вся информация, сказанная в этом кабинете, собралась в огромный снежный ком и свалилась на голову.
У нее новый, нешуточный, психиатрический диагноз.
Она год принимала таблетки, которые не только не помогали, но и вредили.
Ей назначат новый препарат, а перед этим нужно слезть со старого.
Захотелось взвыть, еще лучше — заплакать.
Врач положила перед ней распечатанное заключение и два дневника настроения, объяснив, как их заполнять и для чего они в принципе нужны.
— Я указала свою контактную почту. Обязательно прикрепите заключение к сообщению. Отпишитесь мне, как будете чувствовать себя при отмене Тералиджена, как будете привыкать к Эсциталопраму. Если почувствуете, что побочные действия слишком сильные, напишите, я скорректирую лечение. — Саша кивала. — Повторный прием через полтора месяца.
И положила сверху рецепт, где уже была ее подпись и печать.
Еле передвигая ногами, девушка дошла до гардероба и рухнула на диванчик рядом, оставшись совершенно без сил. Держала это заключение, рецепт, снова и снова перечитывая. Страх, непонимание и неловкость с привычной холодностью сковали плечи. Что она скажет маме?
Нет, не так.
Что на это скажет мама? Как она к этому отнесется? Какой будет ее реакция?
Саша не сразу поняла, что ее бьет мелкая дрожь.
Отправила маме сообщение, что вышла из кабинета и может говорить по телефону. Звонок последовал практически незамедлительно. И она вновь пустилась в рассказ всего этого приема. Зажимала телефон между плечом и ухом, попутно одеваясь, собирая вещи и снимая бахилы. Подключила наушники, продолжая разговор и попутно открывая приложение такси.
Мама была шокирована. Возможно, напугана. Сложно было разобрать ее эмоции в одном лишь тоне голоса, который периодически затихал, и между ними возникала пауза. Конечно, Алене было тяжело воспринять это вот так сразу, переварить и осознать.
А Сашу все это время мучил лишь один единственный вопрос, ставший поперек горла и являющийся причиной этой нервной дрожи и легкого страха. Когда возникла очередная пауза, брюнетка сделала глубокий вдох, и спросила:
— Мам... Мам, ты мне веришь?