всему свое время.
И стоя вновь у зеркала, подавить желание отвернуться тяжело. Серые глаза скользят по очертаниям тела в отражении, критикуя каждый миллиметр бледной кожи. Критикуя эти щеки, которые за последнее время впали и превратились в скулы; критикуя плечи, которые кажутся странно широкими для девушки, при этом игнорируя выделяющиеся ключицы; критикуя живот, бедра, ноги, руки, — всё. И единственное, что будет удостоено одобрения — глаза. Саше всегда нравились ее глаза, их цвет казался необычным и по-своему привлекательным. Сравнения серой радужки с хрустальным льдом, туманом или же хмурыми тучами всегда вызывали улыбку.
Она бросает взгляд на часы.
Вариант проспать все три дня выходных был крайне привлекателен, но брюнетка уже долгое время не навещала бабушку, а потому это показалось лучшим вариантом. Она уже представляла этот аромат пирожков или блинов, тихий звук радио, бабушкину суету на кухне, беготню большого серого кота Марса, тепло и уют, который больше нигде не встретишь.
Она вытягивает с полки огромный нежно-голубой свитер с динозаврами и натягивает на себя, довольствуясь тем, как он закрывает большую часть ее тела, заканчивая немного выше колена, и в основном висит бесформенным облаком вокруг. Так теплее, так комфортнее. Так не видно тела.
Филатова выходит из такси, держа в руке недавно купленный шоколадный торт, и бегло осматривает окна и балконы, чтобы увидеть теплый свет.
В квартире все именно так. Пахнет свежей выпечкой, с кухни доносится тихий звук радио, бабушка, вытирая руки полотенцем, уже спешит крепко обнять и оставить на щеке поцелуй, а серый кот Марс выбегает из комнаты, тут же растягиваясь на полу, чтобы ему как можно скорее почесали пузо. Тепло. Уютно. И так спокойно.
— Здравствуй, моя хорошая, — Валентина крепко обнимает внучку, принимает протянутый торт, не удержавшись от ворчания в стиле «ну и зачем ты тратилась?». Саша только улыбается, стягивая с плеч куртку.
Кот тут же оказывается на руках, и брюнетка отмечает, что держать его на руках становится тяжелее — этот парень явно плотно ест и активно набирает массу перед зимними холодами (которые его не коснутся в теплой квартире, но почему бы и нет?).
— Рассказывай, как у тебя дела? Как на работе?
— Все хорошо, — она гладит мягкую шерсть, — на работе тоже. Клиентов много. Урвала себе три дня выходных, — говорить о том, что эти самые выходные ей практически навязали из-за внешнего вида умирающего животного, Саша не стала. Бабушка, как и свойственно всем бабушкам, слишком волнуется по всякому поводу. — У тебя как дела?
И следующий час они проводят за обсуждением новостей, полученных от родственников или из СМИ, за рассказами о трудовых буднях и отдаленно затронут новый год, который не вызывает внутри ни капельки чувства волшебства или радости и предвкушения. Просто ничего. Самый сказочный праздник становится чем-то обычным, неважным.
Саша размешивает сахар уже во второй кружке чая, когда бабушка меняет тему:
— Что сказал невролог?
— Увеличил дозу, добавил глицин и корвалол, чтобы я смогла спать, — буднично выдает, уже готовясь к вспышке беспокойства со стороны женщины.
— Как ты себя чувствуешь?
Филатова поднимает глаза на Валентину, едва ли вскидывает бровь.
— Нормально.
Бабушка ничего не отвечает на это, хоть и очень хочет. И снова меняет тему.
— Как там Настя и Влад?
Настя и Влад. Два близких, на данный момент, друга. Владислав веселый, полон энергии и искрящегося позитива. Основал свою кавер-группу и часто дает концерты в небольшом баре, где Настя — его возлюбленная — работает администратором. Анастасия легкая на подъем, но в отличии от своего молодого человека кажется более серьезной. Они чудесная пара, хорошие люди.
— Хорошо. Недавно созванивалась с ними, они сейчас в Грузии, должны скоро вернуться. Говорят, там очень красиво, им нравится. По возвращении Влад хочет устроить еще один небольшой концерт, обновить репертуар, так сказать. — Саша улыбнулась, все еще протирая ложкой дырку на дне кружки.
И в этот самый момент бабушка говорит то, что заставляет ее замереть и плотно сжать челюсти.
— Саш, всему свое время. Ты тоже встретишь свое счастье.
Она ненавидит фразу «всему свое время» всей душой.
Это не более, чем лживая надежда, что ты когда-нибудь тоже будет счастлив. Что и на твоей темной улице жизни рано или поздно будет праздник. Что захлебываться в тоске придется не так уж долго, ведь рано или поздно тебе обязательно бросят спасательный круг. Когда-нибудь.
Если ты не захлебнешься или не потеряешься на этой самой темной улице.
И ты живешь дальше, нося в маленьком нагрудном кармашке около сердца теплую надежду, что — вот-вот, уже, совсем скоро! — ты сможешь искренне улыбнуться новому дню и найти в нем смысл; что встретишь своего человека, искреннего и понимающего, теплого и нежного, в чьих объятиях сможешь скрыться от большого и страшного мира и собственных темных мыслей; что шумное веселье будет сопровождать каждый твой день улыбками и звонким смехом.
Живешь и надеешься.
Но земля совершает все новый и новый оборот вокруг своей оси, а это самое «свое время» наступает у всех вокруг, кроме тебя. Ты, жалко барахтаясь, наблюдаешь, как спасательные круги вытягивают все новых и новых людей, которые дождались, и на маленьких темных улицах загорается все больше и больше ярких фонарей. В то время как на твоей по-прежнему непроглядная тьма, а мышцы рук начинают дрожать, больше не в силах держать тебя на плаву.
А ты усиленно щуришься во тьме и бьёшь руками по холодной водной глади, ведь, надежда умирает последней. А точнее — вместе с тобой.
Саша прикусывает язык, чтобы не выплюнуть едкий ответ.
Свое время…
Живи и жди. А лучше не жди, ведь существует главный закон подлости: когда ждешь — не получаешь. Так что просто засунь как можно глубже свое чувство одиночества и желание ощутить любовь, ласку и поддержку, и сиди, ожидая, когда звезды на небе сойдутся в нужную картинку и выложат тебе тропинку судьбы к твоей второй половинке.
Хочется фыркнуть.
Бабушка, видимо, понимая, что молчание уж слишком затянулось, снова делает это — перепрыгивает на другую тему, словно это может стереть из памяти все сказанное ранее.
— Соня тебе не писала?
Но, как на зло, чем дальше — тем хуже.
— Уже полгода тишина. — Голос выходит с легкой хрипотцой. Она прокашливается. — Я ей больше не нужна. У нее новая жизнь.
Марс, вошедший на кухню, нагло запрыгивает на стол. Бабушка начинает ругаться и спешит спустить его на пол, и разговор невольно завершается, оставляя неприятное послевкусие.
Оставшееся время выходных она спит. Просыпается лишь иногда, чтобы справить нужду или же ответить на телефонный звонок, выпить кружку чая и покормить кошку. И вновь заваливается в кровать. И уже поздним вечером воскресенья, сидя на подоконнике в пледе с сигаретой в руках, она смотрит свою запись на понедельник и с горечью отмечает, что кроме поездки к бабушке она за эти дни так ничего и не сделала.
Просыпаться утром все тяжелее. Неизвестно какой по счету будильник все же заставляет ее встать с кровати и начать собираться. Кофе-сигарета-покормить кошку-прыгнуть в такси. Стандартно.
Еся мило улыбается из-за стойки администратора, стоит ей войти в студию.
— Привет! Как ты себя чувствуешь?
— Доброе утро, — отвечает, снимая с себя куртку. — Лучше, спасибо. Три дня сна пошли на пользу, — она усмехается, а блондинка едва заметно хмурит брови. Кажется, то, что Саша в действительности проспала все три дня, ее немного беспокоит. Но она никак это не комментирует.
С первыми двумя клиентами она справляется быстро. Бьет мини-татуировки, улыбается, чувствует себя бодрой. А стоит наступить часовому перерыву, сонливость одолевает снова. Филатова наливает кофе, надеясь, что это сможет ей помочь хоть немного, хоть на толику, чтобы не уснуть с тату-машинкой в руке.
Она должна быть бодра и искриться позитивом, а не напоминать умирающее животное, что вот-вот свалиться с ног. Это пятый день приема таблеток, и она злится, потому что побочное действие в лице сонливости уж слишком затянулось.
— Саш, еще один будет через час! — кричит Есения, входя в комнату к тату-мастерам.
— Чудесно, — Саша делает большой глоток кофе и морщится от горького вкуса на языке, но, тем не менее, молоко или сахар специально не добавляет, чтобы ощущать этот удар кофеина по мозгу.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — Антон, еще один тату-мастер, смотрит на нее с беспокойством, и тут же поясняет: — Выглядишь хреново.
— О, ну спасибо, — закатывает глаза брюнетка, одним махом допивая кофе.
— Нет, заяц, я серьезно. Ты спишь? Ешь?
— Да, — отвечает с нажимом, кивая.
Все это беспокойство ее раздражает. Чего они все так над ней трясутся? Все с ней нормально!
— Мне увеличили дозу препарата, я просто на ходу засыпаю, это временная побочка, — выпаливает, устало выдыхая в конце.
Конечно, посвящать каждого знакомого в своей лечение и состояние она не собиралась, но после того, как не менее перепуганные ребята отпаивали ее успокоительным, дабы вырвать из лап панической атаки, рассказать все же пришлось. А еще извиниться, сгорая в тот момент со стыда.
— Не парьтесь вы.
Есения с Антоном только переглянулись, но больше ничего не спрашивали.
Они бурно обсуждали будущие эскизы, сидя над альбомом Саши, когда администратор Еся сообщила, что клиент пришел.
— Тох, пионы — хрень полная, — размахивая руками, в одной из которых был альбом, девушка вышла в холл, — нужно что-то оригинальное... — Серые глаза посмотрели на мужчину, что пришел на сеанс тату. Брови поднялись в удивлении. Это было даже смешно. — Здравствуйте.
Мужчина в черной водолазке приветливо улыбнулся. Тот самый, который сначала купил ей киндер в продуктовом магазине, затем пришел с другом, чтобы набить тому татуировку как плату за проигранный спор, и вот… Пришел в студию вновь. Шестеренки в голове закрутились быстрее, с противным скрипом, пока она пыталась вспомнить его имя.
— У меня еще есть кто? — Антон облокотился на стойку администратора.
— Пойдемте, — Саша кивнула в сторону своего кабинета, обращаясь к мужчине. Оставила альбом с карандашами на столике и плюхнулась на стул, нажимая на кнопку включения ноутбука. И произнесла заезженную фразу. — Меня зовут Саша, я Ваш тату-мастер.
— Дима, приятно познакомиться, наконец, — она в ответ хмыкнула.
Дмитрий не смог удержаться от наглого рассматривания девушки. Пока она корпела над ноутбуком, что с неохотой просыпался, он прошелся по ней взглядом. Черное каре, передние пряди собраны невидимками сзади; бледная кожа, словно бы лучи солнца никогда ее и не касались; губы в маленьких ранках, и в данный момент она продолжала кусать нижнюю; и глаза в обрамлении пушистых ресниц.
— Вы присылали эскиз? — девушка повернула к нему голову.
О, эти глаза. Чистые, как лед на замерзшем Байкале, цвета густого осеннего тумана или же хмурых туч. Но совершенно пустые. Ни искорки, ни отблеска. Словно бы не ограненный бриллиант, тусклый и безжизненный. Ни намека на счастье, ни тени хитрости или же усмешки. Только усталость. Тяжелая, что лежала и на ее плечах, заставляя ссутулиться.
А на фоне этой кристальной чистоты глаз темные круги под глазами казались еще темнее, контрастируя с бледностью кожи.
Дима не сразу нашел в себе силы ответить, отрываясь, наконец, от рассматривания таких прекрасных грустных глаз.
— Да.
— Где бьем? — Филатова снова уткнулась в экран, листая диалоги в поисках нужного.
— Задняя поверхность предплечья.
Ответом был кивок головы. И открыв картинку на экране, в серых глазах блеснул едва заметный интерес. Она склонила голову набок, рассматривая набор букв, и, видимо, пытаясь собрать какие-то из них в слова, пыталась разгадать этот ребус. Слегка нахмуренные брови, прищур, и эта мелькнувшая в глазах искра вызвали у него улыбку.
— Интересный эскиз, — протянула, все еще рассматривая буквы. Хмыкнула, будто бы одобрив.
Следующие десять минут прошли молча. Только шуршали коробочки, пленка и бумажные полотенца, пока мастер подготавливала все к работе. Масленников лишь наблюдал. Еще десять минут было потрачено на обсуждение расположения эскиза, поворачивание руки туда-сюда и прочие технические моменты.
Наконец, включив на фон музыку, чтобы не было это напрягающей тишины, — а разговаривать любят не все гости, — Саша приступила к работе, усадив Дмитрия, так, чтобы ни он, ни она, не испытывали дискомфорта во время процесса. Села, склонившись над его предплечьем и полностью погрузилась в работу. Кабинет наполнился легкой мелодией «Эндшпиль feat. Ollane — Приятная» и жужжанием тату-машинки.
Масленников мог отвернуться в другую сторону, взять в свободную руку телефон и провести это время в бессмысленном пролистывании новостной ленты или же переписываясь с кем-то, но вместо этого он молча сидел, рассматривая девушку.
У нее были красивые черты лица, выведенная, словно бы под линейку, линия скул, острый подбородок. Тонкая шея. Плечи, хоть и были скрыты объемной толстовкой, казались ему хрупкими. Да вся она казалась хрупкой. Не в значении тощей, а именно хрупкой. Даже нежной. Он обратил внимание на ее руки. Аккуратные, с тонкими, длинными пальцами. Ему казалось, что такие руки обычно бывают у художников, или пианистов. Скорее, второе. Хотя и первое отрицать было нельзя.
— У тебя очень красивые глаза, — так резко перескочил мужчина на «ты», заставляя ее на мгновение оторваться от работы и посмотреть на него. Саша вдруг улыбнулась. Не радостно, будто бы через силу, но с нескрываемым смущением. И черт возьми, это было четкое попадание куда-то в район сердца.
Твоя улыбка это стиль,
Ты приятная…
— Тебе, наверное, часто это говорят.
— Бывает, — вздохнула брюнетка, возвращаясь к делу.
— Давно ты в тату-индустрии?
У него словно бы чесался язык, дабы что-нибудь спросить или сказать. Сохранять молчание, хотя бы, чтобы не отвлекать ее, казалось непосильной задачей.
— М-м, — ее брови нахмурились, — лет пять. — Она вытерла бумажной салфеткой излишки краски. — Но активно работаю года два.
На этом краткий разговор прекратился. Дима так и не нашел, что спросить, чтобы это не выглядело глупым отвлечением или навязчивостью.
Спустя часа два работа была закончена.
Филатова убирала рабочее место, пока Масленников с легким раздражением ждал загрузки приложения банка, дабы оплатить. Брюнетка потянулась до хруста в позвонках, и гримаса на ее лице отразила всю массу ноющей боли в спине. Показав экран с выполненным переводом, она получил в ответ тихое «угу».
— Большое спасибо, — мужчина улыбнулся, надеясь увидеть то же в ответ, но брюнетка смотрела на него без каких-либо эмоций.
— Пожалуйста.
Он уже собирался было встать и уйти, но в последний момент все же дернул за какую-то внутреннюю ниточку и повернулся к ней, спрашивая:
— Не хочешь выпить кофе?
Серые глаза смотрели на него с легкой растерянностью, прям как тогда, в продуктовом магазине. Брюнетка явно не могла найти ответ, или же просто сомневалась.
— Эм… Не знаю, даже, у меня там…
— На сегодня у тебя все, — вдруг возникла улыбающаяся Еся, и столько резкое появление навлекло Филатову на мысль, что администратор подслушивала. — Завтра к двенадцати.
Это загнало ее в тупик.
Она устала за сегодняшний день, и все, чего требовал организм — крепкий, минимум десятичасовой, сон. Тут же вспомнилась и Мира, что верно ждала хозяйку домой. Да и голова казалась какой-то тяжелой…
Ты что, ищешь отмазку?
Мысль затолкала ее в угол. А понимая, что молчание затянулось, стало еще хуже. Есения вскинула брови, как бы спрашивая, какого черта девушка вообще тупит. А Дима молча ждал ответа, уже собираясь сказать что-нибудь, дабы расслабить брюнетку, которая заметно сжалась от собственной растерянности.
Саша прикрыла глаза, мысленно покрыв отборным матом суетливых тараканов в голове, которые устроили какую-то вакханалию, играя в карусель ее мыслями, и выдохнула:
— Давай.