Глава 15. Направленный призыв
Нин Хуайшань и однорукий ждали на окраине города у горной тропы.
Перед тем как впустить их в повозку, И Ушэн приоткрыл занавеску и посмотрел вдаль.
На улице уже был сильный снегопад, лиц не было видно — только силуэты подчиненных У Синсюэ. Один из них выглядел особенно худым и маленьким — на первый взгляд казалось, что это мальчик лет четырнадцати-пятнадцати.
Мальчик?
И Ушэн покачал головой и тихо вздохнул про себя: в наше время много молодых людей вступают на путь зла — это печально и горько.
Он уже встречал такого мальчика однажды. Тогда он пощадил его из-за своего мягкого сердца.
«Почему господин качает головой?» — спросил У Синсюэ. Его голос был приятным, и он ничем не отличался от обычного богатого молодого господина.
Но это звучало так, что у людей становилось тревожно на сердце. Может, потому что звук «а» был слишком лёгким.
И Ушэн сразу опустил занавес.
Он сжал бумагу, собираясь ответить, как вдруг занавеску подняли, и в повозку ворвался ветер и снег.
«Глава города, мы так долго ждали! — первым подошёл Нин Хуайшань. Как только он обратился к У Синсюэ, то увидел И Ушэна, и кровь отлила от его лица:— Это ты?»
И Ушэн немного растерялся.
«Эта реакция, — У Синсюэ взглянул на него: — Вы знакомы?»
«Хех, — Нин Хуайшань холодно усмехнулся и с сарказмом произнёс: — Я из города Чжаое. Откуда мне знать такого благородного господина, как он? Просто повстречались с ним однажды много лет назад».
И Ушэн явно не узнал его и с недоумением посмотрел: «?»
Лицо Нин Хуайшаня стало бледным до синевы.
Он тихо выругался, потянул за воротник и обнажил нижнюю часть шеи. У ключиц был длинный шрам от меча. На шраме были свежие корки, как будто он только недавно начал заживать.
Увидев этот шрам, И Ушэн узнал его. Он с огромным удивлением смотрел на Нин Хуайшаня, он напряженно сжал пальцы, скомкав бумагу: «Ты... тот маленький мальчик с пустоши Цзямин?»
«Маленькая твоя мамка, — Нин Хуайшань расправил воротник: — Тогда мне было десять лет, с тех пор сорок лет прошло».
Разговор этих двоих У Синсюэ совершенно не понимал. Но это не помешало ему вмешаться: «Пустошь Цзямин?»
Нин Хуайшань только закончил ругаться, но на его вопрос снова усмехнулся: «Да, пустошь Цзямин. Глава знает — это когда я с Чёрным Бодхисатвой пошёл выполнять задание, но нас остановил клан Хуа. Чёрный Бодхисатва тогда погиб там».
«...»
Глава не знал.
У Синсюэ произнёс: «О-о, я помню дело с Чёрным Бодхисатвой». Насрать...
«Что с твоей раной от меча?»
Все они демоны. Разве не должно быть обычным делом — сражаться и убивать простых людей и совершенствующихся сотнями? Почему он так долго злится из-за того, что его задели мечом?
«Спроси у него», — кивнул Нин Хуайшань на И Ушэна.
«... — И Ушэн подумал про себя:— Какой херни я напихал в свою повозку...»
Он немного помолчал, но все же объяснил: «Тогда на меч наложили... средство».
Они направлялись убивать демонов, и в клане Хуа тогда на каждый меч было наложено особое средство, которое он сам изготовил. Даже если удар мечом не попадет в жизненно важное место, рана будет снова и снова открываться и гнить.
Демоны из Чжаое, практикуя тёмную магию, имели свой метод восстановления после ран. Он был быстрым, но затратным.
«Этот шрам вынудил меня каждые три дня погружаться в лечебную ванну и практиковать секретную технику ядов. Я мучился так тридцать лет, — скрипя зубами процедил Нин Хуайшань. — С тех пор мой рост больше не увеличивался!»
«Еще и учил меня, — Нин Хуайшань уставился на И Ушэна: — Что он говорил? Ох, да! Говорил мне, что в юном возрасте я сбился с пути. Говорил мне открыть глаза и хорошенько взглянуть на тех, кого убили демоны. Говорил вспомнить о своих родных. Говорил мне, что если так продолжится, я буду сожалеть всю жизнь».
«Почтенный учитель», — вкрадчиво и хитро усмехнулся Нин Хуайшань, обнажив два острых клыка.
И Ушэн молчал.
Совершенствующиеся почти не стареют. Среди обычных людей он выглядел лет на двадцать пять или двадцать шесть — и это было вполне нормально.
«Весь Чжаое знает, что я сирота из подземелья. Что же мне делать, если у меня нет никаких родных, чтобы подумать о них? А вот ты, почтенный старший, когда-нибудь думал о том, что однажды мы встретимся на узкой дорожке?»
И Ушэн: «...»
Хотел встретиться с огнем и мечом, но не ожидал, что придётся тесниться в одной повозке.
Нин Хуайшань скользнул взглядом по чёрной ткани, затягивающей его рот и нос, и с насмешкой сказал: «Ай-ай-ай, похоже, с учителем в этой повозке не очень-то хорошо обращаются, я——»
Бледная кожа доктора Ушэна почти кровоточила от его насмешек. Вдруг у двери поднялись серебряные ножны с мечом и —пух— ударили Нин Хуайшаня под колени.
Нин Хуайшань с глухим стуком упал на колени перед И Ушэном.
«...»
«Я——»
Он схватился за свою онемевшую ногу и выдохнул: «Твою мать...» — повернув голову к тому, кто его ударил. Он увидел бессмертного Тяньсу, который бесстрастно смотрел на него сверху вниз, слегка шевельнул пальцем, и ножны вернулись на место.
Нин Хуайшань заметил метку в форме чёрного лотоса на его запястье, и вспомнил, что это марионетка его главы, которая все делает только по приказу главы.
Нин Хуайшань повернулся к У Синсюэ: «Глава города, Вы приказали ему меня ударить?»
У Синсюэ: «...»
Я не приказывал.
Он поднял взгляд и уставился на Сяо Фусюаня напротив.
Сяо Фусюань тоже посмотрел на него, его глаза поблескивали в тусклом свете. Через некоторое время он слегка поднял бровь, а затем равнодушно отвернулся.
У Синсюэ: «...»
Выдающийся бессмертный, подстрекающий к разногласиям?
Он потер свои согретые пальцы и некоторое время наблюдал. Затем постучал пальцами по столу и сказал Нин Хуайшаню: «Не нужно все время стоять на коленях, ты мешаешь другим войти в повозку. Садись».
«Кому мешаю?» — сердито ответил Нин Хуайшань.
И тут он увидел однорукого, который единственной рукой уцепился за дверь повозки, одна нога уже была внутри, а другая все ещё висела снаружи. Он сказал безразлично: «Я терпел тебя так долго. Сядь».
Нин Хуайшань: «...»
Ему было обидно до смерти. Он долго смотрел на пустое место рядом с И Ушэном, затем перевел взгляд на стоящего с мечом Сяо Фусюаня. В конце концов он стиснул зубы и подсел к У Синсюэ.
Затем он увидел движение меча Сяо Фусюаня.
У Нин Хуайшаня сработал условный рефлекс: не успел его зад коснуться деревянной доски, как он вскочил и сел рядом с И Ушэном.
«Если не разрешаете садиться — так не разрешайте. Не надо бить людей, глава», — пробормотал он.
У Синсюэ: «...»
Над головой У Синсюэ замаячил вопросительный знак.
Кто не разрешает тебе садиться?
Нин Хуайшань обнаружил, что Сяо Фусюань не собирается вынимать меч, и почувствовал, что поднял панику на пустом месте и потерял лицо.
Ему было неловко опять менять место, он лишь мог сидеть рядом с И Ушэном с похоронным видом.
Однорукий огляделся и тоже сел рядом с Нин Хуайшанем. Он не боялся сидеть напротив, просто так было удобнее шептаться с ним.
Он коснулся пальцем плеча Нин Хуайшаня и передал ему звук так, чтобы никто, кроме него не услышал: «Ты заметил? Глава ни разу не пошевелился и все время держит курильницу в руках».
Духовная энергия У Синсюэ была крайне холодной, холоднее чем Бескрайнее море, укрытое льдом. Мечи, которые он брал в руки, часто покрывались инеем. Когда он брал кого-то за подбородок, мороз мог пройти от его пальцев до самой макушки.
Только другие боялись его, сам же он никогда не боялся холода.
Как такой человек мог все время держаться за курильницу?
Нин Хуайшань немного подумал и тоже передал мысль: «Я только что разозлился и не обратил внимания. Но если подумать... Тогда в пустоши Цзямин я еле выжил, и первым, кого я увидел в Неподвижном городе, был глава. Он смотрел как гниет моя рана от меча».
«Конечно, это было больше тридцати лет назад, он может не помнить этого. Но не вспомнить, увидев рану от меча, — это немного странно».
Оба сели в повозку и ещё больше укрепились в своих подозрениях.
***
Повозка не останавливалась три дня подряд, объезжая более двадцати мест с подавляющими печатями заклинателей, пока наконец вдалеке не показались очертания скал, окружающих долину Великой Скорби.
У Синсюэ приоткрыл окно и выглянул наружу. Он увидел огромную глубокую долину между скал, которая широко раскинулась за снегом и туманом. Перед входом в долину стоял высокий утес, словно рассекающий небо. С него свисал длинный и узкий подвесной мост, ведущий ко входу в ущелье. Цепи моста заросли виноградными лозами разной длины, свисающими вниз. На первый взгляд казалось, что сюда давно никто не приходил.
Но странно то, что менее чем в ли от входа в долину стояла гостиница.
Правда назвать это гостиницей сложно. Скорее это две большие хижины с соломенными крышами. Одна хижина была открытой со всех сторон и имела только крышу, внутри стояли столы и стулья. Она могла лишь укрыть от прямого дождя, но не защищала от ветра.
Другая хижина выглядела так, будто там можно было временно остановиться на пару дней.
И сейчас там кто-то был.
***
Повозка остановилась перед хижиной.
«Мы лучше всего знаем места вокруг долины Великой Скорби. Мы сначала осмотрим окрестности и уберем препятствия, чтобы они не задерживали главу на входе в ущелье», — сказал Нин Хуайшань, окликнул однорукого и они отправились проверять дорогу.
У Синсюэ и остальные вышли из повозки и направились к хижине.
И Ушэн боялся, что заклеенные нос и рот вызовут подозрения у людей, он взял из повозки свой длинный шарф и обернул его вокруг шеи несколько раз. Он спросил людей, сидящих в хижине: «Долина Великой Скорби закрыта уже долгое время. Как вы здесь оказались?»
В хижине было трое человек, которые выглядели как ученики клана совершенствующихся, но не имели никаких гербов или подвесок. Они были совсем молоды, их одежды развевались на ветру, и они, казалось, не боялись холодов середины зимы. Они настороженно разглядывали повозку. Остальные четверо больше походили на обычных людей — двое мужчин и две женщины средних лет, одетые в грубые короткие одежды. Возможно, прячась от холодного ветра, они плотно закутали руки и ноги; на шеях у них были очень толстые хлопковые платки, лица испещрены глубокими морщинами и шрамами. На столе перед ними лежали мечи, и стояли чаши с горячим дымящимся чаем.
У одной из женщин покраснели глаза, как будто она плакала. Она окинула взглядом И Ушэна и остановилась на У Синсюэ. Возможно, она заметила, что И Ушэн был похож на них с его большим шарфом, в то время как У Синсюэ был безоружен и только держал ручную курильницу, не представляя угрозы. После небольшой паузы женщина ответила: «У нас нет выбора, мы пришли искать людей».
«Искать людей?» — удивился У Синсюэ.
«Да, — женщина кивнула и продолжила: —Две мои дочери——». Один из учеников клана совершенствующихся тихо кашлянул, напоминая ей: «Не говори слишком много».
Окрестности долины Великой Скорби были жуткими, особенно после того как она была запечатана; дыхание смерти здесь было очень тяжелым и живые редко приходили сюда. Вся глубокая долина была окутана тёмными облаками и туманом.
«Мы только что говорили, что не все люди здесь обязательно являются людьми», — тихо подчеркнул один из учеников совершенствующихся.
У Синсюэ обладал хорошим слухом, всё слышал и приподнял бровь. Он подумал про себя, что это утверждение не было ошибочным. Среди них была телесная оболочка с обрывком души, марионетка и демон — ни один из них не был настоящим человеком.
Он сделал вид, что ничего не слышал, подошёл и спросил: «Если вы ищете кого-то, почему сидите здесь?»
Ученики нахмурили брови и через мгновение спросили: «Вы раньше не были в долине Великой Скорби?»
Так как Нин Хуайшаня и остальных не было рядом, У Синсюэ ответил: «Нет».
Ученики сказали: «Тогда понятно».
«Долина закрыта уже давно, многие сюда не приходили раньше и не знают правил, — один из учеников указал на мост и сказал: — В это ущелье можно попасть только ночью. После захода солнца у храма на входе зажигаются огни. Только когда огни горят, можно перейти мост, иначе вы умрёте, как только ступите на него».
«Что?» — У Синсюэ взглянул на мост.
Женщина тихо сказала: «Под мостом полно темных существ».
«Если здесь так опасно, а на дороге расставлены подавляющие печати разных кланов, как кто-то может случайно попасть сюда, чтобы его пришлось потом искать?» — спросил И Ушэн.
«Потому что это не случайность, — женщина взглянула на храм у входа в ущелье и снова обратилась к И Ушэну: — Это направленный призыв».
У Синсюэ услышал, как рядом послышался звук меча.
Он обернулся и увидел, что Сяо Фусюань нахмурил брови.
«Что такое?» — спросил У Синсюэ.
«Направленный призыв, — тихо повторил Сяо Фусюань, — раньше он использовался только в одном случае».
«В каком?»
«После получения Небесного указа, человека призывают и он становится бессмертным».
Большинство совершенствующихся достигают бессмертия через практику и вознесение, есть лишь крайне редкие исключения — те, кто стал бессмертным в очень молодом возрасте без совершенствования. В Сяньду это называется Небесным указом. Призванные по Небесному указу, наделяются Небесным именем и не подчиняются двенадцати бессмертным Линтая.
Таких людей в Сяньду за все времена было только двое, один из них — Сяо Фусюань.
Так... почему же призыв по Небесному указу появился в долине Великой Скорби?
1. "Твою мать" 日 rì — солнце; груб. «ебать».
В некоторых диалектах, особенно на севере Китая, "日" используется как замена крайне грубого глагола "操" (cào). Возможно, потому, что в древнекитайском "日" и "入" (rù, "входить") звучали похоже, что породило намёк на сексуальный подтекст.
Зы. Хотя, этот китайский «крайне грубый глагол» безо всяких замен в просторечии используется на каждом шагу, как собственно и наш.
2. "в Неподвижном городе" — 不动城 Bùdòng chéng — 不动 «неподвижный», «неизменный»; 城 «город», «крепость».
В буддизме «不动» ассоциируется с непоколебимостью духа (как у Будды Амитабхи, которого называют "Неподвижным Светом", может символизировать место медитации или духовной твердыни. В китайских фэнтези "不动城" — часто название таинственного города-крепости, часто связанного с магией или древними секретами.
3. "ли" — 里 lǐ — ли; мера длины, равная 0,5 км.
4. "короткие одежды" — 短打 duǎndǎ — дуаньда, короткая одежда, обычно лёгкая (без халата).