Падшие

Звон дверного колокольчика заставил Фредерика Гамильтона отвлечься от чтения утренних новостей в газете. Он оставил чашку кофе и приподнялся, чтобы встретить покупателей. Фредерик, не увидев никого у порога, проморгался и уже хотел плюхнуться обратно в кресло, как вдруг услышал тоненький голосок с другой стороны прилавка:

– Здравствуйте, вы мистер Гамильтон?

Напротив него стояла девочка. Она выглядела немного болезненно и худощаво, но ее манерность и даже мнимая строгость выдавали в ней истинную аристократку. Девочка все время сжимала белое платьице и потуже затягивала красный бант в волосах. Она умилила Фредерика прежде всего тем, как умело прятала за деловитостью и сдержанностью то, что была крайне уставшей, словно ей не дали доспать лишние два часа. От этого ее стеклянный взгляд смягчался, становился более невинным и слабым. Ее тонкие пальцы нервозно перебирали края одежды, а веки сонно вздрагивали, подобно крыльям порхающей бабочки.

Гамильтон недоумевал: редко у него в магазине можно было увидеть детей, да еще и девочка казалась ему чересчур знакомой. Он все хотел что-то спросить: узнать откуда она, что здесь делает и как ее зовут, но вечно останавливался на полуслове.

– Отец сейчас зайдет. У него возникли проблемы с каретой, но он просил об этом не говорить, – девочка, после того как случайно выдала тайну отца, села на табуретку возле прилавка, прилежно ожидая своего родителя.

В это же время в помещение влетел мужчина. Энергично и рассеянно он снял пальто редингот, поправил усы и зачесал назад выбившиеся из укладки пряди. В нем Фредерик точно узнал Дугальда Макинтайра. Он нисколько не изменился спустя пять лет: взлохмачен, светловолос, но не сед, расторопен и доволен собой. На лице его еще читался след легкого раздражения, но даже так он оставался в бодром и приподнятом расположении духа.

– Здравствуй, Фредерик! –воскликнул Дугальд и лучезарно улыбнулся, только приметив Гамильтона. На душе у Макинтайра резко стало тепло и радостно, будто промозглый октябрь не царапал его своим холодом пару минут назад.

– Боже мой, кого к нам занесло! Неужто Дугальд? Решил навестить давнего приятеля? – Фредерик выбежал навстречу старому другу и мужчины пожали руки, сдерживаясь, чтобы не броситься в объятья.

С последней их встречи прошло достаточно времени, чтобы они успели так соскучиться. Род деятельности каждого менялся, круг знакомых отличался, оба погрузились в работу. Они не пересекались ни на официальных встречах, ни на праздничных мероприятиях, и вот уже былые армейские друзья ограничивались лишь открытками и редкими письмами.

Взгляд Фредерика упал на утомленную девочку, и в его голове все мгновенно встало на свои места. Он вспомнил былую надменную Бэлфор, позже – ее тело в темном дубовом гробу, потерянного Дугальда и эту равнодушную, отчужденную от всего происходившего девочку.

Гамильтон и Макинтайр так отдалились друг от друга именно после похорон Бэлфор. Наверняка сейчас Фредерик считает это огромной ошибкой, но иначе он тогда поступить не мог. Нет, он вовсе не оставлял Дугальда одного, конечно, он пытался помочь другу смириться с утратой, но разве в силах он был пережить эту потерю сам?

– Изволь, а это милое создание, не Блэйр ли это? – Фредерик наклонился к девочке, стараясь найти в ее бледном лице мягкие черты Дугальда, но вечно ранился только об острые линии Нэндэг.

– Да, вот уж седьмой год идет. Совсем не замечаю, как время летит, – Макинтайр порывисто приобнял Блэйр и с выражением мольбы обратился к Гамильтону. – Просьба у меня к тебе, Фредерик. Выручи по старой дружбе. Я на охоту уезжаю, а Блэйр с кем-то оставить надо. Няня приболела, а слугам не доверяю: они и с ужином порой не справляются, что уж тут до ребенка. Она тихая, отвлекать тебя не будет. Если тебе не сложно, прошу...

– Ну чего уж ты, Дугальд, – перебил его Гамильтон, театрально положив руку на сердце, – Конечно присмотрю я за ней. Ты погляди на нее – ангелочек! Мы с твоей дочуркой обязательно поладим, верно, Блэйр?

Внутри у нее что-то кольнуло. Какое-то мимолетное недоверие. На секунду нежный утренний свет колыхнул пожаром, на добродушное лицо Гамильтона угрожающе легла тень, а ласковая улыбка отца не принесла былого успокоения, лишь только вогнала в тревогу. Но страшное видение быстро развеялось, и вслед за ним пришло осознание: они с мистером Гамильтоном совершенно точно не смогут поладить.

Однако уже в следующий миг юная Макинтайр охотно закивала в ответ на наивный вопрос Фредерика. Все-таки она, как всегда повторяла ее няня Мэри-Энн, сильная мисс, смышленая и стойкая. Кто, если не она, станет поддержкой для отца, кто сможет его радовать, кем ему гордиться? Отцу тяжело, ему тоже нужно отдыхать, а ей всего то нужно не мешать. Прескучные дни бывают у всех, ничего страшного, если они порой будут и у Блэйр. Как, например, сегодня.

– Уже уходишь, Дугальд? Может выпьем? – Гамильтон аккуратно придержал руку друга, увидев, что тот уже целует Блэйр в лоб и шепчет наставления по поведению.

– Хочу раньше уехать, чтобы успеть до темноты. Тем более очень уж давно я не ездил охотиться. Как-нибудь надо вместе собраться. Может, и Блэйр пристрастится, – Макинтайр потрепал дочь по голове, а она тут же нахмурилась и сильнее затянула бант.

– Смеешься, Дугальд! Кого же она отстреливать будет? Муравьев?

– Волков! – вместо прощания выкрикнул Дугальд, перед тем как скрыться за дверьми лавки, а позже и в карете, которая сильнее обычного раскачивалась из-за небольшой поломки колеса.

Оставшись один на один с Фредериком, Блэйр с изумлением для себя отметила, что впечатление о нем у нее сложилось хорошее. Хотя с чего бы? Всего лишь из-за того, что он перекинулся с ее отцом парочкой неформальных фраз. Дугальд наверняка общался так с каждым своим другом. Просто Блэйр повезло, что это случилось в ее присутствии. Это не дает ей права расслабляться – мистер Гамильтон явно человек серьезный и важный, а такие люди терпимы к детям, только если они послушны. Надо соответствовать, она же не хочет разочаровать отца.

Отличный шанс выдался для изучения магазина, когда Фредерик ушел за чаем для маленькой гостьи. Оружейная лавка была большая, но из-за огромного количества полок, шкафов и витрин она делалась довольно тесной. Через незанавешенные окна легко проходили последние теплые солнечные лучи, озарявшие комнату карамельным светом. Везде пахло лесом, влажной древесиной и порохом, из маленькой каморки Гамильтона веяло ароматом недопитого кофе. Эта обстановка казалась приятнее собственного поместья. Даже всюду висящие ружья, револьверы и пистоли, готовые выстрелить в любой момент, не могли смутить Макинтайр.

Когда подоспел Фредерик с угощениями, Блэйр уже смогла немного освоиться. Он усадил ее за прилавок на табурет с пуховой подушкой, чашку оставил на столешнице, рядом положил фарфоровую вазочку с печеньями и какими-то конфетами. Гамильтон так заботливо хлопотал вокруг Макинтайр, что та даже на секунду позабыла, где и с кем она находится.

Сосредоточившись и мысленно повторив всевозможные правила этикета, Блэйр расправила плечи, немного вытянула шею, сомкнула колени, правой рукой взяла чашку. Травяной чай больно обжег язык. От сладостей она учтиво отказалась, как и учил отец.

– Располагайся и будь как дома, золотце. Ничего не стесняйся, если что потребуется – проси, – говорил Гамильтон, пока Блэйр старалась проглотить кипяток. – Чай не слишком горячий?

– Нет, благодарю, – чопорно пролепетала Макинтайр, чем вызвала у Фредерика улыбку.

– Извините, сэр, можно вас? – перетянул на себя внимание неожиданно возникший возле витрины с пулями мужчина.

Стоило Фредерику отлучится, Блэйр сморщилась и начала незаметно обмахивать чашку газетой в тщетных попытках хоть немного ее остудить. Пока Гамильтон возился с покупателем, Блэйр успела украдкой съесть несколько конфет и залпом выпить весь чай, чтобы боле не было нужды строить из себя светскую леди.

По возвращению Фредерик попробовал завести с мисс Макинтайр непринужденный разговор, но уклончивые ответы Блэйр дали ему понять, что она на диалог не настроена.

В целом настроение ее было скверное. Полночи Блэйр мучалась от бессонницы, а сейчас засыпала на ходу. Когда в помещении никого кроме Гамильтона не было, она опускала голову на ладони и дремала. Поначалу она переживала, что Фредерик отчитает ее за дурные манеры и пожалуется ее отцу, но Гамильтон ругать ее не спешил, а точнее не собирался вовсе, как и докладывать Дугальду о ее поведении. Макинтайр стало спокойнее.

Когда же раздавался звон дверного колокольчика и кто-то появлялся на пороге, Блэйр откровенно скучала. Ее взгляд подолгу бездельно смотрел в пустоту, веки тяжелели, сдерживать зевоту становилось все труднее. Она развлекала себя лишь тем, что крутила на столе охотничий нож, угадывая, на кого из господ укажет острие лезвия. Посетителей в этот день было немного, потому нож постоянно останавливался на одном толстом мужчине, который донимал Фредерика глупыми вопросами и бестолковыми претензиями по поводу качества какого-то дешевого пистоля. Возможно, виной его неблагосклонного настроения был недавно начавшийся дождь, под который он успел попасть. Господин так долго не понимал, о чем ему монотонно повторяет Гамильтон, что лишь разъярённо покинул оружейную лавку, оставшись в итоге без пистоля.

Фредерику никак не давала покоя юная мисс Макинтайр. Она заполняла тоской всю комнату, отчего распугала практически всех клиентов. Гамильтон, как бы ни старался, не мог поболтать с Блэйр на самые банальные детские темы: ей не с кем было играть, она не видела много парков и садов, ей запрещалось сладкое, а сказки братьев Гримм няня забирала после восьми вечера, чтобы девочка высыпалась и по утру была бодрой и готовой к развивающим занятиям. Но Блэйр по секрету поведала Фредерику, что она хороша в рукоделии и иногда подглядывает, как отец играет в карты поздно ночью с засидевшимися после бала или ужина гостями. На этом ее маленький мир и заканчивался. Гамильтон подпер подбородок кулаком, взял пример с Блэйр и стал также напряженно всматривался серыми глазами в никуда.

Он пробовал отвлечься, старался думать о чем-то ином, но никак не мог выпустить из памяти ее проклятый мертвый холод, ее суровый и одновременно такой несчастный взгляд, тонкий силуэт в венчальном платье и подрагивающиеся длинные пальцы. «Кого ты воспитываешь, Дугальд? Почему ты растишь в ней Нэндэг?» – мужчина тяжко вздохнул, не в силах дать ответ на свой вопрос.

Оставаться наедине со своими воспоминаниями Фредерику было невыносимо, он желал уйти от них все дальше, забыться на век в своем деле. Он решил для себя ясно – эта девочка не станет Нэндэг Бэлфор.

– Золотце, двигайся ближе, – неожиданно для себя выдал Гамильтон, доставая из-под прилавка какое-то ружье. – Я, честно скажу, сказки не читывал, ты меня уж прости. Но могу спокойно тебе рассказать о том оружие, которым твой отец сейчас на охоте в кабанчика стреляет.

Блэйр усмехнулась с такой формулировки и со скрипом подтолкнула табурет. Она села поудобнее и с неподдельным интересом изучала изгибы ружья, готовая внимать каждому слову.

– Ружья Лефоше сейчас у нас пользуется спросом, но Дугальд их настоящий обожатель. Жаль, что он не у меня его брал, а то мы бы давно сдружились. Ну и ладно. Между прочим, благодаря конструкциям Лефоше разошлись пути развития боевых и охотничьих систем. Теперь ружья для охоты намного точнее и удобнее в использовании, а еще красивее, ведь их нередко декорируют. Я не особо люблю подобное, но твой отец гравированные ружья коллекционировал раньше. Стволы переломные, смотри, как они откидываются, – Гамильтон легким движением переломил ружье, открывая казенники для укладки патронов. – Это для безопасности прежде всего нужно, чтоб патроны контролировать. Что греха таить, не первым Лефоше такое придумал, но защелка раньше такая поганая была, сам отмучался. Он молодец, что усовершенствовал, теперь все надежно, видишь, солнце?

Блэйр молчала, у нее не было необходимости что-то уточнять и переспрашивать: Фредерик объяснял все сам, упрощал как мог понятия и выражения, показывал детали, о которых говорил. И хоть Макинтайр все равно мало чего понимала, она так старалась в это вникнуть, что уже привыкла к таким словам, как эксцентрик, шпилечный патрон и гильза. Гамильтона часто заносило в историю и личный опыт, иногда он просто забывал пояснять за многие термины, а еще через полтора часа он и вовсе был готов дать Блэйр выстрелить холостым патроном в какого-нибудь прохожего господина.

– И тогда для дуэлей придумали револьвер с якобы честным барабаном, где на шесть зарядов было пять пуль, – увлеченно повествовал Фредерик, желая за оставшийся вечер передать Блэйр все знания, накопленные с опытом. – Секунданты, когда поворачивали барабан, случайно смещали пустую камору. И тут кому уже повезет.

– А в чем же тут честность?

– В этом и суть, что честностью здесь и не пахнет. Молодые джентльмены считали, что пустая камора символизировала Божью волю: как предначертано судьбой, так и случится. Но я считаю, что все это дурость. Ну как может существовать Божья воля, если у каждого есть своя, человеческая? Так и случалось, что некоторые особо умные заряжали и шестой камор, тем самым побеждая. Вот тебе и судьба.

Отчего-то Блэйр зацепилась за слово «воля». Тогда она еще не догадывалась почему.

Слабый осенний дождь превратился в свинцовый ливень, бьющий оглушающей силой по крышам домов и магазинов, стеклам и витринам, тротуарам и еще не опавшим листьям деревьев. На улице давно стемнело, холодная дымка вечера не давала увидеть свет в соседних окнах и проезжающие мимо кареты. В такие вечера Блэйр пряталась под одеяло, желая, чтоб истошный вой ветра и тяжелые удары дождя прекратились как можно скорей. В поместье в такое время стоял особенно колкий мороз, а синее пламя свечей и каминов затухало слишком быстро. Но этот вечер был не такой. Блэйр смеялась над глупыми рассказами из молодости Фредерика, жадно осматривала каждый штуцер и револьвер, который протягивал ей Гамильтон и грела руки об чашку чая, которой уже давно потеряла счет.

Время было совсем позднее. Фредерик, знатно наговорившись за весь день, чистил оружия, напевая под нос какой-то лишь ему известный мотив; Блэйр впадала в дрему. Умиротворение, спокойствие и усталость нахлынули на нее теплой волной, через полуприкрытые веки совсем трудно было увидеть слабый огонь свечей, а свозь убаюкивающий шум дождя звучали незнакомые, но милые сердцу мелодии. Она не услышала звон колокольчика у входной двери, не поняла, что присутствующие в комнате перешли на беззвучный шепот и не почувствовала, как ее аккуратно несли чьи-то сильные ледяные руки.

Блэйр проснулась уже в своей комнате.