Дети Алой Стены

«Даже на краю мира, среди пепла и крови, любовь находит способ — остаться.»

Прошла неделя.

Валонцы, как и обещали, встали лагерем у подножия Стены — не слишком близко, но и не слишком далеко, чтобы в случае чего успеть подняться в бой. Их шатры, чёрные и синие, теперь были частью пейзажа, а факелы — частью ночи. Дежурства сменялись, стражи глядели в сторону пустошей, будто ждали, что тьма снова зашевелится.

Некоторые солдаты, по приказу Фердехольда, обосновались внутри Алой Стены. Они ходили по коридорам, молча наблюдали за патрулями, говорили с часовыми, стояли на дозорах рядом с бойцами разведчиков. И с каждым днём всё меньше задавали вопросов. Всё больше молчали.

Сотнешь убедился: Стена жива. Не предана. Не заражена мраком. Ни запаха предательства, ни следов искажённой плоти, ни шепота в камнях. Алая — оставалась алой.

Но он не ушёл.

Он мог. Его никто не держал. Его люди устали, валились с ног. Письма шли в Валонию, ответы приходили. Всё — в порядке. Но он остался. Потому что не давало ему.

Было в воздухе что-то. Слишком тихое. Слишком неподвижное. Как перед бурей. Как в глазах у тех, кто уже видел, как рушится мир.

Сотнешь не верил в пророчества. Но верил в предчувствие. А оно говорило одно: портал откроется. И скоро.

***

— А еда у вас вся такая пересоленная? — спросил Эвал, жуя кусок вяленого мяса с таким выражением, будто это была прокисшая кожа дракона. — Или это специально, чтобы дух не выветривался?

Солдат Валонии сидел на перевёрнутом ящике. Его броня блестела свежим ремонтом, лицо оставалось невозмутимым. Он был немолод, с густыми бровями, за которыми скрывались серые, усталые глаза.

— А лошади у вас всегда такие надменные? — не унимался Эвал. — Я к одной подошёл — она на меня глянула, как моя бывшая, когда я ей про любовь заикнулся.

Алден едва усмехнулся, не отрываясь от заточки клинка. Сидел рядом, прищурившись, но в разговор не встревал.

— Или, может, — продолжал дразнить воин стены, — вы все в Валонии дрыхнете сидя? Или стоя? На марше? В седле?

Солдат наконец поднял на него взгляд. Не злой. Скорее — лениво-пристальный, будто хищник, взвешивающий, стоит ли добыча потраченных сил.

— У вас, — процедил он, — стена как наша. Только холоднее. И тупее.

Эвал изумлённо приподнял брови.

— Это ещё как?

— Тоже торчим на краю света. Только там — выжженная пустошь. А в ней гады плодятся. Порой слишком часто. Твари, смахивающие на помесь человека и зверя. Но люди — куда мерзостнее. Мы с ними уживаемся. А вы? — солдат окинул его колючим взглядом. — Вы с ними подыхаете.

— Воодушевляюще, — язвительно хмыкнул Эвал.

— Зато без прикрас.

Алден фыркнул и швырнул меч в сторону.

В этот момент из внутреннего двора показался Аргрей. Шёл медленно, с привычной угрюмой сдержанностью.

Эвал резко прикусил язык, опустил взгляд, будто что-то сообразил. Потом кивнул валонцу:

— Приятно было потрепаться. Ещё пересечёмся, герой выжженных земель.

Солдат не ответил. Лишь скользнул взглядом ему вслед.

Эвал сунул тарелку с едой Алдену, который лишь удивлённо поднял бровь:

— Ты куда?

— К нашему буревестнику, — буркнул Эвал, шагая за Аргреем. — Пока он снова не забился на верх башни, как стервятник на костях.

Алден остался один. Помолчал, уставился на вяленое мясо, потом на валонца, и тяжело выдохнул:

— Ну и денёк... Да?

— Угу.

Эвал догнал Аргрея у каменного выступа, откуда открывался вид на дальние холмы. Там, за гранью видимого, тянулись тревожные леса — словно тень, вечно подстерегающая Стену.

— Я тут... ну, скажем так, кое-что подслушал, — начал он, плюхнувшись рядом и теребя ремешок на рукаве. — В офицерской палатке. Не специально, сам понимаешь... Просто мимо шастал.

Арг даже головы не повернул. Лишь чуть сжал челюсть.

— И?

— А и то. Говорят, портал снова скоро разверзнется. Что воздух трещит по швам. Что ночь будет... неправильная.

Молчание.

— Что ты хочешь, Эвал? — голос Аргрея был ровным, как лезвие.

— Свалим. — Эвал покосился на него. — Возьмём Лию и свалим. Сейчас. Пока не...

— Ты забыл, чем кончился прошлый раз, когда ты завёл этот разговор? — перебил Арг. — Или напомнить?

— Нет, — проскрежетал Эвал, отворачиваясь. — Не надо.

Сжал кулаки, будто собирался ударить невидимого врага, потом резко выдохнул:

— Если ты не хочешь — я уйду один. Сестру возьму и уйду. Без тебя.

Аргрей медленно развернулся. Глаза — как у кровавых утёсов: твёрдые, багровые, бездонные.

— А ты её вообще спрашивал? — прошипел он. — Хочет ли она?

Тишина. Младший брат открыл рот, но слова застряли в горле.

— О чём вы спрашивали? — раздался голос за спиной.

Оба обернулись.

Сестра стояла на краю лестницы, в потрёпанном плаще, с распущенными волосами — будто явилась не из казармы, а из тревожного сна. На лице — странная смесь усталости и пронзительной ясности. Взгляд — тяжёлый, как алмаз.

Эвал тут же выпрямился, развёл руками:

— Да ни о чём. Просто так. Погода...

— Он хочет сбежать, — ровно сказал старший. — Забрать тебя и сбежать. Спроси его сама.

— Куда сбежать? — нахмурилась девушка, делая шаг вперёд. — Брат?

Тот уже отступил, будто ища путь к отступлению, но не успел.

Её рука — тонкая, но крепкая — легла на его запястье и остановила.

— Не увиливай, — прошептала она. — Говори.

— Лия, — имя сорвалось с его губ почти беззвучно, голос дрожал, словно натянутый лук. — Нам надо уйти. Пока не поздно. Пока портал снова не открылся. Пока всё не началось заново. А этот... — он дёрнул подбородком в сторону Аргрея, — он, видите ли, стоит, как идол. Не понимает, я боюсь за вас!

— В смысле — сбежать? — сестра сузила глаза до щелочек. — И бросить всех здесь?

Она не просто произнесла это. Она выкрикнула. Громко. Резко. Словно вонзила клинок между рёбер.

Эвал застыл. Губы задрожали. Но слов не нашлось. Вместо этого он уставился в небо:

— Смотрите... какое. Красное, как флаг, — пробормотал он. — И, кстати, ты видел того рыцаря из Валонии? Кажется, он сегодня в доспехе был весь из...

Остановился, наклонился и нарочно уронил меч. Его движение было небрежным, но ножны задели сапог Лии. 

Она отвела взгляд — всего на мгновение — но через секунду вернулась, как будто собираясь с силами, чтобы не показать слабость.

Она стояла, смотрела молча. Её голубые глаза словно пронзали брата, не по крови, как замок, требующий ответа.

— Ты не ответил, — сказала она. — Сбежать. Значит — предать всех?

Эвал выдохнул. Плечи обмякли.

— Да. — Кивнул. — Да, сестра. Давай уйдём. Подальше от войны. Подальше от этой проклятой Стены. Жить. Просто жить. Ты же мечтала о доме у озера. Или в Альтессаре. Вот и начнём всё заново. Вместе.

Лия долго молчала. Потом шагнула ближе. В её глазах стояли слёзы — не от страха, а от нежности.

— Я хочу жить, Эвал. Очень. Где-нибудь, где пахнет хлебом, где по утрам туман над водой, где никто не кричит "в строй!"... Но я не могу. — Она подняла голову. — Я не могу уйти, когда тут остались мои друзья. Товарищи. Когда эта война ещё не закончена.

Она обняла его. Тихо. Спокойно. Крепко.

— И надеюсь, ты поймёшь меня. Если хочешь уйти — иди. Один. Я не обижусь. Никогда.

Эвал медленно поднял руки, обнял её в ответ. Потом рассмеялся — коротко, как-то с горечью, но и с теплом. Потёр шею, как делал это всегда, когда нервничал.

— Ну уж нет, — буркнул. — Как я вас брошу? Вы же без меня и дня тут не протянете. Ты — будешь ворчать на еду. А этот идол — даже не отличит живого от мертвеца.

— Кто бы говорил, — фыркнул Арг, подходя ближе.

Они стояли трое. Спиной к Стене. Лицом к зальграду. И каждый думал — по-своему. Но молчал. Потому что знал: скоро будет не до слов.

За ближайшим углом, за бочкой и ящиком с сухарями, почти сливаясь с тенью, затаился Алден. Он стоял, не дыша, и слушал. Щека прижата к камню, глаза бегают — будто он не разведчик, а мальчишка, подслушивающий разговор старших.

И вдруг — услышал.

"...я уйду. Возьму Лию — и уйду."

Алден выпрямился, как дерево. Лицо побледнело, будто его окатили водой.

«Уйдут?.. Вместе?.. Он её уведёт?!»

Мысли закружились в голове вихрем. Он не стал дослушивать. Не разобрал, что ответила Лия. Не услышал, что сказал Аргрей. Всё внутри уже горело. Как костёр в полную селару. Он сжал кулаки. И... побежал.

— Лия! Стой! Не уходи!

Троица обернулась. Лия — приподняла бровь. Аргрей — сложил руки на груди. Эвал — чуть наклонил голову, как будто его песню прервали.

Алден ворвался как ураган, запнулся о камень и рухнул на одно колено В потной ладони зажал жалкий букетик грязноватый, но честно собранный . Один уже завял, два были какие-то кривые, но пахло от них неожиданно приятно.

— Я... эээ... — начал он, краснея до корней волос. — Ты мне... ну... в общем...

Глаза Лии округлились. Рот приоткрылся.

— Ты мне нравишься! — выпалил он наконец. — Очень! С первого дня! — И добавил шёпотом: — Мрак, я же хотел красиво сказать...

Тишина повисла тяжёлым одеялом.

— Чегоооо?! — взвизгнула Лия так, что с ближайшей башни слетели три ворона.

Её лицо моментально стало цвета спелого граната. Она сделала шаг назад, споткнулась о собственные ноги и чуть не рухнула в грязь, но вовремя налетел Эвал, сияющий как факел.

— О, сестрёнка! Когда свиятьба?! — заорал он. — Так ты значит врала, что никому не нравишься!

Арг прикрыл лицо ладонью, но плечи его предательски дёргались.

— Заткнись! — прошипела Лия, пытаясь прикрыть пылающие щёки. — Я тебя сейчас придушу!

Алден всё ещё стоял на колене, с выражением человека, внезапно осознавшего, что он забыл надеть штаны. Букет в его руке поник ещё сильнее.

— Ты что, на колено то встал?! — дразнил Эвал. — Прекрасный рыцарь Алден, цветочная смерть!

— Щас ты у меня получишь, цветочная ты личность, — буркнула Лия и всадила брату локтем в грудь. Тот согнулся пополам, но не перестал ржать.

Алден сидел в полной прострации. Цветы теперь напоминали гербарий, колено было в грязи, а в глазах читался немой вопрос "что вообще происходит?".

Лия резко выхватила букет, принюхалась, скривилась... и вдруг улыбнулась. Развернулась и пошла прочь, высоко подняв подбородок.

— Ну что?! Она согласилась?! — выкрикнул Эвал, вскакивая.

Ответ прилетел в виде того же букета, метко запущенного в его лоб. Брат героически поймал "снаряд" и закатил глаза.

— Отказ! Моя сестра — ледяная королева! — провозгласил он.

Алден поднялся. Смотрел на девушку с лёгким замешательством... но всё же — с тенью надежды.

Аргрей скривил губы:

— Хоть кто-то здесь умеет в романтику. В отличие от некоторых.

— Я слышал это! — отозвался Эвал с земли.

Лия уже почти скрылась за поворотом, когда внезапно развернулась на каблуках.

— Не слушай этого идиота, — бросила она через плечо, кивнув на корчащегося от смеха Эвала. — Встретимся в казарме на закате?

Алден аж подпрыгнул, словно его ударили током. Глаза округлились, а уши стали цвета спелой свеклы.

— Д-да! Конечно! — выдавил он, с трудом контролируя дрожь в коленях.

Он стоял как вкопанный, наблюдая, как её стройная фигура растворяется в утреннем тумане, оставляя за собой лишь тонкий шлейф полевого аромата.

Эвал закатился новым приступом хохота:

—  О-о-о, "на закате"! Какая тонкость! Какая поэзия! — Он катается по земле, хватая живот. — Алден, да ты ловелас! Скоро мне племянников нянчить!

Арг, до этого молча наблюдавший за происходящим, внезапно оживился. Поднял с земли меч Эвала и спокойно направился прочь.

— ДА ЭЙ! — взвизгнул Эвал. — Это МОЁ! Слышь, ты куда пошёл, ты чё, офигел?!

Арг лишь махнул рукой, не оборачиваясь:

— Алден, давай! Я верю в тебя!

Эвал вскочил, поднявшись с земли, как катапультой запущенный.

— Да ты что, совсем охренел?! — И помчался вдогонку, громко ругаясь на бегу. — Верни мой клинок, сучья морда! Я тебя догоню, слышишь?! ДОГОНЮ!

И помчался за ним, громко матерясь и притворяясь, что всё это всё ещё шутка. Хотя явно был не готов к утренней пробежке.

Алден остался один. Поднял единственный уцелевший цветок, аккуратно вплел его в прядь волос у виска. Глубоко вдохнул. И твёрдым шагом направился к казармам — готовиться к самому важному разговору в жизни.

Где-то впереди звенел металл и раздавались ругательные крики. Но его это уже не волновало. Впереди был закат. И она.

***

Только треск факелов да скрип пера нарушали тишину. Торвин выводил на карте последние разведданные — его пальцы были испачканы чернилами, а в глазах стояла усталость. Харис стоял перед картой, скрестив руки. Его тень, отброшенная на стену, казалась больше его самого — будто даже тьма признавала его . Сорен, прислонившись к стене, жевал стебель сухой травы. Старая привычка. Когда-то так делали все новобранцы — чтобы не засыпать на посту.

— Если мраки атакуют снова, мы не сможем их сдерживать так же, —побормотал Торвин, откидываясь на спинку стула. — Потери будут слишком велики.

— Слишком быстрые. Слишком сильные, — отозвался Харис. — Они не такие, как гроны. Ни одна стена не выдержит, если мы не изменим подход.

Сорен выплюнул травинку.

— Тогда надо драться грязнее.

Тишину разорвал грохот распахнутой двери.

— Я сделал это! — вбежал Остер, едва не сбив со стула писаря. Он держал в руках кожаную сумку с чертежами и так сиял, будто только что взял в плен короля мраков.

—  Что сделано? — Харис медленно развернулся к нему.

Остер, запыхавшись, вытащил листы.

— Я отправил чертежи в Арскофордж. Там уже начали отливать первую партию. Я назвал это... песнь грозы. Или, по-простому — штормовая труба. Ну, можно короче: громолук, винтогром, буремёт... — он замялся. — Ну, имя пока рабочее. Но вы только послушайте, что она делает!

Харис склонился над чертежами. На бумаге — странный металлический ствол, рычаги, капсюльная система воспламенения, и подпись: «однозарядный взрывной стержень». Торвин поднял бровь. Сорен — подошёл ближе.

— Это... — начал Харис, — стреляет?

— Железным стержнем. На сотню шагов. Пробивает латы. Дубовый щит — как бумагу. — Остер тыкал пальцем в схему, оставляя сальные пятна. — Заряжаешь с казённой части — порох, пуля, капсюль. Чиркаешь — и смерть вылетает из ствола.

Харис медленно выдохнул.

— Это... впечатляет.

— Но это ещё не всё! 

На бумаге — чудовищное орудие: толстый ствол, колесный лафет, рядом — схема разрывного ядра.

 —Я назвал её Мракогон. Да-да, грубое слово, но объясняю! Представьте: — Железный шар. Начинен порохом. Выстрел — и всё в радиусе десяти шагов превращается в кровавое месиво. — Он ударил кулаком по столу. — Представьте: они идут лавиной... а мы встречаем их огнём.

Тишина.

Потом Сорен рассмеялся. Коротко, хрипло.

— Хочешь разнести пол поля?

— Именно! — улыбнулся Остер, воодушевлённый. — Я рассчитываю, что если поставить их хотя бы по две на бастион — ни один мрак не пройдёт живым. И у меня уже есть идея, как сделать их поворотными. Ну... это пока только мысли, но...

Харис покачал головой — но не в осуждении, а скорее от изумления.

— Хорошая работа, Остер. Надеюсь, твои игрушки помогут нам выжить.

— Не игрушки, — поправил тот. — Это музыка нового боя.

— Ну что ж, — Командир стены слегка прищурился. — Пойдём испытаем твои игрушки. Зная тебя, ты наверняка уже не удержался и собрал пару штук.

Инженер засиял.

— Конечно!

Они вышли из штаба. К Харису присоединились Торвин и Сорен, переглядываясь — каждый, втайне, с долей скепсиса относился к странной задумке инженера. Но во времена мрака даже сумасшедшие идеи могли оказаться спасением.

Пока они шли, из-за поворота показались бегущие Аргрей и Эвал. Оба запыхались, лицо у Эвала было виноватое, у Аргрея — недовольное.

— Вам что, бежать больше некуда? — рявкнул Харис, остановившись. — Бродите тут, как два призрака на службе.

Эвал уже начал было отступать, как будто пытался раствориться в воздухе, но Харис ткнул в него пальцем:

— Раз бездельничаете, будет вам работа. Поможете с оружием. На себе испытывать не будем — но мишени подержите.

— Мишени?.. — протянул Эвал, но Торвин уже дал ему лёгкий подзатыльник, и возражения закончились.

Полигон находился за внешними казармами, на склоне, где раньше тренировались арбалетчики. Каменная стена, обугленные деревянные мишени, несколько мешков с песком и один старый, побитый щит, вкопанный в землю. По периметру — насыпь, чтобы выстрелы не срывались в лагерь.

В центре стоял стол с оружием. На нём — винтогром: массивный стальной ствол с деревянным ложем, рукояткой, замысловатым курком и резьбой вдоль всей трубы. Рядом — небольшой кожаный мешок с металлическими ядрами и роговина с порохом.

Остер с гордостью поднял винтовку.

— Вот она. Первая из рода. Простая, как кнут. Берёшь стержень, засыпаешь порох в камору, пыж, ядро — и запечатываешь. Потом — кремень, спуск, и... — он сделал паузу, многозначительно подняв палец, — гром гремит, мрак дрожит.

Харис взял оружие. Оно было тяжёлым, но сбалансированным. Дерево было тёплым на ощупь, металл — чуть шершавым, с запахом масла и железа.

— Целься в тот щит, — сказал Остер. — Держи крепко. Серьёзно. Отдача — такая, что у крестьянина зубы в землю уйдут.

Харис встал, прицелился, вдохнул.

Выстрел прогремел, как раскат грома — не просто звук, а удар по телу, по воздуху, по земле. Из ствола вырвался сноп огня и дыма, язык пламени хлестнул вперёд, словно клинок. Пуля вылетела — видно было, как металл прорезал воздух, как вращался, пока не ударил в центр щита.

Щит лопнул. Не просто пробило — его вывернуло, как гнилую доску. Осколки разлетелись, мешок сзади взорвался от удара, и облако пыли поднялось, как от удара молота.

Харис сделал шаг назад, чуть не потеряв равновесие. Отдача ударила в плечо так, будто с ним столкнулся медведь.

— Тьма... — выдохнул он, медленно опуская оружие.

Остер сиял.

— Вот так, — прошептал Остер, глядя на своё творение с почти религиозным трепетом.

Сорен присвистнул, а Торвин, не удержавшись, хлопнул Хариса по плечу.

— Если бы у нас таких было с сотню... — пробормотал он.

— Тогда бы мы просто открывали порталы сами, чтобы было кого пострелять, — усмехнулся Эвал, поражённый.

Харис медленно подошёл к стене, провёл пальцем по краю дыры.

— Через сколько прибудет первая партия?

— Первые образцы через две недели.

— Через неделю.

Остер открыл рот, чтобы возразить — но встретил взгляд своего командира. И закрыл его.

— Через неделю.

***

Алден стоял у двери, собираясь с духом. Вечер был тихим, багровый свет костров снаружи едва проникал в коридор. Он сжал ладони, глубоко вдохнул и постучал.

Стук.

Тишина.

Потом — лёгкий шорох, шаги босых ног по доскам.

Дверь открылась.

Лия была босиком. На ней — простое серое платье, немного мятое, но чистое. Волосы распущены, тяжело лежали на плечах — ещё мокрые после бани, в отдельных прядях скатывались капли, оставляя следы на ключицах. Щёки чуть розовые от тепла, глаза — усталые, но мягкие.

— Привет, — сказала она, слегка улыбаясь. — Ты вовремя.

— Можешь выйти на минуту? Или... — он замялся. — Или я могу подождать.

— Нет, заходи, — она отступила, приоткрывая дверь шире.

Алден прошёл внутрь. Комната была крохотная: кровать, маленький столик, два стула и глиняная лампа. Воздух пах лавандой и мылом. Лия прошла к столу и жестом предложила сесть. Он молча опустился на край стула, теребя рукав.

— Что-то случилось? — тихо спросила она, садясь напротив.

Он посмотрел на неё и покачал головой.

— Просто... — он слегка улыбнулся. — Хотел поговорить. Ты обещала.

Она кивнула, улыбнулась в ответ, облокотившись на ладонь.

— Ну, давай. Говори.

— Я думал сегодня весь день, — начал он, — о том, когда ты меня позвала.

— Что именно? — её голос стал чуть мягче.

— Почему ты мне понравилась.

Лия замерла. Губы её дрогнули, и она закусила нижнюю, чуть-чуть, будто боясь рассмеяться.

— Ну? — выдохнула она. — Я всё ещё жду.

Он чуть подался вперёд, голос его был неровным, но искренним:

Потому что... — он провёл пальцем по стебельку, — когда ты смеёшься, у тебя морщинки у глаз. Как лучи. А когда злишься — левая бровь поднимается выше правой. Ты... — он задохнулся, — ты чихаешь на зольград. И ругаешься, когда просыпаешь. И...

— Волосы. — Он посмотрел на них. — Они у тебя всегда такие красивые. Ты добрая. Скромная. Ты заботишься. И ты... настоящая.

Она отвела взгляд, щеки снова окрасились румянцем. Сердце стучало.

— А ты... — прошептала она, — ты тоже мне понравился.

Он поднял брови.

— Серьёзно?

Она кивнула, едва заметно, потом посмотрела на него с нежностью:

— Ты странный. Немного неловкий. Но настоящий. И... — она указала на его волосы, — у тебя, кстати, тоже красивые волосы. И глаза. Разные. Как будто ты видишь сразу в двух направлениях.

Он улыбнулся, чуть удивлённо.

— Мне никогда такого не говорили.

— Тогда я буду первой, — прошептала она.

Он коснулся её руки, пальцы чуть дрогнули, тёплые и неуверенные. Взгляд Алдена медленно поднялся к её лицу — и он начал склоняться ближе, осторожно, будто боялся спугнуть птицу. Сердце Лии застучало чуть быстрее, но вместе с теплом пробежала ледяная тень страха, глубоко запрятанная где-то в её прошлом — страх, который не отпускал её с детства.

Она сдерживала дыхание, ловя себя на мысли, что эта близость — хоть и нежная — пробуждает в ней воспоминания, которых она боялась всю жизнь: холодные руки отца, его безжалостные прикосновения, которые навсегда оставили шрамы в её душе. Это чувство стеснения и тревоги, которое теперь жило внутри неё, не позволяло ей быть уязвимой, не давало открыть дверь кому бы то ни было.

Она выдержала три секунды. Четыре. На пятой резко выдохнула, прищурилась, будто сдерживая бурю внутри, и в одно движение поднялась, хватая его за плечи. Её глаза сверкнули твёрдостью, словно выгоняла нахального кота со стола:

Ночь. Лагерь давно стих. Лишь редкие шаги часовых да потрескивание угля в кострах напоминали, что кто-то ещё не спит.

— Алден, — сказала она, — выйди.

Он замер, губы дрогнули:

— Подожди, я... —

Но она уже развернула его к двери, не давая вставить ни слова.

— Нет, нет, нет. Вон.

Его жалобная улыбка на секунду растаяла в её взгляде, и она подтолкнула его так сильно, что он едва успел схватить сапог, сползший с ноги.

Дверь щёлкнула прямо перед его носом.

Он остался стоять в коридоре, уставившись на деревянные доски, пытаясь смириться с отторжением, а изнутри донёсся её голос — мягкий, но с оттенком ехидства:

— Доброй ночи, герой.

Алден постоял пару секунд, почесал затылок, собирая слова, и словно надеясь на чудо, постучал костяшками пальцев.

— Лия, ну я просто хотел сказать...

— Доброй ночи, — снова прозвучало коротко, но уже чуть мягче, с лёгкой улыбкой, которую он не мог увидеть.

— Ладно... — вздохнул он, голос опустился, почти потерял надежду. — Пока просто доброй ночи.

Он отступил по коридору, каждое его движение было наполнено лёгкой печалью и разочарованием, словно он пытался понять, где переступил черту. Его мысли путались: "Может, я всё неправильно понял? Может, стоило просто уйти раньше?" Но в глубине души он надеялся на ещё один шанс.

В комнате же Лия стояла, прислонившись лбом к двери. Внутри неё боролись страх и желание, память о прошлом словно холодный ветер, пробегавший по коже, заставляла сердце сжиматься. Она боялась этой близости, боялась дать кому-то войти туда, где всё ещё жили призраки детства. Но вместе с этим была и маленькая победа — она заставила его уйти, сохранила контроль, дала отпор своей внутренней тьме.

Она слегка улыбнулась — тихо, почти незаметно, — чтобы он точно этого не увидел. Это была её маленькая, хрупкая победа и знак того, что она ещё борется, не сдаётся.

***

В медпункте царила густая тьма, словно сама ночь вползла в эти стены и заперлась здесь навсегда. Эвал скользил по полу, почти не издавая ни звука, лишь едва касаясь холодных каменных плит. Тени от пологов свисали, тяжёлые и бесформенные, словно саваны, укрывающие давно уснувших. Воздух был густым и острым — в нём смешались резкие запахи лекарств, спирта и холодной, почти железной горечи, которая пробирала до костей.

Он знал, что ищет — его разум работал в сжатом времени, без права на ошибку. Дрожащими пальцами он нашёл дальний ящик — словно судьба сама подала ему ответ. Внутри лежал пузырёк, хрупкий и скромный, но на вес золота. Эвал осторожно взял его, встряхнул, прислушиваясь к тихому бульканью жидкости. Его взгляд зацепился за надпись: Снотворное. Сильное. Три капли — и человек не проснётся до утра. Больше — опасно.

Он сжал флакон так, что ладонь покалывала, словно держал последний шанс, единственный козырь в игре, где ставки — жизни.

— Прости, — выдохнул он едва слышно, словно обращаясь к кому-то невидимому, — это только ради тебя.

Сердце билось быстро, а внутри смешались страх, решимость и горечь неизбежного. Он спрятал бутылочку за пазуху, ощутив холод стекла через ткань одежды, и растворился в темноте, словно призрак — без звука, без следа, лишь тишина осталась после него