Дети Алой Стены

«Люди всегда ищут виноватого снаружи. А когда тьма приходит — она уже давно в них живёт.» Вэйл

Ветер в долине был холоден, хотя ещё стояло лето. Он сползал с гор, срываясь в степь порывами, приносившими запах металла и пепла, будто сама земля помнила, как здесь гибли армии. С юга — вяло катились туманы, а вдоль старой дороги между холмами медленно тянулась армия Валонии.

Флаги с вышитым Зольградским кругом чуть дрожали, копья сверкали редкими бликами, а шаги бойцов сливались в один глухой ритм — не строевой, но напряжённый. Они знали, куда идут. И не верили, что за стеной их ждут союзники.

На холме, под одним из трофейных шатров, вспоротым в бою, сидел Сотнешь Фердехольд — генерал, седой, жилистый, с глазами цвета мокрого железа. Его лицо, резкое, как вытесанное топором, не знало усталости. Он сидел над картой, склонившись, будто вырезая решения ножом. Рядом с ним стоял Бранд — мощный, как дуб, с тёмными, собранными в короткий хвост волосами и вечной морщиной между бровей. Грудь в стальной кирасе, широкие плечи, глаза — холодные, как лезвие. Его голос был резким, и даже тишина подчинялась ему.

В углу шатра на корточках сидел Джарен, молодой командир кавалерии. Его длинные светлые волосы были перекинуты через плечо, на губах — лёгкая усмешка, но пальцы нервно постукивали по ножнам.

— Вы думаете, они действительно призвали тьму? — спросил Джарен, не глядя на своего Генерал.

— Я думаю, — тихо ответил тот, — что в последнее время мы слишком часто сталкиваемся с тем, чему не дали названия. Но да, я не исключаю, что у Алой стены больше, чем просто гарнизон.

— А если всё это — ересь? — резко бросил Бранд. — Они закрылись, как сектанты. Никаких отчётов, никаких приказов. Стражи Света не забыли, как в прошлом гибли от таких же... верящих в чудо.

— Именно потому мы не рубим с плеча, — отрезал Сотнешь. — Я не позволю устроить резню без доказательств. Мы сначала разберёмся.

Ткань шатра затрепетала от очередного порыва ветра. За её пределами заскрипел щит на стойке. Далеко слышался рёв лагерных костров, запах подогретой каши и копчёного мяса таял в ночи, а воины говорили шёпотом, будто опасаясь потревожить землю, по которой ступали.

И вдруг — шум. Хриплый голос.
Тяжёлые шаги.
И в шатёр влетел молодой солдат, запыхавшийся, с обмоткой, сползшей с плеча, и лицом, полным тревоги:

— Господа! Они... идут! Со стороны запада... — он перевёл дух, в горле скрипело. — Воины Алой стены. Несут знамя... белое знамя. Нейтралитет.

Шатёр сразу затих. Бранд распрямился, сжал кулак, Джарен вскочил с земли, в его взгляде — азарт, смешанный с опаской.

— Сколько их?

— Небольшая группа. Без строя. Но вооружены.

Генерал медленно выпрямился. Его пальцы продолжали лежать на краю карты, но он уже думал о другом.

— Тогда принимаем их, — сказал он негромко. — Но стоя.

Он вышел первым. Плащ сорвался с плеч, за ним шагнули его офицеры.

Они появились на фоне закатного неба — четверо всадников, вынырнувшие из серого тумана степи. Их доспехи были тёмными, простыми, без гербов, но выправка — прямой, крепкий силуэт — сразу выдавала в них людей, привыкших стоять лицом к смерти. Белый флаг реял между седоками, туго натянутый на древке. Над лагерем повисло напряжение.

Первым это почувствовал Бранд — он положил ладонь на эфес, и Стражи Света тут же начали собираться вокруг, будто по команде, которой не было.

Фердехольд вышел вперёд, не спеша, тяжёлым шагом. За ним — Джарен, легко, с лёгкой усмешкой в уголке губ. Солдаты расступались перед ними, а между кострами уже слышались короткие команды.

Когда всадники приблизились на расстояние броска копья, центральный — в серо-красном плаще, с глубоким шрамом на левой щеке — спрыгнул с коня одним быстрым движением. Его глаза были холодны, походка прямая. Это был командир алой стены.

В тот же миг несколько валонцев с щитами шагнули вперёд, окружая его, а в ответ трое мастеров меча из Алой стены уже были с обнажённым оружием. Сталь блеснула — без слов, слаженно, без лишнего жеста. Один шаг — и кольцо напряжения готово лопнуть.

— Убрать оружие, — жёстко бросил Харис через плечо, не поворачиваясь. — Никто не дерётся.

Мастера меча подчинились без промедления. Они не говорили. Они понимали. Холод спал, но не исчез. Лошади били копытами землю.

Сотнешь подошёл на шаг ближе.
Между ними оставалось три метра — не близко, но достаточно, чтобы убить при необходимости.

— Кто вы такие? — спросил он сухо. Голос — ровный, но в нём сквозил лёд опыта.

— Я Харис. Командир Алой стены, — ответил тот, не отводя взгляда. — А рядом со мной — мои воины. Мы прибыли с предложением. Потому что у нас теперь общий враг.

Молчание.

Сотнешь прищурился.

— Командир стены... сам лично выходит к нам? Это, по меньшей мере, необычно. Или вы настолько отчаянны?

— Я — не дурак, господин, — спокойно ответил Харис. — Если бы я мог отправить посланника, я бы отправил. Но времени больше нет. И с чужими никто бы не заговорил.

Рядом резко шагнул вперёд Бранд. Его взгляд был стальным.

— Это ловушка. Ни один командир не покидает свой пост ради переговоров. Этот человек врет.

— Замолчите, капитан, — коротко бросил его командир, не оборачиваясь.

Бранд напрягся, но отступил назад, сжав зубы. Лицо оставалось каменным, но каждый мускул выдавал готовность.

Сотнешь ещё раз оглядел гостя, потом — мастеров меча, затем перевёл взгляд на стену, которая уже виднелась на горизонте.

— Хорошо. Вы пришли с флагом, и я вас выслушаю. Пойдёмте в шатёр. Но имейте в виду — я не обещаю согласия. Только разговор. И только на моих условиях.

— Этого достаточно, господин, — кивнул Харис. — Пока достаточно.

Фердехольд развернулся.
И делегация, сопровождаемая внимательными взглядами сотен солдат, направилась к лагерному шатру.
За спиной медленно гас Зальгар.
А впереди — начинался разговор, от которого зависел не союз.
А сама граница между выживанием и концом.

Шатёр был большим, как полевой храм. Потолок тянулся высоко, подшитый шкурами, ткань подрагивала от ветра. На длинном столе — карты, резные держатели со свечами, несколько кубков, графин с водой. Валонские офицеры стояли полукругом — в латах, в выправке, с напряжёнными лицами. Бранд — у левого края, мрачный, молчаливый. Джарен — прислонился к опоре, руки скрещены, но глаза внимательны. В центре — их генерал. Он стоял прямо, руки за спиной, не предлагал ни стульев, ни вина. Пока.

Харис вошёл первым. За ним пару солдат валонии. Трое мастеров меча остались у входа, за спиной своего командира, словно не тени — тишина с клинками.

Некоторое время никто не начинал. Только потрескивали свечи.

— Рассказывай, — сказал Сотнешь наконец. — Что у вас случилось? Без обиняков.

Харис смотрел прямо, голос был ровный:

— Я расскажу вам правду, — сказал он, стоя прямо, руки на стол не опирал, голос был ровным, спокойным. — Но всё зависит от того, поверите ли вы мне.

Сотнешь не сразу ответил. Он откинулся в кресле, сцепил пальцы. Его взгляд был тяжёл, как замок на сундуке с приговором.

— Смотря что вы скажете, — бросил он наконец.

Алый воин заговорил. Без попытки оправдаться, без театра. Просто — факты, один за другим.
Он рассказал о первом портале — тот, что открылся в лесах у подножия гор.
Он говорил о существах — не гронов, не людей, не монстров с гор в привычном смысле. Они были другими. И пришли сквозь разлом, как ветер сквозь трещину в стекле.
Он упомянул мужчину. Лицо — как у человека. Слова — как у поэта. Но за ним всегда шёл мрак. Его звали Вэйл.
Он появился при первом портале.
И снова — при штурме Стены. Именно он дал артефакт врагам — и тогда появился новый разлом, прямо перед бойницами.
А после...
Харис рассказал про нападение на посла. Темнота. Суматоха. Посол выжил, но был ранен. Его провели через перевал. Кто напал  — не знал никто.
Он закончил без пафоса. Просто замолчал, словно всё сказанное уже не меняло суть. Только предупреждало.

Сотнешь смотрел на него долго. В комнате висела тишина — вязкая, будто пыль после пожара.
Потом он поставил кубок на стол с тихим стуком.

— Слишком много совпадений, альтреец, — сказал он наконец. — Слишком много слов. И ни одного доказательства.

— Спросите моих людей, — спокойно ответил Харис. — Тех, кто стоял на стене. Они всё видели.

— Я слышал, как ваши же воины убивают послов с других стран. Как позволяют мраку разгуливать в своих казармах. — Сотнешь прищурился. — А теперь вы приходите ко мне с баснями о порталах и поэтах, что открывают небо?

— Это не басни.

— Тогда покажите мне. Прямо сейчас. Принесите мне артефакт. Покажите мне труп этого Вэйла. Убедите. Докажите.

— Я не могу. Он исчез. Артефакт — утрачен.

— Тогда зачем вы здесь?

Харис прищурился.
— Чтобы не допустить новой бойни. Чтобы остановить врага, который уничтожит страны.

— Или чтобы заманить нас к стене, — резко сказал валонский офинер. — А потом, когда откроется портал, оставить нас сражаться в одиночку, пока Альтерия смотрит из-за башен?

Слова резали воздух. В комнате запахло угрозой.

Командир алой стены сделал шаг вперёд, глаза его вспыхнули.

— Вы думаете, я привёл своих людей, чтобы сыграть в предательство? Вы стояли когда-нибудь на стене, когда её ломали изнутри? Когда командиры гибли у ворот, потому что кто-то решил, что у Альтерии "планы"? Мы не отступаем. Мы умираем там, где стоим.

Сотнешь тоже поднялся.
— Тогда вы умрете от моего меча, командир Алой стены, вы поддались ереси, а мы, валонцы, поклялись жечь ее.

Он повернулся к Джарену.

— Гонец. В столицу. Доклад. Отныне мы — не союзники.

В шатре повисла гнетущая тишина — та, что рождается после трудного решения. Два командира стояли друг перед другом: Харис выпрямился, собираясь уходить, он изначально не верил, что всё пройдёт гладко, так как доказать свои слова он не может.

 Сотнешь подошёл к столу и плеснул воды в жестяной кубок. Всё словно улеглось. Всё стало как должно быть.

Но затем Бранд резко поднялся.

Деревянный стул отлетел назад, с глухим грохотом. Его лицо было искажено — не гневом, не яростью, а странным, глубинным ужасом. Из левого глаза стекла густая, тёмная слеза, и рука, дрожащая от напряжения, потянулась к рукояти меча. Взгляд стекленел. Он будто боролся сам с собой — и проигрывал.

—Я не могу, оно меня контролирует, помогите... Пожалуйста... Мне больно.

Он обнажил меч и напал на воина алой стены.

Харис только начал разворачиваться, но Фердехольд уже действовал. Он без слов схватил подчинённого, резко прижал к земле, упёрся коленом в спину и с яростью выкрикнул:

— Что ты творишь?!

Ответа не было. Только тяжёлое, рваное дыхание и слёзы. А потом — ужасающее.

Бранд раскрыл рот шире, чем могла позволить человеческая анатомия, и из его глотки вырвались слова. Невнятные, искажённые, чуждые. Язык, на котором он говорил, не принадлежал ни одной живой культуре — звуки тянулись гортанно, ломали ритм, будто царапали реальность изнутри. С каждым слогом шатёр, казалось, сжимался.

Воздух вздрогнул, потолок шатра затрепетал, земля под ногами треснула сухо, как старая кость. Свет погас — не мерцая, а будто был вырван. Внутри и снаружи разлилась темнота, тугая и вязкая. Окружающее начало меняться, как будто само пространство искривлялось в точке, где не должно было быть ничего.С улицы послышались ужасающую крики мольбы и страха.

Харис выбежал на улице за ним все остальные,там их встретили мастера мечей уже готовые к бою и портал.

А затем из разрыва в самом воздухе вышло оно.

Ростом выше человека, тонкое, вытянутое, словно составленное из изломов. Не плоть — и не дух. Тело было покрыто грубой чёрной кожей, местами натянутой на выпирающие кости. Из плеч и позвоночника росли шесть длинных рук, каждая — с заострённым клинком, будто вырванным из позвоночника кого-то давно умершего. На месте груди — зияющее отверстие, в котором что-то дышало и пульсировало, как мёртвое сердце, не забывшее, как биться. А лицо... если это можно было так назвать, представляло собой массу глаз — десятки, разных по форме и размеру, утыканных по всей голове. Некоторые были закрыты, другие двигались, дергались, следили. Один из них — серебристый и нечеловечески яркий — уставился прямо на Хариса.

И всё время оно кричало.

Не визгом и не рёвом. Этот звук не был частью голоса. Он был частью самой сущности твари. Протяжный, низкий, сочащийся изнутри, он проходил сквозь кости, резонировал в черепе, заставлял кожу по спине сжиматься в узел. От этого звука слёзы текли сами по себе, не от эмоций, а как реакция тела на невозможное. У некоторых солдат кровь пошла носом. Один из часовых упал на колени и затрясся, даже не взглянув в сторону чудовища.

И всё это — за секунды.

Солдаты в панике пытались собраться, но падали раньше, чем поднимали оружие. Тела разрубало, как сухие ветви. Один из воинов схватился за горло — там уже зияла чёрная рана, хотя рядом не было никого. Другой, пытаясь сбежать, просто исчез, словно его стёрли с полотна бытия.

А мрак шёл. Неторопливо. Уверенно. Словно вернулся туда, где его давно ждали.

 Его крик  сотряс землю, словно глухой удар по внутренним органам. Он был настолько плотным, что, казалось, воздух сам начал вибрировать, сжимаясь вокруг тел. Харис остановился на полпути к команде, его пальцы дрогнули, а лицо исказилось от боли. Он пытался выпрямиться, но звук словно бил изнутри черепа, давя на глаза, уши, язык. Он упал на колено, вцепившись пальцами в ухи, хотя ничего не мог сделать — звук не шёл снаружи, он жил внутри.

Сотнешь с трудом удержался на ногах, стиснув зубы. Он смотрел на существо, но чувствовал, как мышцы тела предают, как колени сгибаются, как сердце рвётся к горлу. Джарен, стоявший рядом, рухнул первым. Он закрыл уши и закричал, как будто мог этим криком заглушить другой — чуждый, нечеловеческий, разрывающий плоть без касания.

Почти все бойцы, что были поблизости, один за другим опускались на землю, крича, зажимая головы руками, пытаясь спрятаться, закрыться, исчезнуть.

И только один человек не дрогнул.

Мастер меча по имени Мийр. Старик с высохшим лицом, с узким подбородком и грубой кожей. Он не упал, не дрогнул. Потому что не слышал.

Мийр был глух от рождения — и сейчас это спасло всех.

Он выхватил меч. Не дожидаясь команды, не оборачиваясь. Поднял руку и, вложив всю силу, метнул клинок — прямо в одну из глазниц существа.

Мрак среагировал. Лезвие ударилось в об другую сталь, рикошетнуло, не пронзив, но удар был точным. А главное — отвлекающим.

Существо вскинуло руку, отразив меч... и не заметило второго броска.

Кинжал, спрятанный за летящим клинком, вонзился в верхнее гнездо глаз. Мрак пошатнулся. Не из боли — скорее, из удивления. Он сделал шаг назад. И впервые за всё время — замолчал.

Эти секунды стоили жизней.

Другие мастера — Сивар и Тарнен — бросились вперёд, в атаку, не тратя слов. Их клинки сверкнули в свете догорающих факелов. Один целил в ноги, второй — в бок. Но мрак пришёл в себя. Он двинулся так быстро, что никто не успел среагировать. Один из его клинков пронзил грудь Сивара — насквозь, без предупреждения. Кровь брызнула вверх фонтаном.

Но Мрак не смог вытащить клинок.

Сивар, умирая, вцепился в лезвие обеими руками. Кровь стекала по пальцам, мышцы дрожали, но он держался, как железный капкан. Он уже не мог жить — но  ещё мог сдерживать.

Тарнен не упустил шанс. Его меч со свистом рассёк воздух — и срубил конечность твари по самый сустав. Отрубленная лапа рухнула с мертвецом в пыль. Мрак отшатнулся, но почти сразу другой клинок ударил мастера в спину. Он вскрикнул, упал на бок, изо рта хлынула кровь, но  успел ползком оттащиться назад.

Харис поднялся. Его сознание прояснилось, как в ливень, который сбивает пыль с глаз. Он не успел отдать приказ — солдаты Валонии уже начали действовать.

Первыми шли те, кто остался в сознании: подожжённые фляги с воспламеняющейся жидкостью полетели в сторону твари. Горящие смеси взрывались на поверхности кожи мрака, распространяя пламя, от которого даже эта тьма отпрянула. Огонь облизал его грудь, плечи, рёбра — и он взвыл, но уже иначе. Рёв теперь был животным, почти испуганным.

Сразу за огнём двинулись цепи.

Группы солдат, оставшиеся в строю, подбегали к туше, раскалённой и трещащей от огня. С громкими криками, несмотря на страх, они набрасывали железные цепи — на шею, руки, ноги. Один воин погиб сразу — лапа мрака разрубила его надвое. Другой успел отбежать, но запнулся, и тварь вогнала в него кинжал ногой, как шип.

Но цепи легли. Мрак начал падать. И тогда пошли копья.

Со всех сторон. В грудь, в бока, в глаза. Всё, что было острое и длинное, всё, что могло пронзить, бросалось в него. Некоторые копья гнулись. Некоторые ломались. Но их было много.

Под криками, под дымом, под запахом крови, гарей и гари — существо рухнуло на землю, ещё живое, ещё шевелящееся, но обездвиженное. Оно больше не кричало.

Оно всматривалось.

И только сейчас Харис понял, что тварь запомнила всех их.

Копья всё ещё дрожали в туше мрака, тело которой медленно сжималось, будто умирая не от ран, а от того, что мир выталкивал его обратно в тень. Воздух был густой от гари, крови и страха, и над лагерем висела мёртвая тишина — как будто само время остановилось, чтобы перевести дыхание.

На земле лежали тела — десятки. Некоторые сожжённые до неузнаваемости, другие — разорваны, обезглавлены, вспоротые. Валонцы, мастера, часовые, люди.

Сотнешь медленно встал, опершись на клинок. Его плащ был разорван, лицо в саже, по щеке тянулась длинная царапина. Он шагнул вперёд, с каждым шагом всё твёрже, и остановился в двух шагах от алого воина.

— Что это нахер было? — выдохнул он, громко.

Харис смотрел прямо, не отводя взгляда.

— Это был мрак — ответил он сдержанно. —  Один из тех, с кем мы уже сражались на Стене... Только этот — другой. Умнее. Сильнее.

— Это был ты, да? — голос хрипел, но звучал твёрдо. — Это ты открыл этот сука портал?

—Нет.

Харис не двинулся. Лишь смотрел — прямо, без страха, без вызова. Просто смотрел.

Сотнешь поднял меч. Кончик лезвия упёрся в нагрудник Хариса, оставив тонкую царапину на металле.

— Говори правду, командир. Прямо сейчас.

Тот продолжал стоять, будто и не замечал стали у сердца.

— Если бы я хотел вас уничтожить, — тихо сказал он, — я бы не стоял здесь. Я бы смотрел, как вы умираете. Молча.

Фердехольд стиснул зубы. Рукоять в его руке чуть дрожала. Он хотел — всем нутром — обвинить, ударить, избавиться от сомнений. Но они не уходили.

Он взглянул в сторону.

Мастера мечей. Те, кто пришли с командиром стены. Один лежал, ещё дышал, истекая кровью, другой сидел на коленях, опираясь на обломок меча. Их лица несли ту же боль, что и у его солдат. Они не играли. Они воевали.

Он перевёл взгляд снова на предполагаемого виновника.

Его глаза были пусты.

Не как у лжеца. Как у человека, который уже видел, как погибают его люди, как рушатся стены, как тьма берёт за горло и шепчет в ухо.

И вдруг, — слишком поздно — до Валонца дошёл звук. Звук, что издавала тварь. Он  слышал его тогда, в бою но иза Адреналина, криков, металла не мог подумать. Но теперь, в тишине, эхом в голове прозвучал тот низкий, вязкий крик. И он узнал его. Не ушами. Кожей. В груди. Потому что это был тот же самый звук, что он слышал во сне. В кошмарах. В детстве. Когда поджигали фермы на юге. Когда орали лошади на пепелище.

Он медленно опустил меч. Не спеша. Почти с сожалением.

— Ты не лжёшь, — сказал он глухо. — Я не знаю, всё ли правда. Но ты не врёшь.

Харис кивнул.

— Если бы мог убедить словами...

Остановился, не стал продолжать, видя, что его не слушают.

Сотнешь вытер ладонью лицо. Кровь размазалась по щеке, как краска.

— Значит, так, Альтреец. Мы останемся. Валония не бегает от мрака. Мы станем лагерем у Стены. Не рядом с вами — не пока. А возле. Мы будем смотреть. Слушать. Проверять. Если вы — поддались, если всё это ловушка... я увижу. И тогда...

— Тогда сам пронзишь меня мечом, — закончил алой воин.

— Да.

Альтреец выдохнул. На мгновение — впервые за долгое время — его плечи опустились. Совсем немного. Он устал. До дна.

— Я советую вам уйти, — сказал он уже тише. — Увести армию назад, в безопасную зону. Если портал и правда откроется — в этот раз может быть хуже.

— Нет, — отрезал офицер Валонии. — Мои солдаты не прячутся. Мы останемся. Но в Стену пойдут  мои люди. Те, кому я доверяю. Они увидят всё сами. Если ты нас не обманываешь — они это поймут.

Собеседник кивнул. Не спорил.

— Договорились.

И когда они повернулись к лагерю, среди крови, дыма и останков, оба знали, что никакого союза на бумаге не будет.

***

Тишина. Настоящая. Не та, что среди выживших, не звенящая в ушах после боя, а — природная. Глухая. Глухонемая.

Лес.

Тёмный, влажный, насквозь пропитанный тенью. Зольградские лучи не касались земли — лишь скользили по стволам, как отголоски чьих-то шагов. Мох здесь был чёрным. Ветви — искривлёнными, будто деревья пытались отгородиться от неба.

И среди всего этого, среди этого молчаливого безумия, он стоял.

Вэйл.

Высокий. Чёрная мантия. Капюшон, как отлив ночи. И улыбка — тонкая, чуть перекошенная. Красивая. Безумная. Его лицо — вырезано скульптором, которому давно надоело человечество. Серебряные глаза блестели, как две селары на дне колодца. Он стоял, заложив руки за спину, будто бы смотрел вдаль... хотя никого там не было.

А потом — резко шагнул вперёд. Остановился. Его плечи задрожали.

Он поднял руки — и схватился за своё лицо. Пальцы вцепились в скулы, будто хотел разорвать себя изнутри.

И рассмеялся.

Громко. Бешено. Гортанно. Смех шёл из живота, через зубы, срывался с губ, будто рвал воздух на части.

— Ха... ха-ха-ха!.. Харис... Харис, Харис, ты не промах, ублюдок... — сказал он, почти ласково, почти с нежностью.

Он мотнул головой и снова рассмеялся — теперь тише. Улыбка не сходила с его лица, но в глазах — тень. Стеклянная. Холодная.

— Всё должно было быть просто. Немного страха, немного крови. Один человек. Один портал. И я был уже рядом... — он вытянул руку вперёд, будто вспоминая движение клинка. — Я почти коснулся его. Почти...

Улыбка исчезла.

— Но кто-то опередил меня. — Голос стал тише, словно говорил сам с собой. — Я подчинил того валонца. Я направил его. Его губы шептали моё имя... А портал открылся раньше, чем я дал приказ.

Он опустил руку.

— Кто ты? Кто дерзнул вмешаться? — взгляд стал острее, как лезвие. — Неужели... это ты, дорогой братец? Ты всё ещё рядом? Ты следишь?

Он замолчал. Тишина вернулась.

Вэйл отступил на шаг, поднял глаза к небу. В его взгляде — ни страха, ни смятения. Только... ожидание.

— Что ж... — прошептал он. — Тогда давай сыграем, раз ты решил выйти из тени.

И снова — улыбка.