Дети Алой Стены

"Доверие — это прыжок в пропасть с надеждой, что кто-то поймает. А когда падаешь, понимаешь: внизу не было никого. Только ты и твоя наивность, разбивающаяся о камни реальности."И Харис осознал это уже давно, но всё равно ошибается...

Прошло четыре дня с тех пор, как ворота распахнулись перед теми, кто ещё недавно назывался врагом. Привычный ритм караулов, дозоров, смен и перекличек теперь нарушали не враги у подножия, а те, кто стояли в очереди, — с пустыми руками, с потухшими глазами, с чашами, вырезанными из щепы.

Очередь тянулась вдоль казарм, в тени крепостных построек. Люди Шахая, обтрепанные, голодные, с серыми лицами, терпеливо ждали, пока им бросят в руки деревянную миску с разбавленной похлёбкой. Некоторые солдаты делали это молча, будто раздавали грязь. Другие — с особым удовольствием.

— Лови, шавка, — процедил один, кривя губу. — Только не захлебнись. А то ещё спасть тебя!

— Скажи спасибо, что в харю не плюнули, — добавил другой. Его лицо было спокойным, почти сонным, но в голосе — намеренный яд.

Шахайцы молчали. Принимали еду и отходили. Они не отвечали. Не поднимали взгляда. Не спрашивали.

Аргрей стоял в тени стен, чуть поодаль. Его руки были сцеплены за спиной, а капюшон небрежно спадал на плечи. Он не вмешивался, просто наблюдал.

Видел, как один из солдат дрогнул, протягивая миску женщине с ребёнком. Видел, как другой — сжимал губы, будто сам с собой спорил. Видел и тех, кто искал глазами в толпе кого угодно, кто виноват — чтобы ненавидеть хоть кого-то. 

Он ничего не сказал. Лишь развернулся и пошёл прочь, к боковому входу в казарму. Его шаги глухо отдавались в камне, будто стена прислушивалась.

Внутри было прохладно и пусто. Большинство солдат не вернулись с дозора, другие спали. Зал был полутёмным, дышал старой пылью и потом. Арг направился к лестнице вниз, но замедлил шаг.

Из-за перегородки слышались шорох, тяжёлое дыхание, глухие всхлипы. Как будто кто-то пытался говорить, но рот был закрыт рукой.

В дальнем углу, за свисающим куском ткани, его взгляд выхватил солдата — лысого, плечистого, с ножом на боку. Тот прижимал к стене дрожащую шахайку, худую и испуганную. Девушка пыталась вырваться, но военный сжимал её горло, другой рукой уже расстёгивал ворот.

— Не визжи, — шипел насильник. — Молчи. Таких, как ты, тут десятки. А выбрали тебя. Благодари судьбу. Или хочешь, чтобы другие смотрели?

Аргрей не раздумывал. Рывок вперёд — и его рука впилась в плечо солдата, резко дёрнув назад. Тот рухнул, чертыхаясь, но мгновенно вскочил, уже хватая нож.

— Ты кто вообще такой, сука?! — заорал военный, бросаясь вперёд.

Но Аргрей опередил: удар в живот, затем в челюсть. Противник отлетел, сплюнул кровь и снова рванулся в атаку. Кулаки сыпались с обеих сторон. Солдат был сильнее — первый удар прошёл по касательной, но второй врезал прямо в лицо.

Пол поплыл перед глазами. Аргрей пошатнулся, зацепился за скамью и рухнул, но тут же поднялся. Ещё удар в бок — и он начал проигрывать.

И вдруг раздался голос:

— Эй!

Оба резко обернулись.

Алден замер в проходе с мешком и копьем. Его лицо оставалось бесстрастным, без капли удивления. Он направил острие копья прямо на мужчину.

— Убери руки, пока сам не попросил прощения у неё на коленях, — сказал он тихо.

Солдат не стал спорить. Он сплюнул на пол, развернулся и, не глядя ни на кого, вышел. Алден проводил его взглядом и лишь потом опустил оружие.

— Давно не виделись, — сказал Аргрей, вытирая кровь с губы.

— Да я в карауле был, — ответил тот. — За Стеной. Ночь, дождь, три гроновских следа и ни одной живой души. Возвращаюсь — а тут вон, свои уроды на месте. Значит, по графику.

Аргрей кивнул, но промолчал.

Они обратили внимание на девушку. Она сидела у стены, прижав руки к груди. Девушка не плакала, но заметно дрожала.

Алден положил мешок рядом.
— Здесь хлеб. Возьми.

Она не шелохнулась, даже не взглянула.

Парни переглянулись.

— Она вообще нас слышит? — спросил Алден, присев на корточки рядом, но не приближаясь.

— Хрен его знает, — пробормотал Аргрей. — Думаю, не понимает ни слова. Мы для неё как...

— Как те, кто только что пытался её изнасиловать, — закончил Алден. — Понял. Я б тоже не слушал.

Они стояли молча, не зная, что ещё сделать. Алден осторожно придвинул мешок с хлебом чуть ближе к ней, но та даже не шевельнулась.

И тут в проёме двери появился Эвал. А за ним — его сестра.

— О, — сказал Эвал, оглядев сцену. — Вот вы где. Смотрю, у вас тут... занятно.
Он кивнул на шахайку:
— Это кто? Что случилось?

— Один из наших, — коротко сказал Аргрей. — Попытался изнасиловать ее. Я вмешался. Потом Алден пришёл. Всё.

— Ты что, — Эвал приподнял бровь, — не мог один справиться?

— Устал, — буркнул его друг. — Не ты один по ночам не спишь.

Эвал усмехнулся, но его взгляд сразу же устремился к девушке. Она по-прежнему сидела у стены, не шевелясь, с напряжёнными плечами. Её глаза были опущены, дыхание — поверхностным. Казалось, стоит лишь коснуться её, и она рассыплется.

Лия шагнула вперёд. Молча. Просто подошла, присела рядом и спокойно заговорила на шахайском. Тихо, мягко, чуть ниже обычного голоса — так говорят с напуганными детьми или раненой собакой. Язык звучал непривычно для уха: шипящий, отрывистый, но в её исполнении — почти ласковый.

Девушка подняла голову. Медленно, будто боялась, что за это получит удар. И впервые — в её лице появилась не боль и не страх. А надежда.

Аргрей выпрямился. Алден слегка наклонился вперёд, приподняв бровь. Эвал замер с приоткрытым ртом.

— Эээ... — неуверенно выдал Алден. — Это сейчас что было?

— Подожди. Ты что, серьёзно? — Эвал уставился на свою сестру. — Ты говоришь на шахайском?

— Говорю, — коротко ответила она, не оборачиваясь.

— А когда?

— Эвал, — перебила она спокойно, не повышая голоса, — давай не сейчас.

Он кивнул, неловко, и замолчал. Всё ещё переваривая услышанное.

Лия снова повернулась к девушке. Осторожно, чтобы не напугать, коснулась её плеча. Снова что-то сказала на том же языке. Девушка дёрнулась, но не отстранилась. Напротив — подняла взгляд. Долго смотрела на Лию, не мигая, будто пыталась понять, можно ли верить. А потом — кивнула. Едва заметно.

Эвал шагнул ближе. Протянул руку, потянулся, чтобы успокоить — или просто показать, что рядом.

— Всё уже позади, ты...

— Не трогай её.

Голос Лии прозвучал спокойно, но так, что Эвал застыл. Он убрал руку.

— Я только...

— Выйдите. Все.

Она не злилась. Но и не просила. Это был приказ, спокойный, но непреклонный. Никто не осмелился возразить.

Аргрей первый развернулся, молча вышел за дверь. Алден посмотрел на Лию, потом на девушку — и тоже ушёл. Эвал задержался, но, так и не дождавшись взгляда, шагнул следом и притворил за собой дверь.

В казарме снова стало тихо. Только дыхание. Девушка сидела у стены, всё ещё обхватив себя руками. Но дрожь уходила. В глазах — свет. Нечёткий, неуверенный, но уже не тусклый.

Лия присела рядом, не касаясь её. Заговорила по-шахайски:

— Лия. Меня зовут Лия.

 Девушка моргнула.

— Если кто-то... хоть пальцем. — Лия кивнула в сторону двери. — Ты скажи. Я решу. Быстро. Очень быстро. Поняла?

Шахайка Кивнува. Чувствуется уверенность.

Лия выдохнула и опустила плечи. Она не заметила, как тяжело дышала. Руки всё ещё дрожали, но внутри стало легче. Казалось, стало тише.

Из-за стены донесся резкий, глухой звон колокола.

Тот самый — сигнальный, тяжёлый, с еле заметным металлическим дрожанием в груди, которое нельзя спутать ни с чем.

Лия резко обернулась. Девушка вздрогнула.

Снаружи, будто эхо:

— К воротам! — голос часового, отрывистый, громкий.

Через несколько секунд раздался знакомый звук: тяжёлый скрежет, будто кто-то медленно разрывал металл. Ворота Стены вновь открылись.

Колокол умолк, но гул от него ещё дрожал в воздухе. На нижней платформе уже выстроились солдаты — без парадной выправки, но в боевом порядке: в полной броне, с мечами на боку, плечо к плечу, молча.

Алден поправил ремень и пробормотал:

— Что происходит-то? Почему нас выстроили, как на смотр?

— Прибыл генерал Нургвин, — ответил Эвал, не оборачиваясь. — Харис собирается с ним говорить.

— С ним? — Алден скривился. — Зачем?

— Какой-то посол, что-то там, я не знаю точно.

Сквозь широкие створки, медленно открывшиеся под тяжестью времени и механизмов, въехала карета. Без знамён. Только глухо гремели колёса по камню, как предвестие чего-то несгибаемого.

Карета остановилась, и дверь отворилась.

На каменные плиты Стены ступил генерал Нургвин. Высокий, сухой, в чёрном мундире со знаком Альтерии на груди — он выглядел так, словно был выточен из тьмы самого порядка. Лицо — спокойное, глаза — стальные, без тепла. Он осмотрел крепость без слов, и только при виде шахайцев, стоящих между стенами, остановился.

— Это кто? — спросил Нургвин, не глядя на Хариса, а будто в стену перед ним.

— Выжившие. Шахайцы, — ответил тот. — После падения Лу'Бэя. Их город уничтожили мраки. Им некуда было идти. Мы впустили их — под надзором.

Генерал поднял бровь, но ничего не сказал. Он лишь жестом указал вперёд.

— Штаб. Покажешь.

Штаб находился в глубине второй стены — старое каменное здание, построенное ещё во времена первой войны с южанами. Стены — толстые, с потемневшими картами на гвоздях. Пол — из серого сланца, прохладный, звенящий от шагов. На стенах — оружие, древние знамена, карты укрепрайона, в центре — массивный стол, исцарапанный от лет боевых планов.

Сорен уже ждал у карты, на которой были отмечены дозоры. Его пальцы нервно постукивали по рукояти меча, висящего на поясе.

Нургвин вошёл первым, не здороваясь и не спрашивая.

— Где армия Валонии? — бросил он. — Вы говорили, что они подошли.

— Ещё в пути, — ответил Харис. — Остановились в долине. Ждут переговоров.

— Почему шахайцы в крепости? Кто дал приказ? Почему я узнаю об этом на месте?

— Я дал приказ, — спокойно сказал офицер. — Они были на грани гибели. И они — не враги. Уже нет.

Генерал шагнул ближе.

— И это решаешь ты?

— А кто, по-вашему, должен был? Пока столица рисует карты — здесь люди умирают. Я действовал по ситуации.

Нургвин прищурился. Наступила тишина.

— Где посол был убит? — тихо спросил Харис. — Кто его убил? Вы сами-то знаете? Видели тело?

Генерал лишь поджал губы.

— Ты начинаешь спрашивать слишком много. Ты командир пограничной крепости, не член совета. Не король. Ты — никто.

Офицер сделал шаг ближе.

— Кто дал приказ напасть на посла? Кто врал в донесениях?

— Ты ещё допрос устроишь, — усмехнулся Нургвин. — Власть кому-то в голову ударила. За это, между прочим, трибунал. И тебе лучше не...

— Довольно! — взорвался Сорен, шагнув вперёд и резко схватив генерала за плечо. — Хватит! Ты врёшь нам, как мальчишкам, и при этом грозишь?!

Тот не стал спорить. Просто развернулся и швырнул Сорена через плечо, будто мешок зерна.

Мастер меча рухнул на стол, сбив карты, но тут же поднялся.

В этот момент.

Харис шагнул вперед спокойно, но решительно. Он схватил генерала, отвел его руку и мощным движением повалил на землю, прижав к поверхности.

— Торвин! — рявкнул он.

Дверь резко распахнулась, и в комнату ворвался Торвин, уже готовый действовать. Через мгновение генерал был крепко привязан к тяжёлому деревянному стулу, стоящему в центре штаба. Верёвки туго натянуты, дыхание тяжёлое, на лице — не страх, а ярость.

— Ты совершил измену, — прошипел он. — И ты за это ответишь.

Харис промолчал.

Он не был уверен, что здесь осталась ещё хоть какая-то правда.

— Я спрошу ещё раз, — сказал он ровно. — Где был посол? Кто его убил? Или не убил? Где это случилось?

Нургвин молчит. Лицо напряжённое, губы плотно сжаты, щёки бледные. Но взгляд не опущен. Он не боялся. Злился.

— Или мне начать с твоих пальцев, генерал? — продолжил Харис так же спокойно. — Сломаю — один, второй, третий. Может, с мизинца. А может — сразу с большого. Ты ведь правша?

Генерал армии глянул ему в глаза. И только тогда — мысли наконец прорвались.

"Совсем, блядь, охренели. Это что вообще за цирк? Я сюда приехал как представитель короны, а меня привязывают, угрожают. Да ещё и ломать пальцы хотят. За что? За информацию, которую и скрывать-то толком незачем..."

"Что им сдался этот посол? Кто, где, как — да какая разница?"

"Хорошо, ладно. Пусть. Расскажу. Если этим закончится и я выйду отсюда — лучше пусть знают. Только чтоб несли потом эту правду сами, без меня."

Он вздохнул, посмотрел на своего подчинённого:

— Хорошо. Ответишь мне — зачем тебе это?

Харис не сразу ответил. Только после паузы:

— Потому что от этого зависит не только выстоит ли стена.От этого зависит, судьба Альтерии.

Нургвин чуть дернулся в стуле, выдохнул:

— Посол... был у нас. В Альтерии. От Валонии. Как и представители других стран. Хотели заключать союзы, обмениваться разведданными, всё как положено.

— Продолжай.

— Потом он ушёл. Никаких договоров. Просто ушёл. И... был «инцидент». Кто-то на него напал. Без приказа. Он не умер. Его просто побили. Не серьёзно. И он ничего не сказал. Ни крик, ни жалоба. Просто ушёл — обратно в Валонию.

Харис нахмурился.

— Кто напал?

— Не знаю. Не армия. Не спецподразделение. Всё тихо. Без согласования. Даже я узнал об этом постфактум.

— И ты это скрыл?

— А ты бы не скрыл? Это дипломат. Если бы Валония сразу подняла шум, мы бы уже были по уши в войне. Он не стал говорить. Наверное, решил, что Альтерия просто его не принимает. Но никто не давал приказа нападать. Это точно.

Он выдохнул, затем добавил тише:

— Не говори об этом среди солдат. И сам держи язык за зубами. Всё, что здесь случилось — остаётся здесь.
Я не буду на тебя писать бумаги. Не из милости. Просто... если тебя снимут — Стеной некому будет командовать.

Харис не ответил. Он долго смотрел ему в глаза, а затем шагнул за спину Нургвина и развязал верёвки. Пленник потёр запястья, не изменив выражения лица.

Затем  отошёл к столу. Медленно провёл пальцем по старой карте. А потом — тихо, почти не вслух:

— Он устроил это. Всё.

— Кто?

— Вэйл. Он и дал артефакт Ли. Он стоял рядом с теми, кто напал на посла. Он хочет одного: чтобы Альтерия и Валония столкнулись. Две самые сильные армии континента. Чтобы они истекли кровью, и тогда он откроет портал прямо в их середину. И тогда... пройдут мраки. И добьют выживших.

Генерл удивился и, изменив выражение лица, спросил:

— Кто такой... Вэйл?

Харис не ответил. Он уже покинул штаб.

Во дворике перед казармами он резко остановился, окликнул ближайшего офицера:

Офицер, проходивший мимо, испуганно охнул, выронил ящик с припасами и посмотрел в сторону звука.

— Подготовить делегацию. Через час. Сохраняем нейтралитет, белый флаг. Пусть идут к валонцам. Остановить их. Любой ценой. До того, как они приедут сюда.

Лейтенант кивнул и убежал. Харис посмотрел на небо. Оно было серым, спокойным, слишком спокойным.

***

Лия шла рядом с шахайкой, чуть опережая, то и дело оглядываясь через плечо. Та молчала, держалась неровно, будто ноги не слушались. Казарма находилась в одном из старых домов между первой и второй стеной, ещё с прошлого века.

— Всё в порядке, ты под защитой. Я покажу тебе комнату свою там пусто, только я. У меня есть вода, кровать Отдохнёшь.

Лия мягко толкнула дверь. Внутри пахло сухой соломой, железом и старой пылью. Окна были заколочены изнутри, лампа у стены еле тлела, отбрасывая жёлтые тени. 

— Садись. Я сейчас налью воды...

Лия сняла с крюка запасное одеяло, обернулась — и в этот миг девушка резко осела.

— Эй! — Голос её был срывающимся, но мягким. — Всё в порядке, ты со мной... Я помогу...

Но в следующий момент она замерла.

Тело шахайки начало набухать, медленно и беззвучно, как бурдюк, наполняемый грязной водой. Кожа растягивалась, покрываясь пятнами, синеющими под кожей прожилками. Вены вздулись, стали толстыми, как канаты, пульсируя с мерзким чавкающим ритмом. Шея растягивалась, грудная клетка выгибалась наружу. Пальцы дрожали, а ногти рассыпались.

Лицо трескалось, кожа ползла трещинами, глаза налились мутью, щека лопнула, обнажив мякоть под ней. Девушка больше не была человеком. Она была мешком плоти, наполненным чем-то чужим, хлюпающим под кожей и рвущимся наружу.

— Лия... — прошептала она. Губы порвались от напряжения. — Беги...

—Что за...? Лучница не договорила:

Она рванула к двери, ноги подкашивались, но страх гнал вперёд. Воздух вокруг сгустился, будто сам дом тянул её назад, цеплялась за одежду, за кожу, за каждый вздох.

Дверь. Старая, дубовая, с железными скобами. Пальцы скользнули по скобке, дрожали, не слушались — но она дёрнула, из последних сил. Петли взвыли, как от боли, и тьма за порогом проглотила её сразу.

Бежала не чувствуя земли под ногами. Коридор извивался, стены сжимались, будто хотели раздавить. Где-то сзади — шорох, влажное шлёпанье, звук чего-то разбухающего, плетущегося за ней по пятам.

Не оглядывайся. Не оглядывайся. — пронеслось у нее в голове.

Существо лопнуло, как гнилая бочка, разрываясь с чудовищным громким звуком и хрустом. Стены задрожали от удара, густые фонтаны внутренностей с треском обрушились на пол, потолок, мебель. Кишки, кости, клочья мяса — всё это вылетело из её тела, как если бы сам мрак вырвался из тюрьмы, плевком обдав реальность. Кровь не просто хлынула — она обрушилась, как волна густой зеленой жижи.

И жидкость — не кровь, не слизь, а едкий, почти дымящийся гной, попав на стены и пол, начала их разъедать. Камень зашипел, дерево затрещало и стало плавиться, словно под кислотой. Старая мебель, солома, балки — всё с шипением проваливалось, испаряясь в клубах едкого пара. Воздух наполнился смрадом гниющей плоти и химического жара. Лампа со свечой, упавшая на пол, загорелась при соприкосновении с субстанцией.

Лию откинуло взрывной волной, она ударилась о косяк, но вскочила — и тут же почувствовала: на неё тоже попало.

Жидкость прожгла рукав. Горячо. Острая боль, будто кислотой по коже. Она рванула пряжки, сдёргивая доспех — оплавленный, дымящийся. Сняла рубаху — ткань уже прилипала к плечу, обожжённая, вонючая. Боль — резкая, как клык. Под ней — кожа, почерневшая в пятне. 

Комната позади уже не была комнатой. Пылающее месиво. Плоть, дымившаяся на стенах, плавила пространство, искажая его. Казалось, что стены начали дышать, как горло.

И тогда Лия выскочила вон, босыми ступнями по горячему полу.А за её спиной дом начал исчезать, растворяясь в кислотной плоти.

Снаружи раздались крики. Воздух дрожал от шума, будто всё пространство вокруг казармы содрогнулось.

— Что там?! — донёсся голос с башни.

— Взрыв! В доме! Там взрыв.

Раздался звон колокола,все как муравьи в муравейники побежали на свои посты.

Аргрей вздрогнул. Он заметил, как дом начал исчезать у него на глазах. Резкий, вонючий запах, что пробился между крыш. Он сразу понял: что-то случилось. Понял, что там находится комната Лии.

Он не спросил, не подумал. Просто сорвался с места.

Бежал, перепрыгивая через ступени, минуя солдат, не оборачиваясь. Ему не нужно было знать подробности — он знал, где это. Знал, кто там.

Эвал поначалу не понял. Только оглянулся на друга, резко остановился и нахмурился:

— Эй, что ты... — начал он, но тоже увидел.

Крыша дома уже падала. Стены просто растворялись. Где-то вдалеке — треск. Он чертыхнулся и бросился следом, запрыгивая на соседнюю дорожку, не отставая.

Алден стоял чуть в стороне, но как только услышал слово «взрыв», интонацию тревоги и увидел, как Эвал побежал, — выругался и выдернул клинок. Один рывок — и он уже мчался за ними.

— Что там за... мать его...

Он не договорил. Впереди уже виднелась обрушившаяся часть стены дома.

То, что осталось от дома, было обугленным кратером, где стены текли, как воск, и каждый шаг отдавался в дымящихся лужах. Камень — весь в язвах. Пол — исчез. В воздухе висел едкий туман, пахнущий металлом, гнилью и чем-то неизвестным. От стен тянуло тьмой — не тенями, а пустотой.

Эвал первым бросился внутрь, едва не обжёг ладони об остатки косяка. И там, на полу, в клубах дыма и огня, он увидел её.

Сестру.

Она лежала почти обнажённой в рваной одежде, в копоти, с густыми пятнами на коже — от ожога, от того, чего нельзя было коснуться. Грудь её едва приподнималась. Дыхание — рваное, поверхностное, будто она задыхается в собственном теле.

Он бросился к ней и упал на колени, поскользнувшись. Поднял её, прижал к себе, не обращая внимания на грязь и огонь.

Аргрей  остановился в дверях. И затих.

Алден подбежал последним. Лицо его оставалось спокойным, но пальцы дрожали. Он посмотрел на пылающее месиво комнаты, на выжженные стены, на следы, что оставила зеленая жидкость — разъеденные камни и выпавшие кости у самой стены.

И только одно сказал, глядя на обугленные балки:

— Что здесь произошло?

Никто не ответил.

А небо над Стеной снова стало серым. Слишком тихим. Словно всё живое в этом мире затаило дыхание.