Глава 20 «Враг моего врага»
«Они пришли как враги, но стояли передо мной как люди. И, глядя в их глаза, я впервые испугался — не за Стену. А за то, кем станем мы, если не впустим их.» Харис
Дождь моросил уже несколько часов, тонкой вязкой пеленой ложась на лица, доспехи и землю, превращая каменные плиты стены в скользкое месиво. Линия горизонта терялась в сером мареве, будто сама природа пыталась спрятать то, что надвигалось.
Аргрей стоял, опершись обеими руками о парапет, вглядываясь в даль. Лия и Эвал были рядом — молчаливые, промокшие до нитки. Но даже сквозь шум дождя, сквозь тяжёлое небо, до них донёсся гул.
— Ты это слышишь? — первым нарушил тишину Эвал, прищурившись. — Шаги.
Аргрей ничего не ответил, но уже видел: из тумана выходила колонна людей. Разрозненная, измотанная, сгорбленные фигуры в мокрых плащах и тряпках. Кто-то вёл ослика, кто-то нёс ребёнка, кто-то просто плёлся, будто не ощущал ни дождя, ни усталости.
— Шахайцы, — выдохнула Лия, шагнув ближе к краю.
— Я же говорил, — резко сказал Эвал, обернувшись к Аргрею. В его голосе смешались страх и упрёк. — Я говорил, что нам надо уходить. Тогда. Когда всё стало непонятным, когда появились эти твари, когда портал исчез — я говорил. Но нет. Ты не послушал.
Аргрей молча смотрел вперёд. Только когда голос друга начал срываться, он медленно повернул голову:
— Ты серьёзно хочешь сейчас об этом говорить?
Эвал сжал кулаки.
— А когда? Когда они окажутся у ворот? Когда всё повторится?
Лия встала между ними, на этот раз без резких слов. Она просто положила ладонь на руку Эвала, слегка сжала её. Её голос прозвучал спокойно, но в нём была стальная нить:
— Эвал. Хватит. Сейчас не время. Если ты хочешь, чтобы мы выжили — держи язык за зубами. Мы не знаем, кто они. Не знаем, что за этим стоит.
Эвал дышал тяжело, но промолчал.
Аргрей снова посмотрел вперёд. Теперь он ясно видел: это не солдаты. Это толпа. Люди. Кто-то шёл босиком. Некоторые несли других на руках. Дети плакали. В руках у них были пустые мешки.
— Они не идут с оружием, — произнёс он глухо. — Но это ничего не значит.
— Думаешь, ловушка? — спросила Лия.
— Не знаю, — Аргрей прищурился. — Но они не просто так пришли к нам. У шахайцев нет привычки просить.
Эвал фыркнул, но на этот раз без злобы:
— Ну, может, их привычки изменились. После того, как кто-то вырезал их до основания.
Лия посмотрела на горизонт.
— Думаю, сейчас Харис соберёт совет. Надо быть там. Надо услышать, что скажут они... и что скажем мы.
Аргрей молча кивнул. Дождь не прекращался.
Комната совета была сырой и мрачной. Тяжёлый воздух, пропитанный запахами камня, дождя и металла, давил на грудь. Окна запотевали от сырости, и тусклый свет факелов расплывался на стенах. Всё оставалось прежним, но в то же время изменилось. За этими стенами скрывалось нечто новое, чуждое, что не вписывалось в привычный порядок.
Харис стоял, как всегда, у карты. В молчании. Его руки лежали на краю стола, пальцы чуть сжаты, лицо — неподвижно. Он слушал.
— Мы не можем их впустить, — глухо проронил Торвин, оттолкнувшись от стены. Его голос был хриплым, словно сорванным о гвозди. — Я видел, что они делают с пленными. Слышал, как стонал мой брат, когда его сажали на кол. Они жгли наши дома. Грабили деревни. И теперь, когда у них не осталось мечей — они вспоминают о милости?
Он замолчал, но его кулак оставался сжатым, дрожал.
Сорен сидел в углу, на массивной лавке, будто вырезанный из старого дерева. Его взгляд был отстранён, но в нём теплился холодный свет сомнения.
— Я не верю в их внезапное раскаяние, — произнёс он, не поднимая голоса. — Но и в то, что толпа с детьми — это военная уловка, тоже с трудом верится. Что-то их выжгло до костей. Вопрос — что?
Остер шагал взад-вперёд, чуть сутулый, с нервными движениями, будто каждая мысль отдавала током в пальцах. Он поднёс очки к глазам, затем опустил.
— Нас не должно волновать их прошлое. Нас должно волновать их прибытие. Почему они здесь? Почему сейчас? Если Шахайцы у наших ворот, значит, что-то случилось с самим Шахаем. Их не вытеснили — их сожгли. И если им негде больше жить — значит, и Лу'Бэя больше нет.
В зале повисла тишина.
Эти слова, произнесённые как рассуждение, вдруг прозвучали как приговор. Даже Торвин замолк. Только дождь за окнами нарушал молчание, капая с однообразным упрямством, как будто выстукивал счёт.
Харис не отрывал взгляда от карты. Он молчал. Не поправлял, не спорил, не комментировал. Лишь слушал.
Дверь скрипнула.
Вошла троица друзьй, насквозь промокшие, лица серьёзны. Их шаги отозвались глухо в тишине, и все взгляды обернулись к ним.
— К воротам подошёл человек, — первым заговорил Аргрей. Голос его был, как всегда, сдержан. — Один. Без оружия.
— Говорит по-нашему, — добавил Эвал. — На чистом альтерийском. Представился... Генералом Ли.
Комнаты словно не стало — только слова.
Сорен медленно выпрямился. Остер замер посреди шага. Торвин стиснул челюсти так, что хрустнули зубы.
— Ли? — прошептал кто-то. — Еще жив гаденыш?
— Он говорит, что хочет говорить только с командиром стены, — произнёс Аргрей. — И ждёт ответа.
Все обернулись к Харису.
Он оторвался от карты. Его лицо по-прежнему оставалось бесстрастным, но в глазах мелькнуло что-то — не эмоция, не страх, не гнев. Внимание. Острота мысли.
Он поднял взгляд.
— Впустить, — велел он. — Одного, под стражу. Я сам выйду к нему.
— Ты уверен? — сорвался с губ Торвина. — Это тот самый ублюдок, что командовал осадами!
Харис посмотрел на него. Не с презрением. Не с холодом. Просто — ровно.
— Если он тот, кем представляется... тогда он расскажет, от чего они бегут.
Он повернулся к двери.
— И если он лжёт — узнаем это быстро.
Сквозь глухой, вязкий воздух послышался скрежет. Мощный, хриплый, будто в недрах горы кто-то разрывал ржавую цепь. Люди у стены замолкли. Поднятые глаза, выдохи, замирание движений. Все замерли, словно кто-то дал неслышный приказ. Огромные створки ворот, давно поглотившие крик и пыль войны, медленно начали распахиваться. Влажный свет пробивался изнутри, отражаясь от дождевых луж на земле. У кого-то в толпе дрогнули губы. Женщина с младенцем на руках прикрыла глаза ладонью и всхлипнула — не от страха, а от облегчения. Кто-то сдавленно выдохнул: «Они... пускают нас...»
Сначала это был тихий шёпот. Он превратился в эхо, а затем в гул. Сотни голосов слились в едином порыве. — Они двинулись вперёд. Как волна, как единое тело. Люди, измождённые, больные, выгоревшие, потянулись к воротам с вытянутыми руками, с мешками, с детьми. Вперёд пошли старики, за ними — женщины, затем мужчины, не дожидаясь приказов. Их сердца уже были внутри крепости, их ноги ещё месили грязь. Несколько человек оступились в канаве, кто-то поднял, кто-то толкнул, но никто не останавливался. Эта масса двигалась с одной-единственной мыслью: сейчас всё закончится.
И тогда они увидели их.
Воины. Тёмные силуэты в доспехах, выстроенные у самой линии прохода. На стене выше — лучники, без слов, с тетивами, натянутыми до скрипа. Их глаза были скрыты забралами, лица — непроницаемы. Они не сделали ни шага вперёд, не произнесли ни одного предупреждения. Они просто стояли и ждали. Холодные, как сама Стена.
Толпа замедлилась. Затормозила, будто ударившись о невидимую преграду. Несколько человек всё же шагнули ближе — и тут же встретили холод стали. Один из стражей сдвинул щит, преграждая путь, другой выставил копьё, не раня, но недвусмысленно. Женщина с ребёнком в крике рухнула на колени, кто-то из мужчин закричал, поднял руки. «Пустите! Прошу! Мы не враги!»
Но в ответ — только тишина.
И тут кто-то сорвался. Мужчина, высокий, с порванным плащом, прорвался вперёд, толкнул воина, отбросил щит. Кто-то подхватил его движение, кто-то в панике побежал следом. Толпа начала давить. Плотно. Глухо. Безумно. Кто-то упал. Кто-то закричал. Лучники на стене вытянули луки сильнее.
— Не стрелять, — прозвучал голос командира с башни. Но его слышали только свои. Толпа — не слушала.
Первая стрела вонзилась в грязь у чьих-то ног. Вторая — в плечо бегущему. Кто-то заорал от ужаса. Люди рванули врассыпную, но не назад — вперёд. К воротам, к последней надежде. Плач, крики, страх — всё смешалось. Кто-то пытался пролезть сбоку, кто-то бросал мешки, кто-то толкал детей вперёд, умоляя впустить хоть их. Ответ был тем же — щиты, копья, стены. Лицо юноши упало в грязь под сапогами, и никто не заметил.
Из центра толпы вдруг вышел один человек. Он шёл прямо, не торопясь, невзирая на крики и хаос. На его лице не было паники, только сосредоточенность и усталость. Плащ был разорван, но походка — прямая. Он подходил, и люди сами расступались, даже не понимая почему.
— Моё имя Ли Чжаохань, — произнёс он, остановившись перед воротами. — Я пришёл говорить. Один. Без оружия.
Голос был ровным, глубоким, без тени мольбы. Он говорил не как проситель — как посланник. Один из командиров вышел вперёд, взглянул на него, затем — наверх, в сторону башни. Получив едва заметный жест, он отступил в сторону.
Ворота снова открылись — не для толпы, не для тех, кто плакал и просил. Только для него. Для одного человека.
Ли вошёл в проход, не оборачиваясь. Позади него осталась кровь, грязь и крики. Впереди — камень, тени и тишина.
Когда ворота захлопнулись за ним, толпа замерла. Одни плакали, другие стояли на коленях, третьи просто смотрели на стену. Их не разогнали, не убили, но не впустили.
И этого оказалось достаточно, чтобы всё в них внутри — умерло.
Гул за воротами стих, как только створки сомкнулись. Внутри цитадели осталась лишь сырость, шаги охраны и напряжённая тишина. Ли сделал всего несколько шагов, прежде чем солдаты, дожидавшиеся его в проходе, кинулись вперёд. Его резко сбили с ног. Лицо ударилось о мокрый камень. Один вдавил колено между лопаток, другой рывком заломил руки за спину.
— Лежать! — рявкнул голос, грубый, привыкший к приказам.
Ли не сопротивлялся. Он даже не издал ни звука — только закрыл глаза, как будто всё это он уже проживал. И действительно — ему было уже всё равно.
Из сумрака зала вышел Харис. Он остановился в нескольких шагах, глядя на то, как бывшего врага прижимают к полу, как того, кто мог бы когда-то командовать осадой этой стены. Но сейчас перед ним лежал не полководец — а только человек. Уставший. Промокший. Безоружный.
— Отпустить, — спокойно сказал Харис.
Солдаты замерли.
— Я сказал — отпустить.
Руки Ли освободили. Его подняли. Он едва удержался на ногах, слегка покачнулся, но устоял. Поднял взгляд. В глазах не было вызова. Только горечь.
Харис подошёл ближе, остановился на расстоянии вытянутой руки.
— Зачем вы здесь?
Ли медленно вдохнул. Казалось, он подбирал слова, но на самом деле — просто пытался начать говорить. И не рухнуть.
— Шахая больше нет, — произнёс он наконец. — Лу'Бэй пал.
Харис молчал.
— Те... те самые существа, — продолжил Ли, — тёмные, чёрные, без глаз. Я... Я впустил их. Думал — это не будет, не знал... Я не хотел... — Он осёкся, сглотнул. — Я не думал.
Слова вырывались прерывисто, как будто через горло пробивалась пыль сгоревших городов.
— Они пришли не брать — пришли жечь. Мы сражались. До последнего. Но их было слишком много. Мы теряли всё. Один за другим. Они не брали пленных. Не оставляли тел. Я защищал дворец, защищал Владыку Шахая в последнем зале, в самом сердце Лу'Бэя, и тогда... — голос его дрогнул, — тогда появились они.
Он поднял глаза на Хариса. И сказал:
— Вэйл. И второй... Тур'Нахар. Так его звали. По-нашему — «идёт мстить».
Харис не двинулся. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Но внутри него что-то начало медленно опускаться в холодную глубину. Потому что он уже слышал это имя — во снах, в архиве, в древних записях.
Ли помнил, как это началось. Всё было внезапно и слишком... тих
***
Ночь над Лу'Бэем была душной, воздух — неподвижным, как в гробу. Генерал Ли стоял в тронном зале, рядом с Владыкой Шахая. В тот вечер небо казалось тёмнее обычного, как будто его что-то подменило. Стражники сменялись у входа, рапорты шли один за другим. И вдруг двери распахнулись — офицер вбежал с лицом мертвецки бледным, одежда была крови.
— Великий владыка! — прохрипел он. — К южным вратам... они... они открыли проход! Портал! Неизвестные силы! Чёрные, без глаз! Они рвутся в город!
На миг в зале повисла мёртвая тишина. Владыка, седой, тяжёлый человек с глазами, в которых всегда жила сталь, резко встал с трона.
— Поднять тревогу! Усилить южную стену! Ли — со мной.
Они вышли на балкон дворца. Внизу пылал город. Люди метались по улицам, как муравьи в раздавленном муравейнике. Они бежали к дворцу — женщины, дети, солдаты, — не видя пути. Одни несли раненых, другие — младенцев, третьи просто мчались, молча, с пустыми взглядами, не в силах кричать или плакать.
И тогда они увидели портал.
Огромный, вращающийся в за городом как чёрная воронка. Он распахнулся за стенами Лу'Бэя, над полями, и из него шла армия, двигаясь медленно, не торопясь, будто знала, что никто не уйдёт.
Ли повернулся и бросился вниз, на улицу. Он не мог сидеть во дворце, пока бой шёл. Он пересёк главную улицу, минуя толпы, прокладывая себе путь сквозь крики, кровь, слёзы. бежал к южной стене, сердце гремело в груди, как барабан. Каждый поворот переулка — и снова ужас: солдаты, порванные на части, твари, что разрывали их, как звери, но без крика, без рёва — молчаливо.
Мраки. Чёрные, высокие, с искажёнными формами, в телах которых не было ничего человеческого. У некоторых были клинки вместо рук, у других — зияющие пасти в грудной клетке. Один прыгнул прямо на стену, на солдата разрывая его пополам. Ли приказал держать строй, собрал отряд и повёл оборону лично. Но город — рушился у него на глазах.
Генерал дал приказ к отступлению. Огонь полз по крышам. Стены пали. Люди, выжившие, сражавшиеся рядом, погибли один за другим. Их было слишком мало. Защитить дворец было последним, что оставалось.
И вот тогда они пришли.
Он стоял на ступенях дворца, отступив со своей ротой, когда увидел их.
Два силуэта, медленно идущие сквозь пепел. Один — огромный, тёмно-фиолетовый, с бронёй, будто отлитой из сгущённой ночи. Его правая рука была нормальной, но вместо левой — вросший в кость клинок, чёрный, пульсирующий, как живая сталь. Он двигался медленно, без слов, и всё вокруг отступало само собой. Это был Тур'Нахар, тот, кто приходит мстить,согласно шахайской мифологии.
Второй — Вэйл бывший советник владыки Шахая.
Он был полной противоположностью. Высокий, стройный, с лицом, которое невозможно забыть: безупречно красивый, почти божественный, с чертами, как вырезанными скульптором, глазами, сияющими холодным серебром. Он не нёс оружия — и не нуждался в нём. Его голос был мягким, тёплым, ласковым.
Когда один из последних стражников кинулся на него с криком, Вэйл лишь поднял руку. Солдат застыл — и в ту же секунду упал, как сломанная кукла, с улыбкой на лице, будто уснул.
— Спокойно... — прошептал Вэйл, — теперь всё уже неважно.
Он вошёл в тронный зал.
Владыка, дрожащий, но не отступивший, стоял до последнего. Ли видел это. Слышал, как Вэйл говорил с ним — спокойно, ласково, как с ребёнком. И потом — одним движением руки — вырвал сердце владыки прямо в воздухе, без крови, без боли, без страха. Просто — как жест милосердия.
Только тогда Ли понял: они не просто убивают. Они освобождают от воли.
Именно тогда владыка отдал последний приказ:
— Ли... Веди остатки... по заднему ходу... к котобомбам... и уходите... уходите...
Он повёл с собой тех, кто остался. Несколько сотен. Женщины. Юноши. Офицеры. Он не оборачивался. За его спиной падал Лу'Бэй.
А впереди — оставалась только одна дорога.
К Алой Стене.
***
— Его звали Вэйл, бывший советник владыки, — произнёс генерал Ли. Его голос уже не дрожал, но в нём чувствовалась усталость человека, которому больше нечего терять. — Он появился внезапно. Мы не знали, кто он. Он говорил мало. Но когда смотрел — все молчали. Даже те, кто никогда никого не слушал. Он... не приказывал. Он внушал. И все принимали. Все его слушались, благодаря ему Шахай начал вставать с колен и впервые за долгое время собрал армию.
Харис стоял, не перебивая. Слова Ли отбрасывали в голове длинные тени.
— Он дал мне артефакт, — продолжал Ли. — Сказал: с этим ты сможешь победить. Мы использовали его при штурме Алой Стены. Открыли портал. Оттуда вышли существа. Мы думали — они подчинятся. Думали, они за нас. Но они были ни за кого. Они просто шли. Убивали всех, кто попадался. Даже моих. Особенно моих. Тогда я понял, что проиграл.
Он остановился, давая слово Харису. В голосе его больше не было огня — только пепел.
Харис не ответил. Только медленно отвернулся, сделал шаг в сторону, будто тяжело было стоять на одном месте. Он не сразу понял, что делает. Просто... думал. Молча.
"Первый портал..."
"Он вспомнил: как Аргрей и Эвал ушли в лес. Туда, где потом нашли следы. Они говорили, что видели фигуры, силуэты, и тогда портал закрылся. Никто не знал, кто это был. Тогда это казалось странным сном. Ошибкой. Но теперь... теперь это была первая проба пера".
"Второй портал..."
"Открыт во время атаки. Во время хаоса. И снова — артефакт. Передан кем? Тем же Вэйлом. Он был и там. Подал. Исчез. Всё совпадает."
"И третий..."
"В Лу'Бэе. И снова — совпадение? Или ритм?"
"И Тень. Он помнил. Все помнили. Тёмная существо в небе, закрывшая второй портал. И человек на ней. Фигура, которая произнесла что-то, что никто не понял. Как будто в лицо миру было сказано предупреждение, но мир не знал языка."
Харрис сжал челюсть.
Но была ещё одна деталь, что не давала ему покоя.
"Посол."
"Сколько дней назад пришло сообщение: «Валония убила нашего посла. Готовьтесь к войне.»
Слишком резко. Слишком просто. Но зачем Валонии это делать?
Это не враги, а друзья. Сильные. У них нет причин провоцировать войну."
"Посол мог быть их. Если его убили, то здесь, в Альтерии. Харис резко повернулся к ближайшему дозорному."
— Приведите того мага, — бросил он.
Через минуту того уже вели по лестнице. Он не сопротивлялся, но чувствовал — обстановка изменилась. Харис подошёл к нему вплотную.
— Ты служил при дворе?
— Да.
— Тогда скажи: кто убил посла? Нашего — или ихнего?
Маг сжал губы, взгляд опущен.
— Я не знаю.
— Подними глаза.
— Я... правда. Я не в курсе. Я не был при переговорах.
Харис молчал. Затем бросил коротко:
— Аргрей.
Тот среагировал мгновенно — схватил мага за плечи, резко опрокинул на камни. Воздух из лёгких мага вышел с хрипом. Харис нагнулся схватил мага за палец.
— Будешь врать — сломаю. Мне не нужны загадки. Мне нужна правда. Кто напал? Где был посол? Говори.
Маг начал задыхаться.
—Да кто ты вообще такой? Как ты смеешь!
—Тот, кто считает до трех, ответил Харис без эмоций и начал считать: раз, два...
Маг завизжал
— Я не знаю! Клянусь! Я не знаю! Я слышал только слухи! Там был... инцидент! Но меня не допустили не чему! Я не видел! Не знаю, был ли это наш или их человек! Не знаю!!
Харис замер, глядя ему в лицо. Ложь он различал по глазам. А здесь — только страх. Паника. И правда.
Он выпрямился.
— Ладно. Тогда сделай то, что можешь. У тебя есть Зов Альтера?
Маг кивнул.
— Используй. Срочная связь со столицей. Сообщи: к восточному бастиону подошла армия Валонии. С ними — выжившие из Шахая. Они требуют встречи. Немедленно.
Свет артефакта вспыхнул в его руках. В воздухе повисла дрожь, как будто сама ткань мира натянулась. Маг шептал формулы, искажая пространство. Через несколько мгновений в свете проступили размытые очертания — голос стал слышен, будто из-под воды.
— Связь установлена. Передавайте.
Маг быстро выдохнул:
— Говорит представитель Стены. Армия Валонии — у границы. С ними — колонна шахайских выживших. Требуют встречи с Альтерийскими властями. Мы не можем отказать. Угроза конфликта.
Молчание. Потом — голос.
— Сообщение принято. Решение короля: направить на южную Стену Генерала Нургвина. Делегация прибудет через несколько дней.
Свет угас.
Харис смотрел в пустое небо, но мысли были далеко. Если посол был их, и его убили здесь, а теперь Валония идёт не на нас — а за ответами...то это мы стали наживкой.
— Генерал Нургвин... если ты знал, и молчал — я тебя из земли достану.
***
Харис стоял с прямой спиной, глядя на рапорт в своих руках, но думал не о нём. Молчаливая напряжённость висела над каждым, кто был на стене: и над командирами, и над дозорными, и даже над самой крепостью, которая будто затаила дыхание.
Слова генерала Ли, воспоминания о Мраках, образ Вэйла — всё это давило. Но сейчас перед ним стояли не солдаты Шахая, а люди. Измученные, голодные, полуслепые от слёз и страха. Двести человек. Старики. Матери с детьми. Уставшие юноши с пустыми глазами. Они не пришли с мечом. Они пришли за жизнью.
Харис поднял голову.
— Мы впустим их.
Остер вздрогнул. Торвин нахмурился. Сорен ничего не сказал, но отступил на шаг в тень. Командир алой стены продолжил, не поднимая голоса:
— Только под надзором. Они останутся между первой и второй стеной. Их разместят в казармах, где не хранят оружие. Дозоры — круглосуточные. Ни один человек не двинется без сопровождения.
Он обвёл всех взглядом.
— Мы не слепые. Мы не забыли, кто они были. Но сейчас они — такие же, как и мы. Просто они те, кто потеряли стену раньше, чем мы.
Генерал Ли, стоявший немного в стороне, вдруг опустился на колени. Не как шахайский офицер — как человек.
— Спасибо... — только и выдохнул он. — От имени всех тех, кто ещё верит, что милосердие возможно.
Харис подошёл. Взял бывшего Генерал за плечо, жёстко, но без злобы. Поднял.
— Встань. У нас теперь один враг. Время коленей давно прошло.
Когда ворота Алой Стены начали открываться, звук прокатился по долине, как грозовой раскат. Скрежет створок эхом ушёл к горам, и замерла даже туча над горизонтом.
А потом — словно прорвало плотину.
Крик. Шёпот. Плач. Люди устремились вперёд — не как войско, а словно поток выживших, впервые ощутивших свет. Одни бежали, другие шли медленно, третьи ползли. Матери прижимали детей, старики опирались на посохи, раненые — на плечи друзей. Но все двигались вперёд.
— Спасибо! — закричала женщина с младенцем. — Спасибо вам! Пусть вы сдержите то, что сожгло нас!
— Да хранит вас ваш владыка! — выкрикнул кто-то ещё.
Некоторые падали прямо у ворот, целовали камни. Один юноша, слепой на один глаз, снял свой меч и бросил его на землю перед дозорным, как дар.
Стражи не отвечали. Они стояли с оружием, наблюдая, молча, но в их глазах уже не было ненависти.
Харис смотрел сверху. Его лицо оставалось без эмоций, но внутри что-то медленно, со скрипом, сдвинулось.
Он не знал, сколько продлится эта передышка. Но знал одно: если стены падут — падут для всех.
И если теперь у него есть на двести воинов больше — значит, у них появился шанс.
Толпа шахайцев продолжала заходить через ворота. Камень гудел под их ногами, и даже воздух, казалось, стал теплее — не от Зальгара, а от тел, от дыхания, от страха, который ещё не ушёл. Люди шли тихо, с благодарностью в глазах, с ранами на телах и пятнами пепла на щеках. Кто-то шептал молитвы. Кто-то просто смотрел в землю, не смея поднять голову на стены, которые когда-то хотел сжечь.
Рядом стояли трое.
Аргрей держал руки на груди и не отрывал взгляда от колонны. В его глазах было не сомнение — отказ. Он молчал, но в каждом жесте читалось напряжение.
— Это ошибка, — бросил он. — Может, они сейчас и несчастные. Но я видел, как их деды били по воротам этой стены. Их кровь — в нашей земле. И что, теперь мы делаем вид, будто всё забыто?
Эвал стоял рядом, опершись на локоть. Он не спорил. Лицо у него было спокойное, почти без выражения. Он следил за проходящими.
— Я не вижу в них армию, — сказал он просто. — Только обломки. Осколки людей. Те, кто умеет держать меч — давно остались в том пепле, о котором говорил их Генерал.
Аргрей сжал кулаки, но ничего не ответил.
Лия стояла немного в стороне. Молчала. Глаза у неё были мокрые, хотя она ещё не поняла — от чего. С каждой новой фигурой, проходящей под воротами, её дыхание становилось неровнее. Кто-то из шахайцев остановился, поднял голову и посмотрел на неё. Он был стар, с угловатым лицом, чёткими скулами и низким лбом. И в ту секунду всё сорвалось.
В глазах девушки — не он. А другой.
Отец. С тем же взглядом. Тем же лицом. Тем же тяжёлым подбородком.
Где ты сука?
Ты — причина всех моих бед...
Прости меня,дочка..
Резко, как удар молнии в сердце, её сжало изнутри. Дыхание сбилось, руки задрожали. Всё сузилось — только образы. Крик. Кровь. Руки, обнимающие её в тени. Тело отца, лежащее на полу. Холодный металл в ладонях.
— Лия?! — Эвал повернулся, увидел её лицо.
Она отшатнулась, шагнула назад, врезалась в стену, как будто искала, за что уцепиться. Губы дрожали, глаза — стеклянные, полные ужаса, которого не было в реальности, но который жил в ней.
Эвал подскочил, успел схватить её прежде, чем она опустилась на колени.
— Смотри на меня. Смотри. Это не он. Это не он. Ты здесь. Ты со мной, слышишь?
Он держал её, пока она не начала дышать ровнее. Губы сжались. Плечи дрожали, но слёзы не шли — только этот ком внутри, острый и тёмный.
— Я... — прошептала она. — Я не хотела... Это всё... лицо... Он был похож.
Эвал не отпускал.
— Я уже забыл, что это у тебя бывает, — выдохнул он. — Думал, ты давно справилась.
— Я тоже.
Они сидели рядом, на холодном камне, пока внизу люди продолжали проходить.
А над ними — стояла стена,
которая, как и они,
училась прощать.
