Сквозь Бездну Времени

Глава 5 Майя и Арти

Комната в общежитии, где жили Майя и Арти, напоминала скорее временное убежище, чем дом. Стены, выкрашенные в выцветший серый, уже давно нуждались в ремонте, а мебель, старая и громоздкая, будто прошла через десятки предыдущих жильцов. Скрипучие койки стояли вдоль стен, а небольшое окно, завешанное полупрозрачной занавеской, едва пропускало свет. За окном — ничем не примечательный двор, типичный для таких мест: немного мусора, редкие клумбы и несколько затёртых скамей, на которых изредка сидели жильцы.

За стенами комнаты, в коридорах, жизнь кипела. Люди туда-сюда перемещались по узким проходам, бросали случайные фразы, смеялись и переговаривались на повышенных тонах. Шумы общей кухни, шаги соседей и бесконечные разговоры за тонкими стенами стали частью повседневной реальности Майи и Арти. Это не беспокоило их — напротив, Майя давно привыкла к таким условиям. Взросление в детдоме сделало её невосприимчивой к отсутствию личного пространства. Для неё это было естественно, привычно — сосредотачиваться на своей задаче, не обращая внимания на окружающий хаос. Сегодня она, как обычно, углубилась в домашнее задание по физике.

Майя училась на первом курсе физико-технического факультета. Она знала, что на ней лежит огромная ответственность, и ей нужно показать себя с лучшей стороны. Её руки уверенно водили по клавишам старого ноутбука.

Вскоре дверь тихо открылась, и вошел Арти. Его лицо, казалось, выражало смесь усталости и разочарования. Он тяжело вздохнул и сел на кровать.

— Опять работа, — сказал он, сняв куртку и бросив её на стул. — Первый выходной за две недели, а меня снова вызвали.

Майя на секунду оторвалась от экрана и взглянула на брата.

— Ты можешь отказаться. Это твой выходной, ты не обязан бегать по первому зову начальника.

Арти криво усмехнулся.

— Во-первых, это деньги, — его голос был спокойным, почти безучастным. — А во-вторых, у Виктора сейчас аврал, кроме меня некому помочь. В старости отдохну.

Майя нахмурилась, её взгляд был пронзительным.

— С такой философией ты до старости не доживёшь

— Тем лучше, — ответил Арти, с напускным оптимизмом.

Майя закатила глаза.

— Арти. Меня огорчает, что ты отказался поехать учиться в Москву. Ты мог стать адвокатом, сделать карьеру. Но вместо этого ты решил стать моей нянькой, хотя я тебя об этом не просила.

Арти отвернулся, его голос стал холоднее.

— Этот разговор закрыт. Я не оставлю тебя. И мне всё равно, что ты думаешь по этому поводу.

Когда Артёму исполнилось 18, он оформил опекунство над сестрой, чтобы она могла закончить школу не в условиях детдома. Москва и карьера адвоката, были его мечтой, но тогда Майю отправили бы в приют до совершеннолетия. Он этого не допустил.

Майя посмотрела на него с горечью.

— Отлично. Теперь мы оба станем никем, но зато вместе. Хороший план.

Детство Артёма и Майи можно было бы назвать холодным и бесстрастным. Система, которая должна была заботиться о детях, была бесплотной машиной — она исправно обеспечивала им крышу над головой и минимальные условия для жизни, но не могла дать ни тепла, ни чувства безопасности.

Артёму было пять, когда их родители погибли, а Майе всего два, и с тех пор детский дом стал их единственной реальностью. Здесь не было места мечтам, дружбе или привязанности. Это было место, где дети учились выживать, а не расти.

Когда воспитательница в шутку назвала Артёма "Арти", никто не придал этому значения, но прозвище прижилось, будто оно всегда было частью его жизни. С той поры он был для всех просто Арти, будто перемена имени могла смягчить тяжесть его судьбы. Для Майи он был больше, чем брат — он был тем единственным, кто мог защитить её от равнодушия окружающего мира. Арти рано осознал, что его задача — быть для неё тем, кого у них обоих уже не было. Он оберегал её, даже если это означало подавлять собственные чувства и желания. Система, которая их "воспитывала", не вмешивалась, предоставляя их самим себе.

Воспитатели не проявляли к ним особого интереса. Их задачи были рутинными: накормить, проверить, отругать если нужно. Дети, по сути, росли сами по себе, учась скрывать свои эмоции, чтобы не стать уязвимыми в этой жестокой микровселенной. В детском доме дружба была редкостью. Здесь не было времени для создания привязанностей — каждый жил в собственном маленьком мире, окружённый недоверием и равнодушием. Те, кто пытался стать ближе, быстро разочаровывались, понимая, что привязанность — это слабость.

Когда пришла пора идти в школу, Арти и Майя уже были закалены этой атмосферой. Артём, обладая острым умом и аналитическим складом, учился легко, но это не приносило ему ни удовольствия, ни признания. Учителям, как и воспитателям, было всё равно — мальчик учится? Отлично, значит, их задача выполнена. Никто не интересовался его внутренним миром, его мыслями и мечтами. Он привык к тому, что его успехи оставались незамеченными, и вскоре это перестало его беспокоить. Мир был равнодушен к нему, и он отвечал ему тем же.

Майя, с её тихой и задумчивой натурой, часто выглядела также равнодушно, это было совсем не так . Её мысли часто витали далеко за пределами школьных уроков, но её ум, острый и любознательный, позволял ей справляться с любой задачей, которую ставили перед ней учителя. Она была тиха, но внутри неё горело стремление к знаниям.

Школьные годы стали для них временем осознания того, что мир за пределами детского дома также жесток и несправедлив. Учителя могли хвалить их за успехи, но никакая похвала не могла скрыть правду: этот мир был создан для тех, кто имел средства и поддержку, а не для таких, как они. Арти, всегда сдержанный и замкнутый, воспринимал это как данность. Он привык к тому, что справедливость — это иллюзия, и что полагаться можно только на себя.

Майя росла с той же мыслью, но её внутренняя боль от разрушенных надежд была глубже.

Майя мечтала стать врачом, но реальность быстро разбила её мечты. Денег на медицинское образование не было, а бюджетные места, как оказалось, были заняты задолго до её поступления. В лучшем случае ей светила карьера медсестры. Это не то, чего она хотела. В жизни, полной препятствий и несправедливости, их общая судьба казалась предрешённой.

С каждым днём они погружались в однообразную рутину — учёба, работа, борьба за выживание. Арти работал баристой в местной кофейне, а Майя подрабатывала библиотекарем. Они были вынуждены рассчитывать каждый рубль, чтобы хватило на еду и оплату маленькой комнаты в общежитии.

Государство обещало им жильё, как сиротам, но этот процесс оказался долгим и запутанным. Они «стоят в очереди» на квартиру, но никто не может сказать, когда очередь подойдёт. Это может занять годы, а может и десятилетия. Их документы теряются в бюрократическом лабиринте, и каждый раз им приходится заново напоминать о себе, чтобы хоть как-то сдвинуть дело с мёртвой точки. Но они знают, что шансы получить своё жильё крайне малы. Пока они живут в общежитии и не верят в то, что что-то может измениться.

Артём вздохнул и потёр лицо руками. Он знал, что сестра с ним не согласна, но уже не раз пытался объяснить свою позицию.

— Майя,  тебе было пятнадцать. Ты была ребёнком. Вспомни, как ты смотрела на тех, кто нашел свой дом, на тех , кто находил семьи, кто просто исчезал за воротами, а ты оставалась. Ты думаешь, я мог уехать? Ходить  в Московский институт  и говорить себе: «Ну всё, теперь я могу жить своей жизнью»?

Арти покачал головой.

— Я боролся за то, чтобы мне разрешили оформить опекунство. Надо мной смеялись. Мне восемнадцать, у меня ничего нет — ни работы, ни жилья, ни гарантий. Они говорили: «Тебе самому нужна опека». Но я не сдавался.Я обивал пороги. Я нашел работу. Снял нам комнату. Мне пошли навстречу, потому что знали: если не я, то кто? Ты бы осталась там одна.

Он замолчал, стиснув зубы.

— Я выбрал не между карьерой и опекой. Я выбрал между тобой и жизнью без тебя. Какой смысл в успехе, если я потом вернусь и увижу, что ты сломалась? Что ты живёшь не свою жизнь, потому что рядом не оказалось человека, который подставил бы плечо?

Арти закрыл глаза и тихо добавил:

— Ты не должна благодарить меня. Ты просто должна знать, что я бы сделал это снова. Сотню раз.

Майя вдруг замолчала. Она редко видела брата таким. Обычно он сдерживал эмоции, всегда казался спокойным, но сейчас что-то в его голосе изменилось. Она видела, что он тоже устал. Устал от этой бесконечной борьбы.

— Я просто... — она наконец заговорила тише. — Я хочу, чтобы ты был счастлив. Хочу чтобы мы были достаточно свободны, чтобы жить жизнь а не выполнять «то, что должны». Хочу хотя бы раз сесть на траву, порисовать, сделать что-то, что мне действительно хочется. Не потому что надо, а потому что это для меня. Мне хочется тишины, спокойствия. А вместо этого мы с тобой как лошади, бегущие за морковкой, которая всегда где-то впереди, но никогда не догоняется. Я не хочу чтобы ты испытывал то же самое. Не хочу чтобы ты шел по тому же пути.

Артём усмехнулся, но в его глазах не было веселья.

— Серьёзно, Май, ты думаешь, что я не хочу того же? Жить спокойно, может, даже почувствовать, что делаешь что-то значимое. Но знаешь что? Мы всего лишь болтики в огромной машине. И мы не управляющие этой машиной. Никогда не управляли и не будем.

Майя опустила взгляд. Эти слова отозвались у неё где-то глубоко внутри. Он прав, и она это знала. Они с самого детства привыкли к мысли, что их будущее предопределено. Система не позволяла иначе.

— Значит, что? Мы просто плывём по течению, делаем то, что от нас требуют, и всё? — спросила она, в её голосе слышалась обречённость.

— Именно. — Арти вздохнул и откинулся на стул. — Просто делаем то, что можем. Учимся, работаем, а там посмотрим. Может, когда-нибудь всё изменится. Может, у нас появится шанс. Но пока... пока надо жить так, как есть.

— Жить как есть... — Майя повторила его слова, но не с согласием, а с болью в голосе. — А что, если я не хочу?

— Мы оба не хотим, — Арти встал и направился к двери. — Но у нас не всегда есть выбор. Всё, я на работу.

Он бросил прощальный взгляд через плечо и вышел, оставив Майю одну. Она тихо вернулась к учебникам, но на этот раз её мысли были далеко от формул и задач.

Майя сидела за столом, погрузившись в свои мысли, которые уносили её далеко от открытого учебника. Ей едва исполнилось восемнадцать, а её ровесницы уже успели построить семьи. Многие из них вышли замуж, и кто-то даже стал родителем, словно следовали заранее заданному сценарию: окончить школу, выпуститься из детдома, найти спутника жизни, завести детей и погрузиться в рутину семейной жизни. Они утопали в бесконечных заботах о детях и быте, как будто это и было высшим смыслом существования.

Она наблюдала, как её подруги, ещё недавно столь же полные мечтаний, постепенно превращались в серых функционеров, погружённых в обсуждение мелочей: кто какие подгузники купил или куда пойти с детьми на выходные. Всё это казалось ей невыносимо узким и ограниченным.

Майя жаждала чего-то большего. Она хотела сделать что-то важное, что-то значительное. Ей хотелось хоть раз испытать то ощущение жизни, когда дух наполняет каждую клеточку тела, а не просто выполнять предписанные обязанности, словно механическая кукла. Она с блеском окончила школу, как этого требовала система, поступила в институт — тоже по правилам, установленным обществом, но при этом чувствовала, что вся эта последовательность шагов не приносила ей радости. Она стала частью системы, но не нашла в этом своего места. Что же дальше? Жить так, как предписывают обстоятельства, выходить замуж, создавать семью и передавать эту же неопределённость следующему поколению? Нет, этого она не хотела. Она стремилась к чему-то более значимому, искала возможность быть собой, а не следовать чужим ожиданиям. Майя мечтала о свободе выбора, о том, чтобы однажды, в какой-то момент своей жизни, она могла оставить после себя нечто важное, что не подлежало бы забвению.