Глава 21: Обратная сторона зеркала.
"Близок час, когда не только самые тайные её мечты могут сбыться, но и самые жуткие кошмары — стать явью", — Пауло Коэльо.
Я стояла поодаль, съёжившись в своей тонкой кофте, будто пытаясь укрыться не только от цепких объятий ледяного ветра, но и от всей удручающей реальности, развернувшейся передо мной. Ветер, пропитанный тоскливым запахом прелой листвы и гниющих водорослей, яростно трепал мои волосы, сплетая их в жесткий клубок. Холод пронизывал насквозь, заставляя челюсти судорожно сжиматься, отбивая нервную чечетку, но я отчаянно боролась с желанием поддаться дрожи, пытаясь сосредоточить взгляд на разворачивающейся сцене.
«..Притворись, что тебе хорошо, и всем станет наплевать», — банальная фраза, подхваченная из потрепанной книги, казалась мне сейчас единственной соломинкой, за которую можно удержаться на плаву, чтобы не пойти ко дну в океане нарастающей тревоги.
Правда же заключалась в том, что я изо всех сил пыталась не думать о нашей нелепой ситуации: четверо новоиспеченных генинов, заброшенные в эту богом забытую дыру с озером, где, судя по запаху, жизнь покинула его ещë в эпоху Сенгоку Джидай. И все это — ради сомнительной просьбы от Тазуны-сана. "Рутинная миссия", — заверял он нас, прикрывая зевок тыльной стороной ладони. "Проще простого", — пообещал он, даже не потрудившись скрыть тень ироничной усмешки, скользнувшей по уголкам его губ. Как бы не так!
И вот спрашивается, за какие грехи на мою голову свалился этот цирк уродов? Я, знаете ли, планировала сегодня провести время с пользой для общества, может, даже книжку почитать. Но нет, судьба решила, что пляски со смертью под аккомпанемент воплей какого-то перекачанного амбала и ледяного взгляда его молчаливого дружка из клана Юки — это гораздо более захватывающее времяпрепровождение. Домой хочу. К теплу, тишине и, вы не поверите, к Ино. Да, к моей сестре, чьи жалобы на криво накрашенные стрелки, безответную любовь к этому бревну-Саске и моль, сожравшую очередную кофточку, сейчас кажутся мне ангельским пением. Ино, я клянусь, если я выживу, лично куплю тебе тонну подводки и научу шить одежду из брони, чтобы моль не пробралась! Лишь бы выбраться из этого кошмара. Хотя, зная мое "везение", скорее всего, намного быстрее Орочимару именно сейчас решит, что я — любовь всей его жизни. Вот уж тогда точно проще сразу сдаться на милость этого амбала... Который спит без задних ног, пока бедный Хаку разгребает плоды его творении. Серьезно, иногда пессимизм — это просто констатация фактов, а не диагноз.
Мой взгляд скользнул по темной глади озера. Поверхность воды застыла в зловещем спокойствии, словно затаив дыхание в ожидании неминуемой беды. Отражение свинцовых туч превращало его в бездонную пропасть, полную обмана, в которой легко можно было утонуть. Интересно, что чувствует рыба, когда её вырывают из родной стихии, обрекая на мучительную гибель?.
"Незнакомый" ниндзя, появившийся словно из ниоткуда, закончил свою тщательно заученную речь. В его тоне звучала какая-то фальшивая театральность, как будто он исполнял роль в посредственной пьесе, что лишь усиливало настороженность окружающих. Какаши-сенсей, с неизменным выражением ленивого равнодушия, которое, я подозреваю, давно уже стало частью его лица, приблизился к поверженному Забузе. Его движения были плавными и выверенными, словно у хищника, крадущегося к своей добыче. Он наклонился, коснулся его шеи двумя пальцами, пытаясь нащупать пульс, и в его голосе не прозвучало ни капли сочувствия или сожаления, когда он констатировал:
— Признаков жизни нет.
Его пронзительный взгляд, острый, как бритва, поднялся и встретился с темными, глубокими глазами мальчишки в маске — Хаку. В этих глазах бушевал целый вихрь противоречивых эмоций: облегчение, печаль, смятение… И что-то еще, что я не могла сразу определить. Что-то глубоко личное и трагичное, как будто он нес на своих плечах непосильную ношу, которая рано или поздно сломает его.
— Спасибо, — прошептал он, склонив голову в знак благодарности. Его голос был тихим, почти нежным, подобно шелесту листвы на ветру, но в нем чувствовалась какая-то надломленность, как будто он был измотан бесконечной борьбой. — Забуза, я давно ждал возможности положить этому конец.
Пепельноволосый недоверчиво прищурился, всматриваясь в брюнета. Его взгляд был изучающим, словно он пытался разгадать сложную головоломку, где каждый элемент обман, выискивая скрытые мотивы и истинные намерения.
— Судя по маске, ты шпион из Киригакуре.
Хаку выпрямился, его поза приобрела больше уверенности, но в глазах все еще читалась некая внутренняя борьба. Он словно надел маску, чтобы скрыть свои истинные чувства, и не только буквальную маску на лице, но и метафорическую, скрывающую его настоящую сущность.
— Впечатляет, ты хорошо информирован, — его голос звучал ровно, но я чувствовала, как за этим показным спокойствием скрывается колоссальное напряжение. Каждое слово, каждый жест были выверены и отточены, как у опытного актера, привыкшего играть перед огромной аудиторией.
— Шпион?! — прикрикнул Узумаки.
Харуно закатила глаза, её взгляд скользнул по Наруто с тем снисходительным превосходством, которое так раздражало окружающих. Её манера говорить, тщательно подбирая слова и перебивая на полуслове, выдавала желание подчеркнуть свою эрудицию, словно демонстрируя бездонную пропасть между её знаниями и наивностью остальных.
— Подожди, Наруто, — её голос прозвучал резко и надменно, словно хлесткая пощечина, обрывающая поток его неуемной энергии. — Ты, как обычно, пропустил добрую половину урока, витая в облаках, и теперь не понимаешь, о чём идёт речь. У ниндзя-шпионов особая, трагическая роль в мире шиноби. Представь себе взбунтовавшегося ниндзя — шиноби, который решил предать свою деревню, бежать в ночи, унося с собой секреты, касающиеся судеб тех, кто остался. Эти секреты, словно ядовитые семена, могут прорасти и уничтожить всё, что дорого деревне. Задача шпионов — отследить и уничтожить этих предателей, прежде чем их яд распространится. Это делается ради защиты, ради сохранения хрупкого спокойствия и безопасности, которые так легко разрушить… Неужели это нужно объяснять?
Хаку едва заметно кивнул, подтверждая каждое её слово. В глубине его глаз, обычно холодных и непроницаемых, словно осколки льда, промелькнуло что-то похожее на уважение, смешанное с тенью глубокой, личной грусти. Он знал цену этим словам, понимал, насколько жесток и беспощаден мир шиноби, где каждое решение может стоить жизни.
— Верно, — его голос был ровным и спокойным, словно он зачитывал заранее подготовленный доклад, лишенный каких-либо эмоций. Ни единого признака колебания, лишь сухие факты, словно высеченные из камня. — Я был бойцом группы следопытов, одной из лучших в Деревне Скрытого Тумана. Моей задачей было выследить и устранить Забузу Момочи.
«А он неплохо притворяется», — подумала я, пристально изучая выражение его лица. Его маска спокойствия казалась слишком идеальной, словно тщательно вылепленной из безразличия, скрывая бушующий внутри океан чувств. За ней скрывалось что-то еще, что-то важное, что я пока не могла разгадать, словно ключ к разгадке сложной головоломки.
Внезапно Наруто, словно сорвавшись с невидимой цепи, рванулся вперед, его движения были порывистыми и непредсказуемыми. Он нервно оглядывался по сторонам, словно ожидая нападения из-за каждого дерева, словно мир вокруг был полон невидимых врагов. Его движения были резкими и хаотичными, как у загнанного в угол зверя, готового отчаянно сражаться за свою жизнь.
— В чём дело?! — выпалил он, указывая дрожащим пальцем на Хаку, словно тот был опасным хищником, готовым в любой момент наброситься и растерзать. — Кто ты вообще такой?! Ты меня слышал?! Отвечай!
Я тяжело вздохнула, прикрыв глаза, чувствуя, как надвигается очередная волна хаоса, вызванная неуемной энергией Узумаки.
— Спокойно, Наруто, он не враг, — произнес Хатаке своим обычным ровным голосом, пытаясь разрядить напряженную обстановку, словно успокаивая разбушевавшуюся стихию. В его голосе звучали нотки умиротворения, но я чувствовала, что и он обеспокоен ситуацией, словно предчувствуя надвигающуюся бурю.
— Не в этом дело! — тут же возразил Наруто, его голос дрожал от отчаяния и разочарования, словно рухнул карточный домик его представлений о мире. — Вы видели, что он сделал одним движением?! Забуза – огромный, сильный, как зверь, а он свалил его одним ударом! Он же просто ребёнок, а мы тогда кто?! Просто тычемся, как слепые котята! Ничего не умеем! — Его голос сорвался, в нем слышались нотки истерики, словно он стоял на краю пропасти, готовый сорваться в пучину отчаяния. — Я не понимаю! Как же так?! Почему у нас ничего не получается?!
Сенсей медленно подошел к нему, его шаги были тихими и размеренными, словно он шел по тонкому льду, боясь нарушить хрупкое равновесие. Он казался воплощением спокойствия и уверенности, той самой опорой, которая так нужна Наруто в этот момент, словно маяк, указывающий путь во тьме.
— Неважно, понимаешь ты это сейчас или нет, — ответил он, положив руку на взъерошенную голову Наруто и слегка потрепав его. — Это уже не имеет значения. Это уже случилось. В этом мире всегда найдутся дети, даже младше тебя, но уже намного сильнее. Важно не сравнивать себя с другими, а становиться сильнее себя вчерашнего, каждый день делая шаг вперед, преодолевая свои слабости.
На лицах Наруто и Саске читалось явное недовольство, словно слова Какаши-сенсея были горькой пилюлей, которую им трудно проглотить. Они смотрели на него так, словно он был их врагом, словно он предал их ожидания. Их взгляды были полны разочарования и злости, словно они потеряли веру в своего наставника. Хаку же, воспользовавшись моментом, когда все были отвлечены, применил какую-то неизвестную технику и мгновенно переместился к неподвижному телу Забузы, словно тень, скользящая в ночи. Его движения были быстрыми и незаметными, словно порыв ветра, который невозможно уловить.
Я же, отстранившись от развернувшейся перед глазами драмы, ощущала себя не участником, но бесстрастным наблюдателем в театре абсурда. Словно зритель, внезапно застрявший между реальностью и сновидением, я видела неумолимо надвигающуюся трагедию, чувствовала ее холодное дыхание на затылке, но была бессильна остановить этот чудовищный механизм. Предопределенность давила на меня, словно плита, от которой не было спасения. «Рассказать Какаши? Посвятить его в тайну будущего, сломать печать молчания?» Эта мысль, подобно зазубренному ледяному клинку, пронзила мое сознание, вызвав дрожь, скорее отторжения, чем страха. Нет, я не могла. Не сейчас. Не тогда, когда ставки были так высоки, а каждое слово могло обернуться непредсказуемыми последствиями.
Именно в этот момент, когда предопределенность судьбы давила на плечи непосильным грузом, когда будущее казалось высеченным в камне, пришло осознание, обжигающее своей простотой, своей категоричностью: я не желала их смерти. Не хотела быть безучастной свидетельницей гибели тех, кто, несмотря на свою юношескую наивность, свою трогательную уязвимость, был полон жизни, надежды, веры в лучшее. Я не могла позволить себе остаться равнодушной, обрекая их на трагический исход, будто они были лишь марионетками в руках безжалостного кукловода, запрограммированными на гибель. Мой долг, если это вообще можно было назвать долгом, заключался в том, чтобы нарушить этот порочный ход времени, сломать устоявшийся порядок вещей, вмешаться в сценарий и дать им, пусть призрачный, шанс на будущее. Шанс, которого они заслуживали.
Хаку, подобно призрачной тени, сотканной из лунного света и тумана, бережно взвалил безжизненное, окровавленное тело Забузы на свои хрупкие плечи и бесшумно растворился в изумрудной гуще леса. Он исчез так же внезапно, как и появился, не оставив после себя ничего, кроме ощущения сюрреалистичности происходящего, кроме липкого чувства нереальности, словно все это было дурным сном. Копирующий ниндзя, словно механическая кукла, запрограммированная на определенные действия, завел привычную пластинку о незавершенном задании, о бдительности, о необходимости быть готовыми к новым угрозам. Его слова, лишенные искренности, произносимые словно по заученному тексту, пролетали мимо меня, не задерживаясь в сознании. Мои мысли лихорадочно искали выход из тупика, плели кружева из возможных вариантов, выстраивали хрупкие замки из песка и тут же рушили их безжалостным штормом сомнений. Необходимо было действовать, принимать решения, рисковать, но как? С чего начать?
Закончив свою дежурную, успокаивающую речь, Хатаке, словно по невидимой команде, надвинул повязку на левый глаз, скрывая за ней багряное пламя шарингана. И тут же, словно подкошенный молнией, рухнул на землю, повергнув всех в состояние оцепенения, в липкий ужас неведения. Его падение было настолько внезапным и обескураживающим, что казалось нереальным, словно предвестник грядущих, еще более страшных бед. В голове пронеслась мысль: «Вот оно. Начинается.»
— Ч-что случилось? — пролепетала Сакура, неуверенно приближаясь к неподвижному телу сенсея. В её голосе звучал явственный испуг, дрожь, выдававшая внутреннюю панику. Она, как и все они, была еще ребенком, брошенным в жестокий мир взрослых.
— Какаши-сенсей? — робко позвал Наруто, словно боясь нарушить зловещую тишину, повисшую над лесом. — Какаши-сенсей!
В его голосе слышалось отчаяние, смешанное с детской надеждой, что это всего лишь неудачная шутка. Ага, как же, решил так удачно пошутить, упав лицом на грязную землю.
— Не стоит паниковать, — попыталась я успокоить их, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно, кивнув в сторону распростертого на земле сенсея. — Он просто переусердствовал с шаринганом. Длительное и интенсивное использование этой техники неизбежно приводит к истощению и потере сил. Это… своего рода побочный эффект.
— ..Откуда ты это знаешь? — с подозрением прищурился Саске, окинув меня пронзительным, изучающим взглядом. Его недоверие можно было потрогать руками, оно давило, как и предчувствие беды.
— Можешь не верить, но даже в книгах, представляешь, можно найти полезную информацию, — съязвила я, закатив глаза. Сарказм был моей защитной реакцией, щитом, за которым я прятала свой страх. — Давайте лучше думать, как доставить его в дом. У кого-нибудь есть предложения?
*Шелест листвы под порывом ветра*, — тишина, повисшая в воздухе, казалась оглушительной, подчеркивая всю абсурдность ситуации. Тишина, в которой можно было услышать биение собственного сердца.
— Ха-а-а… — я устало вздохнула, понимая, что мои спутники по-прежнему далеки от осознания серьезности ситуации, что они еще не созрели для принятия сложных решений. «Они неисправимы», — промелькнуло в голове с горечью. — Наруто, создай несколько теневых клонов. Они помогут донести Какаши-сенсея до дома. Быстрее будет.
— Хиро-чан, ты гений! — восторженно воскликнул он, тут же принимаясь складывать печати, словно я предложила ему не решение проблемы, а новую игру.
С громким хлопком, возвестившим о появлении теневых клонов, те мигом подхватили Какаши под руки и ноги, образовав подобие носилок. И вот, эта нелепая процессия, словно похоронная процессия наоборот, двинулась в сторону дома Тазуны. Вся ситуация казалась до жути абсурдной, словно дешевый фарс, разыгранный на фоне надвигающейся трагедии. Но это было только начало. Впереди еще ждала череда сложных решений, опасных испытаний, предательств и потерь, и я должна была быть готова ко всему. Должна была стать сильнее, хитрее, безжалостнее, чтобы защитить их. Или хотя бы попытаться.
***
Солнце, пробиваясь сквозь плотный полог вековых деревьев, играло на зеркальной глади реки, словно рассеянный свет софитов на театральной сцене. Каждый блик, каждый трепетный отблеск казался живым, дышащим в унисон с медленным, завораживающим течением. Река шептала свои древние истории, убаюкивая прибрежные травы и камни. Тазуна, наш клиент, остановился перед домом. Дом был добротным, крепким, но время оставило на нем свои неизгладимые следы. Потемневшие от дождей стены, покосившиеся ставни и потрескавшаяся краска говорили о многих годах, прожитых здесь. Лицо Тазуны, испещренное глубокими морщинами, напоминало карту прожитой жизни, где каждая складка хранила воспоминания о штормах, пережитых им. В каждой линии читались годы странствий, тяжелый труд и бремя забот. Но сейчас, в этот момент, его лицо смягчилось теплой, искренней улыбкой. В этой улыбке, робкой и хрупкой, как первый весенний цветок, читалась надежда — робкая, но упрямая, пробивающаяся сквозь пелену усталости и тревоги. Чувствовалось, что возвращение домой для него — это не просто конец пути, но и начало новой главы, полной вызовов и ожиданий.
— Знакомьтесь, это моя дочь — Цунами, — произнес он, с гордостью и отеческой любовью указывая на женщину, стоявшую в дверях дома. Её темные волосы, собранные в строгий, но элегантный пучок на затылке, подчеркивали мягкие, но в то же время волевые черты лица. В её глазах, глубоких и спокойных, как омуты, таилась доброта, но и неизбывная усталость, словно она несла на своих плечах не только заботы о доме, но и бремя невысказанных тревог. Взгляд её был одновременно теплым и настороженным, изучающим. Она будто пыталась разглядеть в нас, юных шиноби, спасителей или же очередное разочарование. Я задалась вопросом, сколько раз в её жизни надежда сменялась горьким разочарованием. Сколько раз ей приходилось собирать осколки веры и начинать все сначала?
Мы по очереди представились, стараясь казаться уверенными и профессиональными. Мой голос, я чувствовала, слегка дрожал, несмотря на все усилия. Внутри каждого из нас, я уверена, шевелилось легкое, но ощутимое беспокойство. И всë это давило на плечи невидимым грузом, напоминая о хрупкости мира и нашей собственной уязвимости. Я, несмотря на годы тренировок, все еще ощущала себя ребенком, брошенным в бушующий океан. Смогу ли я справиться? Достаточно ли я сильна? Эти вопросы эхом отдавались в моей голове, подтачивая уверенность.
Цунами приветливо улыбнулась, словно стараясь рассеять наше напряжение. Её улыбка была искренней, но в ней проскальзывала тень грусти, словно она знала что-то, чего не знали мы. Она пригласила нас в дом. Внутри пахло теплом очага, дымом и чем-то неуловимо домашним, успокаивающим. Этот запах словно обволакивал, напоминая о доме, о безопасности, о простых радостях жизни, которые мы, шиноби, так часто забывали в погоне за силой и выполнением долга. Большой деревянный стол, накрытый простой, но сытной едой, манил к себе. Усталость давала о себе знать, тело требовало подпитки после долгого дня, полного напряжения и опасности. Я с благодарностью приняла предложенную тарелку, чувствуя, как желудок радостно откликается на предвкушение пищи. Рис, рыба и овощи — еда была простой, без изысков, но невероятно вкусной. Каждый кусочек казался наполненным любовью и заботой. Во время трапезы мы с Сакурой переглядывались, обмениваясь короткими улыбками. В её взгляде я видела отражение собственной усталости, но и облегчение от того, что мы, пусть и временно, оказались в безопасности. Наруто, как обычно, уплетал за обе щеки, не обращая внимания ни на что вокруг. Его неуемная энергия, казалось, не знала границ, и даже после тяжелого дня он умудрялся сохранять свой фирменный оптимизм. Его способность видеть хорошее даже в самых темных ситуациях всегда меня поражала. Саске, казалось, витал в своих мыслях. Его взгляд был отстраненным, словно он находился где-то далеко, в своем собственном мире, где бушевали собственные битвы. Я гадала, о чем он думает. Какие демоны преследуют его в его внутренних лабиринтах? Какаши-сенсея же, все еще ослабленного после боя, положили в отдельную комнату. Его отсутствие за столом ощущалось остро, напоминая о том, что опасность все еще где-то рядом, и нам нельзя терять бдительность. Он был нашим щитом, нашей опорой, и его слабость заставляла чувствовать себя уязвимыми.
После еды Цунами показала нам комнаты. Учихе и Узумаки досталась первая, Харуно и мне — вторая. Поднимаясь по скрипучей деревянной лестнице, я чувствовала, как усталость всё сильнее сковывает мои движения. Каждая ступенька отдавалась болью в натруженных мышцах, напоминая о пережитых нагрузках. Лестница скрипела под ногами, словно старый ворчун, недовольный тем, что его потревожили.
Наша с Сакурой комната оказалась небольшой, но уютной. Две циновки-футона, аккуратно расстеленные на полу, обещали долгожданный отдых. Я представила, как приятно будет растянуться на мягкой ткани, забыв обо всех заботах и тревогах. В углу стоял низкий столик, а у окна — небольшой комод. Просто, без роскоши, но вполне достаточно для того, чтобы восстановить силы. Комната была пропитана запахом лаванды и свежего дерева, создавая атмосферу спокойствия и умиротворения.
Я поспешила переодеться в более удобную одежду. Пыльная, пропитанная запахом пота и земли форма шиноби осталась лежать на полу, сменившись на широкие чёрные шорты и огромную футболку, когда-то позаимствованную у Итачи. Эта футболка, пахнущая им, всегда действовала на меня успокаивающе. В этом запахе чувствовалась некая защита, спокойствие, которого мне так не хватало. Тело мгновенно расслабилось, ощутив свободу движений. Не раздумывая, я завалилась на футон, чувствуя, как мягкая ткань приятно обволакивает меня. Я закрыла глаза, позволяя телу утонуть в неге.
Вселенская усталость навалилась мгновенно. Веки потяжелели, словно на них повесили свинцовые гири. Я с радостью позволила им сомкнуться, проваливаясь в приятную полудрему. Каждая мышца ныла, требуя отдыха, каждая клеточка тела жаждала покоя. В голове проносились обрывки событий последних дней: миссия, Забуза, Хаку… Слишком много всего произошло. Слишком много боли, страха и напряжения. Я чувствовала, как страх сжимает мое сердце, заставляя дышать чаще. Каждое воспоминание о битве, о страданиях людей, которых мы должны защищать, било по мне, словно хлыстом.
Сквозь пелену надвигающегося сна я услышала голос Сакуры.
— Хиро, ты уже ложишься спать? — в её голосе прозвучали нотки удивления, смешанные с лёгким беспокойством. Я чувствовала её взгляд на себе, ощущала её присутствие в комнате.
— Угу, — тихо промычала я, стараясь не открывать глаза. — Я та-а-ак устала… Просто не могу больше держаться на ногах.
И прежде чем розоволосая успела что-то ответить, я благополучно выпала из реальности, погружаясь в глубокий, беспробудный сон. В этом сне не было ни миссий, ни врагов, ни тревог. Только тишина и покой, такие необходимые сейчас моей измученной душе. Только забвение, позволяющее хоть ненадолго забыть о тяжелой ноше, которую мы, шиноби, несем на своих плечах. Сон, дарующий исцеление и надежду на то, что завтрашний день будет лучше, чем сегодняшний. Но было смутное подозрение, что сон мне никак не поможет, а сделает только хуже..
..Что в темноте моего подсознания таятся кошмары, готовые вырваться на свободу.
***
*Зевок*
Сознание возвращалось мучительно медленно, словно меня вытягивали из вязкой, непроглядной трясины. Веки казались неподъемными, будто на них положили груз камней, а в голове гуляла звенящая пустота, сродни той, что ощущаешь после долгого, изматывающего крика.
— М-м-м… где я? — прошептала я, с трудом разлепив пересохшие губы и пытаясь приподняться на локтях.
Яркий, почти болезненный свет ударил в глаза, заставив их инстинктивно зажмуриться. Постепенно зрение адаптировалось, и передо мной открылась странная, умиротворяющая картина. Я лежала посреди бескрайнего моря высокой травы, нежно колышущейся под порывами легкого, едва ощутимого ветерка. Рядом, словно сошедшая с полотна гениального художника, раскинулась цветущая японская вишня — сакура. Её ветви, усыпанные нежными розовыми цветами, склонялись над небольшим озером с кристально чистой водой. В зеркальной глади неспешно кружили опавшие лепестки сакуры, образуя причудливые узоры. В их нежном розовом цвете отражалось безоблачное небо, создавая иллюзию бесконечной глубины, словно портал в иной мир. Больше ничего. Ни леса, ни гор, ни признаков цивилизации — ни домов, ни дорог, ни даже намека на присутствие людей или животных. Лишь я и этот идиллический, почти нереальный пейзаж.
Странное, почти неземное спокойствие царило в этом месте, обволакивая меня, словно теплый плед. Но что-то в этой идиллии казалось… неправильным. Слишком идеальным, словно декорация, тщательно выстроенная для какого-то зловещего спектакля. Подспудно я чувствовала, что за этим фасадом безмятежности скрывается нечто темное, угрожающее. Словно наступила в зыбучие пески, и каждое мгновение грозит уйти под воду.
Осторожно, стараясь не потревожить безмятежную гладь воды, я подползла к озеру. В отражении на меня смотрела незнакомая девочка. Короткие, немного растрепанные пшеничные волосы обрамляли незнакомое лицо, а черные, как смоль, глаза казались бездонными омутами, в которых можно было легко утонуть. Они были полны растерянности и… страха?
Я бы так и продолжила рассматривать свое отражение, но тишину внезапно нарушил какой-то далекий, еле слышный звук. Инстинктивно обернувшись, я стала осматривать окрестности, пытаясь определить источник этого странного шума, но никого не увидела. Звук становился всё отчетливее, всё ближе, пока не раздался прямо у меня в голове.
— *Неразборчивый, оглушительный рев*, — эхом пронеслось в моем сознании.
Резко схватившись за голову, я болезненно зашипела. Голова словно раскалывалась изнутри на тысячи осколков. Это было похоже на рёв разъяренного, загнанного в угол зверя, и он становился только громче, вызывая ужасающую, пульсирующую головную боль, которая пронизывала каждый уголок моего мозга. Внезапно возникло безумное, почти неконтролируемое желание удариться головой обо что-нибудь твердое, лишь бы прекратить эту невыносимую муку.
Паника нарастала, как снежный ком, катящийся с горы, сметая все на своем пути. Что происходит? Почему я здесь? И что это за ужасный, пронзительный звук, который разрывает мою голову на части?
Потом я периферическим зрением заметила, как вокруг стало темнеть. Страх сковал тело ледяными цепями, дрожь пронзила каждую клеточку, словно я оказалась под ледяным душем. В который раз обернувшись, я обомлела от ужаса.
Сакура, которая еще несколько минут назад цвела и благоухала, вся завяла и почернела. Листья и сами ветви, словно обожженные адским пламенем, скукожились и рассыпались в прах, превращаясь в черную пыль. Красочная, сочная трава пожухла и превратилась в черное, безжизненное месиво, словно на нее вылили концентрированную кислоту. Солнце, щедро дарившее тепло и свет, внезапно сменилось холодным и зловещим полумесяцем, отбрасывающим на землю длинные, зловещие тени.
«Что происходит?!» — пронеслось в голове, но это был лишь слабый, отчаянный крик, тонущий в нарастающем кошмаре, словно жалкая попытка остановить надвигающуюся лавину.
— *Неразборчивый, оглушительный рев*, — послышалось не только у меня в голове, но и где-то совсем рядом, откуда-то из темноты, сгущающейся вокруг.
Резко повернув голову назад, я увидела их. Красные, как сгустившаяся кровь, глаза. Хищные, кровожадные и абсолютно беспощадные. В них не было ни капли сочувствия, лишь голодный, нечеловеческий интерес, словно я — кусок мяса, предназначенный для утоления их вечного голода.
От одного лишь взгляда в эти глаза захотелось развернуться и бежать, прочь отсюда, подальше от этого ужасающего места. Свернуться где-нибудь в клубок, забиться в самый темный угол, закрыть уши руками, зажмуриться изо всех сил и молить о том, чтобы это оказалось всего лишь кошмарным сном, болезненной галлюцинацией. Но… я не могла.
Я была полностью парализована страхом, словно кролик, завороженно смотрящий в глаза приближающейся змее.
Это существо было черным, словно сама тьма, словно сгусток ночного кошмара. Оно было окутано мраком, и у него не было четких, различимых очертаний тела. Не было видно ни ног, ни рук, ни самой головы. Оно напоминало клубящийся дым, сгусток кошмарной энергии, воплощение первобытного ужаса. Само существо окутывала темная и безжалостная аура, словно я оказалась в центре гравитационного поля черной дыры. Единственное, что выделялось на этом черном фоне — это два кровожадных глаза, горящих нечестивым огнем, и оскаленная улыбка с гнилыми, кровоточащими губами. Казалось, словно оно видит тебя насквозь, читает твои самые сокровенные мысли, знает все твои страхи и слабости, и копается в твоей голове, наслаждаясь твоим нарастающим ужасом, словно лакомясь самым изысканным деликатесом.
Неожиданно, совершенно нелогично, из глаз потекли слезы. Горячие, соленые слезы чистого, животного страха. Они катились по щекам, оставляя за собой мокрые дорожки.
Я хотела отвести взгляд. Хотела сорваться с места и убежать от этого подальше, раствориться в окружающей темноте, лишь бы не видеть эту мерзость, это воплощение кошмара. Но… не могла. Я не могла пошевелиться. Словно мое тело онемело, превратилось в камень, в безвольную куклу, лишенную возможности двигаться. Воздух стал тяжелее, гуще, словно кисель, и дышать стало невыносимо сложно. Легкие сдавливало какой-то непостижимой тяжестью, словно на грудь положили огромный, неподъемный камень.
«Э-эт-того н-не м-может быть! Это в-всего лиш-шь сон!» — отчаянно пыталась убедить я себя, но голос звучал дрожащим шепотом, полным ужаса и безнадежности, словно предсмертный хрип.
Существо зарычало ещё громче, от чего мне показалось, что моя голова вот-вот взорвется, разлетаясь на тысячи мелких кусочков. Рёв пронзил мозг, словно осколок льда, впиваясь в самое сердце моего сознания. Оно накинулось на меня с невероятной скоростью, и острые, как бритвы, когти, появились из ниоткуда, стали рвать мою кожу до крови, разрывая плоть на куски.
Боль была невыносимой, всепоглощающей. Горячая кровь заливала глаза, смешиваясь со слезами. В сознании оставалась лишь одна мысль: это конец.
В глазах начало темнеть, словно опускался черный занавес, скрывая от меня этот ужасный мир. Последнее, что я увидела, был оскал этого чудовища, его торжествующая, кровожадная улыбка, и затем… тьма. Я потеряла сознание, погрузившись в беспамятство, надеясь, что это действительно всего лишь кошмарный сон. Но где-то в самой глубине души закрадывалось зловещее предчувствие, что это только начало, что настоящий кошмар еще впереди.
***
Сердце бешено колотилось в груди, словно пойманная в тесную клетку испуганная птица, отчаянно рвущаяся на волю. Каждое сокращение отдавалось болезненным толчком в висках, напоминая о пережитом ужасе. Я резко вскочила с футона, как будто меня ударило током, судорожно хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Холодный пот липкой, неприятной пленкой обволакивал тело, заставляя кожу противно зудеть, а в голове всё ещё звучал эхом жуткий, нечеловеческий вопль из кошмара, словно заевшая пластинка.
— А-А-А-А-А!!! — резкий, сорванный звук моего собственного крика, казалось, наполнил собой всю комнату, искажая пространство и заставляя меня замереть в напряжении, словно загнанного в угол зверька. Я судорожно огляделась, пытаясь понять, где я нахожусь и что, собственно, только что произошло. Реальность медленно возвращалась, но остатки кошмара всё ещё цеплялись за сознание, как липкая паутина. Мягкий, приглушенный свет луны, проникавший сквозь неплотно задернутые шторы, слабо освещал комнату, позволяя различить знакомые очертания мебели, словно якоря, удерживающие меня на плаву в бушующем море страха.
— М-м-м… — рядом со мной раздалось сонное, недовольное мычание.
Я нервно повернула голову вправо, чувствуя, как внутри нарастает паника, словно поднимающаяся волна, грозящая захлестнуть меня с головой. Там, на соседнем футоне, спокойно, безмятежно спала Харуно, перевернувшись на другой бок и уткнувшись лицом в подушку. Ее размеренное, глубокое дыхание контрастировало с моим учащенным, прерывистым сердцебиением, заставляя меня почувствовать себя еще более одинокой в своем страхе, словно я единственная оказалась на тонущем корабле.
«Так это и в правду был всего лишь сон?.. Простой, жуткий кошмар… Игра воображения, вызванная усталостью и перенапряжением…», — пронеслось у меня в голове с робкой надеждой, но облегчение, которого я так жаждала, всё никак не приходило. Остаточные ощущения ужаса, липким комом застрявшие в горле, не давали мне покоя, словно я проглотила кусок льда, который никак не таял. Я попыталась унять дрожь в руках, глубоко вдохнув и выдохнув, и сосредоточиться на настоящем. Нужно было взять себя в руки, не давая панике взять верх.
— Система, время, — прошептала я, почти беззвучно, надеясь, что знакомый интерфейс, привычный голос системы мудреца поможет мне вернуться в реальность, заземлиться и убедиться, что кошмар остался позади.
В ответ — лишь зловещая тишина. Обычно отзывчивая, всегда готовая предоставить необходимую информацию, Система Судреца молчала, словно выключенная. Безмолвие системы показалось мне неестественным, тревожным. Нахмурившись в недоумении, я попыталась повторить запрос, но результат был тот же — полное отсутствие реакции.
В голове зароились тревожные мысли. Система всегда была моим надежным помощником, моим проводником в этом новом, незнакомом мире.
Система мудреца:
Время:
0 часов : 30 мин. 47 сек.
Наконец, после нескольких томительных, бесконечно долгих секунд ожидания, в поле зрения возникла знакомая табличка с информацией. Но что-то было не так. Цифры словно дрожали, плясали, словно их касалось невидимое пламя, а изображение мерцало, как старая, едва живая лампа, готовая погаснуть в любой момент.
Система, к моему огромному удивлению и возрастающей тревоге, немного глючила, выдавая искажённую информацию и реагируя с заметной задержкой. Ответ пришёл не сразу, заставляя меня нервно кусать губы и ощущать нарастающее беспокойство. Это было абсолютно странно и тревожно. Система всегда работала безупречно, чётко и безотказно, как швейцарские часы, отсчитывая секунды моей новой жизни. Что-то явно было не так, и это "что-то" пугало меня больше всего.
После того, как я с трудом разобрала время на мерцающей табличке, игнорируя пляшущие цифры, меня накрыла волна такой боли, что мир померк. Это не была обычная головная боль — это было ощущение, словно тысяча раскаленных игл одновременно вонзились в мой мозг, пронзая его насквозь. Каждая пульсация отдавалась эхом в самых отдаленных уголках сознания, заставляя меня сомневаться в реальности происходящего. И словно этой адской пытки было мало, к невыносимой головной боли добавилась покалывающая, колющая боль в груди, распространяющаяся, словно ледяные корни, по всему телу. Меня будто разорвали на части изнутри. Представилось, как чья-то невидимая рука с силой вырывает моё сердце из груди, оставляя после себя зияющую, кровоточащую пустоту, в которой поселился ледяной страх.
Зажмурившись до боли в глазах, я судорожно обхватила голову руками, прижимая её к коленям в тщетной попытке укрыться от всепоглощающей боли. Она пульсировала в каждом уголке мозга, грозя свести меня с ума, разорвать на части.. Интересно, сколько еще я смогу выдержать?. Сколько боли может вместить в себя человеческое тело, прежде чем сломаться?
— …Хн-н, — сквозь стиснутые зубы вырвался тихий стон — жалкая попытка выпустить хоть часть этого невыносимого страдания, этот невыразимый кошмар. Звук собственного голоса показался мне чужим и далеким, словно принадлежал кому-то другому.
Я резко опомнилась, словно вынырнув из ледяной воды, задыхаясь и хватая ртом воздух. Дыхание сбилось, стало прерывистым и хриплым, а в глазах потемнело от внезапной слабости. Превозмогая тошноту и головокружение, опираясь на стены и мебель, я на ватных, непослушных ногах направилась в ванную, словно преследуемая невидимым, безжалостным врагом. Каждый шаг отдавался болезненным эхом в висках, усугубляя головную боль, но я знала, что должна добраться до зеркала. Я должна увидеть своими глазами, что со мной происходит. Должна найти хоть какое-то рациональное объяснение, прежде чем окончательно потеряю связь с реальностью.
Быстро открыв дверь ванной и поспешно закрыв её обратно, создав эхо внутри маленькой комнаты, я, не обращая внимания на холодные, скользкие доски под ногами, без доли стеснения и колебаний стянула с себя футболку. Сердце бешено колотилось в груди, словно предчувствуя нечто ужасное, непоправимое. Какое-то животное предчувствие гнало меня вперед, заставляя действовать без раздумий. Дальше я устремила свой взгляд в зеркало, висящее над раковиной, и обомлела от ужаса, застыв на месте, как парализованная. Воздух застрял в горле, не давая мне возможности дышать, а в глазах застыл неподдельный, животный ужас.
В тусклом, колеблющемся свете ночника я увидела на своей груди три ярко-красные, кровоточащие горизонтальные полосы, словно следы от когтей огромного, хищного зверя. Кровь ещё сочилась из рваных ран, медленно стекая вниз, но на моих глазах полосы начали затягиваться, словно под воздействием какой-то невероятной, сверхъестественной силы, оставляя после себя белесые, неровные шрамы, словно выжженные клейма, знаки принадлежности. На шее же виднелись чьи-то темные следы — багровые, почти черные отметины от пальцев, словно кто-то пытался меня задушить, лишить жизни.
«..Так, мне это всё просто кажется! Это оптическая иллюзия, игра света и тени!», — попыталась убедить я себя, отчаянно цепляясь за рациональность, за остатки здравого смысла. — «Это просто моя больная фантазия! Кошмар просто ещё не отпустил меня, он всё ещё играет со мной…» Но как могла игра света создать такие четкие, такие пугающе реальные раны?.
Я отступила от зеркала, чувствуя, как подкашиваются ноги, как мир вокруг начинает расплываться, теряя свои четкие очертания. Это не могло быть правдой. Этого просто не могло быть. Такие вещи случаются только в фильмах ужасов, в страшных сказках, но не в реальной жизни. Или все, что я знала о мире, было ложью? Может быть, я всегда жила в иллюзии нормальности, а за тонкой завесой реальности скрывается нечто темное и необъяснимое? Что, если я схожу с ума? Что, если эта боль и эти раны — лишь плод моего больного воображения? Но как тогда объяснить эту леденящую душу реальность происходящего?
Затем я неуверенно взяла футболку, валявшуюся на полу, и хотела натянуть еë обратно на себя, чтобы скрыть эти ужасные следы, но… Увидела на ней три таких же полосы крови. Их было почти не видно на темной ткани, если не приглядываться, но они были там, зловещие свидетельства произошедшего. Я тяжело вздохнула, чувствуя, как внутри нарастает истерика, и надела футболку обратно, стараясь не обращать внимания на жжение от ткани, соприкасающейся со свежими, незажившими полностью ранами, и неприятный холод от мокроты футболки в тех местах, где кровь успела пропитать ткань. Подойдя к раковине, я дрожащими руками включила холодную воду, надеясь, что прохладные брызги помогут мне прийти в себя, прояснить сознание и прогнать остатки кошмара. Я стала умываться, стараясь смыть с лица остатки ужаса, но потом заметила одну странную, пугающую вещь. Я даже несколько секунд пялилась на воду, идущую из-под крана, словно загипнотизированная, не веря своим глазам, но…
..Я ничего не слышала. Ни звука льющейся воды, ни слабого гула водопроводных труб. Ничего. Полная, абсолютная тишина.
Я абсолютно не слышала шум идущей воды. Ни тихого журчания, ни громкого плеска — ничего. Вокруг стояла звенящая тишина, давящая на барабанные перепонки.
— Что… что, чёрт возьми, происходит?! — прошептала я, но слова словно вязли в густой, липкой тине, так и не обретя звуковую форму. Голос, обычно такой послушный, сейчас казался чужим, запертым в невидимой клетке, окутывающей меня. Будто кто-то наложил заклятие молчания, сжимая горло невидимыми тисками. «Только не снова», — лихорадочно пронеслось в голове. Это не может быть правдой.. Это не может повторяться.
Только не в реальности..
Инстинктивно, словно марионетка, подчиняющаяся воле кукловода, я резко посмотрела в зеркало, жадно вглядываясь в свое отражение, словно надеясь найти там ответ. И то, что я увидела, заставило кровь заледенеть в жилах, превратив её в острые осколки льда. Опять. Эта жуткая, необъяснимая картина снова разворачивалась передо мной, словно кошмар, зацикленный на повторе. Из ушей сочилась кровь. Не просто жалкие капли, а тонкие, змеистые струйки алой жидкости, мерно стекающие по шее, словно слезы самой тьмы. Они оставляли за собой мокрые, липкие следы, предательски окрашивая ворот моей любимой, некогда чистой футболки в зловещий, багровый оттенок. Непонимание сменялось ужасом, а ужас — леденящим душу страхом, проникающим в самое нутро. Откуда это берется? Почему именно со мной? Что я сделала, чтобы заслужить это? И снова эта пульсирующая, изматывающая боль, расползающееся оцепенение, словно кто-то медленно, но верно выкачивал из меня жизненные силы, оставляя лишь пустую оболочку. «Это что, проклятие? Месть? Или я действительно схожу с ума?», — эти безумные мысли вихрем носились в голове, грозясь свести с ума.
*Треск*, — звук, резкий и неожиданный, словно хруст ломающихся костей или удар грома в ясный день, разорвал напряженную, гнетущую тишину. На идеально гладкой поверхности зеркала появилась тонкая, извилистая трещина, словно ее прочертили молнией, оставив свой зловещий след. Она змеилась по стеклу, словно живая, расползаясь в разные стороны, как след от удара невидимого кулака, нарушая отражение, искажая реальность до неузнаваемости. Зеркало, еще мгновение назад такое привычное и обыденное, служившее лишь для того, чтобы поправить прическу или убедиться, что с лицом все в порядке, теперь выглядело искаженным, зловещим, словно портал в потусторонний мир, готовый поглотить меня целиком. «Что за дьявольщина здесь творится? Чья это злая шутка?»
Отшатнувшись от раковины, словно от проказы, боясь даже прикоснуться к ней, я инстинктивно отступила на несколько шагов назад, пока спиной не почувствовала холодную, шершавую поверхность дощатой стены. Она не принесла ни капли утешения, лишь добавила ощущения изоляции и беспомощности, словно я заперта в ледяном склепе. Дыхание сбилось, стало частым и поверхностным, словно я только что пробежала марафон, а мои легкие отказывались вдыхать воздух. В голове нарастала паника, подобно приливу, готовому захлестнуть меня с головой, утопить в пучине страха и безумия. Нужно было успокоиться, взять себя в руки, найти хоть какую-то рациональную причину происходящему. Но как это сделать, когда все вокруг теряло привычные очертания, когда реальность трещала по швам, а здравый смысл отступал под натиском безумия, словно испуганный зверь?
Собрав остатки воли в кулак, словно собирая осколки разбитой надежды, я вновь посмотрела в зеркало, заставляя себя не отводить взгляд, не поддаваться панике. Я должна была увидеть это, встретиться лицом к лицу со своим страхом, понять, что происходит и как это остановить. Но то, что предстало моему взору, превзошло все мои самые жуткие, самые безумные кошмары. Вместо моего отражения, вместо привычного лица, пусть и бледного от страха, в зеркале стояло ОНО. То самое чудовищное существо, которое преследовало меня во снах, годами отравляя мою жизнь, высасывая последние капли разума и душевного равновесия. Его лицо было искажено злобой, такой всепоглощающей и первобытной, такой чистой и абсолютной ненавистью, что от одного взгляда становилось невыносимо страшно, словно смотришь в бездну, полную тьмы и отчаяния. Глаза, горевшие адским, нечеловеческим пламенем, казалось, пронизывали меня насквозь, выжигая душу, превращая ее в пепел. Оно медленно подняло когтистую лапу, длинные, острые когти сверкали в тусклом свете, словно лезвия бритвы, и с невероятной, чудовищной силой ударило по зеркалу. Звук был оглушительным, словно взрыв, раскат грома, обрушившийся на мою голову. От удара по стеклу побежала новая сеть трещин, еще более глубоких и зловещих, чем прежде, словно паутина, сплетенная безумным пауком. Зеркало задрожало, застонало, готовое рассыпаться в мириады осколков, утащив за собой остатки моего рассудка, мою душу, мою жизнь.
И тогда я услышала его голос. Хриплый, зловещий, словно скрежет гнилых костей, шепот из могилы, предсмертный хрип. Он звучал не снаружи, а прямо в моей голове, проникая в сознание, минуя уши, вторгаясь в самые сокровенные уголки моей души. Это был не просто звук, а вибрация, разъедающая мой разум, пронизывающая каждую клетку моего тела, парализующая волю и разум, лишая меня способности сопротивляться.
— Я всегда буду возвращаться за тобой, — прошипело оно сквозь зубы, словно змея, готовящаяся к смертельному броску, и от этих слов по моей коже пробежала волна ледяных мурашек, сковавшая меня в свои объятия. Каждый волосок на теле встал дыбом, а сердце замерло в груди в паралитическом ужасе, не в силах больше биться.
— Кто… ты… что тебе нужно? Почему я? — выдавила я из себя, собрав последние крохи мужества, словно альпинист, цепляющийся за скользкую скалу, чтобы не сорваться в пропасть. Голос дрожал, словно осенний лист на ветру, но я должна была знать. Должна была попытаться понять, что происходит и чего оно хочет от меня. Молчание в ответ было хуже любого самого ужасного ответа, оно давило, словно груз, лишая возможности дышать.
— Я? — наконец раздался гадкий, издевательский смех, от которого кровь застыла в жилах, а разум помутился. Он звучал не только в моей голове, но и где-то вокруг, словно существо находилось повсюду одновременно, окружая меня со всех сторон, не давая ни единого шанса на спасение. — Я — твой ночной кошмар… Тот, от которого ты тщетно пытаешься убежать, прячась в мире снов и фантазий. Тот, кто всегда был рядом, в тени, ожидая своего часа. И этот час, девчонка, скоро настанет. Приготовься… к боли.
Я хотела спросить, почему именно я стала избранной мишенью судьбы? За что на мою долю выпали все эти испытания и невзгоды? Но таинственное существо, казалось, с легкостью проникло в лабиринты моего разума, словно прикоснулось к самым потаенным уголкам моих страхов и сомнений. Прежде чем я успела вымолвить хоть одно слово, его голос, словно леденящий душу шепот из преисподней, прорезал густую тишину ночи:
— О, ты вспомнишь, смертная. Не сомневайся. Пелена спадет с твоих глаз, как гнилая кожа с трупа. Ты вспомнишь этот миг, погребенный под толщей лет… И тогда, вместо триумфа, тебя осенит ледяное осознание. Ты поймешь, какую гнусную цену заплатила за свою пиррову победу. Спасения не будет, милая. Только отчаяние. И, поверь, я буду первым, кто пригубит этот божественный напиток вместе с тобой. Помни мои слова… они будут последним, что ты услышишь перед тем, как твой мир рухнет в прах.
Продолжение следует...