21 Глава |18+|
Приятных всем праздников и чтения! Тут без других лишних слов жду ваши комментарии и впечатления.
Я сидела на краю кровати, всё ещё слыша в своей голове мерзкий писк той самой суки. Она визжала от удовольствия, как дешевка на съёмках домашнего порно. Дом, в котором я теперь жена, эхом повторял стоны шлюхи, которую Явуз без тени стыда впустил в своё логово. В моё логово. Я больше не могла это выносить.
Холодно, без лишних эмоций, я подошла к шкафу, выбрала длинный, алый, шёлковый халат, под который не надела ничего. Ни белья. Ни намёка на стыд. Моя обнажённая грудь едва прикрывалась лёгкой тканью, а ноги, гладкие и загорелые, выходили из разреза при каждом шаге. Тонкие лабутены с алой подошвой были последним штрихом — символом власти. Символом женщины, которая уже не просто ревнует. Она заявляет своё право на территорию.
Я вальяжно спустилась по мраморным ступенькам. Каждый каблук звучал как приговор. Дом стих. Дом ждал.
Подойдя к двери кабинета, откуда доносился тяжёлый, влажный ритм и всхлипы, я не колебалась ни секунды. С грохотом распахнула дверь, врываясь внутрь, как буря.
Он сидел в кресле, расстёгнутый, а она стояла на коленях между его ног, с вытянутыми губами и руками на его бёдрах. На мгновение они оба замерли.
— Николь! — проревел Явуз, поднимаясь, как хищник, которого застали в момент охоты. — В спальню. Живо!
Он крикнул это той, которая всё ещё держалась за его брюки. Но когда я сделала шаг вперёд, он протянул ко мне руку, чтобы остановить. Глупец.
Я вырвалась из его хватки и с бешеным спокойствием подошла к блондинке, которая уже пыталась отползти. Я схватила её за волосы — крепко, резко, с такой злостью, какую не испытывала со времён, когда отец выдавал меня замуж за Шахинлера. Она взвизгнула. Каблуки застучали по полу. Я вела её к двери, как выволакивают с рынка грязную собаку, и даже не обернулась, когда она умоляюще заскулила:
— Да кто ты такая, ты вообще знаешь кто я...
— У тебя нет дома, сука? Проваливай, пока я не забыла, что ты женщина и не забила до серии.
Я швырнула её за порог и захлопнула дверь. Обернулась. Явуз уже стоял, застёгивая ремень, его челюсть ходила от ярости, а глаза метали молнии. В кабинете повисло гнетущее напряжение. Я сделала шаг к нему. Мой голос дрожал, но не от страха.
— Не заставляй меня жалеть о том, что вышла за тебя замуж, Явуз. Знаешь, в чём отличие между тобой и Дагманом?
Он молчал, сжимая кулаки.
— Он. Ни-ко-гда. Не приводил своих шлюх в дом. Никогда.
И тогда я влепила ему пощёчину. Резко. Громко. Чётко. Его лицо дёрнулось в сторону, но он даже не отшатнулся. В следующую секунду он схватил меня и резко толкнул на диван. Я упала на мягкие подушки, а он навис надо мной, словно сгорающий от ярости и желания хищник. Его руки прижали мои запястья к спинке дивана, колено раздвинуло мои ноги.
— А знаешь, в чём отличие между тобой и этой блондинкой?
Его голос стал хриплым, низким. Дьявольски медленным.
— Она, не будучи моей женой, взяла меня в рот. А ты... ты, забыв, что между нами было пять лет назад, ведёшь себя так, будто мы даже не спали.
Он наклонился ниже, обжёг дыханием мою шею. Рука скользнула по внутренней стороне бедра, почти касаясь самых запретных мест.
— Николь... — прошептал он, — мы трахались. Жестоко. Грязно. Жадно. Вспомни.
Я дышала прерывисто. Моё тело предательски отзывалось на его близость. Но где-то глубоко внутри пульсировало чувство — я не позволю ему победить. Не так. Не этим способом.
Его рука двигалась медленно. Слишком медленно для того жара, что разгорался внизу живота. В полутьме его пальцы скользнули по внутренней стороне бедра, и я судорожно вдохнула. Мрак ночи окутывал комнату, а слабый лунный свет, пробивавшийся сквозь неплотно закрытые шторы, лишь усиливал ощущение опасности. Всё моё тело напряглось, будто я стояла на краю пропасти, в которую мне не следовало заглядывать. Но его голос... его прикосновения... они были ключом к двери, которую я поклялась больше никогда не открывать.
— Скажи мне, — его губы почти касались мочки моего уха, голос хриплый, будто исцарапанный тьмой, — что ты не скучала по этому, Николь.
Я разозлилась. На него. На себя. На то, как сильно я скучала.
— Пошёл ты, — прошипела я, — Явуз, я тебя ненавижу...
Он усмехнулся — тихо, почти шёпотом, но в этом было что-то звериное, опасное.
— Ненависть — это всё, что остаётся от любви, когда её слишком много, — и в следующую секунду его рот впился в мои губы.
Это был не поцелуй. Это была война. Каждый вдох, каждый стон становился громче, острее. Я не сопротивлялась. Мои губы отвечали с яростью, с болью, с криком. Он кусал, я кусала в ответ. Его язык вторгался, жадный, требовательный. Халат давно раскрылся, и его рука уверенно обхватила мою грудь, сминая кожу, вызывая во мне судороги удовольствия. Он жадно исследовал мою кожу, оставляя на ней следы — метки. Свои метки.
— Ты принадлежишь мне, — рычал он, будто одержимый, будто в этот момент от моего тела зависела его жизнь. — Всегда принадлежала. Только я знаю, как довести тебя до безумия...
Я задыхалась. Его ладонь уже скользнула вниз, и когда пальцы коснулись самого болезненного, самого чувствительного, я задохнулась в стон. Я была мокрой, чертовски мокрой, и в свете ночи его глаза сверкнули, когда он это понял.
— Чёрт... ты готова, как будто ждала этого всю ночь.
— Закрой рот и трахни меня, если духу хватит иначе сама это сделаю и без тебя, — выдохнула я, стиснув зубы, разрывая на нём рубашку.
Он не заставил себя ждать. Шёлковый халат разлетелся в стороны. Мои ноги оказались на его плечах, и он вошёл резко, дерзко, глубоко. Я закричала, звук эхом прокатился по тёмной комнате, но не от боли — от насыщенности этого момента. Мы вошли друг в друга плотно, как два куска одного целого, как будто никогда и не были разлучены.
Он двигался яростно, будто хотел вырвать из меня всю ненависть. Я отвечала с той же силой, встречая каждое движение, каждое слово. Наши стоны сливались в одно дикое, животное дыхание. Он наклонялся, рвал на мне кожу поцелуями, я вцеплялась в его спину, оставляя следы. Мы не просто занимались сексом — мы сражались.
За прошлое. За власть. За чувство.
Когда он довёл меня до вершины, когда моё тело взорвалось под ним, я заплакала. Не от боли. А оттого, что это всё ещё был он. Явуз. Мужчина, которого я ненавижу... и всё ещё люблю.
Он прижался ко мне лбом, всё ещё тяжело дыша, внутри меня.
— Ты моя, — прошептал он. — И всегда будешь. Хоть ты убей меня.
Я не ответила. Просто закрыла глаза и прижалась к нему. Не прощая. Не отпуская.
Спустя полчаса я почти задремала. Прохладный ночной воздух проникал сквозь приоткрытое окно, лаская обнажённую кожу плеча. Одеяло соскользнуло, оставив моё тело полуоголённым, в тонком шелковом халате, который я не стала завязывать. Я лежала на боку, обняв подушку, устало и яростно одновременно.
Тишина была странной. Неправильной. Слишком плотной.
И вдруг — дверь распахнулась.
Я резко обернулась, как зверь, услышав шаги.
— Ты с ума сошёл?! — голос мой прозвучал резче, чем я хотела. — Вали отсюда, Явуз! Я не шлюха, чтоб спать рядом с тобой после того, что ты устроил!
Он ничего не сказал. Просто стоял в дверях, как будто тень его была вырезана из ночи. Шёлковая рубашка была небрежно расстёгнута, галстук болтался на шее, лицо — напряжённое, будто он боролся с собой.
— Слышишь меня?! Уходи!
Он не сдвинулся. Только после нескольких секунд шагнул вперёд. Я встала, натягивая халат, — и не успела даже вдохнуть, как он подхватил меня на руки.
— Поставь меня, чёрт тебя выеби ! — я заколотила кулаками по его груди. — Явуз, отпусти! Я не позволю тебе это снова! Я не буду спать в одной кровати с мужчиной, который зовёт сюда баб, чтобы они сосали ему, будто я умерла!
— Заткнись, — прохрипел он, не останавливаясь.
— Ах ты мразь, — я вырывалась, царапала, лягалась, — ты думаешь, я лягу под тебя, потому что ты захотел?! Да я...
Он открыл дверь своей спальни ногой и швырнул меня на постель. Не больно. Но достаточно грубо, чтобы я почувствовала, как у меня срывает дыхание.
Он накрыл меня собой. Его глаза в темноте сияли, как у зверя. Я слышала, как тяжело он дышит, будто в нём пульсировала не ярость — животное, необузданное желание.
— Ты не спала со мной в коридоре. Не в гостиной. — Его голос был глухим, обволакивающим. — Ты всегда спала со мной в одной кровати и сейчас ничего не изменится.
— Ты хочешь слишком многого... — выдохнула я, отталкивая его, — после всего, что ты сделал.
— Ты тоже, — его губы уже скользили по моей шее. — Хочешь слишком многого... и всё ещё меня.
Он целовал меня, как проклятый. Его губы обжигали, его язык проникал внутрь моего рта, как клинок. Он не оставлял мне пространства для лжи — ни ему, ни себе. Его руки рвали с меня халат, словно вся ткань мешала ему достучаться до моей кожи, моей памяти, до того, что мы когда-то были. Я толкнула его, села верхом, закинув волосы назад, и, встретившись с ним глазами, произнесла:
— Думаешь, можешь меня привести в свою спальню и просто лечь рядом? Нет, Явуз. Теперь ты будешь платить, я буду мучать тебя.
Я провела языком по его шее, по ключице, пока он тяжело дышал. Его руки впились в мои бёдра, сжимая их с такой силой, будто хотел слиться со мной. Я расстегнула оставшиеся пуговицы на его рубашке и наклонилась к нему, прошептав:
— Разбудил зверя — теперь попробуй приручи.
Он рванулся вверх, вдавив меня в матрас. Его поцелуи стали жадными, болезненными. Он вошёл в меня резко, дерзко, до самого конца, и я закричала — не от боли, от того, как он целиком заполнил всё пространство внутри меня. Он трахал меня, как будто хотел наказать. Я стонала в ответ, как будто бросала вызов.
— Вот она ты... — хрипел он, кусая мою шею. — Моя Николь. Не женщина, уже жена. Не враг или предатель а та, что умеет сражаться в постели, как на войне.
— Ты ненавидишь меня? — прошептала я, пока он толкал меня сильнее, грубее, — или трахаешь, потому что всё ещё любишь или же...потому что мстишь мне?
Он не ответил. Только вдавился в меня с новой силой, стирая грань между ненавистью и любовью, между телом и душой. Наши стоны были грязными, хриплыми, животными. Мы трахались, как проклятые. Как те, кто давно не был живыми.
И когда я закричала от оргазма, от взрыва внутри, он замер. Всё ещё внутри меня. Его лоб прижался к моему. Он дышал тяжело, как будто пробежал сквозь ад.
— Ты моя, — прошептал он, — даже если весь мир против нас. Даже если ты меня ненавидишь. Я всё равно тебя... — он не договорил. Только снова поцеловал. Глухо. Глубоко. Со вкусом проклятий.
Я не ответила. Просто обняла его пока ночь прятала нас от правды. Пока утро не разрушило это безумие.