16 Глава
Всем доброго времени суток! Так легко писалась эта глава даже словами передать не могу! Надеюсь вам всем понравиться эта глава и жду ваших впечатлений в комментариях! В тик ток (объявила в профиле) думаю выкладывать спойлеры к следующим главам и книгам.
Эту главу писала без фоновой музыки по этому выберите что-то на свой вкус🥰💋
Прошло несколько дней с тех пор, как мафия Тургутхан признала Мурада своим полноправным главой и отказалась от Давуда Тургутхана. Всё это пошло только на пользу: работники стали послушными, услужливыми и беспрекословными. Словно дыхание свежего ветра очистило стены, прогнав затхлость страха и гнили.
#Flashback#
Давуд Тургутхан сидел в своём кабинете, покуривая кубинскую сигару, лениво наблюдая за зятем. Дагман нервно мерил шагами комнату, теребя в руках хрустальную рюмку, которая дрожала под тяжестью его пальцев.
— Ты должен как-то поменять её отношение к себе, — спокойно проговорил Давуд, затягиваясь. — Иначе эта женщина совершенно сойдёт с ума. Я удивляюсь, как её мать ещё терпит тебя.
Дагман резко выдохнул, швырнув рюмку в стену. Стекло разлетелось в стороны, алые капли алкоголя стекали по мраморной стене, словно кровь.
— Давуд, скажи, как так вышло, что я чуть инвалидом не сделал твою дочь, потому что хотел её сломать, а она, чёрт подери, не сломалась?! — Его голос дрожал от злости, от бессилия, от страха. — Да твоя дочь готова меня загрызть! Не сегодня, так завтра она потребует у меня развод, приставив пистолет к моему виску!
Давуд только усмехнулся, продолжая дымить сигарой.
— Понимаю я сейчас свою дочь, — произнёс он, выпуская клубы густого дыма. — Есть большая вероятность, что в лучшем случае она просто попросит у тебя развод. А в худшем... ты будешь лежать в могиле, разговаривая уже не со мной, а с червями.
Лицо Дагмана исказилось в гневной гримасе, и он сделал шаг вперёд, но тут же отступил, понимая, что Давуд не скажет ничего, что могло бы его спасти.
— Вместо того чтобы пугать меня, ты бы лучше дал совет, как избежать развода с твоей психопаткой-дочерью!
— Ну, судя по вашей паре, психопаты вы оба, — усмехнулся Тургутхан, стряхивая пепел в тяжёлую пепельницу. — Потому что одна влюбилась в самого страшного человека на Ближнем Востоке, который, какого-то хрена, ещё тебя не убил. Ты скажи спасибо Аллаху за это. А второй... Второй идиот, который пытался возвышаться над ней, не понимая, что с такими женщинами это не работает.
Дагман сжал кулаки, но ничего не сказал.
— Попробуй быть с ней ласковым, — спокойно продолжил Давуд. — Не поднимай на неё руку, не пытайся сломать. Иначе... Кто знает? Ну, изнасилуешь ты её. А потом что? Наутро не проснёшься. А она будет счастливой вдовой, сидящей в белом и поедающей халву. Может, даже потанцует на твоей могиле.
Дагман задохнулся от негодования.
Но хуже всего было то, что он понимал — тесть прав.
#End Flashback#
Солнце проникало в спальню Николь мягкими утренними бликами, разливаясь по шелковым простыням, по позолоченному изголовью кровати, по её обнажённой коже. Она проснулась медленно, как королева после победы на поле битвы. Её дыхание было ровным, лицо — спокойным.
Сегодня она проснулась не как жена. Не как дочь. А как женщина, над которой больше никто не властен.
Николь приподнялась на локтях, ощутив, как приятно хрустят мышцы после сна. Ни один звук не нарушал тишину её дома. Ни одного движения охраны Дагмана — потому что их здесь больше не было. Только охрана Мурада, тихая и надёжная. Всё было под её контролем.
Она потянулась, ощущая этот вкус триумфа, силу и невероятную уверенность в себе.
Но не успела полностью насладиться моментом, как дверь в спальню скрипнула.
Николь резко обернулась. В дверях стоял он.
— Ангел мой, вот ты и проснулась, — прозвучало с той интонацией, от которой у неё по спине пробежал неприятный холод.
Но не тот Дагман, которого она знала. Его лицо — мягкое, почти светлое. Его голос — тёплый, будто он действительно стоял под лучами ласкового солнца, а не в аду, который сам же для неё устроил.
Николь смотрела на него с растерянностью, в глазах которой скрывалась готовность к войне.
— Дагман, ты головой пизданулся? — медленно произнесла она. — Или на стамбульском солнце перегрелся? Что с тобой?
Он не ответил, просто сел на край её кровати.
Сел медленно, с какой-то мерзкой нежностью, с которой сидят у постели возлюбленных , и посмотрел на неё так, как будто был влюблён.
— Лишь для меня нет места в твоём сердце, Николь... — прошептал он, склонив голову. — Ты впустила туда весь мир, а для меня места не нашлось. А мне многого и не надо...
Она лежала, всё ещё прикрытая простынёй, и смотрела на него так, будто перед ней сидел сумасшедший. Чужой. Психопат.
— Какая нормальная семья? О чём ты вообще говоришь? — еле сдерживаясь, произнесла она, прижимая покрывало к груди.
— В твоём сердце, — продолжал он, будто не слыша, — найдётся место для кого угодно, только не для меня. А я хочу и хотел, чтобы ты меня полюбила. Чтобы ты дала мне шанс... Самый маленький. Мне нужно лишь крошечное место в твоём сердце. Я хочу быть с тобой. Во что бы то ни стало.
Он положил руку ей на ногу начал медленно, нагло гладить. Как будто всё было по-настоящему. Сердце Николь резко застучало, дыхание стало резким, будто в комнате стало душно. Она не знала — от страха ли, от ярости, или от предчувствия, что он вот-вот снова перейдёт ту черту.
— Уйди, — резко произнесла она, отодвигаясь. — У меня болит рана. И я совершенно не в настроении говорить с тобой о том, что происходило между нами эти пять лет. Сгинь с глаз моих долой.
Она скинула ноги с кровати, резко поднялась, натянув халат, и шагнула в ванную.
Громко захлопнула за собой дверь.
Из-за двери донеслось её холодное, как выстрел, напоминание:
— Не жди от меня милосердия, Дагман. Я с тобой только потому, что у меня нет доказательств твоим изменам. Иначе это было бы веским аргументом на развод. И Синдикат мне бы одобрил его.
Она услышала, как его шаги уходят прочь. Николь подошла к зеркалу, уставилась в отражение. Тени под глазами, тонкая линия губ, огонь в зрачках. Провела рукой по волосам.
И вдруг — в её памяти всплыл другой мужчина.Не тот, что оставлял синяки.
А тот, кто каждый вечер менял ей повязки. Кто касался её ран с такой нежностью, что она задыхалась. Явуз, любимый и ненавидящий но её мужчина. Его прикосновения и его взгляд. От одного воспоминания по её телу пробежала дрожь она резко выдохнула и улыбнулась.
«Чертов Явуз, одним своим присутствием в моих мыслях смог меня возбудить, Шайтан.»
Донеслось в голове Николь а после этого она полезла под горячий душ, смывая с себя похотливые мысли мужчине.
Ближе к вечеру тишину кабинета нарушил звонок.
На экране высветилось имя, которое всегда вызывало у неё облегчение.
Мурад.
— Сестрёнка, — его голос был деловым, но тёплым. — Сегодня вечером у меня в доме будет скромный приём. Для наших потенциальных, но уже, по сути, партнёров. С мужем или без, но ты должна прийти. Мне совершенно насрать, будет ли этот поганый пёс в моём доме. Главное — чтобы ты была.
Николь стояла у панорамного окна своего кабинета, наблюдая за тем, как над городом медленно садится солнце. Она прищурилась, слегка усмехнулась, не отрывая взгляда от заката.
— Я-то приеду, брат, — ответила она. — А вот моего мужа как будто подменили. Не знаю, что с ним или что ему наплёл отец, но меня это совершенно не радует.
— Что опять вытворил этот придурок? — спросил Мурад раздражённо.
— Представляешь, он захотел, чтобы я его полюбила, после всего того, что он сделал. Сидел сегодня утром у меня в спальне, как влюблённый дебил, гладил мне ногу и бормотал что-то про шанс и место в сердце.
— Что? — голос Мурада стал ледяным. — Он трогал тебя?
— Да нет, я его послала, и он ушёл, но теперь ко мне в дом притащились его шакалы. У меня ощущение, что в любой момент кто-то встанет за моей спиной и сунет нож в бок. Хочется просто выйти и хлопнуть дверью.
— Тогда сделай это, жизнь моя. Садись в машину и приезжай ко мне. Я жду тебя. Не хочу, чтобы ты находилась в доме, где чувствуешь угрозу.
Её сердце дрогнуло.Не от страха — от того, насколько был рядом брат.
Настоящий. Надёжный. Единственный.
Не говоря больше ни слова, Николь отключила звонок и направилась в гардеробную.
Выбрала белые прямые брюки, подчёркивающие её тонкую талию, чёрный корсет, сидящий по фигуре, как влитой, и белый пиджак с широкими плечами. Туфли на шпильке. Минималистичные серьги и холодный, уверенный взгляд в зеркале, прежде чем она вышла.
Она спустилась вниз, мимо охраны Мурада, коротко кивнув.
Села в машину, не оборачиваясь ни на секунду. Каждый поворот колёс приближал её к единственному месту, где она чувствовала себя в безопасности — дом Мурада. И впервые за долгое время она почувствовала: она уходит не как беглянка. Она едет, как королева.
Дом Мурада заполнился звоном его заразительного смеха, когда я с ледяным спокойствием, но с ехидцей на губах рассказывала, как с утра мой «любящий» муж вдруг решил включить из себя влюблённого юношу. Мурад сидел в большом кожаном кресле у камина, с бокалом дорогого итальянского коньяка в руке, и хохотал так, будто только что услышал анекдот века.
— Бесмеляхи, Рахмани Рахим! — выдохнул он, вытирая глаза от слёз. — Аллах помилуй, сестра, что это за комедия? Наш папаша ему мозги отшиб, да?
— Представляешь, — говорила я, подливая себе вина, — у него ещё и наглости хватает заходить в мою спальню и трогать меня, как будто он — любящий муж. Кто увидел бы, сказал бы, что это он жертва, а я бесчувственная мегера, издевающаяся над ним сутками напролёт.
Мурад покачал головой, снова отхлебнул коньяк и тут же переключился на работу — по его глазам я поняла, что он уже мысленно рисует карту ближайших действий.
— Эти русские мне уже поднадоели, Николь. Надо их резать по кускам, как только они делают шаг за черту.
— Они распоясались, брат. Ждут, пока кто-то другой сделает первый ход. Но они не знают, что я больше не держу себя в рамках. — Я склонила голову, глядя в бокал, и добавила, не скрывая злости: — Если бы только Синдикат знал, что творится за моей спиной, с кем Дагман ведёт игры, он бы уже трупом лежал.
Мурад кивнул, и уголки его губ дрогнули в ухмылке.
— Мы с Лейлош на днях едем в Карадениз. Посмотрим местность, опросим людей. Там в горах и спрячем наше оружие — нейтральная территория, идеальное место. Там легче умереть, чем найти склады.
Имя «Лейлош» прозвучало слишком мягко для такого брутального мужчины, как Мурад. В его голосе было что-то особенное. Я знала — она ему действительно нравилась. И, зная это, не удержалась — бросила на него хитрую, чуть насмешливую улыбку. Он, конечно, заметил.
— Не начинай, Николь, — фыркнул он, вставая с кресла. — У меня рабочий звонок. Ты отдыхай, гости скоро приедут.
Он скрылся за массивной дубовой дверью своего кабинета, а я осталась в уютной гостиной, раскинув ноги на кожаном диване. Так выглядело редкое мгновение покоя в моей жизни.
И в этот момент меня накрыли мысли.
О том, как женщины в мафии — это чаще трофеи, украшения на приёмах, куклы в дорогих платьях.
Но не я, я была исключением.
С малых лет дед — Лукас Фонтен — взял меня под своё крыло. Он научил меня биться, управлять, мыслить стратегически. Пока все видели во мне только красивую дочь мафиози, он лепил из меня монстра в бриллиантовом ожерелье. И когда он провозгласил меня наследницей, все были в шоке.
Они ждали, что мафией будет управлять мой отец через мать. Но дедушка разрушил эту мечту. Он знал, что я справлюсь. И он был прав.
Я допивала бокал красного вина, когда с улицы донеслись резкие мужские крики. Подойдя к панорамному окну, я увидела... его. Разорённого. Взбешённого.
Моё сердце сжалось. Не от страха — от злости. Он осмелился прийти в дом Мурада.
В след за ним в дом вошли охранники брата, Шамиль и Элиф. Я встала, встретила их взглядом, в котором было больше холода, чем на вершинах Арарата.
— Нам нужно поговорить! И я знаю всё! — рявкнул Дагман.
Мой взгляд, полный презрения, метнулся в его сторону. Охрана и Шамиль молча ждали команды.
— Шамиль, — я повернулась к нему, не дрогнув, — у него нет столько здоровья, чтобы избить меня в доме моего брата. Успокойтесь.
Элиф, как истинная леди и хозяйка, моментально подхватила ситуацию.
— Я пойду приготовлю кофе. Мальчики, помогите мне. — мягко сказала она, уводя мужчин за собой, взяв Шамиля за руку.
Но не успела я выдохнуть, как Дагман схватил меня за руку и потянул вверх по лестнице.
— Ты перегибаешь. — процедила я, но он лишь сжал пальцы крепче.
И тогда я поняла:
Если он посмеет сказать хоть слово, которое мне не понравится — эта ночь станет его последней.