Энео

Глава 18.

Тридцать тысяч рублей.

Санкт-Петербург, 1901 год.

Возле входа в храм Святого Станислава вдоль ограды нервно прохаживался взад-вперёд худощавый светловолосый мужчина. Возбуждение его было скорее радостным, он едва сдерживал довольную улыбку.

— Тридцать тысяч рублей! Тридцать! — обратился он по-польски к стоявшей неподалёку женщине. — Дануся, это же просто огромные деньги! Даже в голове не укладывается!

— Только незачем на всю улицу об этом горланить, — Данута прищурила ярко-синие глаза. — И не забывай, что ещё ничего не решено. Он пока только посмотрит.

— А я уверен, что он выберет его! Даже не сомневаюсь!

Кованая калитка, ведущая во внутренний двор церкви, отворилась, и оттуда выглянула пожилая женщина в белом платке на голове и длинном тёмно-синем платье. Она неодобрительно покачала головой, глядя на мужчину:

— Сигизмунд, что же ты так кричишь? Мог бы попристойнее вести себя у дома Божьего. Господи, зачем ты послал мне такого шумного брата? Данута, а ты просто ангел, раз до сих пор терпишь его.

— Здравствуйте, тётушка Адриана, — Данута улыбнулась, чуть склонив голову.

— Моя дорогая сестрица сегодня, похоже, не в духе, — рассмеялся Сигизмунд. — Ну ничего, у меня есть отличные новости, они тебя точно порадуют.

Адриана сдержанно кивнула, приглашая гостей пройти в церковный двор. Там они устроились на скамейке под навесом, и Сигизмунд поделился, наконец, своей новостью:

— Господину Пильцеру понравился Витольд! Он обещал посмотреть мальчика, и если его всё устроит, то он заплатит нам тридцать тысяч рублей!

— Матерь Божья! — охнула Адриана и перекрестилась.

— Это же очень большие деньги! Но ведь дело не только в них, сама понимаешь. Если Теодор передаст Витольду эту... силу... и научит ею пользоваться, то... мы сможем довести до конца то, что не получилось у Войцеха! И на сей раз они никак нам не смогут помешать!

— Бедный Войцех, — Адриана снова осенила себя крестным знамением и тяжело вздохнула. — Я так ничего и не знаю о его судьбе... Но говорят, что он уже лет десять как погиб где-то там, в Сибири...

— Твой жених поступил благородно, не сдав ни тебя, ни наших родителей, ни Данусиных. Я не устану это повторять. И жертва Войцеха не будет напрасной, я тебе обещаю! Витольд отомстит за всех, он станет нашим символом, и мы тогда...

— Да тише ты! — Адриана дёрнула брата за рукав. — Опять расшумелся! Не приведи Господь, услышит кто!

— Она права, поостынь, — кивнула Данута, встревоженно оглядевшись по сторонам. — Сам же говорил, Теодор ещё не дал окончательного ответа.

— Дануся, — Адриана нахмурилась. — Ты выглядишь такой спокойной... Ты же знаешь о том, что если всё получится так, как вы планировали, то Витольд проживёт в лучшем случае ещё лет десять-пятнадцать?

— Да, я знаю, — Данута приподняла тонкую бровь. — Но ради такой цели... Он согласится, я не сомневаюсь.

— А если нет?

— Что значит «нет»? Он ещё молодой и глупый, кто его будет спрашивать? Сделает так, как мы скажем.

— Ну а коли всё же заартачится?

— Витольд? Заартачится? — Данута нервно хихикнула. — Помилуйте, тётушка Адриана, он на редкость послушный мальчик.

— Я бы даже сказал, безвольный, — язвительно хмыкнул Сигизмунд, покосившись на жену.

— Но сейчас это нам, пожалуй, во благо, — отрешённо улыбнулась та.

*

Теодор Пильцер дремал, сидя в кресле. Его тело выглядело обмякшим и бесформенным, словно он был тряпичной куклой без костей. В дверь постучали. Теодор встрепенулся, резко сел, и у него внутри будто бы в миг появился жёсткий каркас.

— Войдите! — Теодор положил руки на стол. Его пальцы извивались, как черви, и Пильцер слегка напряг кисти, чтобы их унять.

Дверь приоткрылась, и на пороге появился худой светловолосый молодой человек лет восемнадцати.

— Здравствуйте, господин Пильцер, — неуверенно выдавил из себя он.

— Проходи, не стесняйся, — Теодор махнул рукой, указывая на диванчик. — Присаживайся. Как тебя зовут, напомни?

— Витольд. Витольд Кшесинский.

— Ты, стало быть, будущий доктор? С Савелием моим вместе учишься?

Витольд робко кивнул, присаживаясь на самый край обитого зелёной тканью дивана. Теодор, заметив его смущение, улыбнулся:

— Не бойся, я ничего плохого тебе не сделаю. Савелий рассказывал, с чем мы тут работаем?

— Да, но не очень подробно, — голос Витольда был тихим, едва слышным. — Он говорил, что вы — учёный, занимаетесь биологией...

— Что же, можно и так сказать. И биологией, и физикой, и химией, и прочими, не менее интересными материями. И мне нужен толковый помощник. Савелий один не справляется.

— И... и чем придётся заниматься?

— Савелий тебе всё расскажет и покажет. Он здесь, сейчас приведу его.

Теодор встал, подошёл к гостю и легонько похлопал по плечу. Витольд вздрогнул. Его словно пронзили сотни холодных иголок, пиявками скользнули под кожу и расползлись ледяной паутиной по телу. Но миг спустя странное ощущение исчезло.

Теодор к тому времени уже вышел из кабинета. Он сделал несколько шагов по коридору, остановился возле неприметной двери и отпер её ключом. Внутри было темно. Пильцер приложил ладонь к стене и растопырил пальцы. От них тут же поползли во все стороны тонкие, чуть светящиеся нити. В их неровном мерцании стал виден человек, сидящий на полу в дальнем углу комнаты. Он то ли спал, то ли был без сознания. Нити из пальцев Теодора добрались до него, оплели венком голову, а две, словно щупальца, подцепили веки и потянули вверх, открывая глаза. Человек дёрнулся и вскрикнул, но мерцающая грибница тотчас же запустила свои отростки ему в рот, заставив замолчать.

— Савелий, Савелий, — Теодор покачал головой. — Ты меня, признаться, разочаровал. Ты же умный мальчик, мог бы сообразить, что со мной шутки плохи. Со мной — это не с этой дурацкой оболочкой по имени Теодор Густавович Пильцер, а со мной настоящим. Вездесущим. Почти как ваш бог. Ты, мой юный друг, полез туда, куда не следует. Но ещё это полбеды. Да, ты узнал то, что мне хотелось бы пока оставить в тайне, но что мешало нам поговорить, прояснить всё? Нет, ты решил сопротивляться! Спасти мир! Наивный юноша... Я ведь почти сразу всё понял. И, кстати, нового бэюна у нас нет. Я просил подыскать кандидата для того, чтобы отдать ему твоего. Прости. Но ты не справился.

Теодор прищурил глаза, слегка пошевелил пальцами, и грибница начала расти, заключая Савелия в кокон. Он поначалу пытался сопротивляться, но вскоре перестал двигаться. Нити грибницы из белых стали ядовито-розовыми. Пильцер удовлетворённо улыбнулся.

*

— Мы вернулись! — Теодор открыл дверь в кабинет. — Не скучали, доктор Кшесинский?

— Но я же не доктор ещё...

— О, это всего лишь вопрос времени, мой дорогой Витольд. Я в тебя верю. Савелий, заходи, поздоровайся с другом.

В дверях показался Савелий. Он широко улыбался, но был бледен и двигался резко, почти не сгибая ног.

— Сава? — Витольд привстал с дивана. — Что с тобой?

— Не волнуйся. Всё хорошо, — Савелий говорил отрывисто, словно выплёвывая слова. — Мне надо показать тебе кое-что.

— Давай, подойди к нему, — Пильцер, только что стоявший в дверях, вдруг каким-то чудесным образом оказался прямо за спиной Витольда и подтолкнул его, снова как будто пронзая ледяными иголочками. Кшесинский неуверенно сделал несколько шагов к Савелию. Тот неестественным движением — словно кто-то дёрнул за ниточки — поднял руки и прикоснулся ладонями к вискам Витольда. Теодор с улыбкой кивнул, и его пальцы снова начали едва заметно извиваться. У Кшесинского закатились глаза, из носа медленно стекла алая капля крови, и он рухнул на диван. Савелий же так и остался стоять с поднятыми руками, глядя в стену немигающими глазами. Витольд, тяжело дыша, вытер кровь с лица и закашлялся.

— Как... как такое возможно? — он повернулся к Пильцеру, опершись на локоть. — Я не понимаю...

— Привыкай, дорогой мой друг, — Теодор заложил руки за спину. — У человеческого мозга много тайн, не все ещё нам известны, но потихоньку, помаленьку мы их постигаем. Савелий освоил вот занятную вещицу — может напрямую, через касание, опыт свой передавать. Ты теперь знаешь о бэюнах то же, что и он.

— Matka boska... Я... всё равно не понимаю... бэюны... необыкновенные животные... это безумие какое-то! — Витольд запустил руки в волосы.

— Это наука, мой мальчик, только немного не та, что вам преподают в академии. Но не переживай, этому тебя буду учить я. По просьбе твоих родных.

— Что?

— Я тебе чуть позже всё расскажу. Пока поживёшь у меня. Твои родители согласны.

Витольд вымученно кивнул. Пильцер поцокал языком, протянув ему платок:

— Ты, дорогой мой, должен набираться сил. Ведь скоро Савелий передаст тебе своего бэюна. Увы, здоровье больше не позволяет бедному мальчику, так сказать, содержать этого зверя. Ты станешь идеальным преемником.

— А Сава... что будет с ним?

— Об этом тебе не стоит даже волноваться, — Теодор едва заметно щёлкнул пальцами, и Савелий, наконец, опустил руки. — Отдыхай, позже поговорим.

Пильцер снова сделал лёгкое движение рукой, Савелий развернулся и на негнущихся ногах вышел в коридор. Теодор последовал за ним. А Витольд тут же провалился в глубокий сон.

*

Борейск, август 1910 года.

Теодор стоял посреди больничного двора и обеспокоенно оглядывался по сторонам. Потом выдохнул с облегчением:

— Ах, вот ты где!

Слова эти были обращены к Витольду, который сидел в тенистом дальнем углу на скамейке, прижав к носу платок. Завидев Пильцера, Кшесинский слабо кивнул. Теодор подошёл к нему:

— Что случилось? Ты неважно выглядишь, друг мой любезный.

— Ничего страшного. Кровь носом пошла.

— С чего бы это вдруг? — Пильцер присел рядом с Витольдом. — Что-то ты бледноват, глаза красные... Ты себя-то побереги, нам силы понадобятся. И сейчас особенно.

— Почему это?

— Белов жив. И бэюн у него, судя по всему, скоро снова будет в полной силе.

— Вот как? — Витольд слегка приподнял бровь. Казалось, он не особо удивился.

— Он выследил меня и напал. Именно поэтому я и не смог с тобой встретиться. У меня получилось сбежать, но Белов, похоже, подобрал мои записи. Я надеюсь, он не сумеет их расшифровать. Иначе... Вся наша затея может потерпеть крах.

— Это было бы прискорбно, — равнодушно пожал плечами Кшесинский. — А что там было такого... опасного?

— Да много чего. Тебе не понять, не забивай себе голову. Лучше скажи, как там наша Софья поживает?

— С ней всё хорошо. Жива, здорова, в амурных связях не замечена.

— Знаешь, что, Витольд, забери-ка ты её в больницу снова, от греха подальше. От папаши спрячь, пока они ещё не встретились. Придумай что-нибудь, ты же у нас умный. Надо нам потихоньку Софью Сергеевну готовить. Энео наша уже на ладан дышит. Силы вот-вот её покинут, а перерыв сейчас лучше не делать.

— Понимаю, — Кшесинский убрал окровавленный платок от лица. Теодор скептически оглядел доктора:

— Что-то ты совсем квёлый. Точно помощь не нужна?

— Я просто не выспался, — Витольд устало покачал головой.

— Смотри у меня, — Пильцер с подозрением бросил на него взгляд поверх очков. — Не время расклеиваться. Ладно, я пошёл, дела зовут. А ты — чуть что не так — сразу сообщай.

Теодор вышел с больничного двора, а Кшесинский, дождавшись, пока его шаги стихнут, достал из кармана пиджака дневник и принялся его перелистывать:

— Ну что же, посмотрим, чего же это вы так боитесь, герр Пильцер.