Энео

Витольд очнулся, лёжа на траве под кустом, в месте, совершенно ему незнакомом. Доктор встал, отряхнул одежду и огляделся по сторонам. Из-за кустов раздался шорох, а потом оттуда выполз человек. Витольд вскрикнул. Он был врачом и навидался всякого, но к подобному зрелищу оказался не готов. У ползущего не было нижней половины тела примерно по грудь, ошмётки внутренностей волочились за ним по земле, собирая грязь и сухие листья. Сквозь полуразложившуюся синюшную кожу торчали сломанные рёбра. От правой руки осталась только плечевая кость, а левой — на которой темнели лишь несколько кусков гнилой плоти — несчастный цеплялся за землю, таща себя вперёд. Поравнявшись с Витольдом, он поднял на него голову с пустыми глазницами и висевшей буквально на ниточках челюстью и, как ни в чём ни бывало продолжил свой путь.

Тут Витольд понял, что человек не дышит. Он был мёртв, причём, судя по стадии разложения, довольно давно. Но тем не менее, какая-то сила заставляла его двигаться.

— Невозможно, — пробормотал Кшесинский. Ему захотелось рассмотреть невероятное явление поближе и разобраться в причине активности, для трупа не свойственной. Но тут вдалеке раздались голоса. Витольд решил не рисковать и спрятался за деревом. Из-за кустов вышли двое мужчин. Они были одеты в длинные бурые балахоны из грубой ткани и такие же бурые штаны. Обувью незнакомцам служили кожаные сандалии.

Один из них — высокий, бритый наголо — подошёл к трупу и потыкал его посохом. Мертвец пару раз дёрнулся, его нижняя челюсть оторвалась и упала в траву. Лысый покачал головой и что-то сказал спутнику.

Витольд нахмурился. Язык показался ему знакомым. А спустя пару фраз он понял, что это была латынь — весьма упрощённая, щедро разбавленная словами, похожими на немецкие. Общий смысл разговора Кшесинский сумел уловить. Незнакомцы говорили о какой-то неудаче, и похоже, странный мертвец был с ней как-то связан.

В конце концов второй мужчина — худой, с узким длинным лицом, иссиня-белыми локонами и такими же бровями — махнул рукой и наклонился над телом. Блондин схватил мертвеца за остатки волос, потянул и без особого труда оторвал ему голову. Витольду показалось, что на том месте, где была шея, что-то зашевелилось. Незнакомец поднял череп трупа и внимательно на него посмотрел. И тут же из пустых глазниц, причудливо извиваясь, поползли тонкие белёсые нити, потянулись к узколицему. Блондин широко открыл рот и резко вдохнул их все, втянул, словно лапшу. Потом удовлетворённо сглотнул и швырнул голову на землю. От удара она тут же раскололась на несколько кусков. Лысый вопросительно посмотрел на товарища, тот кивнул, и оба, развернувшись, направились назад по той же дороге, по которой и пришли. И тут Витольд с удивлением заметил, что на их балахонах, на спине, золотом вышит тот же знак, что был на книге и на перстне Теодора.

— Ну и как тебе это понравилось, соколик? — раздался за спиной у доктора голос «превосходительства». А через секунду Кшесинский снова сидел в тесной подсобке напротив офицера.

— Это... это что такое было, чёрт возьми?

— Да так, картинки из прошлого господина Пильцера. Тебе, соколик, твой друг Теодор Густавович рассказывал, как он нынешнюю энео подчинил?

— В общих чертах. Есть некие кристаллы, к которым энео нужно привязать, с помощью особых тонких нитей. Их точный состав мне неизвестен. Господин Пильцер говорил только, что в них есть кровь самой энео и мелкая крошка этих кристаллов. Пока она соединена с ними, мы можем её контролировать.

— Ох, и душевная история, жалко, что брехня.

— Так вы хотите сказать, что знаете, из чего на самом деле состоят эти нити?

— Конечно знаю. Это сам господин Пильцер со товарищи.

— Да вы в своём уме?

— Соколик, твой Теодор Густавович и все его друзья-приятели... как бы тебе сказать... и не люди вовсе.

— Не люди? А кто же они тогда?

— Я бы даже не сказал, что это «они». Скорее, «оно». Одно существо. Единое. Ты же, соколик, знаешь, как грибы растут? На поверхности их много, а под землёй — одна грибница, и все они — часть её.

— Грибы? При чём тут грибы?

— Немецкий знаешь?

— Да, немного.

— Как по-немецки будет «гриб»?

— Сейчас... дайте вспомнить... Пильц... Да нет, это просто совпадение, не более того!

— Ой да ладно! У герра Пильцера своеобразное чувство юмора, если оно вообще его виду свойственно. Ты глазами-то не хлопай, лучше послушай, что я тебе расскажу. Где точно это существо зародилось, я не знаю. Но оно точно не из этого мира родом.

— С Луны, что ли, свалилось?

— А может и с Луны. Это своего рода грибок, болетусом зовётся.

— Болетус? Это же боровик!

— Да, сейчас так. Но изначально это совсем другой грибочек-то был. Он попал сюда давно, примерно за десять-двенадцать тысяч лет до рождества Христова. Небесный камень его занёс. Метеорит по-научному.

— Это... как тот, что два года назад упал, в Енисейской губернии?

— Да, наверное, это было что-то подобное... Пан Кшесинский, а ты в Бога веруешь?

— Я... я крещён в католической вере... Моя тётка даже работала по хозяйству при церкви... — Витольд смутился от неожиданного вопроса. — Но не скажу, что сам я сильно набожен... Скорее, даже наоборот.

— Вот и славно. Потому как дальше история-то маленько с Ветхим Заветом расходится. Может, конечно, и были Адам с Евою, и потоп, и Моисей по пустыне народ свой водил, но потом. История людская чуть раньше начинается. Да и люди тогда другие были, не такие, как мы.

— Ну, это для меня не откровение. Я читал о черепах древних людей — наших предков, которых откопали возле Дюссельдорфа, в Неандертальской долине. Если вы меня хотели этим удивить, то у вас не вышло.

— Нет, не об этом речь. История не такая древняя, пожалуй, будет. Те люди, что тогда на свете жили, и на людей-то не особо походили. Почти что духи, но не совсем бесплотные. Могли они по желанию временную форму принимать, телесную. И много чего умели ещё. Материю создавать из воздуха. Без слов общаться. Перелетать моментально на большие расстояния. Предметы двигать силой мысли. Правда, всё это — только в бесплотном, духовном, так сказать, состоянии.

Витольд скептически покачал головой и подпёр рукой щёку, криво улыбнувшись.

— Не веришь мне, соколик? Дело твоё, ты только дослушай, уж будь любезен. Так вот, болетус, грибочек небесный, на том метеорите был словно замороженный. А как приземлился — оттаял и начал себе кормильца искать. Насколько я знаю, эта плесень какое-то время может существовать сама по себе, перегноем питаться или падалью, но долго на таком рационе не протянет. Хозяин нужен.

— Как для паразита, — пробормотал Витольд. — То есть, труп, который я видел, был заражён этим самым грибком? Но зачем тогда тот человек, с белыми волосами, его... я не знаю... съел... вдохнул...

— Подожди, всё объясню. Так вот, захотел наш болетус к тогдашним людям присосаться. Он ведь не только соки телесные тянет, но и духовную силу, а её у той расы было предостаточно. Но, ясное дело, нападать грибок мог только на временную форму, на плотскую. И тут оказалось, что заражённому уже нельзя было обратно духом сделаться. Так и оставался во плоти. И, сам понимаешь, все способности свои терял.

— Но ведь эти, как вы изволили выразиться, «духи», могли же и постоянно оставаться бесплотными?

— Да, по крайней мере, очень долго. Но болетусы, поедая перегной и мёртвых животных, газ какой-то выделяли. От него и климат меняться начал. Потеплело на земле. Вот вроде и хорошо, но людям стало тяжко подолгу бестелесным летать. Тут-то их плесень и смогла сцапать. А заражённые на вид были прежними, только оставалась от них лишь оболочка. А внутри — грибы эти чёртовы. Они, правда, человека поработив, с грибницей физическую связь теряли. Но при этом всё же могли между собой общаться — по воздуху, волнами какими-то, или может, через эфирную среду. Сие мне не ведомо.

— А что же люди?

— Люди? Нашли способ плесень победить. Выжечь. Была у них какая-то сила, на манер электричества. Собрали они её воедино, да и дали огня. Тут грибочки-то и зажарились, заряд ведь по всей их невидимой грибнице пробежал. И так здорово бахнуло, что часть земли под воду ушла, горы новые выросли, реки вспять потекли. Ну а людям пришлось за такой залп сущностью своей духовной расплатиться. Стали они навек созданиями плотскими, нашими прямыми предками.

— Способностей, надо полагать, они лишились?

— Да. Пришлось придумывать костыли себе. Колесо изобретать, дома строить, металлы добывать, письмена сочинять. После всех этих пертурбаций климат ещё больше поменялся. Смягчился заметно, сезоны стали предсказуемы. Значит, и земледелием можно было заняться. Вот так и закрутилась потихоньку наша цивилизация.

— Хорошо, но если плесень выжгли, то откуда тогда она снова взялась?

— Получается, что не всю выжгли-то. Остались споры. Но слабенькие. Несколько веков болетусам силу набирать пришлось, чтобы снова людей заражать. Да не просто заражать, а чтобы тело от того не разрушалось быстро и сосудом для этой пакости служило как можно дольше.

— Выходит, тот труп — это жертва слабых болетусов?

— Скорее всего. Но сейчас они намного сильнее стали. По многу лет могут на одном теле паразитировать. Вон, Пильцер твой, бегает живчиком.

— И всё-таки, с чего вы взяли, что Теодор Густавович — один из этих грибов?

— Это легко доказать. У него на мизинце чехол. Ты попробуй, посмотри, что оттуда полезет, если его снять. Сразу всё и поймёшь. Но будь осторожен, соколик, он тебя легко заразить сможет, если захочет. Боюсь я, что герр Пильцер твою милость подле себя терпит только из-за того, что ты для крылатого бэюна подходящим хозяином оказался.

— Буду иметь в виду, — Витольд скептически поморщился. — Но самое главное вы мне так и не сказали. Если мы создаём армию беров не для того, чтобы защититься в грядущей войне, то для чего тогда? Что, по вашему мнению, господин Пильцер задумал?

— Да так, вещь простую. Весь мир в труху смолоть, — и офицер ударил ладонью по столу, подняв облачко пыли.

— Помилуйте, зачем это ему?

— А вот ходят слухи, что в людях снова сила духовная начала шевелиться. У кого-то даже получилось оболочку телесную-то отринуть, правда, безвозвратно. Ну а грибочки такому вот развитию событий не рады. Решили ударить на упреждение, пока люди ещё не слишком сильны.

— Вы уж простите, ваше превосходительство, но я вам не верю, — Кшесинский встал. — Если у вас всё, то имею честь откланяться.

— Не держу тебя, соколик, иди с Богом, — мужчина вздохнул. — Разве что спросить тебя хочу кое о чём. Только правду скажи, ты же за Софьей наблюдаешь незримо?

— Да, — Витольд покраснел и судорожно дотронулся до пуговиц на рубашке. — Вы не подумайте чего плохого, я просто не хочу допустить, чтобы с ней что-то случилось, и...

— Не чувствую я Софью тут, в мире этом... А Ваши-орёл за его пределы летать может, пусть и ненадолго. Так сделай одолжение... помоги Софье. Не дай пропасть... там, где она сейчас...