Энео

— Что-то маловата она... Прямо дитё какое-то. Сколько лет ей, ты говоришь?

— Да шестнадцать, шестнадцать. Аккурат в сентябре будет. Не волнуйся, я бумаги её проверила.

— Странно... на вид-то не больше тринадцати... — Варвара Петровна скептически осмотрела худую растрёпанную девочку, выглядывающую из-за Софьиной спины.

— Да я в мамку пошла, — нарочито бодро ответила та. — У нас все в роду низкорослые такие.

— Тебя звать-то как?

— Сана. Сусанна я. Григорьева.

— Не воровка, надеюсь?

— Не... я... это... соседа... ну, того...

— Убила? — Белова смерила её удивлённым взглядом.

— Ну я... не нарочно я... Снасильничать он меня хотел... А я толкнула его, он оступился и башкой о камень треснулся. Так сразу и помер... Ну а меня вот сюда по этому... по этапу, вот.

— Ладно. Софьюшка, ты объясни Сане что да как, — Варвара Петровна вздохнула и потёрла пальцами виски.

— Да вы не бойтесь, я работящая! И готовить умею, и по хозяйству могу всё что надобно! И шить умею! И даже на машинке немного!

— Пойдём, пойдём, — Софья легонько подтолкнула Сану в плечо. — Потом похваляться будешь.

*

Сомневалась Варвара Петровна не напрасно. Может, готовить и шить на машинке Сана и умела, но всё остальное оказалось враньём. Она не была каторжанкой, никого не убивала, и ещё не справила тринадцатый день рождения...

...После выписки из больницы Софья спала плохо. Ей постоянно снились те мерзкие белёсые нити, что вились вокруг неё в бреду. Они хватали за руки, за ноги, сдавливали шею, пытались залезть в глаза и рот. Софья начинала задыхаться, просыпалась и после этого уже не могла заснуть. Так было и сегодня. Девушка вынырнула из очередного кошмара в четвёртом часу утра. Она выглянула в окно. Окна генерал-губернаторского дома выходили на Амур. Облака над рекой чуть порозовели, отражая лучи готового взойти солнца. Софья тихонько оделась, накинула шаль и вышла на улицу через чёрный ход.

Обычно летом в Борейске стояла жуткая духота, хоть вешайся. Но в этом году начало августа выдалось необычно холодным. Иногда по вечерам даже приходилось надевать лёгкое пальтишко. Некоторые ворчали, а торговка в бакалейной лавке с уверенностью предрекала скорый конец света. Но Софья непривычной летней прохладой искренне наслаждалась.

Она на цыпочках прошмыгнула через палисадник, перебежала дорогу и вышла к ограде Офицерского собрания. Городской сад ещё был закрыт, но в одном месте прутья решётки разошлись из-за соседства с деревом, и через эту щель девушка без труда проскользнула внутрь. Софье нравилось это место. Она дошла до ракушки, где по выходным играл оркестр, и присела на скамейку. Откинувшись на спинку, Софья прикрыла глаза, слушая чириканье птиц, шелест листьев и далёкий плеск речных волн.

Внезапно эту незамысловатую мелодию нарушил звук торопливых шагов, гулким эхом разносившийся по пустынным аллеям. Софья резко подняла голову и прислушалась. Шаги приближались, и через пару мгновений из-за кустов выбежала растрёпанная худющая девочка в грязном платье с порванным подолом. Заметив Софью, она резко затормозила и одними губами умоляюще прошептала: «Помогите». Вдалеке послышались ещё чьи-то шаги — громкие и тяжёлые. Незнакомка ахнула и резво шмыгнула под куст. Софья встала со скамейки и повернулась к перекрёстку аллей. Оттуда ей навстречу выскочили двое мужчин. Выглядели они пугающе: чёрные кожаные балахоны в пол, кожаные же шлемы с массивными наушниками, длинные перчатки, круглые очки в толстенной медной оправе. Рты и носы мужчин закрывали маски, похожие на короткие клювы.

— Девчонка здесь пробегала? — один из незнакомцев обратился к Софье. Маска искажала голос, и его звук походил на скрежет какого-то не слишком приятного механизма.

— Девочка? Да, вон туда побежала, — Софья махнула рукой в сторону деревянной лестницы, которая спускалась в низину, к рынку у реки. — А что случилось? Стащила чего?

— Она опасная преступница, — грубо бросил второй мужчина, и оба побежали в сторону, указанную Софьей. Девушка подождала немного и, убедившись, что жутковатые незнакомцы уже далеко, наклонилась к кусту:

— Вылезай, преступница.

— Я не преступница! — девочка вынырнула из кучи опавших листьев и тряхнула короткими каштановыми волосами. — Это они меня убить хотели!

— Так, — Софья вязала новую знакомую за плечо. — Пойдём-ка к нам домой, там всё и расскажешь. Всяко спокойней, чем здесь.

*

Полчаса спустя Сана (так представилась девочка) сидела на лавке в хозяйственной пристройке генерал-губернаторского дома и жадно уплетала булку. Софья устроилась напротив неё на массивном кованом сундуке.

— Ну, так откуда ты? — спросила она, дождавшись, пока Сана насытится. — Ты ведь не местная, верно?

— Ага, — девочка вытерла рот рукавом. — Я из Симбирска.

— Не ближний свет... Ты из каторжан?

— Вы что же это такое говорите? Не преступница я! Нас сюда привезли, денег обещали, а потом... потом... — Сана шмыгнула носом.

— Кто привёз?

— Да я почём знаю? Я сирота, с тёткой в Симбирске жила. Да, не богато. А тут в мае стали люди ходить, зазывать: мол, езжайте в Борейск, вышел указ — края эти заселять. И тем, кто, согласится, там землю дадут бесплатно, аж полсотни десятин. И подъёмные. И скотину ещё.

— Так, постой-ка. Если в мае, то тогда город уже был закрыт, да и дорога разрушена, — Софья с недоверием посмотрела на Сану.

— Ничего про такое не слышала! — пожала плечами та.

...После нападения на заставу медведи не успокоились. Спустя несколько дней они атаковали поезд, идущий в Борейск, и разворотили пути. А ещё через неделю рухнул железнодорожный мост на въезде в город. Софьин отец, генерал-губернатор Сергей Белов, отправился вместе с двумя инженерами осматривать место происшествия. Там все трое и пропали без вести. Всё, что потом нашли — огромные медвежьи следы. Вскоре после этого из столицы по телеграфу передали приказ: покидать город строжайше запрещено. У животных-великанов подозревали какую-то болезнь, поэтому Борейск и его окрестности закрыли на карантин. На дорогах появились кордоны, а на реке с двух сторон встали баржи, на которых по ночам зажигали прожектора. Один раз смельчаки попытались проскочить на лодке. С ними церемониться на стали: пальнули разок и разнесли судёнышко в щепки. Судьба нарушителей осталась неизвестной: то ли утонули, то ли солдаты их прямо в воде подстрелили, то ли выловили и в тюрьму отправили.

Из Борейска теперь можно было уйти разве что лесом. Но соваться туда — прямо под нос медведям — смельчаков не нашлось. Ведь если даже гольды — таёжные жители — отсюда сбежали, то дело, похоже, оказалось серьёзное. Борейцам пообещали, что к осени в город доставят вакцину от непонятной болезни и снимут карантин после того, как привьют всех местных.

— Так как же вы тогда в город попали?

— А по подземной дороге.

— Что?!

— Ну как железная дорога, только под землёй. Тоннель такой длинный. Тёмный — жуть. Даже фонарей там не было, только верёвки какие-то со стен свисали и светились чуть. Мы целый день почти по нему ехали, а потом у моста на свет божий и выбрались. Уже на вашем берегу.

— Час от часу не легче! — Софья уронила голову на руки. То больница, которая появилась словно из воздуха, то никому не известная подземная дорога. Отец ничего об этом не знал? А если знал, то почему тогда не сказал?

— Софья Сергеевна, — Сана обеспокоенно посмотрела на неё. — Вам дурно?

— Нет, всё хорошо, не волнуйся... Так что там дальше было?

— Ну а дальше нам приказали в кибитки сесть какие-то страшные, даже без окон. Везли, вроде, вдоль берега. Потом высадили недалеко отсюда, на горе, возле здания такого кирпичного.

— Наверное, это старый госпиталь, он как раз рядом...

— Но нас туда не пустили. В сарай на заднем дворе завели, сказали ждать. Мол, в городе зараза ходит, надо это... вак... вакс...

— Вакцинироваться?

— Ну да, вроде так... Потом доктор пришёл, красивый такой, светленький, и солдаты ещё с ним, ну, эти в масках, которые за мной бежали. Стали по двое-трое выводить из барака — на прививку. Остальным велели сидеть тихо и не рыпаться. А я у стены притулилась, там щель была меж досок, ну я и выглянула наружу. А там... ох, батюшки... Доктор мужика одного в руку уколол, так того как начало корёжить! Почернел весь и раздулся, а глаза стали красные! А потом давай рычать, словно зверь, и пена изо рта как пойдёт! Ну нет, не надобно мне такого счастья! Я доску пнула, она прогнившая была — отвалилась. Я в щель — и дёру! А эти черти меня заметили и вдогонку! Чуть не поймали меня, когда я в парке через забор перелезала. Вот, юбку порвала, — Сана со вздохом приподняла пострадавший подол. — Хорошо хоть, вы меня спасли...

— Хорошо-то хорошо, но вот что с тобой дальше делать? — Софья нервно поправила сползающую с плеча шаль. — Постой-ка... Сана, а ты по хозяйству что умеешь?

— Да всё! Я рукастая! И готовлю, и стираю, и убираю, и шить могу, и даже прибить там чего!

— Вот и хорошо. Маменька просила для Раисы, домработницы нашей, помощницу найти. Прежней пришлось отставку дать — серебро столовое воровала. Только вот, придётся, Сана, из тебя всё же преступницу сделать.

— Это ещё зачем?

— А здесь прислугу кроме как из каторжан набирать особо-то и негде. Будешь убийцей.

— Убийцей?! — Сана округлила светло-карие, почти жёлтые глаза, став похожей на испуганного совёнка.

— Да, убийцам доверия больше, чем ворам. Мол, если человек врага своего убил, то на том его злоба и закончилась. Другим вреда не сделает. Ну а вор — он воровать не бросит.

— Ну и порядки у вас тут...

— Уж какие есть... Так, сейчас пойдём тебя умоем и причешем, юбку новую найдём, а потом маменьке предъявим. Придумай себе пока историю. Да, а лет-то тебе сколько?

— Зимой тринадцать будет.

— Да уж, маловато, конечно... Ладно, делать нечего.

Софья встала, выглянула из пристройки и, убедившись, что их никто не видит, вместе с Саной прошмыгнула к чёрному ходу. Что же, оставалось надеяться, что маменька поверит в их историю. А потом надо будет нанести визит в госпиталь. Возможно, доктор Кшесинский сможет что-то поведать про странную вакцину, от которой людей «корёжит».