Энео

Глава 2.

Перфекция.

...Софья медленно падала в бесконечную черноту — вязкую, душную, слепую. Тонкие белёсые нити тянулись к ней из тьмы, тыкались в руки, ноги, лицо, грудь — и тут же рассыпались в прах. Их прикосновения были пусть и короткими, но неприятными, липкими и холодными. В конце концов Софья упала на что-то мягкое, судя по запаху — кучу прелой листвы. Она поднялась и осмотрелась. Вдали что-то едва заметно светилось. Девушка пригляделась: перед ней возвышалась скала с пещерой, а над входом в эту пещеру в тёмном небе белело нечто похожее на крест, с которого свисали какие-то верёвки. Свет исходил от них. Софья робко сделала пару шагов и поняла, что это вовсе и не крест, а фигура женщины с раскинутыми руками. Светло-серая, высеченная из шероховатого, местами потрескавшегося камня, она парила в воздухе. Светящиеся нити — похожие на те, что вились вокруг Софьи во время её падения — оплетали тело, спускались с плеч и уходили в пещеру. На скульптуре был надет дранный выцветший халат с узорами в виде рыбьей чешуи, а лицо скрывалось под париком из серебристо-белого меха.

У входа в пещеру стояло множество каменных фигур. Все они изображали медведей. Некоторые были закончены, а другие выглядели так, будто неведомый скульптор только наметил очертания животного.

Когда Софья приблизилась к странной парящей фигуре, та вдруг дёрнулась и слегка подняла голову. Она была живой. То, что Софья приняла за камень, было бледной кожей, покрытой синей паутинкой сосудов.

— Кто вы? — пробормотала девушка, не особо надеясь, что незнакомка ответит.

— Уходи, — прохрипела та, не разжимая тонких серых губ. — Нет защиты.

— Что? — Софья сделала ещё один осторожный шаг вперёд. Незнакомка задрожала, узоры на её потрёпанном халате из чёрных превратились в красные.

— Ты мне поможешь, Тава Нуктэ... но сейчас тебе нельзя здесь быть... ты без защиты... Потом приходи... Тебя пропустят... Я буду ждать...

Она задрожала всем телом и внезапно открыла глаза. Софья закричала. В пустых глазницах незнакомки, словно черви, извивались всё те же белёсые нити.

Каменные медведи зашевелились, повернули к Софье грубые угловатые морды. Девушка развернулась и побежала прочь. Но споткнулась о проклятые нити, которые мерцающей грибницей растянулись на земле, и упала. Медведи неторопливо двинулись к ней, а грибница зашевелилась и поползла, медленно оплетая руки и ноги. Но тут сверху прямо к девушке спикировал неизвестно откуда взявшийся огромный золотой орёл. Он аккуратно подхватил её и взлетел. Тьма рассеялась, вокруг было лишь голубое безоблачное небо. Орёл посмотрел на Софью лучистыми лазоревыми глазами и произнёс человеческим голосом:

— Перфекция.

Софья лишь судорожно сглотнула. Орёл приземлился, положил спасённую девушку на что-то мягкое и ласково поинтересовался:

— Не пора ли просыпаться, Софья Сергеевна?

И тут же превратился в молодого человека в белом халате. Незнакомец сидел у изголовья кровати, склонившись над Софьей.

— Где я? — пробормотала девушка.

— В Борейске, в госпитале.

— А что со мной?

— Да ничего страшного, пару рёбер вы, похоже, сломали. До свадьбы заживёт. Я лично сделаю всё, чтобы вы поскорее поправились.

— А вы...

— Доктор Кшесинский, к вашим услугам.

Софья хотела ещё что-то спросить, но тут дверь приоткрылась и в палату заглянула сестра:

— Витольд Сигизмундович, там вас спрашивают. Говорят, дело срочное, от господина Пильцера.

— Софья Сергеевна, прошу простить, — доктор пригладил светлые, чуть волнистые волосы. — Я ненадолго вас покину. Сестра за вами присмотрит.

— Угу, — Софьиных сил хватило только на слабый кивок.

Доктор Кшесинский вышел в коридор и быстрым шагом спустился по лестнице на первый этаж. У входа его поджидал худощавый остроносый мужчина лет сорока.

— О боже, Теодор Густавович, что вы тут делаете? А если вас увидят? Я же только вчера телеграмму вам отправил...

— Не переживай, Витольд, — Теодор поправил круглые очки в тонкой оправе. Мизинец на его левой руке был спрятан под чёрным бархатным напальчником. — Я не мог ждать, хотел лично удостовериться, так сказать.

— И всё-таки, — Витольд нахмурился, скрестив руки на груди. — Если вас заметят, то как вы объясните то, что вчера были в Петербурге, а сегодня оказались здесь, на другом конце страны?

— Витольд, голубчик, да кто ж вашего покорного слугу в этом захолустье знает? А в столице меня есть кому прикрыть, да и не такая уж я важная персона, чтобы меня там быстро хватились. Документы подправим, чтобы вышло так, что я вместе с тобой приехал... Ну не томи, рассказывай.

— Она идеальна. Перфекция. Я даже и подумать не мог, что такое возможно. Вы были правы, просто уникальный экземпляр. Я хочу её изучить, как можно подробнее.

— Сколько пунктов показывает? Семьдесят?

— Больше.

— Восемьдесят?

— Берите выше.

— Да неужто все девяносто?

— Девяносто девять!

— Ты уверен?

— Я семь раз проверял! Ошибки быть не может.

— Это просто великолепно. Сто пунктов было только у нашей теперешней энео.

— Кстати, как она?

— Пока справляется. Но уже потихоньку начинает выдыхаться. А медлить нам нельзя, мы должны быть готовы. Она должна быть готова, ко дню осеннего равноденствия. Да, кстати...

— По этому пункту тоже проверил. Как тётушка Адриана любила говорить, «никаких следов присутствия дьявола».

— Вот и проследи, чтобы и дальше не было этих следов. Позаботься о нашей будущей энео как подобает.

— А вы?

— Осмотрюсь пока тут немного, с нужными людьми встречусь, расспрошу — что да как. Если твой солдатик не врёт и не бредит, и тигр действительно был, надо бы разобраться, кто это тут у нас куролесит, — и Теодор незаметно вправил свой зачехлённый мизинец, который выгнулся назад и начал извиваться, словно червяк. Палец встал на место, пару раз дёрнулся и замер.