Гордость и предубеждение

Торжество мистера Колла по поводу полученного приглашения было поистине полным. Больше всего ему хотелось показать гостям величие своего патрона и дать им воочию убедиться в знаках его внимания по отношению к мистеру Мин Юнги и его собственной особе. И то, что он столь быстро получил соответствующую возможность, свидетельствовало о таком расположении со стороны сэра Сонга, которому он никак не мог достаточно надивиться.

– Признаюсь, – говорил он, – мне не показалось бы странным, если бы его светлость предложил нам выпить с ним чаю и провести в Намсане воскресный вечер. Более того, зная его беспредельную доброту, я, говоря откровенно, был даже к этому подготовлен. Но кто бы мог подумать, что он окажет нам столь большое внимание! Кто бы вообразил, что мы получим приглашение на обед, к тому же приглашение на обед для всей нашей компании, почти тотчас же после вашего приезда!

– Меня это ничуть не удивило, – откликнулся сэр Мин Пуонг. – Благодаря моему положению в обществе я, слава богу, немного знаком с обычаями великих мира сего. И должен сказать, подобные примеры обходительности при дворе вовсе не считаются редкостью.

В течение остального дня и следующего утра в доме только и было разговоров, что о визите к его светлости. Мистер Колл тщательнейшим образом готовил своих гостей к тому, что их ждет в Намсане, дабы они не утратили присутствия духа при виде огромных зал, большого количества прислуги и великолепной сервировки.

Прежде чем омеги ушли переодеваться, он нашел нужным дать Чимину следующий совет:

– Вы можете не тревожиться, дорогой кузен, по поводу вашего костюма. Сэр Хан Сонг вовсе не ждет от нас той изысканности туалетов, которая свойственна его светлости и мистеру Хан Ча. Я бы посоветовал вам просто выбрать туалет, который вам кажется несколько более нарядным, – ничего другого не требуется. Уверяю вас, сэр Сонг вовсе не подумает о вас хуже, если вы будете скромно одеты. Напротив, ему даже нравится, когда заметно различие в положении.

Пока все одевались, он по два-три раза подходил к каждой двери, советуя поторопиться, так как его светлость очень не любит, когда его задерживают с обедом. Столь устрашающее описание сэра Сонга и его привычек вконец смутило не привыкшего к обществу Ирсена, так что он стал смотреть на свое появление в Намсане с тем же трепетом, с каким отец его ждал когда-то представления ко двору.

Воспользовавшись прекрасной погодой, они около полумили прошли по парку пешком. Каждый парк имеет особую красоту и очарование. И Чимин с удовольствием любовался представившейся ему картиной, хотя и без того восторга, которого ждал от него мистер Колл. Он не был потрясен даже названным им числом окон на фасаде дома и стоимостью их остекления, когда-то произведенного покойным сэром Ханом.

Робость Ирсена возрастала с каждым шагом по парадной лестнице дома, и даже сам сэр Пуонг не казался в эти минуты вполне спокойным. Чимин, напротив, не испытывал тревоги. Он не слыхал о каких-либо исключительных талантах или особых добродетелях сэра Сонга, а что касается признаков знатности и богатства, считал, что сможет созерцать их без особого волнения.

Миновав прихожую, в которой торжествующий мистер Колл обратил их внимание на размеры помещения и изящество орнаментов, они следом за слугами прошли через холл в комнату, в которой уже сидели его светлость, мистер Хан Ча и мистер Юн. Сэр Сонг снизошел до того, чтобы подняться им навстречу, и, так как Юнги заранее условился с мужем, что он сам представит гостей хозяину дома, церемония знакомства совершилась естественным образом, без излишних извинений и оправданий, которые не преминул бы высказать по такому случаю мистер Колл.

Хотя сэр Мин Пуонг когда-то имел честь побывать даже в высшем обществе, он был сейчас настолько подавлен окружавшим его великолепием, что мог лишь отвесить низкий поклон и затем молча занял предложенное ему место. Его сын, напуганный почти до бесчувствия, уселся на самый краешек стула, не смея поднять глаза. И только Чимин не испытывал особого волнения и мог спокойно рассмотреть трех находившихся перед ним омег. Сэр Сонг оказался высоким, полным омегой с резкими чертами лица, которое в давние годы могло быть красивым. Он ничем к себе не располагал, и в его манерах не чувствовалось желания хозяина, чтобы его гости забыли о своем более низком общественном положении. Он не наводил страха молчанием, но всё, что он говорил, произносилось не допускающим возражений тоном, подчеркивавшим значительность его особы, – именно так, как рассказывал мистер Хосок. И, наблюдая его в течение всего вечера, Чимин решил, что сэр Сонг вполне соответствует нарисованному им портрету.

Рассмотрев хозяина дома, в лице и жестах которого он вскоре уловил нечто общее с мистером Намджуном, Чимин взглянул на его сына и был удивлен его худобой и тщедушием почти в такой же степени, как Мин Ирсен. Между папенькой и сыном не замечалось никакого сходства ни в лице, ни в фигуре. Мистер Хан Ча был омегой бледным и болезненным. Лицо его, хотя и с довольно правильными чертами, казалось невыразительным. Он почти все время молчал, если не считать нескольких фраз, обращенных к мистеру Юну, ничем не примечательному омеге, занятому только разговором с воспитанником и тем, чтобы получше установить перед его глазами защитный экран.

Гости не просидели и пяти минут, как их пригласили подойти к окну и полюбоваться открывавшимся из него видом. Мистер Колл принялся при этом расхваливать его красоты, а сэр Сонг снисходительно пояснил, что смотреть на этот вид еще приятнее в летнее время.

Обед оказался превосходным, и, пока он продолжался, им были представлены все предметы сервировки и вся прислуга, обещанные мистером Коллом. Как он и предвидел, ему, по желанию его светлости, пришлось занять место напротив хозяина дома. При этом он выглядел так, как будто удостоился высочайшей почести в мире. Он орудовал ножом, ел и восхищался каждым подаваемым блюдом. Сначала мнение высказывал мистер Колл, а следом за ним – сэр Пуонг, который достаточно пришел в себя, чтобы как эхо повторять слова зятя. К удивлению Чимина, сэр Хан Сонг не только переносил все это, но даже казался довольным их чрезмерным восхищением и смотрел на них с самой снисходительной улыбкой, особенно в тех случаях, когда поданное блюдо оказывалось для них совершенно незнакомым. Никакой беседы за столом так и не завязалось. Чимин был готов поддержать разговор, но он сидел между Юнги и мистером Ча. Первый был целиком занят тем, что прислушивался к словам хозяина, а второй ни разу на протяжении обеда не обратился к Чимину. Внимание мистера Юна было полностью поглощено тем, чтобы его подопечный больше ел, уговорами попробовать еще одно блюдо и расспросами о его самочувствии. Ирсен не мог произнести ни слова, а джентльмены все время ели и восторгались.

Когда омеги вернулись в гостиную, Чимину не оставалось ничего другого, как выслушивать рассуждения сэра Сонга, продолжавшиеся без перерыва до тех пор, пока не подали кофе. Хозяин дома высказывал мнения с такой уверенностью, с которой свидетельствовал о том, что он не привык к возражениям. Он подробнейшим и самым нескромным образом расспрашивал Юнги о его домашних делах, давал ему всевозможные советы, объяснял, как следует вести его маленькое хозяйство, и наставлял его в отношении ухода за птицей и коровами. Чимин понял, что для этого важного кавалера не существовало мелочей, недостойных его внимания, если только эти мелочи служили ему поводом поучать окружающих. Отвлекаясь от обсуждения различных дел мистера Юнги, сэр Сонг обращался со всевозможными вопросами к Ирсену и Чимину. В особенности его интересовал мистер Пак, о родне которого ему было известно меньше всего и которого он охарактеризовал, обращаясь к Юнги, как вполне приличного и миловидного омегу. Постепенно он разузнал у Чимина, сколько у него братьев, омеги они или альфы, старше они или моложе, можно ли надеяться, что какой-нибудь из них выйдет замуж, красивы ли они, где получили воспитание и какой экипаж у его отца. И хотя Чимин сознавал бесцеремонность подобного допроса, он давал хозяину дома каждый раз исчерпывающие ответы. Далее сэр Сонг заметил:

– Я слышал, имение вашего батюшки наследуется по линии альф и должно перейти к мистеру Коллу? В данном случае, имея в виду ваши интересы, мистер Юнги, – сказал он, обращаясь к омеге, – я, конечно, не могу этому не радоваться. Но вообще я не одобряю, когда омег в семье лишают наследственных прав. В семействе сэра Хана, слава богу, не сочли нужным заводить этот порядок. Вы поете и играете, мистер Пак?

– Немножко.

– Мы в таком случае будем рады как-нибудь вас послушать. У меня, знаете, превосходный инструмент, верно, получше, чем... Вы сами в этом убедитесь. А ваши братья тоже поют и играют?

– Да, один из них.

– Почему же только один? Нужно было научить всех. У мистера Лу музыкой занимались все сыновья-омеги, а доход у него даже меньше, чем у вашего отца. Вы рисуете?

– К сожалению, нет.

– Как, ни один из вас?

– Ни один.

– Странно. У вас, должно быть, не было возможности научиться. Вашему папеньке следовало каждую весну привозить вас в столицу, чтобы вы могли брать уроки.

– Мой папенька не имел бы ничего против, но отец ненавидит Сеул.

– Ваш гувернант от вас уехал?

– У нас никогда не было гувернанта.

– Не было гувернанта? Просто немыслимо! Пять омег воспитано без гувернанта! Никогда не слыхал ничего подобного. Ваш папенька, должно быть, не имел и минуты покоя, заботясь о вашем воспитании!

Чимин едва удержался от улыбки, заверив сэра Сонга, что он ошибается.

– Но кто же тогда занимался вашим обучением? Кто за вами следил? Без гувернанта вы были предоставлены самим себе?

– По сравнению с некоторыми семьями это, наверно, так и было. Но те из нас, кто хотел учиться, имели для этого все, что требовалось. Нас всегда поощряли к чтению, и у нас были необходимые учителя. Конечно, если один из нас предпочитал бездельничать, для этого у него оставалась полная возможность.

– Еще бы, нисколько не сомневаюсь. С этим-то гувернанту и следует бороться. Если бы я был знаком с вашим папенькой, я бы самым решительным образом посоветовал ему нанять гувернанта. Я уже много раз говорил, что в образовании ничего нельзя достигнуть без каждодневных настойчивых упражнений, а это возможно только при наличии гувернанта. Просто удивительно, скольким семьям принесли пользу мои советы. И я всегда с удовольствием помогаю подыскать место молодым омегам. Мне, например, удалось отлично пристроить четырех племянников мистера Юна. Совсем на днях я порекомендовал одной семье омегу, которого мне только случайно назвали, и, представьте, им оказались очень довольны. Мистер Юнги, я не рассказывал вам, что вчера ко мне заезжал сэр Сомин и очень меня благодарил? Подумайте только, он находит, что мистер Минсок – настоящее сокровище. Он прямо так и сказал: "сэр Сонг, вы мне подарили сокровище". Ну, а выезжает кто-нибудь из ваших братьев в свет, мистер Пак?

– Да, сударь, все.

– Как все? Что же – все пять одновременно? Странно! И вы только второй сын в семье! Младшие братья выезжают в свет, прежде чем старшие вышли замуж! Ваши младшие братья должны быть еще совсем юными?

– Да, самому младшему нет еще и шестнадцати. Возможно, он и в самом деле слишком молод, чтобы бывать в обществе. Но, по совести говоря, было бы слишком жестоко по отношению к младшим братьям, если бы они лишились своей доли светских развлечений только из-за того, что старшие не имели возможности или охоты рано выйти замуж. Тот, который родился последним, имеет такое же право радоваться молодости, как и родившийся первым. Оказаться лишенным этих радостей из-за того, что ты моложе других! При этом, я полагаю, трудно было бы рассчитывать, чтобы между братьями существовала достаточная привязанность и они обладали необходимыми душевными качествами.

– Честное слово, вы высказываетесь довольно решительно для столь юной персоны, – проговорил сэр Сонг. – Интересно, сколько вам лет?

– Учитывая, что у меня три взрослых младших брата, – ответил Чимин, улыбаясь, – ваша светлость едва ли полагает, что я назову свой возраст.

Сэр Сонг, казалось, совершенно опешил, не получив прямого ответа, и Чимин заподозрил, что ему суждено было быть первым человеком, осмелившимся дать отпор бесцеремонности столь важной персоны.

– Вам, я уверен, не может быть больше двадцати. А потому вам незачем скрывать свои годы.

– Увы, мне уже и не двадцать один.

Джентльмены присоединились к ним, и после чаепития появились карточные столы. Сэр Сонг, сэр Пуонг, мистер Колл и мистер Юнги уселись за кадриль. А так как мисстеру Ча захотелось сыграть в казино, двум приезжим омегам вместе с мистером Юном выпала честь составить ему партию. За их столом царила отменная скука. Едва ли на протяжении всей партии было произнесено хотя бы одно слово, не относившееся к игре, если не считать того, что мистер Юн иногда беспокоился, не холодно ли или не жарко его воспитаннику или не слишком ли ему светло или темно. Другой стол зато отличался значительно большим оживлением. Сэр Сонг говорил почти беспрерывно, то отмечая ошибки своих партнеров, то рассказывая им какой-нибудь случай из своей жизни. Мистер Колл был занят тем, что соглашался со словами его светлости, благодарил его за каждое выигранное очко и извинялся, когда полагал, что выиграл их слишком много. Сэр Пуонг говорил мало, начиняя память услышанными анекдотами и аристократическими именами.

Когда хозяину дома и его сыну игра стала надоедать, столы были убраны. Сэр Сонг предложил Юнги экипаж, и, так как гость с благодарностью это принял, хозяин дал необходимые указания. Вслед за тем все собрались около камина послушать, как сэр Сонг распорядится относительно завтрашней погоды. Его предсказания были прерваны прибытием кареты, и, после множества благодарственных речей мистера Колла и поклонов сэра Пуонга, они наконец отбыли. Не успели они отъехать, как мистер Колл осведомился у Чимина о его впечатлениях от Намсана. Ради друга он постаралась несколько смягчить свое мнение по сравнению с тем, какое оно сложилось у него в действительности. Но, несмотря на сделанные им усилия, выводы его ни в коей мере не могли удовлетворить мистера Колла, которому вскоре пришлось самому приняться за восхваление его светлости.