Глава 13.
Ляо Тинъянь думала, что умрет на месте, но этого не произошло. После того, как она с сердцем, полным ужаса и MMP*, упала в обморок, ей открылись несколько обрывочных воспоминаний.
Главной их героиней была невинная девушка по имени Сыма Э. Она и ее старший брат-близнец — двое последних представителей рода Сыма, который оказался на грани вымирания, но Сыма не могли исчезнуть, и поэтому они должны были продолжить свою родословную. Так Сыма Э с самого своего рождения оказалась в чудовищной ситуации — она была обречена родить наследника в союзе с собственным старшим братом.
Чтобы сохранить чистоту крови клана Фэншань, род Сыма никогда не вступал в какие-либо связи с чужаками. Запятнать родословную Фэншань было для них грешно и непростительно. Напротив, в роду Сыма союз близких родственников не был редкостью, и все, что они делали, было во имя чистоты своей родословной. Только чистая кровь клана Фэншань могла питать и содержать Пламя Духовной Горы.
Ляо Тинъянь увидела Пламя, горящее, словно маленький факел на дне большой красной чаши. Это Пламя было гораздо энергичнее того маленького ругающегося Огонька, с которым она была знакома. В любом случае, оно явно было очень важным сокровищем, а Сыма Э была той, кто должен был поддерживать Пламя Духовной Горы в этом поколении. Она с детства росла на Горе Трех Святынь, и хотя ей прислуживали бесчисленные слуги и ученики, еда и одежда были самыми дорогими, а в глазах Ляо Тинъянь она считалась принцессой номер один в мире, если честно, на самом деле она была слишком несчастна.
Сыма Э нравилось это Пламя. О, в этом воспоминании у Пламени был голос не злобной доярки, а будто как у сварливого и угрюмого мужчины. Независимо от того, кто приходил служить ему, оно могло обругать их с ног до головы, но только не Сыма Э — она была единственной, кого Пламя не смело ругать. Хоть оно ей и нравилось, но, к сожалению, она никогда бы не смогла быть с этим драгоценным Пламенем. В конце концов, существует репродуктивная изоляция, их же отношения можно было описать лишь одной фразой — «подношение любви». Когда девушка стала достаточно взрослой, чтобы иметь детей, ее попросили завести ребенка вместе с братом.
В следующем воспоминании Ляо Тинъянь увидела Гору Трех Святынь. Изысканно украшенный дворец был великолепен, а служанки подобны облакам, каждая из которых была похожа на волшебную наложницу. Что произвело на нее наибольшее впечатление, так это огромное изображение Фуси и Нюйвы*, висевшее на этаже, где находился пруд Битань. Сыма Э должна была поклоняться им каждый день, вероятно, из-за каких-то верований рода Сыма или чего-то в этом духе. Хоть молодая девушка и не желала этого, но она была обременена давлением взлетов и падений своего клана и, в конце концов, пошла на этот болезненный компромисс.
У них с братом родился мальчик, которого назвали Сыма Цзяо.
Услышав это имя, Ляо Тинъянь поняла, что перед ней воспоминания матери Предка.
Родить мальчика было недостаточно. Чтобы обеспечить чистоту родословной следующего поколения, им нужна была еще и девочка. Однако с рождением второго ребенка у Сыма Э произошла задержка, а что еще трагичнее — ее брат вдруг сошел с ума, сжег дотла большую часть Горы Трех Святынь, а затем покончил с собой. Эти воспоминания были неясными, очень обрывочными, и Ляо Тинъянь сделала выводы о них на основе контекста.
Изображение поменялось, и теперь появилась изможденная Сыма Э, кажется, сошедшая с ума от всего произошедшего с ней. Она все еще молода, но даже имея выдающиеся таланты, у нее не было времени повзрослеть, а в Обитель Бессмертных Гэнчэнь, которая уже давно перестала быть миром рода Сыма и где служители сильнее ослабевшего хозяина, поступало множество просьб о том, чтобы она должным образом позаботилась о Пламени Духовной Горы, затем подождала, пока ее ребенок подрастет, и завела с ним других детей.
Увидев этот временной отрезок, лицо Ляо Тинъянь выражало ничего, кроме множества вопросительных знаков. Сыма Цзяо в это время был всего лишь маленьким ребенком нескольких лет от роду. Эти люди, принимающие такие решения... как можно быть настолько распутными?
Очевидно, что уже сошедшая с ума Сыма Э не могла с этим смириться. Ляо Тинъянь увидела ее одной темной и ветреной ночью, когда та готовилась задушить своего собственного ребенка.
Ляо Тинъянь: «... Госпожа Сыма, я поражена».
И это был конец. В последней сцене Сыма Э покончила с собой в пруду Битань: бирюзовая вода окрасилась в кроваво-красный цвет, из нее вырос большой Красный Лотос, а вспыхнувшее Пламя спокойно окутало девушку и превратило в ее пепел.
Вынужденная знать такие подробности личной жизни, проснувшись, Ляо Тинъянь почувствовала себя не очень хорошо: знать слишком много плохо, в конце концов, чем больше знаешь, тем больше вовлечен. Она увидела множество людей, уродливых в душе, почти поняла прошлое этих злых чудовищ, и теперь чувствовала себя все более и более открытой.
Этот экземпляр истории был слишком тяжелым для нее.
Когда она пришла в себя после этих трагических воспоминаний и оказалась в своей нынешней ситуации, ей стало еще хуже. Ведь теперь она лежала в темном прямоугольном ящике.
«А-а-а, меня что, похоронили?! Я не умерла, так может кто-нибудь вытащит меня отсюда? И что за псина погребла меня заживо?!»
Она чувствовала лишь слабость во всем теле: спина болела, поясницу ломило, ноги сводило судорогой, а в груди было тяжело и душно, и у нее не было сил даже на то, чтобы открыть крышку гроба и вылезти наружу.
— Кто-нибудь... Помогите... Я еще не умерла... Не умерла... Я снова жива... Предок? Змееныш? Огонек? Ответьте... Я усердно работала на компанию, проливала кровь за босса...
Прокричав кучу глупостей в этом гробу, Ляо Тинъянь, наконец, почувствовала, что набралась немного сил. Она подняла ногу и сильно ударила ею по крышке, а через мгновение выбила в ней небольшую щель. К счастью, гвозди в крышку гроба не были еще прибиты, иначе, страшно представить, но этот гроб стал бы ее постоянным местом жительства.
Она подняла руку, чтобы исследовать образовавшеюся щель и использовала всю свою силу, слегка надавливая в сторону. До тех пор, пока она снова не увидела солнце... и Предка.
Этот белолицый красавчик встал рядом с гробом, в своем обычном кромешно-черном одеянии с головы до пят, наклонился, посмотрел на нее и сказал:
— Очнулась.
Затем одним пальцем он небрежно приподнял крышку гроба, которую она еле выдвинула наполовину.
Какого черта он сейчас делал? Так весело наблюдать, как другие пытаются вылезти из гроба? В этот момент Ляо Тинъянь так сильно захотелось наорать на него, но тут она вспомнила все то, что увидела в тех воспоминаниях, того маленького ребенка, которого собиралась задушить собственная мать, и вспышки гнева как не бывало. Ладно, не хочется его ругать.
Сыма Цзяо, вглядевшись в ее лицо, спросил:
— Хочешь отругать меня?
Магия истины, ну конечно!
Ляо Тинъянь не сдержалась и призналась:
— Да.
Выражение лица Сыма Цзяо было очень непредсказуемым, он спросил с какой-то извращенной издевкой во взгляде:
— Тогда я тебя слушаю?
— Отвратительный придурок, да пошел ты! Пошел ты! Ты меня услышал?!
Ляо Тинъянь была все еще жива, но в ее глазах промелькнула смерть. Она чувствовала, что крышку гроба, которую удалось открыть с таким трудом, придется вернуть на место, и, возможно, на этот раз ей действительно придется уйти в землю.
Однако ей не суждено было понять мозговые схемы этого психа, и Предок, которого она прокляла, вдруг разразился хохотом. Не таким «я убью тебя, как только закончу смеяться» смехом, а очень искренним «это правда чертовски забавно». Он прислонился к гробу и расхохотался так сильно, что весь гроб затрясся.
«Ты вообще нормальный, нет? Или совсем идиот?»
Как раз в тот момент, когда она лежала себе трупом, Сыма Цзяо, вдоволь насмеявшись, взял ее на руки и вынес из гроба. Место, где она только что лежала, действительно было гробом, или гробницей, которая выглядела особенно великолепно. Кажется, они все еще находились в центральной башне, только непонятно, на каком именно этаже. Вокруг горели яркие свечи причудливых форм в виде драконов, массивный гроб стоял в самом центре, а на стене перед ней были вырезаны фигуры Фуси и Нюйвы.
Сыма Цзяо зашагал к выходу вместе с ней на руках, а ветер, играющий в его широких рукавах, раскачивал свечи, расставленные по обе стороны пути.
Ляо Тинъянь подумала, что она, вероятно, проспала целый день, но на самом деле... на самом деле она пролежала так полмесяца. Выйдя из дверей центральной башни, она обнаружила, что все руины исчезли, осталась только бескрайняя ровная площадка. Все пустые здания, похожие на лабиринты, которые раньше здесь были, тоже исчезли. Сохранилась лишь полуразрушенная центральная башня.
Проснувшись после крепкого сна, она обнаружила, что небо перевернулось, и земля опрокинулась.
Большой черный змей ждал снаружи, и когда он увидел, что они выходят, изогнул свое огромное тело и наклонился. Сыма Цзяо поднял ногу и ступил ему на хвост:
— Идем.
Нет, куда идем? Почему так сложно уследить за его мыслями?
Не обращая внимания на то, что ее держит Сыма Цзяо, она повернула голову и посмотрела на центральную башню и круг раскачивающихся Призрачных цветов Солнца и Луны:
— Мастер, а мы куда?
Сыма Цзяо был в хорошем настроении:
— Конечно, наружу. Я здесь уже достаточно долго пробыл.
Он обнял парализованную Ляо Тинъянь и проговорил:
— Чего ты боишься? Если я захочу убить тебя, ты умрешь в любом случае. Если не захочу, чтобы ты умерла, то ты вернешься к жизни, даже если умрешь. О, яд того цветка оказался для тебя очищающим.
— Тот цветок был ядовит?!
— А по какой еще причине ты пролежала там полмесяца?
Ляо Тинъянь не очень в это поверила. Не в тот факт, что она пролежала столько времени, а в то, что цветок был ядовитым. Со слов Сыма Цзяо, из злых людей после смерти распускаются ядовитые цветы, а из хороших — цветы с лекарственным эффектом. Тот цветок, который она выбрала, вырос из костяной бусины матери Сыма Цзяо, и как ни смотри, злым человеком она не была. Она никогда никого не убивала и всегда была добра к другим.
— Это действительно был ядовитый цветок? Но разве они растут не только из костяных бусин злых людей? — Ляо Тинъянь все не могла понять, в чем дело.
— Я солгал тебе. Как человек может быть лишь добрым или злым, и может ли один-единственный цветок определить черное от белого? — фыркнул Сыма Цзяо.
Ляо Тинъянь почувствовала, что он разговорился, поэтому она не удержалась от очередного вопроса:
— Тогда, в чем дело?
И Сыма Цзяо действительно ей объяснил:
— Если человек перед своей смертью был спокоен и счастлив, то из его костяной бусины получаются цветы с эликсиром. Ядовитые цветы вырастают из бусин тех людей, кто чувствовал боль и обиду перед смертью.
Когда Ляо Тинъянь подумала о переполненном кровью пруде, об умирающей Сыма Э, все тело которой было охвачено Пламенем, она внезапно замолчала. Честно говоря, боль, которую она почувствовала перед смертью, немного заразила и ее, поэтому сейчас она будто все еще ощущала ее остатки в мозгу.
— Что ж, судя по твоему тону, ты поняла, кто владелец того цветка, — небрежно бросил ей Сыма Цзяо.
Ляо Тинъянь задумалась о том, что он, похоже, не знал, что тот цветок вырос из костяной бусины его матери. Куст, рядом с которым он стоял, был тем самым кустом, где когда-то давно та сестрица пыталась сорвать цветок, и Предок оторвал ей за это голову, и когда он стоял там в этот раз, ей показалось, он прекрасно осведомлен, что за цветок там распустился.
Поскольку это не было вопросом, Ляо Тинъянь ничего на это не сказала, лишь уклонилась от ответа:
— Разве вы не говорили, что от такого яда нет лекарства?
— Как и то, что тут полно цветов, способных избавить от любого яда, — Сыма Цзяо воспринял это как должное.
Ляо Тинъянь подумала про себя, что это не спор противоречий, а попытка устранить радость.
Сыма Цзяо, когда впервые взглянул на рухнувшую Ляо Тинъянь, присел на корточки рядом, долго думал и все-таки решил спасти ее. Поэтому он нарвал цветов и попробовал их сам. Цветов он не боялся, так как они никак не влияли на членов семьи Сыма. Другие не могут сказать, яд это или лекарство, но в нем есть Пламя Духовной Горы: просто попробовав на вкус цветок, можно было определить, что с горьким ароматом — это эликсир, а со сладким — яд. Нужно было просто найти цветок с горьким вкусом и скормить его ей. Только он не ожидал, что она проспит полмесяца.
И поскольку за эти последние полмесяца кто-то да снова приходил на Гору Трех Святынь, а Сыма Цзяо сражался с ними, попутно уничтожая все здания, то было не очень хорошо оставлять Ляо Тинъянь лежать снаружи. Поэтому он положил ее в гроб в нижней части центральной башни. Он спал там сотни лет назад, и это считалось местом, куда он мог класть свои вещи.
Хотя Ляо Тинъянь не знала обо всем, что сделал Сыма Цзяо, но она понимала, что это он ее спас в этот раз, поэтому была немного благодарна ему... хотя нет, какая к черту благодарность! Разве это не из-за него она отравилась? Чушь! Вздор!
Она невзначай коснулась своей груди и поняла, что с ней что-то неладное. Почему ее грудь кажется на два размера больше, чем раньше? Теперь это тяжелое чувство действительно переполняло ее, и неудивительно, что в положении лежа ей тогда показалось, что что-то давит на грудную клетку.
Она долго молчала, выражение ее лица было мрачным, и выражение лица Сыма Цзяо тоже потемнело. Он спросил ее с легким раздражением в голосе:
— О чем ты думаешь?
— Кажется, моя грудь внезапно увеличилась?
Ноги, кажется, тоже стали длиннее, а кожа на руках — более сверкающей, белой и полупрозрачной, как будто включили фильтр красоты.
— Грудь? — впервые он посмотрел прямо на грудь Ляо Тинъянь.
Она сама уставилась вниз с глупым желанием потрогать ее немного, проверить, но с учетом того, что ее сейчас держал мужчина, сделать это не получится. Она сдержалась и тут же увидела, как Сыма Цзяо с холодным выражением на лице протянул руку и очень естественно прикоснулся к ней.
Ляо Тинъянь: «??? Ты что делаешь своими руками? К чему ты прикасаешься?»
— Это всего лишь два комочка плоти. Какой смысл им расти такими большими?
Увидев выражение отвращения и неодобрения на его лице, Ляо Тинъянь одарила его фальшивой улыбкой:
— Вы сначала опустите руку, потом повторите это еще раз.
Примечания:
1* MMP — модный китайский интернет-сленг, представляет собой аббревиатуру от 妈卖批 (Mā Mài Pī) и является одним из распространенных ругательств на сычуаньском диалекте; на русский можно перевести, как «сукин сын», «ублюдок», «твою мать»; в общем, сердце Ляо Тинъянь было наполнено всевозможными ругательствами, пока она падала в обморок
2* Нюйва — одна из великих богинь китайского (даосского) пантеона, создательница человечества, избавительница мира от потопа, богиня сватовства и брака; богиня Нюйва и ее брат Фуси считаются первой божественной супружеской парой, и изображаются обычно с переплетенными змеиными хвостами, обращенных лицом друг к другу, или отвернувшимися