Веберы. Достояние

Дрём, уложившийся в два часа, сном назвать было трудно. Марк проснулся на рассвете от спускающегося света, выгнул шею и устало покосился на Владимира. Он всё также спал, не показывая признаков волнения и тревоги. На выходе из комнаты Вебер столкнулся с Егором Феликсовичем, обеспокоенно заглядывающим Марку через плечо.

— Вы сегодня дома будете весь день? — спросил Марк, закрывая дверь и, дождавшись положительного ответа, продолжил: — Присмотрите за ним, пожалуйста. Если проснётся, скажите, что я на работе. Но он может весь день проспать, под успокоительными, что колют наши выездные медики, не мудрено. Пусть его не трогают.

— Что всё-таки приключилось там? А то только слухи до нас донеслись, а до газет рано ещё. — Спросил домоправитель, глядя Марку вслед.

Вебер, опершись рукой на дверь ванной комнаты, вздохнул и сказал просто, что сгорела Академия и Владимир это видел. Всё остальное они планируют разузнать в ближайшее время. Самое главное, что он отметил — чтобы журналисты не перевирали суть. Для этого в полиции есть доступная среда, к которой писаки в упор не хотят обращаться. У Марка не было предвзятого отношения к журналистам, но опыт показал, насколько те любят приукрашивать, и, видя статьи о преступлениях, состав которых полиции известен, пока журналисты добавляют гору недействительной информации, его пробирал искренний и праведный гнев. Собравшись без особой утончённости, зачесав волосы в пучок, Марк первой вытащил из кармана свою старую заколку. Неаккуратные сколы по бокам обрамляли серебряную подложку с маленькими вензелями, и уходили к застежке. Вебер заботливо провел пальцами по неровной поверхности и посмотрел на новую, лежащую на полке над раковиной. Зацепив губу, он выбрал старую и закрепил ею свои волосы.

Переодевшись в строгий темно-зеленый костюм, ещё давно отглаженный им лично, Марк забрал со стола в кабинете записную книжку с красной ляссе, почему-то не заправленной внутрь, и спустился со второго этажа. Полина показалась из кухни, вопрошая, не желает ли он поесть, но Марк быстро отказался, только плеснув из графина воды в стакан.

— Сейчас такие события, вообще не до еды и не до сна. — Без жалоб сказал Вебер, выдавив из себя подбадривающую усмешку, — Я вернусь поздно, Вову не трогайте особо, пусть отоспится сколько ему надо.

Полина подошла ближе, пока из кухни доносился стук соударяющихся тарелок, с надеждой заглянула Марку в глаза и спросила: — Не может быть, как в тот раз? Когда гимназию сожгли? Говорили, что крестьян кто-то из чиновничества подкупил, чтобы выйти в плюс, да и это здание убрать, оно же было на государстве.

Выдохнув несколько отстраненно, Марк спокойно ответил: — Мы не можем знать наверняка, да и ситуации несколько разные. Кому было бы в пользу сжигать одну из ведущих Академий города? Это нельзя сравнивать. — Оставив стакан на подносе, Марк ушел.

Город, за ночь и раннее утро перетерпевший такую тревогу, был похож на вихрь, поднимающий с земли всё, что не приколочено. Люди проходили по тротуарам с опаской, на дороге почти не было экипажей. Кто-то стоял у закрытых ворот ведомств, возле штаб-квартиры издания Известий особенно много горожан внимали реакции прессы. Марк отпустил извозчика возле Подьяческого моста и решил немного пройтись. Фонарный переулок не славился особой многочисленностью народа, но уже практически взойдя на крыльцо отделения, Вебер видел подходящих ко второму входу людей, которые, по всей видимости, были вызваны, как свидетели. Ближе к набережной народу становилось больше. Представляя, что творится внутри, Марк с несгибаемым духом вошел в отделение.

Там практически сразу его настиг секретарь и передал первые сводки по делу. Там были указаны все ответственные по безопасности и те, кто согласился явиться на допрос.

— Криминалисты выехали на место происшествия ещё в начале десятого, Александр Евгеньевич лично проверил содержимое бумаг, касаемо страховки имущества. — Проговорил секретарь, но тут же был прерван появившемся из кабинета Зайцевым.

— Так как Академия находится на балансе имущества министерства просвещения, мы не можем запрашивать все протоколы сразу, на это нужны санкции Сената. — Деловито доложил Александр и подал Марку приложение к делу, — Это сводка по факту, сформированная из заявлений первых свидетелей: поджог, вероятно, совершен изнутри. А также поступил запрос на дополнительную оперативную группу на место.

Марк быстро сообразил: — Возглавишь группу, как только закончите — возвращайся, соберем показания. Я составлю бумагу в Сенат. — Зайцев кивнул на его слова, отходя для сбора опергруппы, Вебер обратился к секретарю: — Меня сейчас интересует заключение пожарных, им удалось определить место начала возгорания?

— Да, это торец третьего этажа. В деле вложен поэтажный план Академии. — Ответил секретарь и получил разрешение удалиться, — Ректор Академии ожидает для допроса, примете? — Марк кивнул и зашел в кабинет, параллельно изучая данный ему план.

По устройству третьего этажа в его левом торце находились лаборантские складские помещения. Они пострадали сильнее всего. Все остальное пространство этажа занимали аудитории. На момент начала возгорания занятия не проводились, а значит стоит отслеживать тех, кто был внутри Академии непосредственно в то время, вне зависимости от их положения относительно эпицентра. Охрана заведения постановила, что никого без студенческого или профессорского билета они не впускали и не имеют права впускать. Значит ли это, что поджог со стопроцентной вероятностью был совершен кем-то из студентов или преподавателей? Вопрос тонкий и требовал тщательной проверки.

Кирилл Павлович Ларин, ректор Естественной Академии и доктор биологических наук на допросе выглядел скверно. Его поставили на эту должность не больше полугода назад и за эти полгода никаких нареканий со стороны министерств не было. Ларин узнал фамилию Марка, но последний четко обрубил всякого рода вопросы в его сторону и занялся своей работой.

— Понимаете, я сам узнал о том, что произошло, только утром, когда вернулся из Мюнхена. Я был на Европейской конференции по практической химии, и поэтому не могу ничего знать, кто был и что делал. — Объяснил ректор.

— Кто это может подтвердить? — Спросил в ответ Марк и, получив на руки бумаги с пригласительным, въездным билетом и печатями в паспорте о пересечении границы сегодня утром, кивнул, — Вы ответственное лицо, как глава учреждения, естественно, что весь спрос будет с Вас, но нужно будет ещё провести проверку документов, касаемо материальной ответственности и прав собственности. Мы ищем источник пожара, и Вы можете нам в этом сотрудничать.

— Всё, что угодно, — взмолился Ларин, — но я правда понятия не имею, что происходило в Академии в последнюю неделю. Я оставлял всё на попечении моего заместителя, Вальева, Михаила Львовича, что он Вам сказал? — спросил он взволнованно, но Марк, обратившись к делу, с удивлением обнаружил, что такой фамилии ни в списках готовых к опросу, ни в списках пострадавших не числится. Списка погибших у полиции до сих пор не было на руках, потому что тел внутри здания пожарные не нашли, а криминалисты ещё не вернулись. Одной из первостепенных задач стали поиски заместителя.

Зайцев с частью опергруппы вернулся через два часа, когда Марк уже закончил с допросом ректора и занялся частью сбора свидетельских показаний. На поиск несостыковок ушло порядка трёх часов, и, когда подвод решений был составлен, Вебер показал Александру составленную бумагу в Сенат с прошением о ведении дела и получению беспрепятственно всей необходимой информации.

— Марк, ты всё время даёшь мне документы на согласование. Ты начальник отделения, ты решаешь. — Усмехнулся Зайцев, параллельно указывая помощнику переложить полные сводки опросов в легкодоступный архив.

— Ты мой заместитель, я с тобой советуюсь. — Ответил Вебер, долго не раздумывая, и вернулся к главной теме, — Что там по решению криминалистов?

— С минуту на минуту должны доложить. — Как провидец, предсказал Александр, потому что в этот самый момент в кабинете появился глава группы криминалистов и произвел заключение работы.

В результате работы по изучению места преступления, с учётом состояния поверхности и времени, прошедшего с момента происшествия, группой криминалистов было окончательно подтверждено место первоначального возгорания. Вероятно всё было произведено с использованием обычного, легковоспламеняющегося катализатора, по типу бензина или спирта, и спичек. Требовалось лабораторное изучение, которое бы выяснило природу катализатора, а также возможные остатки тела. Исходя из обоих заключений криминалистов и пожарных, обе бригады сводили все подозрения к одному факту — в пять вечера следствию стало известно, что заместитель ректора Вальев признан единственным погибшим при пожаре. Марк обвел его имя карандашом, дав добро на дополнительное исследование через три дня, когда здание «остынет».

— Я знаю, что прозвучу грубо, — заговорил Зайцев, когда криминалист ушел, — но что он делал в лаборантских помещениях во время начала пожара? Его там заперли или сам заперся?

— Возгорание — это не дело пяти секунд, мгновенно вспыхивает только облитая керосином коробка, и то не сразу, — подхватил задумчиво Марк, перебирая в голове сотню экспериментальных вариантов, — давай займемся подбором свидетелей, кто был именно на третьем этаже в тот момент, иначе, опрашивая всех, мы можем уйти неизвестно куда и потеряемся.

Александр неловко потупил взгляд и, поправив очки, осторожно начал: — По показаниям свидетелей, проводивших эвакуацию, они вывели с третьего этажа только троих студентов… И среди них был Владимир. — Марк моментально обратил к другу вдумчивый, слегка напуганный взгляд. Зайцев потер руки, ожидая реакции, и Вебер, не привыкший к сентиментальностям в работе, попросил внести имя брата на допрос. Александр напомнил: — Тебе нельзя будет его провести, чисто по этике. — И Марк согласился, прекрасно и без того зная правила.

***

Вернулся домой Марк только к половине двенадцатого вечера, всю дорогу прокручивая идею о целесообразности проведения сотни мероприятий по сбору улик. Несомненно, в деле важна любая зацепка, но интуиция подсказывала всё-таки сконцентрироваться на свидетелях. Работа со сложным, всеобъемлющем делом требовала тщательной обработки информации, для которой одного мозга будет мало. Марк считал, что стоит мобилизовать все силы для выделения общей тенденции, возможно, в этом будет толк.

Дома горели только подвесные лампы, а калитка закрыта на дополнительный замок, который невозможно было открыть снаружи. Егор Феликсович быстро спустился с крыльца, отворил калитку и за всеми объяснениями попросил войти в дом, но, так ничего и не объяснив, домоправитель был отвлечен слугой словами о фильтре воды. Егор Феликсович ушел, оставив Вебера в коридоре. Марк, недоуменно дернув бровями, снял плащ и наткнулся на служку, у которой спросил про Владимира.

— Он не выходил. Мы проверяли его пару раз, он всё время лежал и смотрел в потолок, ничего не говорит. — Служка откланялась после кивка Марка и ушла в сторону кухни. Вебер, со вздохом глянув в сторону лестницы, повесил плащ на вешалку и направился наверх.

К комнате брата он приблизился осмотрительно, не решившись стучать, Марк сразу открыл дверь и глянул на кровать. Владимир лежал на боку, поджав ноги. Услышав шорох открывающейся двери, он не особо засуетился, просто обернул голову и долго смотрел на брата стеклянными глазами. Марк прошел внутрь, остановился возле кровати и сел у Владимира в ногах, положив руку на его талию.

— Ты как? — спросил Марк практически бессмысленно, возможно, только ради того, чтобы услышать голос в ответ, но Владимир безмолвно моргнул, потёр лицо рукой и качнул плечами по мере возможности. Проведя по длине туловища рукой, Марк всё же счёл важным сказать, осторожно, без лишнего давления: — Тебя вызовут на допрос в отделение в ближайшие дни, это необходимо. Проводить его буду не я, не положено по заинтересованности сторон, но, я надеюсь, я смогу находиться в комнате допроса.

Владимир ничего не ответил, но поднялся, подобрав руки к телу. Он обернулся к брату и кротким жестом указал на свою голову. Ничего не изменилось, и седые волосы продолжали выбиваться сверху, слегка касаясь чёлки, идущей по бокам лица. Но это Марка нисколько не отталкивало. Владимир спрашивал взглядом: «Видел?» — и Марк видел, заботливо погладив брата по голове, приобнимая его с лаской и сочувствием. Через открытое окно веяло весенней прохладой, и сквозь шум окружающих окно листьев, послышалось характерное движение колёс по дороге. Выглянув осторожно, так как окна комнаты всё-таки выходили на боковой сад, Марк заметил на дороге черную машину, остановившуюся четко возле их дома и помигивающую фонарями. Было слышно, как захлопнулась дверь салона и совсем краем показались фигуры двух людей в строгих пальто, что направились к калитке. Владимир, также выглядывая из-за плеча брата, обеспокоенно пересекся с ним взглядом и впервые подал голос вопросом: — Кто это? — Марк не знал, поэтому попросил Владимира остаться в комнате, а сам, томясь в догадках, спустился на первый этаж. Там, в прихожей, господ уже встретил домоправитель. Марк поприветствовал их несколько отстраненно. Люди выглядели сурово и важно, что подтвердили началом разговора.

Один из них, совсем немного старше Вебера, с выглядывающим из-под пальто костюмом и галстуком, без грозности уточнил имя Марка, после чего вытащил из кармана удостоверение и представился устно: — Алексей Романович Новиков, титулярный советник и представитель Министерства иностранных дел, мы по поручению, чтобы поговорить с Вами.

Всё ещё не отпуская некоторую тревогу, Марк спросил причину визита. Новиков, не стесняясь, ответил: — Вы вчера были в поезде следования Ливерпуль — Лондон, где с Вашим заместителем Александром Евгеньевичем Зайцевым произвели задержание бывшего посла Юрия Конова, устроившего разбой? Дело в том, что следующий после вашего поезд, на котором перевозили Конова под конвоем до Лондона, был подорван на подъезде к Бирмингему. Юрий Андреевич погиб. Мы проводим внутреннее расследование и хотели бы, чтобы Вы дали показания касаемо произошедшего. Вы полицейский, не нам Вам говорить, насколько это может быть важно.

Марк, сдерживая шок в строгой, еле заметной хмурости, презренно, с долей теплящегося недоверия осмотрел послов и всё же согласился говорить, предложив пройти в кабинет. Там же представился и второй, его помощник, с которым Вебер так и не заговорил.

Закрыв дверь, Марк сразу спросил, что конкретно следствию важно знать, на чём он должен сконцентрировать своё внимание. Новиков в свойственной чиновничеству лёгкости ухмыльнулся, подметив выработанный в Марке полицейский профессионализм, но, не получив толком взаимности, приступил к вопросам. Вебер изложил всё, как было, не скрывая фактов. Внёс, что Конов нанёс физические увечья своему соседу, угрожал другой пассажирке пистолетом, на что Марк был обязан отреагировать. Наличие при себе оружия Вебер объяснил материальной ответственностью. На каждом пункте контроля он предъявлял револьвер безропотно, показывая удостоверение, и иностранная охрана давала проход, когда понимала, что перед ними полицейский, даже другой страны. В лице Новикова на этом моменте появилось сомнение с отсылкой на неспокойствие в регионе и такое непритязательное отношение к появлению сотрудника правоохранительных органов иностранного государства, но Марк не стремился попадать на его уловки и отвечал только тогда, когда спрашивали, не имел привычки оправдываться и вести светские беседы.

— Вы упомянули, что уже пересекались с ним до этого, можно поподробнее? — спросил Новиков, не забывая делать пометки в своих бумагах.

— В поезде из Саутгемптона в Ливерпуль десятого[1] апреля. Посол был пьян и его также сняли с рейса для проведения проверки на станции Бирмингем. — Вебер проследил, что Новиков внес записи и дополнил, — Во время задержания одиннадцатого числа, я заметил на его шее татуировку из трёх параллельных точек, расположенных друг над другом. — Новиков перевел к Марку заинтересованный взгляд, но быстро переменился, сам не зная к чему. Вебер, откинувшись на спинку кресла, молча смотрел на дипломатов с усталостью, ручкой выводя в блокноте незамысловатые линии — это позволяло ему лучше вспоминать.

Вскоре показания были собраны, и Новиков, улыбнувшись, встал с кресла, собирался откланяться, но вдруг указал ручкой на комод, спросив отвлеченно: — А зачем Вам два календаря?

Не имея сил и права парировать, Марк пояснил: — Две даты, по григорианскому и юлианскому календарю. У меня привычка так ориентироваться.

Новиков же поддел: — Если Вы так привыкли, то небось и даты обе пишете? — И Марк кивнул вполне уверенно, чем любопытство дипломата тут же утолил. Поблагодарив Вебера «за сотрудничество», послы ушли, в коридоре откланявшись перед домоправителем. Проводив их, Егор Феликсович заглянул к Марку в кабинет.

Следователь отвлекся от разглядывания линий, оставленных карандашом, и заметил домоправителя, спрашивая равномерным кивком. Некрасов кашлянул и негромко заговорил: — Эти мужчины приходили днём, но я их не впустил, потому что Вас не было дома. Всё-таки, мало ли, чтобы они сделали? — Вебер поблагодарил домоправителя за рациональность, и тот ушёл, оставив Марка одного.

Странность такого внезапного стечения обстоятельств и великое везение перекликалось с насущной ситуацией в городе. Связано ли как-то поведение бывшего посла и то, что именно его поезд был подорван? Вряд ли, разве что закрадывались мысли о ввязывании Конова в какую-то преступную организацию, воспользовавшейся положением дипломата в связи с увольнением. Среди прочего, вынужденно перевернув в голове все события, Марк уловил в памяти сенатора в ресторане и его мальчика, а также диалог с метрдотелем — в каких угодно странах, не может ли поджог Академии быть также сопряжен с деятельностью этих самых поджигателей, орудующих сейчас по всей Европе? Марк видел в этом престранную закономерность. Стоило бы изучить дела по крупным пожарам за последнее время, сравнить и, может, найти какую-то зацепку, схожесть. Вебер не был до конца уверен, что это может помочь следствию, но четко знал, что игнорировать такой важный прецедент, явно игнорируемый местными властями, ни в коем случае нельзя. Всё же, Марк тоже власть, работающая, как обычно подхватывал он сам, «на земле».

Успокоившись, он снова отправился в комнату к Владимиру, но застал там его снова спящим. Наклонив голову, Марк с нежностью осмотрел брата, накрыл его свешенным через спинку пледом и прикрыл окно шторой, оставив дверь немного приоткрытой. Будучи старшим, в Марке естественно просыпался так называемый «братский инстинкт», проявляющийся в стремлении защитить и успокоить, не взирая на собственное состояние, словно расточительность в этом плане ему не навредит.

[1] Все даты в романе даны по григорианскому календарю для простоты понимания, в то время Россия жила по юлианскому календарю, который отставал от григорианского на 13 дней.