Дракон
Утро было серым и липким. Сквозь щели в шторах пробивался тусклый свет. Эмили медленно открыла глаза, чувствуя тупую тяжесть в груди. Ночью почти не спала — обрывки вчерашнего кошмара не отпускали. Соседняя комната, стоны, голоса — всё это всё ещё звучало в ушах.Она села на кровати, накинула старую майку и натянула джинсы, потёртые на коленях. Волосы не расчёсывала — просто стянула в небрежный пучок. На кухне пахло табаком и вчерашним спиртным, но отец был трезв. Сидел за столом, уставившись в одну точку, и пил чёрный кофе. Его лицо было напряжённым, губы — тонкой линией. Он даже не сразу заметил дочь.Но как только она шагнула в кухню — его холодный и сухой взгляд резко метнулся к ней:
— Ты чего как чёрт из табакерки выглядишь? — голос был хриплым. — Хозяйка, мать твою. Почему в доме срач?
Эмили сжала зубы:
— Я вчера устала... — тихо сказала она, стараясь не смотреть в глаза.
Отец медленно встал. Он был выше. Угроза в нём не кричала — она дышала.
— Устала? — Он подошёл ближе, не мигая. — С хрена ли ты устала, Эмили? Что ты такого сделала, а?
Она отступила на шаг, но он резко метнулся вперёд — и ударил. Ни по лицу, ни по рукам. Нет.Прямо в низ живота.Воздух вылетел из лёгких. Боль была тупая, разрывающая. Она согнулась пополам, схватилась за живот, выдохнула, но не вскрикнула. Лишь короткий, болезненный стон. Колени подогнулись.
— Дом, блядь, не убран. Ещё и в ответ огрызается. — Он снова сел, как будто ничего не произошло. — Быстро взяла тряпку и пошла мыть пол. Тут тебе не гостиница.
Эмили стояла, сжавшись, еле дыша. Боль пульсировала внутри. Хотелось заползти под пол и исчезнуть. Стать чем угодно — только не собой.Она не ответила.Просто медленно пошла. Не потому, что слушалась — а потому, что не могла иначе. Потому что знала: если ответит — будет хуже.Она взяла тряпку, вытерла слёзы тыльной стороной руки и начала убирать. Дом был в жутком состоянии — грязная посуда, мусор, пепел на полу, пятна, запах дешёвого алкоголя и табака, въевшийся в обои и мебель. Но она делала всё молча, сжатыми губами, как будто её тело двигалось отдельно от неё.Каждое движение отдавалось болью. Не острой — нет. Именно ноющей, глубокой, глухой. Где-то внутри, чуть ниже пупка. Словно что-то натянуто, воспалено. Это не было привычным последствием удара. Было... странно. Новый тип боли: пугающий, но тихий.Она пробовала не обращать внимания. Пыталась выстроить в голове барьер:
«Потерплю. Пройдёт. Просто устала». Не могла позволить себе слабость. Особенно сейчас.
Спустя полтора часа полы были вымыты, грязь убрана, посуда перемыта до скрипа. Она собрала волосы в хвост, умылась холодной водой и вытерла лицо старым полотенцем. Посмотрела в зеркало на кухне. Синяки под глазами, белое лицо. Но без крови, без новых следов. А значит — можно идти.Переодеваться не стала. Просто накинула свитер, взяла рюкзак и вышла. Отец даже не спросил, куда. Только что-то буркнул в сторону — и снова включил телевизор.
На улице было холодно, липкий утренний туман висел над асфальтом, как будто город сам не хотел просыпаться. Эмили прошла до остановки. Ноги не слушались, живот нытьём тянул вниз, но она не позволяла себе даже остановиться. Только крепче обняла себя руками и смотрела в трещины на дороге, словно они могли унести её куда-то подальше.
Когда подъехал автобус, она зашла и села у окна. В салоне пахло дешёвыми духами и влажной одеждой. В ушах было глухо. Она смотрела на проезжающие дома и пыталась дышать ровно. Не думать. Не чувствовать. Не вспоминать.
"Сегодня я просто доживу до вечера. Просто буду тихой. И никто ничего не заметит. Главное — не показать, что больно."
Внутри уже что-то сжималось. Низ живота ныл всё сильнее.Но тут автобус резко дёрнулся, и она снова зажала себя руками, не позволяя слабости победить.
Когда он подъехал к кампусу, Эмили встала и медленно вышла. Воздух был свежий, прохладный, тишина аккуратно накрывала территорию университета. Студенты проходили мимо, кто-то смеялся, кто-то листал телефон — мир жил своей жизнью, и только внутри неё что-то тихо и упорно ломалось.Даррел уже ждал. Он стоял у одного из столбов с кофе в руке, в тёмных джинсах и серой куртке, оглядываясь. Когда увидел её, его глаза тут же ожили — улыбка расползлась по лицу, он шагнул навстречу. Но в следующий момент нахмурился. Эмили... была другой.Она натянула улыбку — тонкую, неестественную, ту самую, что она носила в детстве, когда отец приходил с ремнём: будто пытается убедить всех вокруг, что всё в порядке:
— Привет, — выдохнула она.
— Эй, котёнок... ты в порядке? — он осторожно посмотрел ей в глаза.
— Да, просто... не выспалась, — быстро, сбивчиво, взгляд в сторону. — Мне надо на лекцию, окей?
Он хотел что-то сказать, но она уже слегка кивнула, пробормотала "потом поговорим", — и побежала.
А потом всё стало хуже.На лекции она сидела, почти не двигаясь. Ладонь сжимала край парты, ногти врезались в дерево. Живот ныл не просто ноющей тенью — он тянул, давил, будто внутри что-то раздувалось, не находя места. Веки дрожали, дыхание сбивалось, и временами она просто закрывала глаза, надеясь, что преподаватель не задаст вопрос.
Когда боль стало невыносимо терпеть, Эмили медленно поднялась с парты и, пошатываясь, подошла к преподавателю:
— Простите... можно выйти? Мне... плохо, — прошептала она.
Преподаватель только кивнул, даже не глядя. Эмили быстро вышла из аудитории, сжимая живот и стараясь идти ровно, не выдать, как сильно внутри всё дрожит. Стены коридора плыли. Воздух был слишком густым, ноги подкашивались. Она почти вбежала в туалет, захлопнула за собой кабинку, опустилась на унитаз... и только тогда увидела кровь.
Мгновенно побледнела.
"Что... это?.."
Она застыла. Сердце забилось сильнее.
Она подняла взгляд, как будто в потолке можно было найти ответ. Потом снова посмотрела вниз. Кровь. Не капля, не чуть-чуть — настоящая кровь.
Это были месячные.
Первый раз в жизни.
Словно весь мир рухнул.Как будто её тело предало её.Эмили крепко зажала рот рукой, чтобы не всхлипнуть. Она знала, что когда-то это должно было случиться. Но после всего — после недоедания, после стольких лет тревоги и подавленного детства, после всех диагнозов и подозрений врачей — она уже почти смирилась, что она сломанная. Недоженщина.И теперь... вот это.Прямо сейчас. В университете, в чужом здании. Без сумки, без прокладок.Без малейшего понятия, что делать.Она чувствовала, как дыхание становится рваным.
"Господи, пожалуйста... почему сейчас? Почему вот так?"
Она свернулась на сиденье, обхватила себя руками. Живот нылил, но сильнее всего болело другое — стыд.Будто она сделала что-то постыдное.Будто была жалкой и грязной.
"Только бы Даррел не узнал. Только не он. Не хочу, чтобы он знал, что я.....что со мной это."
Она не смогла закончить мысль.Глаза были в слезах. Она осталась в кабинке — одна. В тишине.И не знала, что делать дальше.
Даррел, как обычно, после своей лекции направился в крыло, где проходили занятия у Эмили. Он чувствовал лёгкое волнение — как всегда, когда ждал её. Это было почти привычкой: стоять у стены, смотреть на распахивающуюся дверь и первым ловить её взгляд, как будто всё утро существовало только ради этой встречи.Толпа студентов начала выходить. Сначала один, потом другой. Гул голосов, смех, обсуждение лекции... но её не было.Даррел выпрямился и присмотрелся.Прошло уже несколько минут — а Эмили так и не появилась.Он нахмурился и, не дожидаясь, пока поток студентов рассеется полностью, подошёл к преподавателю, который как раз собирал бумаги с кафедры:
— Простите, — в голосе Даррела прозвучала вежливость, но и тревога. — А девушка... Эмили Райс. Она здесь была?
Преподаватель слегка обернулся:
— Райс?.. А, да. Была. Но вышла где-то на середине лекции. Сказала, что плохо себя чувствует. Всё в порядке?
Даррел почувствовал, как в груди что-то сжалось:
— Не знаю. Вот именно это я и хочу выяснить.
Он поблагодарил и, не теряя ни секунды, развернулся. Лицо стало жёстким, шаг — быстрым.Что-то не так. Он чувствовал это каждой клеткой.Эмили никогда просто так не уходила. И если бы что-то было незначительное — она бы написала. А сейчас — ни слова, ни сообщения.Даррел шагал всё быстрее, тревога в груди нарастала, как прилив перед штормом. Он проверил ближайшие коридоры, заглянул в аудитории — пусто. Заглянул в библиотеку — нет. Поднялся на второй этаж — ничего. Всё внутри сжималось. Он чувствовал, как напрягаются мышцы, как в висках стучит кровь. Не может же она просто исчезнуть...
Он подошёл к двум студенткам у торгового автомата:
— Девочки, вы не видели Эмили Райс? Невысокая, худенькая, с тёмными волосами. В сером свитере.
Те переглянулись. Одна покачала головой, вторая чуть пожала плечами:
— Кажется, я видела, как она шла в сторону санузлов. На первом этаже, у гуманитарного крыла.
Даррел коротко поблагодарил и тут же рванул туда, чуть не сбивая с ног прохожих. Он не мог думать ни о чём, кроме одного: с ней что-то случилось. Может, снова кто-то обидел?.. Или... нет. Она же сказала, что в университете ей теперь спокойно.Но тогда... почему она не выходит на связь?Он обежал первый этаж, свернул к туалетам. Возле двери никого. Вокруг — тишина. Ни студентов, ни уборщиц. Только ровный гул света над головой.Он остановился перед женским туалетом, колеблясь и постучал:
— Эм?.. — позвал он мягко, но отчётливо. — Ты здесь?
Тишина.
— Эмили, это я. Даррел. Пожалуйста, если ты там... просто скажи. Мне плевать, что случилось. Я просто хочу знать, что ты в порядке.
Он прислонился к стене рядом с дверью, чувствуя, как в груди ноет.Если она действительно внутри, он не уйдёт, пока она не выйдет.Потому что, чёрт побери, это его девочка.И он будет её искать хоть весь день.
Вскоре дверь кабинки медленно и чуть слышно приоткрылась. Щель — узкая, как дыхание в горле испуганного ребёнка. Изнутри выглянуло бледное лицо Эмили. Глаза — покрасневшие, ресницы слиплись от слёз. Но в них не было истерики. Было что-то другое — стыд, безысходность... и крошечная, почти невидимая надежда.
Даррел замер. Он не двинулся с места, боясь спугнуть её. Он смотрел только в глаза — и ни на миллиметр ниже.
— Эм... — начал он осторожно. — Всё хорошо... Я здесь...
Эмили сглотнула, губы дрожали, голос был едва слышен, хриплый:
— Мне... мне нужна помощь...—она посмотрела вниз, будто стыдилась собственных слов, потом снова на него, — Но мне очень неловко... просить тебя об этом, —она сделала короткую паузу и прошептала, — У меня... у меня начались месячные. Впервые. И... и я... ничего с собой не взяла. Я не знала, что это так, — она зажмурилась.— У меня нет ни подруг, ни мамы, никого, кого можно было бы...попросить о помощи...ну... кроме тебя и Нейтана, — она вздохнула чуть громче и сдавленно добавила, — Но Нейтана я не могу об этом просить...
Снова тишина. И потом — почти шёпотом, как будто это было величайшее унижение:
— Даррел... пожалуйста. Можешь купить мне... прокладки? Какие-нибудь. Самые обычные. Только... быстро... пока никто не увидел. Я... я не хочу, чтобы кто-то знал.
В глазах стоял ужас. Такой, как будто она только что призналась в чём-то непозволительном.
Даррел не улыбнулся. Он просто медленно и уверенно кивнул:
— Конечно, котёнок. Я мигом. Останься здесь. Я скоро вернусь...
Он выпрямился, уже поворачиваясь, но услышал её тихое, дрожащее:
— Спасибо...
И только тогда он позволил себе короткий выдох — потому что его сердце разрывалось от того, как она просила помощи.
Даррел вышел из здания университета быстрым шагом, почти бегом. Сердце билось в груди, в голове крутилось только одно: быстрее, чёрт побери, быстрее... Он чувствовал себя беспомощным и нужным одновременно — и это странное, новое для него чувство подгоняло сильнее любых гонок.
Он свернул за угол, нашёл ближайший мини-маркет, влетел внутрь и остановился... как вкопанный.Полка с женскими средствами гигиены.Маленькие коробочки и большие. Белые, розовые, голубые. Прокладки с крылышками, без, дневные, ночные. Супер, ультра, макси. Тампоны. Много. Слишком много.Даррел, который мог вслепую собрать двигатель от Shelby Mustang, сейчас смотрел на витрину, как первоклассник на таблицу Менделеева.
— Ну ты серьёзно... — пробормотал он себе под нос и сжал кулаки, явно готовясь к худшему.
К счастью, из соседнего ряда вышла продавщица — женщина лет сорока с добрым лицом и бейджем Кэрол. Она остановилась рядом и с удивлением посмотрела на него:
— Вам с чем-то помочь?
Даррел поднял на неё глаза. Вздохнул. Признался, как есть:
— У моей девушки начались первые... ну... эти. Месячные.Она одна и очень напугана. А я... вообще в этом ничего не понимаю.
Кэрол расплылась в тёплой, почти материнской улыбке:
— Ох, бедняжка... Первые — всегда страшно. Особенно без поддержки, — она кивнула.— Ничего, мы поможем. Нужно что-то очень мягкое и надёжное. И чтобы не давило, не натирало. Возьми вот эти. — Она достала небольшую упаковку прокладок с пометкой ultra soft, для чувствительной кожи. — И вот эти на ночь. Запасной вариант. А ещё влажные салфетки — вдруг пригодятся. И шоколадку. Девочкам в это время полезно.
Даррел почти с благоговением принял из её рук всё, что она дала, как будто это был набор для спасения жизни:
— Спасибо вам огромное... правда.
— И скажи ей, что всё хорошо. Это нормально.
Он расплатился, схватил пакет и выбежал обратно, держа всё так, будто в руках была хрустальная ваза.
Его Эмили. Его малышка. Сейчас, в кабинке, одна, испуганная, с дрожащим голосом...
Он готов был в каждый такой момент быть для неё всем — подругой, матерью, аптекой, стеной.
Эмили всё ещё была в кабинке туалета, сидела, прижавшись лбом к коленям. Живот тянул ноющей, странной болью, которой она раньше никогда не чувствовала, а голова была тяжёлая, как будто набитая ватой. Но больше всего её мучала не боль — а чувство стыда. Детское, необъяснимое, такое острое, будто она сделала что-то постыдное.
Жалкая... — снова звучало внутри.
И вдруг — тихий стук в дверь:
— Эм, это я. Я всё купил, — услышался знакомый, тёплый голос Даррела.
Она приоткрыла дверь. Только руку. Он бережно протянул ей маленький бумажный пакет и мягко сказал:
— Там всё, что нужно. Даже шоколадка. И салфетки. Я подожду за дверью, сколько надо, хорошо?
— Спасибо... — прошептала она еле слышно.
Он ничего не ответил — просто отошёл в сторону, чтобы она не чувствовала давления.
Прошло около пяти минут.
Дверь открылась, и Эмили вышла.На ней всё ещё был тот же свитер и джинсы, но лицо выдавало всё: глаза красные, ресницы влажные, взгляд — в пол. Она шла медленно, будто стеснялась даже воздуха.Даррел посмотрел на неё внимательно. Ни капли осуждения, ни капли неловкости. Только тепло и забота. Он подошёл ближе, склонился, заглянул ей в глаза и с доброй усмешкой сказал:
— Так. На сегодня твои лекции закончились. Официально.
Она медленно подняла глаза.
— Едем ко мне. Я приготовлю тебе вкусный обед, включу что-то тупое и милое на фоне, принесу грелку, и... у меня есть запасы сладкого на чёрный день. Сегодня ведь как раз такой день?)
Она слабо улыбнулась:
— Ладно... — тихо кивнула. — Только... можно я просто помолчу?
— Сколько хочешь, котёнок, — мягко сказал он, и протянул руку.
Она взяла её. Тихо. Осторожно. Как будто эта рука — спасение от всего, что болит.
Они вышли из здания, и он открыл ей дверь машины.Ветер был прохладным, но ей уже не было страшно.Он рядом.
Когда они приехали к дому, Эмили выглядела уставшей и поникшей, но в её глазах уже не было прежней паники. Просто усталость. Даррел первым вышел из машины, обошёл, открыл ей дверь и мягко кивнул — мол, всё в порядке, ты дома. Она молча взяла его за руку, и они вместе вошли в уютный, тёплый дом Блейков.
Внутри было тихо. Ни родительских голосов, ни смеха Эйви.
— Родители с Эйв уехали по работе, — сказал Даррел, снимая куртку. — У нас в запасе целый день тишины и спокойствия.
Они поднялись в его комнату.
— Так. Сейчас выдам тебе одежду, — улыбнулся он, подошёл к шкафу и достал самый мягкий, самый уютный комплект одежды, что только у него был: его серый оверсайз худи с надписью "No stress today", мягкие спортивные штаны и пушистые носки.
— Вот. Надевай это — и в душ. Тёплая вода, вкусный гель, тишина и никакой боли. А я пока... кое-чем займусь.
Эмили взяла одежду, тихо поблагодарила и ушла в ванную. Закрыв за собой дверь, она впервые за день позволила себе чуть расслабиться.
Тем временем Даррел быстро направился на кухню.Он был собран и сосредоточен.Достал кастрюлю, сковородку, включил плиту.
Поставил воду на чай.В холодильнике нашёл то, что успел заранее припрятать: куриный бульон, лапшу, овощи. Начал быстро, но аккуратно всё готовить — всё, что должно согреть её изнутри.
Пока варилось — он собрал поднос.Пушистая грелка, красивая чашка, полотенце, чай с мёдом.Два кусочка её любимого шоколадного пирога. Несколько конфет. Пластинка мятных подушечек.Он даже нашёл свечку с запахом ванили и поставил рядом.
Когда еда была готова, он аккуратно налил суп в глубокую миску, всё расставил, убедился, что поднос не перегружен, и на мгновение замер, глядя на всё это.
Он провёл пальцем по краю кружки, тихо выдохнул:
— Моя девочка заслуживает только лучшего.
Вскоре дверь ванной приоткрылась, и Эмили вышла — в его сером худи, который почти полностью скрывал её фигуру, и в тёплых спортивных штанах. Волосы были влажными, ещё не до конца высохшими, по шее стекали редкие капли. Щёки чуть розовели от горячей воды, глаза всё ещё были уставшими, но в них уже теплилось что-то живое.
Даррел, услышав звук двери, быстро подскочил с кресла и поправил поднос, который уже аккуратно стоял на середине кровати. Он наклонился и пододвинул всё ближе к подушкам, а потом посмотрел на неё, улыбаясь, почти гордясь собой.
— Запрыгивай, — сказал он с теплотой в голосе, откинув немного одеяло в сторону, словно подготавливая ей «место безопасности».
Эмили остановилась на секунду, прижав ладони к груди, словно не веря глазам:
— Это всё... для меня? — спросила она почти шёпотом.
— А ты думала, для кого? Для соседа? — усмехнулся он. — Конечно, для тебя, малыш.
Она медленно подошла, осторожно села на край кровати, потом подтянула ноги, забралась под одеяло с краешку, обняв колени.Тепло окутало её — не только от ткани, но и от его заботы, от мягкого запаха еды, от вида этой уютной «мини-пира», приготовленной только для неё.
— Боже... — прошептала она, глядя на поднос. — Это самое милое, что кто-то когда-либо делал для меня.
Даррел сел рядом на стул, поставил локти на колени и, глядя на неё, сказал:
— Привыкай. Потому что я не остановлюсь.
Они ели долго и неторопливо, как будто никуда не спешили — время в комнате будто застыло. Даррел пододвинулся ближе, взял ещё одну ложку с её тарелки, на что Эмили лишь фыркнула и покачала головой:
— Ты же вроде для меня готовил?
— Так я просто проверяю,действительно ли так вкусно,— невинно ответил он и подмигнул.
Она хихикнула, но уже видно было, как усталость всё больше нависает над ней. Глаза начали слипаться, движения стали медленными. Когда еда была доедена, Даррел убрал поднос на тумбочку, вернулся, лег рядом — не касаясь, просто вытянулся на кровати, подложив руки под голову.
— Можешь поспать, котёнок, — мягко сказал он. — Я посижу рядом.
Она лишь кивнула, свернулась клубочком под одеялом, положив голову рядом с ним. Уже через пару минут её дыхание стало глубже, ровнее, и Даррел понял — она уснула. Он смотрел на неё, как на что-то невероятно хрупкое, невинное и бесконечно ценное.
Но спустя время её лицо вдруг сморщилось, брови сдвинулись. Губы зашевелились, и она начала бормотать сквозь сон:
— Не надо... не трогай... пожалуйста... не бей... я не сделала ничего...
Голос был тихим, надломленным, будто она снова жила что-то ужасное. Даррел резко напрягся, приподнялся на локтях, его сердце сжалось от тревоги. Он потянулся к ней, не дотрагиваясь, прошептал:
— Эм? Эмили... — он не хотел её будить, но не мог молчать. — Ты о ком, котёнок?..
Ответа не последовало. Только тихий всхлип и дрожь по всему телу.
Даррел прикусил губу, опустил взгляд. Гнев поднимался в нём с новой силой. Кто?.. Кто делает с ней такое, что даже во сне она просит пощады?..
Он тихо сел рядом, положил руку на кровать рядом с ней, почти касаясь:
— Я всё узнаю... — прошептал он. — Клянусь, Эмили.
***
Ближе к вечеру Эмили медленно пришла в себя — проснулась от мягкого света, льющегося из-за занавески, и звука капель дождя за окном. Комната была тёплой, укутанная уютом, и всё ещё пахла грелкой, шоколадом и чем-то домашним. Даррела рядом не было.Она села в кровати, поёжилась, потом накинула на плечи мягкий плед и босиком пошла вниз, тихо, чтобы не шуметь. На лестнице сердце бешено застучало — она услышала голоса внизу. Один — женский, знакомый и тёплый. Второй — мужской, спокойный и глубокий, незнакомый.
На кухне сидели Джулия и... мужчина, которого она сразу узнала по семейному сходству с Даррелом. Высокий, широкоплечий, с усталым, но добрым лицом. Он держал в руках чашку кофе и что-то рассказывал жене с тихой улыбкой.
Когда они заметили Эмили, разговор затих. Джулия повернулась к ней первой, её лицо сразу озарила радость:
— Эми! Ты проснулась, зайка. Как ты себя чувствуешь?
Эмили кивнула, немного скованно:
— Уже гораздо лучше... спасибо...
— Проходи, не стесняйся. — Джулия жестом позвала её ближе. — Саймон, это та самая Эмили.
Мужчина встал из-за стола, его движения были спокойными, почти отеческими:
— Привет, — мягко сказал он, — я Саймон. Папа Даррела. Мы ещё не знакомы, но много о тебе слышали. В хорошем смысле, разумеется. Очень рад наконец увидеть тебя.
Эмили вжалась чуть глубже в плед, не зная, что ответить, но всё же выдавила:
— Я... тоже рада. Простите, что так... не вовремя.
Саймон рассмеялся — негромко, добродушно:
— Ты у нас дома, Эмили. Здесь не бывает "не вовремя". Даррел говорил, что ты особенная. Он был прав.
Эмили опустила взгляд, щеки едва заметно порозовели. Джулия уже наливала чай:
— Присаживайся, я сейчас тебе налью. А Даррел скоро придёт, он за продуктами ушёл — сказал, что хочет сегодня сам ужин готовить.
— Наверное, для тебя, — добавил Саймон с доброй улыбкой. — Он так давно не был таким счастливым.
Эмили села, дрожащими пальцами обхватила чашку с горячим чаем и не знала, как на всё это реагировать. Было неловко... но хорошо. И даже безопасно.
На кухне стоял уютный аромат чая с мятой и лимоном. Эмили, укутавшись в мягкий плед, сидела за большим деревянным столом, где рядом уже расположились Джулия с кружкой чая и Саймон, подливавший себе кофе. Атмосфера в доме Блейков была как объятия — тёплая, домашняя, наполненная спокойным светом, как будто ни один кошмар больше не мог дотянуться до неё.
— Я так рада, что ты спустилась, милая, — сказала Джулия, улыбаясь. — А то думала, ты сегодня весь день проспишь.
— Я просто... не привыкла к такой заботе, — честно призналась Эмили и слабо улыбнулась.
Саймон подмигнул.
— Ну раз уж ты здесь... — начала Джулия с игривой ноткой в голосе. — Пора рассказать тебе правду о нашем Дарреле.
Эмили насторожилась, глаза округлились:
— Так. Что ещё я не знаю?
Джулия сдерживала смех, а Саймон уже прикрывал рот, как будто готовился задыхаться от смеха:
— Даррел... был ребёнком, скажем так, крайне уверенным в себе, особенно в том, что касается... своего "мужского достоинства", — с улыбкой сказала Джулия. — Он как-то в три с половиной года вбежал в комнату гостей абсолютно голый, залез на диван и громко заявил: "Смотрите, какой у меня большой дракон! Он всех победит!"
Эмили чуть не расплескала чай, заливаясь смехом:
— О боже... дракон?!
— И ведь с тех пор он его так и называл, — сквозь смех добавил Саймон. — Мы даже начали переживать, что он до школы не перестанет. А потом в младших классах... он случайно упал на детской площадке, и ты не поверишь, он орал не "мама", не "помогите", а "мой дракон пострадал!"
— С тех пор мы стали звать его рыцарем дракона, — сквозь смех сказала Джулия. — Но не вздумай это повторять при нём, Эм.
Эмили вытирала слёзы со щёк, вся раскрасневшаяся:
— Господи, я никогда в жизни так не смеялась...
И тут — хлопнула входная дверь.
— Я вернулся! — раздался голос Даррела. —Котёнок? Ты там спишь, да?
Через пару секунд он появился в дверях кухни — с двумя пакетами продуктов и ещё одной с каким-то милым подарочным пакетом. Увидев Эмили с пледом на плечах и его родителей, которые смотрели на него с самодовольными лицами, он замер.
— ...Что тут происходит? — медленно произнёс он. — Почему мой котёнок не в постели?.. И почему все ржут?
— У меня тут весёлая компания, — с абсолютно невинным видом сказала Эмили, пряча улыбку за кружкой. — Очень... информативная.
— Нет. Нет, нет, нет. — Он поставил пакеты на пол и шагнул вперёд. — Мама. Ты же не....
— Только немного, — невинно протянула Джулия. — Ну может, парочку историй про тебя и твоего....
— Предательница, — прошипел Даррел, глядя на Эмили.— Я тебя кормлю, пою, ношу на руках, покупаю самые мягкие прокладки на свете... а ты смеёшься с ними над моим детским членом?!
— Ну, если ты так формулируешь... — хихикнула Эмили.
Даррел тяжело вздохнул, сел рядом, обнял её за плечи и шепнул на ухо:
— Я придумаю, как отомстить. Я узнаю у Нейтана все твои позорные детские истории. Даже про то, как ты — ела песок.
— Я не ела песок!
— Пока доказательств нет — не верю.
Даррел с шумом отодвинул табурет на кухне и встал, недовольно поджав губы. Его тёмные глаза метнули в сторону Эмили ледяной, почти театрально-оскорблённый взгляд. Она сидела всё там же за столом, укутанная в плед, с едва сдерживаемым смешком на губах — лицо всё ещё раскрасневшееся от весёлой истерики, вызванной рассказами его родителей о "драконе".
— Очень смешно, — буркнул он, снимая куртку и вешая её на спинку стула. — Просто охренительно. Теперь моя девушка знает о моём члене больше, чем я сам в шесть лет.
— Твоём драконе, — поправил Саймон с самодовольным видом, проходя мимо.
Даррел сдержался, чтобы не фыркнуть, достал из пакета продукты и направился к мойке. Начал аккуратно выкладывать всё: макароны, сливки, сыр, овощи, кусок лосося — готовил ужин для всех. Руки у него работали чётко, ловко, нож быстро мелькал по разделочной доске, но взгляд то и дело бросался на Эмили, которая будто специально раз в пару секунд хихикала, закрывая рот ладонью.
— Может, хватит? — не выдержал он. — Серьёзно. Я, между прочим, обиделся.
— Правда? — Эмили приподняла брови, всё ещё улыбаясь. — Но ты всё равно готовишь ужин?
Даррел закатил глаза.
— Потому что..., — он выразительно глянул на неё, — Кое-кто, жаловался весь день на боль и усталость.
Он аккуратно поставил сковороду на плиту, налил немного масла, включил конфорку и, не поворачиваясь, добавил:
— Грелку держи.
Он протянул ей новую ярко-синюю грелку, уже тёплую, завернутую в мягкий чехол. Эмили протянула руки и приняла её с лёгкой улыбкой. Внутри у неё всё сжалось — даже обиженный, даже после того, как его родители рассказали ей полжизни его позора, он всё равно о ней заботился.
— Спасибо, — сказала она тихо, приложив грелку к животу и опуская взгляд. — Ты... самый лучший обиженный повар в мире.
— Угу. Я знаю, — отозвался он с кухни, уже помешивая сливочный соус. — Но комплименты не помогут. Я гордый. Я держу обиду минимум... минут пятнадцать. Всё. Не мешай.
Но губы его уже дрогнули в уголке, когда он слышал, как она фыркает в плед.Он не злился. Просто играл.Потому что она дома. Потому что она смеётся.А значит — всё правильно.