...

Я стоял перед отцом в его кабинете, а тот уже минуты две стучал пальцами по столу, молча рассматривая меня. Он всё узнал: и об отъезде Кати, и о вольной, которую я дал девушке. Я не торопил графа. Мне и так было известно, что будет дальше, поэтому я молча стоял перед ним, ожидая решения. Вариантов наказаний было несколько: он мог назначить мне 20 плетей, от которых на моей спине до сих пор красуются белые полосы, а мог запереть на неделю в чулане, изредка лично принося мне воды. Каждый раз я оставался жив, в отличие от крепостных, которые не подчинялись отцу.

    — Когда же ты, щенок, научишься не совать свой длинный нос в чужие дела, а? — граф с шумом отодвинул стул, на котором сидел и подошёл ко мне. Он был выше меня ростом и шире раза в два. Я начал догадываться, что произойдёт через минуту и не верил, что отец опустится до такого. Этого я мог и не пережить. — Отвечай, когда с тобой барин разговаривает! — вскрикнул отец и ударил тяжёлой ладонью по щеке. Началось. Я не помнил, как очутился уже на полу.

      — Ты будешь слушаться меня, подонок, — отец, не прикладывая видимых усилий, поднял меня за воротник до уровня колен и с силой откинул на пол. Я успел подставить руки и прикрыл голову. Послышался звук порванной ткани.

      — Какой же из тебя граф, если ты распустишь всех своих крестьян? Ты останешься таким же жалким, — носок сапога впился куда-то в рёбра. Я взвыл от пронзительной боли и скорчился на полу. В голове осталась только одна мысль: «Он меня сейчас убьёт».

      — Вот так надо обращаться с холопами! Показать ещё раз? А я покажу, — отец поднял меня за шкирку. Застёгнутый воротник рубашки душил меня, а тяжёлый удар в живот выбил из тела остатки воздуха. Я был очередной марионеткой в руках отца. Он никогда никого не щадил. Даже собственное дитя. Он не знал меры. Он не знал пощады. А самое главное — он никогда не боялся своего гнева и всегда с удовольствием окунался в это чувство.

      В последние секунды сознания я сквозь потерянный взгляд видел, как граф подошёл ко мне и занёс ногу для последнего удара. В этот момент дверь распахнулась.

      — Граф, неужели это сделали Вы? — испуганный вскрик девушки. Тяжёлые шаги графа вслед за удаляющимися лёгкими и торопливыми.
В комнату сразу же кто-то влетел.

      — Арсений Сергеевич, что же он с вами сделал? — голос был женский, знакомый, но это была не сестра и не кто-то из прислуги. Я не мог пошевелиться и открыть глаза, чтобы посмотреть на гостя.

      — Тихон, срочно врача и мужиков покрепче, чтобы барина перенести, — женский голос дрожал, а ножки, которые до этого стояли за спиной, встали прямо передо мной.

В комнату вошёл Тихон. Уж его-то шаги я узнаю из тысячи. А за ним прошли два человека с грузной походкой.

      — Берите, только несите его аккуратно, — я почувствовал, что моё тело пытаются аккуратно поднять. Сквозь боль я, всё-таки, открыл глаза. На полу лежало кольцо матери. Видимо, слетело, пока граф наказывал меня. Я попытался распрямить руку и дотянуться до дорогого мне украшения, но локоть почему-то не разгибался.

      — К-Ко… Цо… — попытался сказать я, но рот не слушался и получилась лишь жалкая пародия на слово.

      — Тихо, Арсений, тихо. Скоро всё пройдёт, — сказал взволнованный женский голос. Я почувствовал, что больше не лежу на твёрдом полу, а уже нахожусь где-то в невесомости. Я почувствовал мерное качание собственного тела в такт шагов мужиков, которые старались аккуратно нести меня. Коснувшись головой подушки, я сразу же отключился.

***

    Я очнулся. Всё тело болезненно отзывалось на любые движения, но, по крайней мере, я мог это терпеть. Я повернул голову и увидел Елену Хлебникову, которая спала в кресле недалеко от постели. На столике рядом стояло множество склянок с мазями. Я был укрыт одеялом. Страшно было смотреть на тело, но нужно понимать, насколько плачевно было моё положение, и сколько я мог проваляться в отключке. Антон наверняка волнуется. Я приподнял одеяло. На мне была длинная ночная сорочка, которая скрывала кожу от плеч до щиколоток. Придётся встать. Основные удары пришлись на тело, так что я надеялся, что ноги не подведут. Я аккуратно стал садиться на кровать. Хотел подставить локти, но не смог. Точно, я же на них упал.

      Я уже опустил ноги с кровати. Приподняв низ сорочки, я убедился, что мои нижние конечности не пострадали. Хоть какая-то приятная новость. Встал я не с первого раза, да и вряд ли позу скрюченной улитки можно назвать позой «стоя». Я продолжал держаться за изголовье кровати. Привыкнув к новому состоянию тела, я отпустил матрас и выпрямился во весь рост. Рёбра заныли. Я мелкими шагами, чтобы не разбудить Елену, подошёл к зеркалу в пол, стоявшее сбоку от окна. А я не так уж и ужасно выгляжу. На щеке небольшой фиолетовый синяк от пощёчины. Даже не опухло. Я протянул пальцы к цветному месту. Больно, но когда молчишь и не трогаешь, — не болит.

Я обернулся на спящую графиню. Та продолжала лежать с закрытыми глазами. Я резким движением задрал сорочку до груди. А вот тут я понял, почему я отрубился. Живот был туго завязан бинтом, из-под которого со всех сторон вылезали фиолетовые и багровые синяки. Ну раз я стою, значит полученные увечья не угрожали жизни. Я продолжал рассматривать своё обнаженное тело, а потом кинул взгляд на кресло через отражение в зеркале. Лена уже не спала, а явно с платоническим интересом рассматривала меня. Я отпустил подол сорочки, закрыв моё худое тело. Я резко обернулся, за что поплатился острой болью в боку.

      — Сколько я не просыпался? — строго спросил я девушку. Та смущённо смотрела в пол, понимая, что я видел, как она разглядывала меня.

      — Двое суток, Арсений, — тихо сказала Хлебникова. Я уже более уверенными шагами, чем ранее, подошёл к двери комнаты и, открыв её, позвал Тихона. Через минуту взволнованный слуга стоял передо мной.

      — Барин, очнулись, слава Богу! Я молился Ему за Вас. Он услышал мои молитвы, — Тихон кинулся мне в ноги и начал целовать подол сорочки.

      — Вставай, ты мне для дела нужен. Неси костюм для верховой езды и вели конюху готовить Фаворита.

      — Да что Вы, батюшка. Неужто собрались куда? Не пущу. Ей Богу не пущу. Делайте со мной что хотите, барин, но не пущу, — Тихон ещё сильнее вцепился в подол ночного одеяния.

      — Отец где? — строго спросил я у слуги.

— Уехал в поместье к Хлебниковым. Отбыл вместе с Анной Николаевной. Она же Вас и спасла от гнева барского. То-то граф побежал за ней, когда понял, что это расстроило и разгневало её. А Елена Николаевна с нами осталась. Какая госпожа добрая, ох, если бы вы вдвоём тут делами управляли, жизнь была бы слаще мёда.

      — Прекращай лебезить. Неси вещи, — Тихон было открыл рот в возражении, но я перебил его. — Если не сделаешь этого, я сам всё подготовлю.

      — Ну что Вы, барин, умоляю Вас. Не губите себя!

— Я всё сказал. Мне самому идти?

      Тихон раскланялся и, всё-таки, убежал выполнять приказ.

      — Куда Вы в таком виде собрались ехать, граф? — Елена грациозно встала и подошла ко мне. Развернув меня обратно к зеркалу, девушка продолжила. — Разве можно в таком виде выезжать в свет? Все же испугаются, — графиня аккуратно положила свои тонкие ручки мне на плечи. — Останься, Арсений, тебе нужно полежать.

      Я горько усмехнулся. Она думала, что таким образом может заставить меня отказаться от встречи с Антоном. Даже находясь при смерти, я поеду к нему. Лучше умру у него на руках, чем проживу ещё несколько дней в мучениях в постели. Однако графиня права, с синяком на лице надо что-то сделать.

      — Ваш костюм, барин, — Тихон, склонившись передо мной, держал одежду.

      — Спасибо, Елена, выйди, пожалуйста. Мне нужно переодеться, — дождавшись, когда девушка выйдет, я опять обратился к слуге. — Принеси белила девичьи и пудру. Мне нужно синяк замаскировать, — Тихон округлил глаза, но, оставив вещи на постели, кивнул и скрылся из комнаты. Рёбра и мышцы живота участвуют практически во всех телодвижениях, потому одеваться оказалось тем еще мучением. Я уже застегнул последние пуговицы на бежевом жилете, как в дверь постучались, и в комнату вошёл Тихон.

      — Держите, барин, — слуга отдал мне две маленькие баночки и уже собирался уйти, но я остановил мужчину.

      — А как ими пользоваться? — спросил я.

      — Уж чего не знаю, того не знаю, барин.

      — Позови Елену Хлебникову, — не успел я закончить фразу, как графиня уже гордо прошествовала ко мне и взяла из моих рук баночки.

— Садитесь, сейчас всё сделаю, — девушка наклонилась надо мной и стала колдовать. В любом случае, для меня выглядело всё именно так. Она открутила крышечку с первого тюбика. Внутри лежал какой-то белый порошок, который от дыхания девушки начал летать по комнате. Одна песчинка попала мне в нос, и я громко чихнул. Рёбра пронзила тысяча клинков. Я вскрикнул. Чихать нельзя. Девушка быстро отнесла баночку подальше от моего лица. Стоя у зеркала, девушка смачно окунула свой пальчик в белую смесь.

      — Теперь не дёргайся, — девушка приблизилась ко мне, и наши лица поравнялись. Елена быстро взглянула на меня и смущённо отвела взгляд. Белый пальчик мягко и, не причиняя боли, прошёлся по центру синяка. Она удивлённо распахнула глаза.

      — Белила идеально в твой тон кожи. Ты вообще на солнце бываешь? — я грустно улыбнулся, вспоминая свою жизнь до появления Антона.

      Девушка закончила с белилами и взяла второй тюбик. В нём лежала какая-то пушистая ваточка. Она похлопала ею о содержимое баночки и подошла вновь ко мне.

      — Не дыши, а то опять чихнёшь. Мне не нужно, чтобы ты тут свои рёбра вычихал, — девушка тихо засмеялась. Я показательно набрал воздуха, но щёк не надувал. Елена быстрыми и невесомыми движениями нанесла косметическое средство. В воздух взмыли тысячи частичек пудры и быстро осели.

      — Дыши, — разрешила девушка и я шумно выдохнул.

      Подойдя в зеркало, я не увидел и следа от синяка. Я с интересом разглядывал кожу. На вид точь-в-точь как раньше, только теперь не синяя.

      — Лена, да ты кудесница. Как тебе это удалось? — я прижал к себе смущённую девушку. А потом и сам смутился от недопустимой вольности.

      — Ну, во-первых, я сама этим пользуюсь, а во-вторых, у меня лучшая косметика. Любая твоя крестьянка бы душу продала за такую, — гордо сказала барыня.

      — Так это твоё? — удивился я, всматриваясь в лицо девушки. Мне казалось, что на нём нет никакого лишнего слоя.

      — Не вглядывайся, не найдёшь. Я использую её только в особых случаях, но если хочешь, могу тебе подарить и научить ею пользоваться, — улыбнулась рыжая графиня.

— Да, буду очень благодарен, но не сейчас. Ты же останешься тут до приезда отца? Я бы хотел тебя здесь видеть, — девушка зарделась от предложения и согласно кивнула. Я улыбнулся молодой графине и вышел из комнаты.

      Фаворит был уже осёдлан и ждал своего седока. Я кое-как взгромоздился на коня и двинулся вперёд. Каждый стук копыт коня отдавался болью в рёбрах, но я лишь ещё раз ударил животное по бокам и понёсся вперёд.

      Что же думает Антон? Лишь бы не предположил, что я его бросил. Я же обещал быть с ним всегда, но не приехал в назначенное время. Я уже подъехал к дому Антона и слез с лошади. Вечерело, солнце освещало всё оранжевым светом. Я постучал об косяк двери. Вышла мать.

      — Антон на поле, — даже не спрашивая, зачем я приехал, ответила женщина. Я успел только благодарно кивнуть, прежде чем она закрыла дверь прямо перед моим носом. Ну и ладно. Не больно-то и хотелось.

      Я сел на Фаворита и поехал в сторону поля. Несколько раз я сворачивал не туда, но, всё-таки, я добрался до места, где спал под деревьями тут в крайний раз. Я привязал коня и начал осматриваться. Поле было пустым, однако корзина Антона с хлебом и молоком стояла. Значит, он точно здесь.

      — Дима? — раздался со спины родной голос. — Димка, это ты! Господи, слава Богу, я боялся, что тебя убили! — парень накинулся на меня со спины. Раскромсанные рёбра не выдержали чужого веса, и я начал падать. Меня моментально подхватили за плечи. Я развернулся и увидел светящиеся счастьем и радостью зелёные глаза. Крепостной сжал меня в объятиях. Обнял за плечи, а не за живот. Хорошо, пока держимся. Я обнял мальчишку в ответ и вдохнул запах спелых яблок.

      — Ты где пропадал? — на ухо прошептал Антон. — Я ведь чуть разумом не тронулся от беспокойства. Хотел уже в барский дом идти тебя искать, — я улыбнулся от мысли, что нужен любимому человеку.

      — Прости, лучик, никак не было возможности. Барин не отпускал, всё при себе держал. Он соизволил охотиться и забрал с собой.

      — Я так рад видеть тебя живым, — Антон отстранился и ещё раз осмотрел меня с головы до пят. — И здоровым.

      — А я ведь приехал, чтобы отвезти тебя на наше место, — улыбнулся я счастливому мальчишке.

      — Конечно, поехали. Работа не волк — в лес не убежит, — с умным видом сказал Антон.

      — Странно, ты вроде ещё пару дней назад работал на поле всю ночь, — усмехнулся я.

— Та бы убежала, а эта нет. До завтра подождёт. Ну давай, поехали, — начал подгонять меня крепостной.

      Я неуклюже взобрался на лошадь, стараясь не морщиться. Почти получилось. Я протянул крепостному руку. Тот схватился и ловко забрался на коня. Антон нежно обнял меня за живот и прижался всем телом. Хорошо, что Антон не видел выражения моего лица. Даже такое прикосновение отдавалось болью, но я не стал пугать мальчишку. Занавес ещё не опустился. Надо держаться.

      Я пнул коня в бока. Мы выехали из деревни и поскакали быстрее.
Крепостной уже привык к коню и спокойно сидел, лишь изредка поворачивая голову в разные стороны.

      — Ты бы знал, как я успел соскучиться по тебе. Мама уже устала от рассказов про тебя, — Антон звонко рассмеялся в моё ухо. Такими темпами я не только калекой стану, так ещё и глухим.

      Я привязал коня к дереву и первым пошёл по тропинке. Крепостной схватил меня за руку и пошёл следом. Всё как во сне.

      Мы вышли на нашу поляну. Сквозь высокие деревья просачивались последние лучи солнца. Антон побежал пить воду из ручья. Я уже не мог больше стоять или идти, поэтому сел, облокотившись на дерево. Вдоволь напившийся крепостной уже подошёл ко мне и сел рядом, ластясь, как котёнок. Голова мальчишки лежала у меня на коленях. Я запустил руку в чужие кудри. Антон поддался вперёд к прикосновению.

— Расскажи про охоту. Ни разу на ней не был. Это, наверняка, так интересно, — мечтательно попросил крепостной.

      Я стал нервно выуживать воспоминания с охоты семилетней давности.

      — Мы охотились на лисицу. А та ловкая, вечно ныряла в норы и постоянно сбегала. Каждый раз она уходила от нас, сколько бы мы её нор не закапывали — вечно находились новые, — Антон привстал, внимательно слушая рассказ. Я залюбовался большими глазами мальчишки и не заметил, как замолчал.

      — Ну же, что было дальше? — начал канючить крепостной.

      — Расскажу за поцелуй, — рассмеялся я, любуясь на красного Антона. Однако тот сел рядом, взял меня рукой за подбородок и притянул в поцелуе. Сразу жарко, просовывая язык и кусая за губы. Первое мгновенье я просто позволял целовать себя, и лишь потом ответил, мягко прихватывая губы и лаская язык. Вторая рука крепостного проскользила по вороту рубашки, медленно спускаясь к груди, а затем к животу. Антон резко прервал сладкий поцелуй и вопросительно уставился на меня.

      — Что это? — мальчишка схватился за край бинта через рубашку.

      — Да ничего, на охоте спину потянул, не страшно, — быстро сориентировался я. Антон удовлетворился таким ответом и, чмокнув ещё раз в губы, потребовал продолжения. — Так вот, — начал я. — Наконец, мы загнали лисицу в угол, зажали со всех сторон, некуда уж бежать. За спиной её — дерево, а со всех сторон — собаки и лошади. Барин уже прицелился, как лисица нырнула под корень дерева и опять сбежала. Так и уехал барин домой лишь с двумя зайцами, пойманными в самом начале охоты.

      — Какая хитрая, везде-то у неё секреты. Только откроешь один — тут же вскрывается другой. Вот бы я там был, я бы точно не упустил плутовку. Вдруг неожиданно Антон положил на меня руку, вскочил и, убегая, прокричал:

      — Ты водишь. Догоняй, — и крепостной, смеясь, отбежал на другую сторону поляны. Давно я не играл в догонялки. Я быстро догнал мальчишку, потому что тот особо не убегал, лишь ждал, когда я догоню его у очередного дерева, чтобы поцеловать. Рёбра начали ныть даже просто от того, что я стоял, но я старался не показывать это.

      — Я пойду попью, — крикнул я Антону, который успел отбежать вновь. Тот кивнул, соглашаясь, и тоже направился к ручью. Вода помутнела, а трава растворилась во взгляде.

— Дима! Дима, что с тобой? — Антон подбежал ко мне и поддерживал меня за локоть, аккуратно усаживая прямо на траву. Я сел на землю как послушная кукла-марионетка.

      — Никуда не уходи, сейчас воды принесу, — он быстро удалился и также быстро появился. Крепостной плеснул родниковой воды мне прямо в лицо. Мир стал возвращаться на свои места. Ручей, до которого мне не хватило буквально нескольких шагов. Рядом Антон. Смотрел взволнованно и с испугом. Только вот почему-то не в глаза. А куда? Я проследил за взглядом Антона и положил руку на мокрую щёку, вытер воду. Осознание пришло одним моментом, когда Антон опять кинулся к ручью и уже намеренно вылил воду на фиолетовую скулу.

      — Дима, что это? Кто тебя так? — Антон аккуратно прикоснулся к пострадавшему месту.

      Я начал нервно думать, что ответить. Сказать, что это сделал барин? Нет, тогда Антон будет постоянно беспокоиться за меня. Нельзя.

      — Отец. Я тогда поздно вернулся, и он ударил меня. Ничего страшного. Уже проходит, — я попытался улыбнуться.

      — Да, конечно, — задумчиво сказал Антон и неожиданно поцеловал, сев мне на колени. В поцелуе я почувствовал, как рубашка начала расстёгиваться.

— Антон, не стоит, — я прервал поцелуй и попытался остановить мальчишку, но тот со злобой и неожиданной силой оттолкнул мою руку. Рубашка была полностью расстёгнута и распахнута. У Антона в глазах стояли слёзы. Он рассматривал края синяков, выглядывающих из-под повязки.

      — Почему ты мне не сказал? Что с тобой сделали? А главное — кто? Я слышал о Тихоне, он же добрый малый. Он не мог. Я не верю! — крепостной зарыдал и уткнулся мне в плечо.

      — Отец. Он не такой, каким кажется. В каждом из нас есть то, что мы храним ото всех, и чаще всего страдают твои близкие. В моём случае то же самое.

      — Как же я сразу не понял, дурак. Слепой дурак. А я-то думал, что что-то не так с седлом, когда ты забирался на лошадь. Когда ты напрягался от моих объятий, когда мы ехали. Чёрт, если бы я знал! Тебе всю дорогу было больно, а ты молчал, скотина! Я и так мухи не обижу, а причинил тебе столько боли. Господи, Дима, прости, — Антон склонился над моими кистями и стал целовать тыльные стороны ладоней. — Он урод. Как он мог собственного сына… Ты два дня лежал в постели! Вот почему тебя не было. Никакой охоты. Ведь так? — я отрицательно покачал головой. — О Господи, за что нам такое наказание. За какие грехи нам достались такие отцы?

      — Ты ведь знаешь, за какие, — Антон вспыхнул как свечка, а потом углубился в свои мысли. Что же творится в его голове? Я почувствовал, как пытался нащупать кольцо на привычном месте, но его не было. Я так и не нашёл его. Приеду домой и переверну дом вверх дном, но найду его.

— Любовь — не грех, — тихо сказал Антон.

      — Я знаю, я и не про неё говорю, — сказал я, вспоминая, чем я жил последние лет десять. Антон тоже нахмурился.

      — Тебе пора возвращаться. Во-первых, я не хочу, чтобы ты получил ещё раз, а во-вторых, тебе надо отдохнуть… А мне переварить случившееся.

      — Поехали, — сказал я, застёгивая рубашку.

      — Нет, ты поедешь. Я пойду. Сам, — выговаривая отдельно фразы, Антон помогал застёгивать пуговицы рубашки.

      — Что за вздор, с чего это я должен тут бросить тебя? — начал возмущаться я.

      — А с того, что возможно у тебя сломаны рёбра, а ты гуляешь непонятно где! — закричал Антон. — Прости. Я не хотел. Мне жаль. Лучше пошли.

***

      Мы уже стояли у дороги. Антон всё не отпускал моей руки. Он явно что-то хотел сказать, но не решался. Крепостной громко вздохнул.

      — У меня есть знакомый влиятельный человек. Он должен мне. Я ничего не обещаю, но я добьюсь для тебя вольной, чего бы мне это не стоило. Крест даю, — Антон смотрел вниз на пыльную дорогу, а я пытался осознать, что мне только что сказали.

      — Что за глупости ты говоришь? Мне нравится работать у барина.

      — У барина-то да, — перебил меня Антон. — А от твоего отца там я не смогу тебя уберечь, — крепостной посмотрел мне в глаза. Я не увидел там больше мальчишки. Передо мной стоял взрослый мужчина, который точно понимал, о чём говорит. — Давай, подсажу.

Антон помог мне сесть на лошадь, чтобы меньше травмировать больные рёбра.

      — Чтобы неделю я тебя в деревне не видел. Понял меня? А то сам кости переломаю, — я начал было возражать, как меня перебили. — Я не шучу.

      Я нежно улыбнулся серьёзному мальчишке, наклонился и поцеловал его в кудрявую макушку, пахнущую спелыми яблоками. Я вдохнул запах полной грудью, из-за чего рёбра снова заныли.

      — Не смей приезжать раньше, иначе убью, — Антон погрозил мне пальцем.

      — Да понял я, понял, — я улыбнулся мальчишке и отправился домой.

      Мы ещё не скоро увидимся, но мне нужно это время, чтобы привести в порядок своё тело и свои мысли.

      Я оглянулся на крепостного, тот уже шагал прочь, но тоже оглянулся в этот момент.

      — Я люблю тебя, Тош.

      — А я тебя, барин моего сердца.

      — Ну если я твой барин, то ты мой крепостной, — рассмеялся я.

      — Я готов служить тебе всю жизнь без надежды на вольную.

      Я отвернулся, и Фаворит помчал меня домой.