...

Впервые в жизни я так ждал ночи. Время тянулось беспощадно медленно. Вернувшись от Антона, я попытался уснуть, но мои попытки не увенчались успехом. С рассветом встал с постели, чем удивил всю прислугу. По дому раздавался шёпот: «Что это с молодым графом?», «Как плох мальчик», «Может, влюбился, наконец». Я понял, почему обо мне так говорили, только когда увидел своё отражение в зеркале. Под глазами залегли синяки, больше похожие на два жёлоба. Их цвет подчёркивал оттенок моих глаз. Сосуды в белка́х глаз полопались. Ну а завершающим штрихом моего чудесного вида была рубашка, надетая наизнанку. И как я только умудрился застегнуть пуговицы? Ведь расстёгивать это недоумение было невероятно сложно.

Я решил не дожидаться завтрака и зашёл на кухню, поесть. Катя быстро соорудила мне бутерброды с земляничным вареньем, оставшимся с прошлого года, и налила чаю.

      — Кушайте, барин, кушайте. А то исхудали-то как, одни кости да кожа от Вас остались, — и это говорила женщина, которая была на большом сроке беременности с еле выпирающим животом. Оттого это, что ребёнок был слаб. Кисти рук больше походили на соломинки, а ошпаренный кипятком локоть был замотан грязной тряпкой.

      — Присядь со мной, пожалуйста, — попросил я.

      — Ну что Вы, барин. Как можно? Не беспокойтесь обо мне. Лучше сами кушайте. Хотите, я Вам блины напеку? Это быстро, милейший, — девушка уже хотела побежать к сковородке, но я остановил её.

      — Садись есть. Это приказ, — служанка замерла, потом медленно села на стул и стала жевать кусок хлеба. Я с доброй угрозой посмотрел на девушку, забрал её хлеб и дал ей в руки свой бутерброд, который ещё не успел откусить. Себе же стал намазывать варенье на кусок буханки, который надкусила Катя. К моменту, как я был готов откусить новый бутерброд, служанка уже доела свой и налила себе молока из кувшина. Я довольно улыбнулся девушке.

      — Спасибо, барин. Вы так добры ко мне. Что же со мной будет, когда я уеду от Вас, миленький? — прошептала Катя.

      — Я дам тебе вольную, — неожиданно для самого себя сказал я. Девушка побледнела. — Да… Дам вольную. Только не смей говорить этого никому, а то я не смогу для тебя ничего сделать, — девушка быстро закивала.

      Я залпом выпил оставшийся чай и встал из-за стола.

      — Спасибо, Катя. У тебя всё будет хорошо. Обещаю, я всё устрою, — я вышел из комнаты, не оглядываясь на трепещущую от волнения девушку.

      Обычно мы с отцом почивали до позднего утра, но сейчас, встав спозаранку, я осознал, как много времени трачу на сон. За это время успел попросить Тихона растопить баню, помыться там, ещё раз выпить чаю, дочитать «Божественную комедию» Данте, погулять в саду, заглянуть на конюшню к Фавориту и ещё раз выпить чаю.

      За второй чашкой я начал чувствовать, что меня клонит в сон, как услышал громкий крик графа на нерасторопного слугу, подумал: «Проснулся».

      Подойдя к спальне отца, передо мной предстала картина маслом: старший Попов красный, как варёный рак, стоял в натянутых до колен брюках. Служанка склонилась перед ним на колени и пыталась натянуть злосчастную одежду, которая трещала по швам. Ещё бы. Зачем отец решил надеть брюки, которые носил лет десять назад? Конечно, они ему не в пору.

      — Тяни вверх! Сильнее! — кряхтел Попов старший, но все попытки девушки были безуспешны. Чтобы больше никто не лицезрел этот срам, я зашёл в спальню и закрыл дверь.

      — Папенька, ну что Вам, сдались эти брюки? Наденьте Вы другие. Вам же портной недавно сшил новую пару, — еле сдерживая смех, сказал я.

      — Не твоё дело, щенок. Иди отсюда, — граф схватил канделябр, который оказался у него под рукой, и метнул в мою сторону. Уклонившись в сторону от «ядра», я, не мешкая, вылетел за дверь. Ну вот, теперь про нас обоих будут шептаться слуги.

      Из комнаты выплыла Аннушка и, широко раскрыв рот в подобии улыбки, показала кривые зубы.

      — Доброе утро, графиня. Как Вам спалось? — не то чтобы мне было очень интересно. Если быть до конца честным, то мне вообще не было никакого дела до её самочувствия, но правилам этикета приходится повиноваться.

      — Спасибо, Арсений. Просто чудесно. Мне снились такие волшебные сны, — девушка мечтательно прикрыла глаза и, наконец, рот.

      — Очень рад, Анна. Не знаете, Сонечка проснулась? — поинтересовался я. Девушка встрепенулась.

      — Да, я видела её уже в саду. Она пошла налить молока вашей кошке, — будничным тоном произнесла молодая графиня.

      — Какой кошке? У нас отродясь их не было, — я был удивлён. Отец ненавидел кошек, из-за чего на нашем дворе никогда не было этих животных, а зерно в амбарах очень страдало от нашествия грызунов.

      — Ах, Вы же не знаете, граф. Мы вчера с вашей сестрой нашли миленькую кошечку. Она выглядела такой брошенной, что я уговорила Сонюшку привести её во двор.

      Вот это новости. Соня никогда раньше не перечила отцу, она подбирала только щенят, из-за чего нам пришлось взять ещё одного псаря, потому что один мужичок уже не справлялся с такой сворой. А тут котёнок. Да что вообще происходит в нашем доме? Почему сейчас? Что за семейное помешательство?

      Я вышел в сад и нашёл там Соню, склонившуюся над миской, полной молока. Рядом стоял уже одетый отец, а рыжая молодая кошка тёрлась о брюки, которые граф всё-таки смог надеть. Следом за мной прошла Аннушка и широко улыбнулась старому графу зубами, по форме больше напоминающие гнилой зазубренный забор. Тот почему-то покраснел, потом побледнел, но всё-таки доброжелательно кивнул девушке.

      Я не мог больше смотреть на весь этот цирк. Весь мир будто сошёл с ума. Весна. Такое ощущение, что в мае резко у всех вместо мозгов, которые отпадают за ненужностью, вырастают пионы. Пионы… Они так похожи на кудри Антона.

      Я со злостью развернулся и промчался обратно в дом. Катя шла по коридору и строила глазки повару. Она же беременна, куда она лезет? Мало ей? Когда эта сладкая парочка поравнялась со мной, я схватил служанку за воротник платья и с силой кинул её на пол. Девушка, как послушная на ниточках кукла, упала на кафель. Я не стал оглядываться на это убогое зрелище. Жалкая женщина.

      Я быстрым шагом направился в конюшню. Фаворит. Вот, кто никогда меня не предаст, ни на кого не променяет. Он будет служить мне всю его никчёмную жизнь и ждать, когда же я соизволю угостить его лакомством. Я быстро оседлал коня и выехал в сторону Кондраков.

      Ветер свистел в ушах и холодный воздух выветрил последние гнетущие мысли. Я осознал, что же натворил. Мать бы разочаровалась во мне. Снова. Как в тот раз.

      Ну зачем я ударил Катю? Она ничего мне плохого не сделала. Я все больше похожу на отца. Я его копия, только хуже. Злее, мстительнее, хитрее, умнее. Ум должен помогать сдерживать гнев, но из-за него мои наказания получаются лишь более мучительные и изощрённые. Не на то я трачу силы. Не на то.

Что бы сделала мать? Ха, она бы так не поступила. Она бы ни за что не толкнула беременную женщину, даже если бы она была беременна от её мужа. Что же я за зверь? Если отец лев, то и сын львёнок. И что бы я ни делал, мне никогда не стать котёнком!

      Я привязал Фаворита за поводья, а тот продолжал смотреть на меня умным взглядом. Он всё понимал, но не мог ничего сказать. В любом случае, я верил в это. Я отвернулся от коня и пошёл по до боли известной мне тропинке. Это место встретило меня спокойным журчанием ручья. Вода мягкая и гибкая, но одновременно с этим целеустремлённая и решительная. Никто и ничто не помешает ей достичь своей цели. Ах, как бы я хотел стать этим ручьём. Где моя жизненная энергия, которая так и била в детстве ключом? Где энтузиазм, где цель, где моё желание жить? Более я не готов что-то решать, а только отдаться течению и плыть.

      Я пошёл от начала ручья по течению. Вода разделилась на две части. Вода была одна и та же, но дорожки были совершенно разные. Одна прямая, вначале туда уходит большой поток воды, но вскоре ручей становится очень узким, и вода еле двигается вперёд. Второй поток изначально очень узкий и извилистый, но перед тем как спрятаться из виду – расширяется и становится широким, ровным и спокойным. Я чувствовал, что это я, а не ручей стою перед выбором пути.

      Господи, если ты слышишь меня, подай знак. Куда идти мне? Что делать? Конечно, никто мне ничего не сказал, молния не иссушила одну из ветвей ручья. Я отвернулся в сторону истока, как вдруг идея посетила мою бедную голову. Я сорвал зелёный лист с ближайшего дерева и кинул в ручей. Листик понёс бурный поток воды. Пару раз мой кораблик чуть не затопило, и он мог бы пойти на дно, но тот с упорством нёсся вперёд, всё быстрее приближаясь к развилке.

      Листик закрутился в небольшом водовороте перед распутьем и опять чуть было не утонул, приблизившись к широкой и ровной части ручья, но кораблик не сдался без боя. Поняв, что широкий ручей не принимает нового гостя, листик нырнул в узкий извилистый ручей. Я продолжил смотреть на путь своего корабля, который я мысленно прозвал «Жизнь». Он постоянно спотыкался о камни, застревал на мелководье, но не тонул, и медленно, но верно продолжал плыть вперёд и, несмотря на все преграды, добрался до широкой и ровной части ручья. Я остановился, а кораблик быстро скрылся из виду. На край опушки с этой стороны я редко доходил.

      Я стал осматриваться, как заметил, что возле ручья, который уже стал широким, лежал пояс от рубахи. Я наклонился и поднял.

      Это пояс Антона.

***

      Я чуть ли не бегал по дому в поисках Кати, но её нигде не было, и никто не знал где она. Наконец, я наткнулся на повара, который ещё несколько часов назад мило ворковал с этой служанкой. Я схватил его за запястье и остановил. Тот с испугом смотрел мне в глаза, ожидая очередной вспышки гнева.

      — Не смотри на меня так. Я ничего тебе не сделаю. Говори, где Катя? — я тряхнул парня.

      — Не знаю, барин. Я не видел её больше с той встречи, — я видел, что он врал.

      — Говори быстро, где она, а то плетями накажу, — выкрикнул я.

      — Да не знаю, милейший, — повар не хотел говорить. Я достал из кармана сюртука столь желанную бумагу для каждого крепостного и сунул в нос парню. Тот побледнел, поняв, что это вольная на Катю.

      — Ну что, теперь скажешь, где она? — я выжидательно смотрел на повара. Тот кивнул и пошёл в крыло для прислуги. Девушки, проходящие мимо по коридору, шарахались от меня, а взрослые бабы злобно смотрели в мою сторону. Я заслужил.

      — Она здесь, — парень кивнул на маленькую тёмную комнатку без окон. Девушка лежала на лавке безжизненным телом. Я сел в ногах девушки.

      — Сашка, уйди, я не хочу ни с кем говорить, — сказала девушка, не оборачиваясь.

      — Это Арсений, Кать, — служанка резко села и посмотрела на меня заплаканными испуганными глазами.

      — Да, что Вы хотели, Арсений Сергеевич? Вам налить чая? — голос девушки дрожал, но слова были произнесены с вызовом.

      — Не нужно, спасибо. И так натворил столько, что за всю жизнь не расхлебать — девушка нервно сглотнула, что-то хотела ответить, но передумала — Прости меня. Если бы я только мог вернуть время назад, — я вытащил бумагу из кармана и протянул девушке. Та быстро развернула и грустно улыбнулась.

      — Спасибо, барин, только уже не нужно, — с горечью ответила девушка. Я ничего не понял. Она ведь ещё утром чуть ли не летала только от обещания о вольной, а сейчас готова была скормить её корове за ненадобностью.

      — Что случилось? У тебя ещё есть родственники? Так не волнуйся. Я прямо сейчас подпишу вольную и на них, — девушка отрицательно покачала головой.

      — Нет, барин. Я приехала в этот дом одна и уеду, видимо, одна — девушка грустно смотрела на документ — Вы ушли, а у меня начались схватки. Мальчик родился живым. Понимаете? Живым! Я… Я успела даже его на руках подержать… А покормить не успела. Он умер, — Девушка разрыдалась. — Он был таким крошечным, мой маленький ангелочек. Он покинул меня.

      — Он в раю, в раю! — я не знал, что ещё можно было сказать матери, пережившей своего ребёнка. Я обнял девушку и заплакал вместе с ней. Из-за ребёнка, который не дожил даже до завтрашнего дня, из-за неудавшейся матери, которой больше не нужна вольная, из-за тысячи крепостных, которые подчиняются воле жестоких баринов, из-за себя, своей несдержанности, своей вспыльчивости, своей глупости.

***

      Мы вдвоём вышли из каморки. Мы оба умерли, но воскресли. Или родились заново? Но мы никогда не станем прежними. Девушка дрожащими руками сжимала бумагу. Она решила уезжать сейчас же к сестре. Ноги в принципе еле держали меня. Мы вышли из крыла для прислуги в светлую залу.

      — Прощайте, — тихо сказала Катя, нелепо сжала в объятиях и убежала на кухню. Я на ватных ногах прошёл в свою комнату. Всё стояло на своих местах, но казалось чужим. Это была не моя комната. Или просто я был уже не тем, что несколько часов назад.

      Я начал судорожно срывать тяжёлые шторы с карниза. Ткань не хотела никак отцепляться от металлических креплений. Я повис на шторе и ткань с хрустом оторвалась. Комнату залил яркий дневной свет сквозь огромное окно. Открылся чудесный вид на сад с белыми розами. И отчего же я раньше их не замечал. Белый… Чудесный, чистый цвет. Я вылетел из комнаты со шторой на плече, но вскоре споткнулся об неё и бросил в коридоре. В саду я нашёл кисть и ведро с побелкой. То, что мне нужно! Я потащил тяжелое ведро к себе в комнату. Вскоре все стены были исписаны.

Любовь. Жизнь. Счастье. Семья. Здоровье. Лес. Ручей. Колодец. Русалка. Антон.

      Антон? Нельзя, чтобы это кто-то увидел. Я замазал имя побелкой. Капли неаккуратно стекли по стене. Так не пойдёт. Я закрасил место, где растеклась краска. Получился довольно большой кусок стены. Не нравится.

      От моего занятия меня отвлекли шаркающие звуки и кряхтение. Я обернулся. Это был Тихон. Тот стоял с круглыми глазами и смотрел на абсолютно белую комнату. Стены уже были покрашены, а побелка осталась. Я покрасил шкаф и уже хотел было приняться за стол.

      — Батюшка, что же Вы тут творите? У Вас жар? — обеспокоенно спросил старый слуга.

      — Нет, я себя чувствую лучше всех в этом доме вместе взятых, — чуть ли не прокричал я, чтобы самому поверить в свои слова. — Ты чего хотел?

      — Да к обеду Вас пригласить. Отец и графы Хлебниковы ждут, — тихо промолвил старичок.

      — Передай, что я скоро буду и неси новое платье. Будет им обед, — твёрдо сказал я.

      — Как прикажете, барин, — Тихон поклонился и быстро ретировался из комнаты. Я устало упал на заляпанную побелкой постель.

      Я хотел начать жизнь с чистого листа. Моя белая комната — мой первый лист в новой истории. Да пусть она закончится: «И жили они долго и счастливо». Но долго и счастливо пролежать на кровати мне уж точно не удалось. В комнату вошёл Тихон с чистым платьем.

      — Барин, я и баню уже растопил. Прошу, сходите туда, жалко будет ещё один костюм испортить, — он смотрел на меня умоляющим взглядом.

      — Неси наряд в баню, я скоро приду, — слуга кивнул и скрылся из виду.

      В фразе «начать всё с чистого листа» есть слово чистый. А я явно был грязным, хоть и белым. Я встал с постели и направился в баню.

***

      — Аннушка сказала, что ты затеял ремонт, Арсений, — ласково сказал Попов старший, медленно пережёвывая кусок запечённой утки. Взгляд его говорил совершенно другое. Граф явно был не в духе от переполоха, что я устроил.

      — Всё так, папенька, — согласился я.

      — Я велю выделить тебе другие покои, пока в твоих разгром, — он интонационно выделил последнее слово. Я хотел было начать отрицать, но отец меня перебил. — Это не обсуждается! Люди сделают всё так, как ты соблаговолишь, но дышать ядовитыми парами я тебе не дам. Понял меня? — граф продолжал строго смотреть на меня.

      — Хорошо, отец, — я согласился для виду, и отец знал это. Мы оба также понимали, что нас ждёт особенный разговор.

      За столом сменилась тема разговора. Соня начала рассказывать графу Хлебникову, как они с Аннушкой нашли котёнка и как старший Попов помогал им ухаживать за этим беззащитным существом. Мой отец зарделся, иногда поглядывая на Анну, которая смотрела на моего папеньку с восхищением. Граф Хлебников в особенно смешные моменты звучно смеялся, а в грустные морщил лоб гармошкой. Елена же тихо ковыряла овощи в тарелке, так и не донеся ни одного до рта. Она явно тревожилась о чём-то, но никто за столом кроме меня либо не замечал, либо наоборот, усердно делали вид, что не замечали, чтобы не омрачать обед тяжёлыми разговорами.

      — Ну что ж, граф, спасибо за гостеприимство, но пора нам возвращаться. У самого дел невпроворот. Только и делаю, что работаю, работаю. У тебя-то отдохнул на славу, — Хлебников встал из-за стола, а за ним поднялись его дочери.

***

      — Так славно было, что вы приехали, я так рада. Приезжайте обязательно ещё. Мы чудесно провели время! — Сонечка поочерёдно обнимала сестёр и целовала их в напудренные щёки.

      — Девушки, прекращайте, ещё увидитесь. Нам пора, кучер заждался, — с напускной злостью говорил граф Хлебников. Сёстры ещё раз обнялись с Соней и прыгнули в карету. Кучер погнал лошадей вперед и вскоре гости исчезли с поля зрения.

      — Вот и всё, — сказал мрачно отец.

      Сонечка начала всхлипывать и бросилась ко мне в объятия. Я подхватил сестру и нежно погладил по голове. Какая же она всё-таки впечатлительная и эмоциональная. Грех ей в деревне одной сидеть. Увядает на глазах. Оставив мокрый след на моей одежде, Соня встрепенулась, вытерла глаза тыльной стороной ладони и убежала в сад, уже явно не думая о только что отбывших гостях.

      — А ты, — тихо сказал отец. — Переодевайся и езжай в Кондраково. Надо вернуть учётную книгу. Если закат застанешь в деревне, там и оставайся.

      Я кивнул и пошёл в кабинет отца. Учётная книга лежала посреди стола. Я пролистал записи и остановился на последних. Крайние семнадцать человек были проданы графу Хлебникову. В Кондраках незарегистрированных трупов поубавилось. Ну и хорошо. Я захлопнул книгу.

      В своей новой белой комнате я наскоро переоделся и уже стоял в конюшне и кормил яблоком Фаворита. Тот довольно жевал. Погладив коня по гриве, я затянул крепче подпругу и направился в деревню.

      По пути безбожно клонило в сон. Пришлось осадить коня, чтобы тот ехал не быстрой рысцой. Мысли путались в один большой ком. Было ещё около шести вечера, но за день произошло столько событий, что казалось, будто я прожил неделю. Отцу до сих пор неведомо о том, что я отпустил Катю. Интересно, как он отреагирует в этот раз? Скажет ли служанка, что потеряла ребёнка из-за меня? Опять мой гнев прервал чужую жизнь. Неужели я действительно дьявольское отродье, как однажды сказала про меня мать? Я не погнушался даже беременной женщиной. Хватило бы мне духу ударить Антона, соверши он провинность? Назначил бы ему плетей? Он же очередной крепостной, какая разница он или другой крестьянин?

      В мыслях предстала картина Антона, с рассечённой кровавой спиной и воплями боли. По коже прошёлся холодок. Нет. Я бы ни за что так не поступил и никому бы не дал такое сотворить с этим мальчишкой. Да и что он мог сотворить такого, что кто-то захотел бы его наказать? Он же ангел, сошедший с Небес. Господи, что творится в моём полусонном сознании?

      С такими мыслями я доехал до деревни. Немного времени отнял поиск дома управляющего: я отдал ему книгу и тут же направился к Антону. Чёрт, опять я забыл взять с собой все корзины, которые заказал для крепостного.

      Калитка вновь была закрыта. Я привязал Фаворита и по обычаю перелез через забор. Сразу подойдя к окну с нужной стороны, я постучал в раму. Тишина. Я подошёл к сеням и постучал ещё раз. К дверям никто не подошёл. Наверное, все ещё были в поле. Я сел на крыльцо и облокотился о тёплое, пахнущее мхом дерево.

Я не заметил, как окунулся в сонную дрёму. Никогда не забуду момент пробуждения:

      — Дима, блять, ты что тут, сука, делаешь? — о мои ноги споткнулся Антон и, потеряв равновесие, упал. Его ладони расположились по бокам моего лица. Я распахнул глаза, не в силах пошевелиться. Мышцы затекли от неудобной во сне позы, а столь близкое нахождение с крепостным, если быть точным, даже под крепостным, выбивало из меня последние остатки самообладания. Чужое горячее дыхание обдавало мою щёку. Я видел в глазах Антона зелёный лес и нашу опушку. Мальчишка почему-то не торопился менять своего положения и продолжал нависать надо мной. Я увидел, как начали дрожать его руки, а затем он всей тушкой всё-таки упал на меня.

      — Антон, давай вставай, ты тяжелый, — прохрипел я под телом, которое… Ластилось ко мне? Голова уже спокойно лежала на моей груди, а руки обняли меня за шею. Я не сдержался и в ответ сжал мальчика в области поясницы. От него пахло сеном и спелыми яблоками. Мальчик, почувствовав мои объятия, лишь сильнее прижался ко мне.

      — Я успел соскучиться, — хихикнул Антон мне куда-то в грудь. Я не мог выдавить из себя ни звука. А если бы захотел, то мне и не дали бы этой возможности.

      — О, Антон, дождался-таки своего друга, да? — голос принадлежал пышной, пожилой женщине. Всмотревшись в ее лицо, я узнал в нём мать Антона. — Он все уши прожужжал про тебя и про коня твоего. Добрый конь. Твой или барина? — будто невзначай спросила женщина.

      — Барский конь, — услышав этот ответ женщина разочарованно кивнула и, перешагнув нас с Антоном, вошла в дом.

      — Ну что, Антон, поехали? — спросил я у мальчишки, который продолжал по-кошачьи ластиться ко мне.

      — Да! — выкрикнул крепостной и первый вскочил, чуть не отдавив при этом мне парочку жизненно необходимых органов. Я отряхнулся от пыли и встал. В глазах потемнело, а вместе с этим на улицы опустилось темное вечернее небо. Я поспешил за Антоном, который уже отвязывал моего коня. Фаворит, конечно, конь умный, но любое животное непредсказуемо, и мне не хотелось, чтобы мальчишку поволокли за поводья по земле. Я успел ровно к моменту, как крепостной отвязал Фаворита. Антон протянул мне поводья. Я забрал их из чужих рук, нечаянно коснувшись горячей кожи. Рёбра опять чуть не раскрошились. Я, собрав остатки сил, вскочил на коня и протянул руку мальчику. Тот взялся за неё больше для виду, чем для безопасности, а затем сам вскочил на животное. Крепостной опять прижался ко мне со спины и обнял, держась за меня.

      Я толкнул лошадь в бока. Антон уже так привычно дышал мне в краешек уха. Фаворит галопом нёс нас вперёд.

      — Хочу, чтобы этот момент стал вечностью, — прошептал мне на ухо крепостной. Кожа покрылась мурашками, а Антон уткнулся носом в мою шею. Да что сегодня за день?

      Коня даже не пришлось останавливать. Животное само знало, куда нас везёт. Наскоро привязав Фаворита, мы пошли вдоль тропинки. Антон шёл следом за мной и ухватился своей ладонью за мою. Я крепко сжал ее в ответ.

      Мы вышли на опушку, светила яркая луна. Антон подошёл сзади и обнял меня за плечи. Я почувствовал, что теряю контроль над собственным телом. Ноги больше не хотели меня держать, но это было и не нужно. Крепостной поддерживал меня, будто вливая свои силы в меня.

      — Ты ведь этого хотел со дня нашей встречи, да, барин? — прошептал Антон. Ноги отказали, но крепостной успел подхватить меня крепче, прежде, чем я бы упал. Откуда он знает? Или он всегда знал, кто я?

      — Как… — только начал я, как меня перебили.

      — Да ладно тебе, не удивляйся. У моей невесты длинный язычок. Она рассказала, как видела тебя с сестрой у колодца. Уж сопоставлять факты я умею. Я не такой наивный, как ты думаешь.

      — Прости меня. Я просто не хотел, чтобы…

      — Бла-бла-бла, думаешь, я не понимаю? Ты думал, что я стану лебезить перед тобой, как все твои подданные. Ты просто хотел посмотреть, что можешь ты, а не твоя фамилия.

      Я сглотнул накопившуюся во рту от напряжения слюну. Антон был чертовски прав. Опять.

      — А ещё я понимаю, что твоё сердце стучит быстрее, когда ты видишь меня, — крепостной отпустил меня, но я устоял на ногах. Мальчишка встал прямо передо мной, положил руку мне на грудь и вновь наклонился к моему уху.

      — Тук-тук-тук, — быстро и тихо прошептал Антон. — И что же ты будешь с этим делать? — крепостной из котёнка превратился в чёрную пантеру. Он играл со мной, как с добычей, которая уже никуда не сбежит. — Не знаешь, да? Зато я знаю, — крепостной склонился надо мной и поцеловал меня в губы, как девица. Но это было лучше, чем со всеми девушками мира. Рёбра ломались изнутри, а мне показалось, что я слышу внутри шум крыльев бабочек, выламывающих кости. Антон держал меня крепко, не выпуская из объятий. Он понимал, что как только отпустит, я упаду. Мальчишка не отрывался от моих губ; ласково покусывал, слабо впивался клыками в нежную кожу и проникал горячим языком в мой рот. Я задыхался от переполняемых меня эмоций. Антон отстранился, смотря затуманенным взглядом мне в глаза. Не только глаза крепостного были как в тумане. Я отвёл взгляд и посмотрел на ручей. Он был последним, что я увидел, прежде, чем потерять сознание.

____________________________________________

Классный ФФ обожаю его