Необходимость
Примеч: подкиньте идей пж(
Pov: ей приходиться есть людей ради поддержания своей жизни и способности.
Персонажи: Ацущи, Дзено, Эдгар, Кека, Чуя.
Ацущи
Единственное, о чем всегда жалела □ — что она встретила такого мягкосердечного человека, как Ацущи. Он всегда в непонимании стоял над трупом несчастного, прикидываясь, как будто так и надо: так и должно быть, и сее понимание крепко начало укладываться в его голове, закрадываясь под корку мозга и въедаясь в память. Ощущение, что подобное бывает всегда, что в этом нет ничего аморального — вот, ради чего он все время сохранял свой рассудок, отводил взгляд, спеша вернуться в Агенство, чтобы не видеть тот ужас, какой переживали те, кому не посчастливилось встретиться с ■. К ней он не испытывал ненависти, даже пытался подружиться, но все те воспоминания, заюравшиеся в глубины подсознания и воспроизводящиеся каждую ночь перед его глазами не давали заснуть; кошмары мучали, и Ацущи иногда подумывал над тем, чтобы показаться свою слабость перед начальством, объяснить сложившуюся ситуацию и уйти с поста напарника того чудовища: Накаджима противился этому званию, не хотел так называть беззащитную девушку, но неожиданно сорвавшиеся с его губ слово, звонкая тишина после него, и Ацущи понял: время не обратить вспять.
К воспоминаниям из приюта добавился ее взгляд: взор, полный отчаяния и обиды; обиды в первую очередь на себя. Не сдержалась и сделала то, за что ее непремиримо должны казнить, поставив на эшафот перед любопытными гражданами, не видевшими ни разу в оочию преступления ее зубов. Она обязана была страдать, страдать ради человечества и ради близких, ради, хотя бы, павшего от ее собственных рук отца, ради матери, которая так и не смогла выдержать рождения единственной дочери, ради сестры, которая пошла вслед за матерью; вслед за спасением от сущности родственницы, которая лишь молча смотрел за всем тем, что натворила сама своим только появлением на свет.
Приходя к Ацущи в комнату, неизвестно какими путями, она плакала, лежа у его футона, утыкаясь в пол, согнувшись в молитвенной позе; не подозревала она и том, что глаза парня непрерывно дергались, пытаясь сдержать слезы и собственные руки от того, чтобы те не ударили девушку. Он молчал, пытаясь дышать ровно и спокойно, но сердце неумолимо билось в груди, разрывая ближние легкие и готовое упасть прямо на простыню, окрапив тем красным, который снился ему постоянно в кошмарах; траурным цветом съеденных заживо, цветом предсмертных, затихающих вдали криков тех, кто просто хотел жить.
И понимая то, что они просто хотели жить; некоторые для себя, а некоторые и для близких, у некоторых и вовсе были те, кто ждал их дома на ужин, будь то родители, которых у самого Ацущи не было, или братья и сестры, или даже дети, незаслуженно оставшиеся без кормильца, не сделавшие ничего, за что их можно было бы ненавидеть; давило на Ацущи сильнее, чем он сам думал. Постоянно забываясь в сигаретах, □ только гробила свое здоровье, ссылаясь на сильнейший стресс, который Ацущи никогда бы не испытал. На самом же деле она просто страдала, пытаясь думать, что это связано с работой, отношениями и коллегами, но все, кроме нее самой, понимали такую страсть и принимали жизненный путь эспера таким, каким он и был, обреченным на угрызения совести из-за того, на какие жертвы приходиться идти ради сохранения собственной личности.
Если бы она не слушала мольбы о спасении каждый день, если не перегрызала бы мыщци шей и не съедала бы человеческое мясо, делая вид, что оно ей по вкусу, то сейчас перед Ацущи не стоял бы «человек», коим ее пытались называть, с замученным взглядом и расцарапанными руками: так тот ребенок хотел жить, кричал так сильно, что слышно было его издали, там, где есть хоть одна живая душа кроме его мучеников; но все молчали, как в будний день спеша на работу и проходя мимо. Ацущи было его искренне жаль, не мог такой человек, как он, смирно стоять и смотреть на то, как невинного ребенка, не прожившего и половины человеческой жизни, бесдушно съедают, пока тот сам не умрет от потери крови в животных конвульсиях; Накаджима протестовал, пытался забрать замученное тело из лап людоеда, но сам же получил в ответ сопротивление, на удивление, от самого съедаемого, услышав лишь три слова перед тем, как тот закрыл глаза: «Я уже мертв». Сей случай сильно подкосил личность Ацущи, и ему пришлось долго раздумывать над этой ситуацией, не без слез вспоминая лицо ребенка, убитого, возможно, по его вине. Накаджима не понимал только того, как □ так спокойно объедает кости маленькой души, выпивая кровь до последней капли и облизывая покрасневшие губы, а потом спокойно возвращаясь к себе домой, дальше пролеживать рабочее время, занимаясь ерундой; хоть тоь мальчик и был ребенком одного из преступных главарей, но даже его принадлежность не давала никому права убивать его так жестоко и так бесчеловечно.
Именно из-за своих раздумий Ацущи и обратился с интересующим его вопросом к □, говоря лишь это:
— □-сан, как вы сохраняете такое хладнокровие, когда видите обгрызанных вами людей? — Ацущи присел рядом с девушкой, получая от нее недовольный вздох и положенную на камень сигарету, которая все еще пыталась зажечься какой-то маленькой искрой.
— Ацущи, я же говорила, мы общаемся на «ты». — Тигр потупил взгляд, не интересуясь подобным и ожидая только ответа. Девушка, заметив это, цокнула и сказала: — Ты думаешь, я хладнокровная? Нет. Мне больно видеть их глаза. Глаза многое могут рассказать о человеке, ты знал, Ацущи? — Она сделала акцент на его имени, наблюдая за реакцией. Ацущи нахмурился, заметив:
— Не переходите с темы на тему. Вы не ответили на мой вопрос конкретно, — говорил Накаджима, совсем похожий сейчас на Куникуду, который мучал □ отчетами и постоянными недовольствами; замечая такое сходство, она усмехнулась.
— Как я и сказала, мне больно видеть их глаза, в которых еще теплится надежда, которая когда-то горела и в твоих глазах. И только попробуй засмущаться! — воскликнула она, замечая сразу, как щеки юноши начали покрываться детским румянцем. Оба замолчали, ощущая по коже порывы ветра: на открытом пространстче чувствовался он каждой частичкой кожи. — Ацущи, будь уверен, что если бы я могла жить, как обычный человек, то я бы ни за что на свете не отказалась бы от этой возможности. — И тут же она вспомнила и про сигарету, и про заляпанную кровью рубашку, которая отмакала сейчас дома, и про оставленный труп мальчика в лесу: и про все, что было до того момента, пока не открыла она в себе божественные способности и не попробовала то, что вскоре ее и погубило.
— У вас сигарета в грязи, □-сан. — После сказанного Ацущи осекся, вспоминая про обращение на личности, которое только недавно упомянала в ращговоре □, казалось, сейчас уставшая уже от ошибок остальных: она сидела, глядя в небо, и только спустя несколько минут вспомнила про Ацущи. ■ сделала вид, что не заметила, как он назвал ее снова, как и раньше, тут же воскликнув:
— Из-за тебя я все их переведу, Тигр! — неумело подражала она Акутагаве, быстро вспоминая в голове прозвище, которым был награжден белый эспер, и тянулась к сигарете, затухшей уже, без последней искры в себе, как без капли жизни, ленясь встать с насиженного места, потирая бока и горестно кряхтя.
Дзено
Примеч: гг обладает способностью «Тень», с помощью которой по теням людей и предметов она может переместиться в любую точку мира.
— Уж не думал, что ты на такое способна, □! — театрально воскликнул Дзено, облитый чужой кровью и со сдвинутой на бок фуражкой. Он, стоя над маленькой горой из трупов, с удовольствием наблюдал, как ■ давится, сплевывая несъедобные кости на кафель.
Из крана мерно капала вода: по-видимому, его никто не удосужился починить. Сверху слышались быстрый топот и взволнованные голоса людей, заметивших уже пропажу некоторых из них и услышавших предсмертные крики представших агонии. Дзено ухмылялся, наслаждаясь произведенным фурором среди бандитов: вновь он сможет показаться перед людьми героем. Мужчина все раздумывал, что же следует сделать с ненавистной коллегой. Закрадывалась мысль оставить все, как есть, но при этом предстать в глазах народа равнодушным, спасающим жизни товарищей человеком, в плохом смысле того образа. А думалось и прирубить девушку на месте, спрятав ее труп; но тогда бы начались поиски и раследования, что привело бы к Дзено, и сыщики точно нашли бы разложившийся женскии труп, и в данном случае он, Сайгику, стал бы для почитателей тем, кто убил собственную напарницу.
Раздумия были прерваны внезапным побегом предательницы. Воспользовавшись способностью, она слилась с тенью в полу и пропала, растворившись в пространстве. Смысла искать беглянку не было: она могла быть сейчас в любой точке мира, скрытая в тени и не выходящая на свет в своем истинном человеческом теле. Сайгику облегченно вздохнул, уже придумав оправдание для начальства и народа, такое, чтобы не вызвать ни у кого подозрений. Быстро расправившись с остальными членами группировки, Дзено незамедлительно возвратился в штат Ищеек, докладывая боссу о случившемся:
— Я расправился с преступниками так, как вы и велели. Я разделился с □ на входе, чтобы быстрее выполнить задание, но она пропала, оставив после себя трупы врагов, — спокойно проговорил Дзено, ошеломив всех: и рассматривавшего новую бутылку алкоголя Фукучи, и погруженного в бумаги Тачихару, и сидящую на его плечах Теруко, и даже занимавшегося на полу спортом Тэтте. Почувствовав на себя непонимающие взгляды, Дзено мирно поднял руки и сообщил: — Где она сейчас — не знаю. Думаю, если она и сбежала, то только с помощью Тени: а в таком случае поиски бессмыслены, где ее не ищи.
Тачихара нахмурился, понимая рассудительные доводы коллеги: тот был прав, и сомневаться в этом не было смысла. Теруко мечтательно вздохнула, понимая, что теперь она будет единственной девушкой, которая может приглянуться Фукучи-сану. Тэтте огорченно отвел взгляд в пол; парень понимал, что пропавшая была той, кто правда понимал его, в отличии от Дзено, и даже разделяла некоторые его предпочтения в еде. Потеря такого товарища могла оказаться грузом для Тэтте больше, чем остальным: Тачихара был знаком с ней не так близко, как ему и полагалось, Теруко мечтала о том, чтобы это событие случилось, дабы остаться единственной достойной дамой в этой организации, Фукучи был привязан к ней также, как и ко всем остальным, не выделяя на фоне других. Что до Саигику, он ее не жаловал, часто насмехаясь, совсем как над Суэхиро, обожая собственные шутки. Потому-то эти двое: Тэтте Суэхиро и □ ■: объединились, чтобы вместе мстить и выдерживатт натиск собственного товарища, хоть Тэтте сначала и не хотел основывать что-то подобное, а тем более уж участвовать, но прямота намерений и упрямство девушки заставили его пойти на такую авантюру.
С момента пропажи Тени прошло уже два года. Жизнь Ищеек продолжалась, и народ вскоре свыкся с тем, что теперь в организации на одного участника меньше. Тэтте все еще скучал за временами после миссий, когда он вместе с □ заходил куда-нибудь поесть, выбирая самые отвратительнве сочетания еды для окружающих, но при этом вкуснейшие лакомства для них самих. Дзено же, скрываясь и пытаясь не попасться в руки Очи, вел свое тайное расследование дела по пропаже ненавистной напарницы. Он искал везде, проверял все случаи, хоть как-то связанные с ней, или похожие на ее почерк преступления; разыскивал всех, кто был знаком с руками Тени, допрашивал и убивал, чтобы никто не смог выйти на его след; если же Сайгику выходил на какие-ио существенные нити, то незамедлительно просматривал всю информацию и искал очевидцев, работая под другим именем и внешностью.
Зачем он искал ту, которую сам для себя ненавидел и с первой же встречи поставил на тело крест, Дзено не знал; за эти года он рыскал в самом себе большую часть времени, желая разобраться в чувствах, переполнявших его сосуд: и все никак не мог он прийти к одному верному выводу. Голова разрывалась, отдаваясь в материи головной болью и усталостью, следовавшей из-за постоянных умственных и физических нагрузок. Слепой решил для себя одно: он обязательно покарает предательницу, чего бы то не стоило, а дальше все будет так, как сложатся обстоятельства; надумывался исход собственной смерти под гнетом человеческого негодования, и Дзено принял эту судьбу, сделав для себя одну только цель — убить □. После исполнения возмездия он готов отдаться в руки смерти и уйти в мир иной, последовав за Тенью, чтобы и там не оставлять ее в покое до конца дней в памяти людей.
И вот он наконец смог выйти на нее: спустя года, спустя муки, через трудности и сложности, но смог. Встреча прошла вовсе не гладко: завидев ее за обыденным занятием на заброшенной фабрике с огромными, уже неработающими цистернами, он увидел вокруг лишь по-обыкновению небрежно разбросанные трупы, и все — с перегрызанными шеями.
— Вижу, ты не потеряла хватку, — заметил Сайгику, ошарашив □ своим столь родным голосом. Она сразу же остановилась, вырастая во весь рост.
— А я вижу, что ты как всегда прав, Дзено, — насмехнулась девушка, вытирая со рта кровь и обтирая грязный рукав об ладонь. Она размяла спину и наконец повернулась в сторону своего оппонента, с интересом внимания следующим словам, произнесенным Дзено с непонятной ему самой нежностью.
— Пойдем со мной. — □ молчала. Если вначале она удивилась, шокированная тому, что Дзено и правда нашел ее, то сейчас она чувствовала закипающую в себе злобу на него: какое он имел права забираться в ее сердце после всего, что случилось в Ищейках? Почему думал, что может так бессцеремонно решать, как ей жить и что делать?
— Куда? В Ищейки? Мне там не место, и ты сам... — Ее речь была прервана раздраженным возгласом Сайгику:
— Да, в Ищейки. Тэтте ждет тебя! И Тачихара, и Фукучи-сама! Даже Оокура скучает по тебе! — Возможно, он и приукрашивал, что Оокура и вправду ждала девушку, но была в том доля правды: ей уже стало скучно без второй представительницы женского пола, которая могла понять ее проблемы и сделать разумные замечания, а потому Теруко и хотела, хоть и скрывала, что ждет свою знакомую обратно в организацию. Дзено говорил так эмоционально, что Тень долго молчала, обдумывая его слова. Она задала только один вопрос:
— Мне приходится есть людей. Тебе плевать, Дзено? — Он сразу же воскликнул:
— Плевать, если тв вернешься ко мне. — Один ответ на один вопрос координально изменил их отношения; обоим пришлось копаться в себе, чтобы понять истинную сущность тех чувств, которые они испытывали друг к другу.
□ все же вернулась к ищейкам, и все закрыли глаза на то, что ей пришлось делать ради того, чтобы выживать; на удивление всех, Дзено не шутил на эту тему, чем и поразил Теруко, которая сразу же начала на него сердиться, ожидая того, что тот делал раньше, не брезгуя сказать такое даже Очи. Сайгику осознал для самого себя, внутри, что ему придется мириться с такой особенностью шестого члена Ищеек: но и для себя он нашел выгоду в том, чтобы скармливать девушке неудавшихся, пошедших против правил преступников.
■ благодарна Дзено, столь ненавистному ей до того дня, всем сердцем, не желая показывать такого своего отношения, уделяя все внимания Тэтте, наконец удолетворив свою потребность в общении вместе с этим странным, с непослушными волосами цвета каштана, парнем. Он легко улыбался ей, наконец-то встретившись, осознавая, что и сам мог бы искать ее, но никогда бы не дошел до тех высот, коих достиг Дзено; сам Сайгику, даже спустя года, так и не смог объяснить причину своего поведения, не понял странное желание найти девушку-убийцу в своих сокровенных мечтах.
Эдгар По
На удивление Аллана, девушка сама решила рассказать ему об особенности, о которой он до этого не подозревал. Услышав, что та убивает людей исключительно изощеренным способом, Эдгар вздрогнул, не веря ни ушам, ни ее словам. Рукописи беспорядочно рассыпались, обращаясь в приевший хаос, царивший вокруг. По все смотрел на нее, не отрывая взгляда, смущая и вместе с тем заставляя волноваться: □ прекрасно понимала, что писатель не тот человек, который способен яростно ненавидеть, но страх овладевал ее телом, медленно сковывая мыщцы, ослабевая ноги и хватку рук. Эдгар очнулся тогда, когда девушка, не выдержав такого напора, упала, хватаясь руками за воздух, преклоняясь и плача, прося лишь одного — простить ее.
С детства эспера учили тому, как убивать и защищать собственнную жизнь, не боясь убить или покалечить, лишь бы успеть спастись; базовыми навыками она владела плохо, и потому специально для нее проводились дополнительные занятия, изнурявшие, начинаясь иногда с утра, а иногда заканчиваясь и поздней ночью, а потому □ мало когда могла спать, урывая перерывы между тренировками; самыми ненавистными для девушки были занятия, которые, по мнению ее отца, сотрудника Гильдии, могли сделать ее женственной и такой, чтобы на нее обратил внимание какой-либо алиятельный человек, приближенный к идеалам их семьи; с вышивкой постоянно выходило плохо: то нитка выпадет из иглы, то сама игла уколется в палец, часто завязывалисл узлы, за что нещадно получала она по пальцам расскаленным металлом. Страшнейшей казалась дисциплина «Поедание», на которой девушка и научилась тому способу жизни, к которому привыкла сейчас и от которого не могла отказаться. Сей процесс никак не укладывался в голове почившей матушки, а отец лишь насмехался над □, приговаривая, что когда-нибудь она вспомнит все, что знает, и помянет его слова.
Мужчина был совершенно прав:этот момент настал так скоро, как эспер его не ожидала. Жалкие пять лет проносились перед глазами неугасающим пламенем свечи, мещающим шумом водопада в диких горах, гомоном разгневанной толпы; воспоминания оглушали, лишая воздуха и тем самым удушая, разум затуманивался, голова болела, а все это случилось из-за непринятие девушкой той, которая всю жизнь жила внутри, вырываясь наружу и говоря сама с собой; понимала, что ничего с ней не в порядке, что пора прекратить мучать и себя, и близких, отдаться в руки полиции и, выйдя из клетки, зажить спокойно. Но постоянно что-то мешало, как стена, загребшая под себя все, что только могла.
Аллан, сближаясь с девушкой ближе и ближе, замечал, что часто она вела себя странно, часто уходила из штаба, ничего не объясняя, и способна была укусить себя до крови, ссылаясь на жуткие головные боли. Думалось, что даже если это и являлось таковым, то эспер скорее обратилась бы к дорогостояшему врачу, оценивая свое приличное денежное состояние, но она такого и не желала делать, продолжая мучать себя все больше.
— Я все думал, что же с тобой не так, — горько усмехаясь, говорил По, проглядываясь скврзь нависшую челку и перебирая пальцами волосы на упавшей на колени □. Он спокойно слушал ее рыдания, мольбы простить, краснея лишь от близости момента: подлинные чувства его неизвестны были никому, но сейчас он понимал, что □ все прознала, раз уже обратилась именно к нему. — Успокойся, — легкое заиканье прослеживалось в его голосе, но Эдгар мужественно пытался скрыть данный фактор, говоря медленнее и размереннее.
■ замолчала, справляясь со всхлипами и воем, совсем как у животного, и совсем скоро закусила губу до крови, окрапляя чистый плащ Аллана, за что сразу же извинилась. Он добродушно повел плечами, улыбаясь, похожий сейчас на заботливого старшего брата, а рядом за долю секунды успел устроиться Карл, заворачиваясь в комок и носом зарываясь в хвост. □ заметила, указывая переставшим дрожать пальцем на енота:
— Он милый. — Она говорила это чуть ли не каждый день, восхищаясь тем, как же По смог добыть столь редкого и на странность милого зверька к себе в руки, приручив его. Аллана всегда смущали восхищения, потому он предпочитал в моменты подобные молчать, закрывая лицо плащом. Сейчас же он не собирался отступать, отвечая, что зверь у него и правда на редкость милый. — Ты на удивление разговорчив, По-кун. — Именно в такой момент дама решила добавить каплю издевательства, чтобы посмотреть на покрасневшего Эдгара: способом простым, называнием милого прозвища, она легко добилась желанного результата.
— Прошу, не называй меня так, — он прошелся по собственной челке, пытаясь заправить прядь за ухо: сейчас хотелось глядеть на нее во все глаза. □ внезапно потянулась рукой к недописанному рукой роману, лежавшему на столе. Лист предательски наклонился за край стола, позволяя быстро и без лишних движений схватить его.
— Так ты тут работаешь без меня?! — в привычной манере недовольно спросила ■, сразу же увлекаясь в чтение. Эдгар сам для себя необыкновенно решительно схватил рукопись, пряча в ящик письменного стола.
— Ага, работаю, — устало вздохнул он, пытаясь отойти от того, что сам же и сотворил всего секунду назад. Девушка приподнялась на локтях, а потом и во весь рост, расставляя ноги по бокам от туловища Аллана и подсажываясь ближе. Он молчал, не зная, что и ответить.
— Так что ты думаешь насчет моей «особенности»? — пожала она пальцами в позе зайчика, выставив тем напоказ свою нерешительность в действиях и пренебрежение к самой себе. Эдгар надолго задумался, а девушка, томимая ожиданием, медленно поглаживала загривок енота.
Казалось, что время для писателя остановилось: он, будто в своем мире, воспроизводил в голове все, случившееся с □ в его жизни за эти несколько лет. Вспоминался и отпуск, где они спокойно могли распивать коктейли или заваренный матушкой девушки чай; всплыл перед глазами образ лодки, на которой молодые люди любили кататься в весеннюю пору, пока цветы в родительском саду распускали в землю корни, пуская на свет только свою красоту; показался вдали книжный магазинчик, в который, во время перерывов, девушка бегала вместе с Эдгаром, закупаясь новонайденными книгами. Все, что было в его жизни, отражалось в поэзии Аллана, отдавалось новыми красками и превносило каплю интереса в его монотунную жизнь. Именно потому, исходя из дум, он и вынес решение.
— Ты узнаешь обо всем в моем новом романе! — с воодушевлением воскликнул По, напугав Карла, который тут же скрылся в дверях комнаты, скрываясь в них, и □, которая тут же вздрогнула, схватившись за сердце.
— Не пугай ты так! — вскричала она, охая, чем заставила Эдгара, который в голове уже понял свою ошибку, поспешно извиняться, спрашивая, все ли в порядке.
В романе-детективе, конечно, не будет ничего, что заставило бы усомниться ■ в светлости намерениф Эдгара насчет нее: именно текстом из своих мыслей он пытался поддержать ее, заставить почувствовать наконец свою важность в мире и понять, правда ли она та, за кого себя считает; все те обвинения, выливаемые на нее долгие годы, были бессмыслены и бесспочвены, и теперь Аллан стал тем, кто яро будет бороться за свободу ■. Роман, главным героем которого окажется добродушная девушка, овлодевшая силой, заставившей мир дрогнуть, и получившая такую же пугающую особенность; есть человеческую плоть, чтобы выжить; на разгадку он отдаст Рампо, снова поражаясь его способностями и умением распутывать столь загадочные преступления.
Кека
Кека со знакомым ей животным страхом, как в день убийства родителей, открыла ясные глаза и обомлела: перед ней разбросаны лишь обглоданные, будто бродячими псами, кости с остатками человеческой плоти на них. До того Изуми ни раз приходилось видеть трупы, но настолько детально она еще их не видывала. До самого основания проелась брешь в шеях животах, руках; во всех частях тел, коии только у них и имелись. Вся эта куча поражала своей неприятной пахучестью, и Кека, прикрыв нос и откинув слезы, пробиралась к наставнице □-сан, посланной разобраться с теми, кто сейчас уже и не мог ответить. Нашлась девушка быстро, потому Снежному Демону не долго пришлось выносить вонь, стоявшую недавно в ее мозгу. ■ уверенной походкой вела за собой опаздавшую на задание Кеку, держа под руку и боясь отпустить: разбросанная повсюду арматура могла стать припятствием для невнимательной девочки.
Вскоре, разобравшись с целью миссии, напарницы спокойно вернулись к Огаю, доложив о всем, произошедшем в том месте; на удивление Кеки, □ умолчала о горе костей, оставленной кем-то неизвестным, и, по-мнению Кеки, собиравшимся подорвать планы Мафии. Как только выдалась свободная минута; а произошло это примерно через несколько часов после упомянутого отчета; Изуми сразу же направилась на поиски наставницы, чтобы рассказать о своих переживаниях и узнать причиру данного покрывательства неизвестного. Не хотелось думать о том, что □ могла быть хоть как-то связана с преступником или даже стоять за его деятельсностью.
— □-сан! — позвала Кека, найдя девушку около одного из многочисленных ларьков с мороженым в центре города. Повезло, что сегодня Кое-сан отпустила ее, не забыв, конечно, о телефоне.
— Кека-чан! — воскликнула в ответ она, улыбаясь, как только могла. — Дайте еще одно клубничное, — вежливо попросила она, прекрасно зная о вкксовых предпочтениях серьезной девчушки, стоящей сейчас рядом и недовольно косившейся по сторонам. — Не бойся, Кека. — Девушка уже заметила напряженность, витавшую вокруг подопечной. — Тебя что-то тревожит?
□ попала прямо в яблочко: это было понятно и по промелкнувшему в глазах Кеки страхе вперемешку со злостью, и по сжавшимся губам, вытянувшимися в трубочку. Получив в руки два рожка с замороженным сладким, девушка прямо за руку повела маленькую мафиози в уединненое место у фонтана. Там она спокойно села, поедая мороженое и наблюдая за поведением Кеки, съедавшей уже свою порцию.
— Вы помните те трупы, которые обгрызли? Или вы ушли раньше, чем что-то с ними случилось? — спросила Кека только после того, как полностью поглотила свою порцию, ощущая на языке приятный привкус клубники и прохлады. □ застыла: и ясные глаза открылись, как в первый раз, когда она увидела Кеку. Изуми попыталась распознать что-то необычное в ее поведении, но кроме же этой минутной слабости ничего не могло отличить ее от обычного повседневного вида самой типичной девушки.
— Ни разу их не видела, Кека-чан! — воскликнула ■ слишком громко, благо, рядом никого не было: и именно в этот момент Кека наконец нашла то, что отличало эспера от привычной мафиозной жизни: губы на внутренней стороне были покрыты не только остатками мороженого, но и маленькими кусочками остывшей человеческой плоти.
Изуми вскочила, в недопонимании рассматривая улыбавшуюся наставницу. Все, что было сложено в ее голове за многие годы, все уклады и традиции, то, чему ее учили и то, что вбивали в голову — все порушилось в один миг. Ведь этому всему научила ее именно она — □ ■.
— Что ж..., — в удовольствии протянула девушка, поднимаясь с прохладной поверхности. — А оно было вкусным, — только и сказала она, выбросив рожок любимого мороженого в мусорку. Она неспешно поправляла волосы, одежду, меняла кольца на пальцах, освешенная закатным солнцем; делала все, чтобы не отвечать на вопрос, заданный с такой надежой, с коей сама □ никогда не сталкивалась в собственной жизни, в собственных словах.
Спустя долгое молчание и минуты напряжения, возникшие между двумя бывшими названными сестрами, ■ сказала:
— Я вижу, ты немного не понимаешь, зачем я это сделала. — Она тяжко вздохнула, всем видом мечтая показать, что ей самой тяжко признавать, что сама она делает; Кека желала верить в это представление, а потому не прерывала, ожидая любых действий со стороны напарницы. — Видишь ли, Кека-чан, я делаю это для того, чтобы самой жить. Таковы условия моей способности, — с горестной, вымученной улыбкой договорила девушка, закончив трогать свое тело в самых разных местах, закончив смотреть вдаль и прикрыв глаза, лишь бы не видеть то, что вот-вот должно было показаться на лице юной японки.
— Но почему тогда вы делаете это с такой изощеренностью, □-сан? — опустошенно промолвила Изуми, в руках сжимая миниатюрный телефон. □ несказанно удивилась: она все думала, что прямо сейчас развергнется вулкан, опалив всем своим нутром, но Кека была на удивление спокойна; с учетом ее характера, девушке все равно казалось, что девочка не станет терпеть и выскажет ей все, что лежит на душе.
— Совсем не изощеренно, Изуми. — Кека не понимала сейчас и того, почему ее называют так. — Пойми: мир жесток, а я делаю лишь то, что должна. — □ потрепала Кеку по голове, растрепав непослушные синие волосы и удаляясь в сторону штаба, сияя в алым закате; Изуми сжимала кимоно около сердца, готовая заплакать в любой момент и не знающая, куда ей сейчас податься: в Мафии ждет заботливая Кое-сан, которая не даст ей проходу, а □, хоть и направлялась в сторону штаба, но могла пойти куда угодно, лишь бы снова не увидиться с пустыми глазами Изуми.
Так Снежному Демону пришлось выбирать, и она все таки вернулась в Мафию, не сумев скрыть от Озаки случившегося. Кое, заметно пораженная поведением своей первой подопечной, обещала обязательно поговорить с ней по поводу отношений с Кекой; но самой ей было плевать, простят ее, накажут или будут ненавидеть. Кека лишь снова поражалась тому, как быстро ее смогли обмануть, как долго девушка-сестра водила ее за нос, вокруг своего пальца, скрывая истинную сущность.
«Мир жесток, а я делаю лишь то, что должна» — именно эти слова долгим эхом отдавались в душе Кеки Изуми, когда она предала себя прежнюю, больше не имея шанса хоть раз свидиться с девушкой, подорвавшей ей веру в светлый мир.
Чуя
Не выдерживая собственных угрызений совести, девушка, спустя долгие годы жизни подле Накахары, спустя то, что она прошла вместе с ним и Дазаем в Мафии, спустя эмоции, подаренные друг другу, решила расскрыть тайны, томившиейся в душе ее и планы, вынашиваемые долгими идеями в голове. Долго не могла эспер подобрать момент для признания: на миссиях было некогда, свободное от них время занимала работа, а в остальном они отдыхали, иногда и вместе, но прерывать уют вперемешку с вином □ не желала, а потому отмалчивалась, держа рот на замке и сдерживаясь, чтобы случайно не проболтаться в самй неподходящий момент.
Мысли рассказать Чуе обо всем зародились в светлой голове еще задолго до того самого дня, тогда, когда им было всегда по восемнадцать лет. Страх тогда потерять его недовольные крики, связанные с трудным характером, его постоянные всплески агрессии, его самого, заражал душу □ с момента, как она к нему привязалась, и именно поэтому девушка так желала сказать все свои грехи Накахаре; если бы он не выслушал, ей было бы плевать; если бы он бросил, ей было бы плевать; если бы он ненавидел, ей было бы плевать — именно такому принципу следовала тогда ■. Но не сейчас: не тогда, когда она вновь смогла обрести счастье, заполученное такими тяжелыми способами и огромными потерями.
Такова была причина многолетнего молчания, укрывания факта саоей сущности. Девушка понимала — такое продолжаться вечно не может, и в один из злополучных дождливых день в каком-нибудь затхлом переулке Чуя бы узнал все, свершись то через несколько дней или лет, разницы нет. Потому, когда заря зашлась на небе, а Чуя выбрался из своего кабинета, □ бежала к нему на всех парах, поправляя улетающую от порывов ветра шляпу и хватаясь за края пальто, чтобы скрываться от надоедливого мороза. Утренний холод бил по щекам, а нос краснел, и девушка поминутно чихала, не успевая поступить вежливо и прикрыться.
— Чуя! Чуя! — кричала она, лишь завидев на фоне бледного молока Чую. Он, по-обычному угрюмый, шел в ее сторону, удивляясь неожиданной встречи. Рыжий особенно выделялся на белом, и Чуя этим пользовался, не пряча под убор волосы. — Куда-то идешь? — с воодушевлением спросила □, прерывая неудавшееся приветствие Чуи и заглядывая в его лицо.
— Да нет... А что? — он отвечал неуверенно, скомканно, не желая быть втянутым в какую-то новую безумную идею этой девушки. Она, услышав отрицательный ответ, тут же поташила его туда, откуда сама недавно бежала. — Куда ты меня тащишь?! — восклицал Чуя, при этом не вырывая руку из теплых объятий.
— Хочу рассказать кое-какой секрет, а для секретов нужно особое, памятное место! — с каким-то грузом на душе отвечала □, на что Накахара фыркнул, отдаваясь в руки хитрой злодейки. Она, довольная легкостью, с какой ей удалось заманить лиса в ловушку, спокойно топала ботинками по снегу, не брезгуя засыпать дорогие туфли Накахары: каждый раз делая это, она с закусаннрй губой наблюдала за сменявшимися на лице парня эмоциями, переходящими из обычного нейтралитета в ярко-красную ярость: дорогая обувт была ему довольна дорога.
Прийдя на склон, занесенный снегом и припорошенный туманной дымкой, Накахара выдохнул клубы пара, с интересом поглядывая за девушкой, которая встала к нему спиной, раскинув руки по направлению к встающему над городом солнцу. Сейчас поселение виделось маленьким скоплением муравейников со своей системой жизни. □ удивляло такое простодушноп сравнение, но она обожала использовать его, чтобы доказывать Накахаре, а в прошлом и Дазаю, то, как ничтожна их человеческая жизнь, пусть они и одаренные: как только Осаму ушел, вся философия мира вылилась на Чую, и то есть единственная причина, почему он жалел, что такой раздражающий его человек, как Неполноценный, ушел из организации, с довольством, не боясь, показывая ему язык прямо в лицо.
— И что ты хотела мне сказать? — со скукой спросил Чуя, запрятав глубоко в себя чувства, пробуждающиеся в теле. Девушка не ответила, нарочито громко вдыхая пропитанный холодом воздух. Минута молчания прошла, и она ответила:
— Для каждого секрета нужно памятное место, Чуя, я говорила, — по-странному опустошенно проронила □. — Обещай, что будешь приходить сюда каждую субботу. — Чуя удивленно поднял брови, не встревая в монолог, по его мнению, окончательно помешавшейся на чем-то подруги. — Ты думаешь, что я сумасшедшая, да?
Чуя подумал и ответил:
— Нет, я так не ду....
— Я перегрызаю шеи людей и питаюсь их кровью, чтобы жить, продолжать функционировать и подерживать свою способность, — неожиданно громко, прерывая Накахару вскрикнула □, больше не в силах сдерживать себя и потоки эмоций. Она стояла, расправив руки, смотря на рассвет, и думая:думая над тем, что сейчас сказала.
— Это довольно неожиданно, — спокойно заметил Чуя, перчатками касаясь ее холодных плеч. — Но знаешь, мне плевать. Ты делаешь это ради того, чтобы жить, — трогательно сказал Накахара, заставив □ удивленно на него взглянуть, оторвав взгляд от Йокогамы. Одинокая слеза сорвалась с ока, скатываясь по щеке и продвигая путь по подбородку. — Твоя жизнь ценнее тысячи других жизней.
□ расплакалась прямо там, на заледеневшем склоне, вместе с тем, кого всего несколько лет назад яро ненавидела и презирала; расплакалась прямо там, готовая отдаться в руки Чуи без остатка, лишь бы получить то, чего жаждала всю осознанную жизнь.