Зимняя сказка
Примечание: я не знаю, как верно будет объединить эти маленькие зарисовки, потому я просто решила найти для них одну общую тему: зима. Обещаю, что в скором временр пойдут именно реакции, а не зарисовки-истории с разными персонажами♡
□ Достоевский и Гоголь
— Если уж мы собираемся укрываться от остальных, лучше этого места ты не найдешь на всем свете! — эмоционально воскликала □ в окружении заиндевевших веток, свисающих с них кристалльных сосулек и морозного воздуха, бившего в лицо и проходящего в легкие. Встрепенувшись и побив покрасневшие щеки, она снова окунулась до головы в ледяное озеро, выдыхая весь накопившийся воздух.
— Знаю. Потому я здесь, — с беспрестрастием отвечал Достоевский, сидя на покрытом коркой берегу и переминая в руках белоснежную, как снег, шапку. Он невольно сдувал падавшие на него иногда огромные комья снега с хрусталиками льда.
Девушка по обыкновению недовольно вздохнула, покрываясь мурашками по голой коже и поспешила слегка прикрыться от взора Федора. Он хмыкнул и отвел глаза вдаль, всматриваясь в мутные фигуры на горизонте. Эспер посмотрела туда же, заметив лишь сверкающий под невидимым зимнем солнцем хвойный лес, укрытый тысячами покровами от непогоды. Изначальной идеей было пойти туда, но, увидев столь превлекательное озеро, слегка покрышееся легким слоем льда, подчиненная сразу же поспешила туда, не особо вслушиваясь в замечания раздраженного таким поведением Достоевского.
Место и правда было прекрасным, если не сказать волшебным, как о нем отзывался Гоголь, недавно побывавший здесь и как раз таки рассказавший о нем своему главе. С помощью своей спобоности он сразу же переместил друзей туда, не особо заботясь о том, как они смогут вернуться назад, в реальный мир: но и нужно ли им это было вообще?
Девушка совершенно расслабилась, иногда опускаясь голышом полностью в воду, а иногда просто сидя в озере, чувствуя все свои промерзшие кости. Федор желания следовать ее примеру не имел, потому просто сидел рядом, временами делая легкие замечания, но не особо обращая внимания на эспера, которая уже успела покрыть кончики своих волос коркой льда.
— Думаю, тебе пора выходить, — в очередной раз подмечал Достоевский, шаркая ногой по комьям снега.
— А я думаю, что тебе пора замолчать, — ничуть не страшась праведного гнева отвечала □. Достоевский, казалось, прислушался и выполнил просьбу, не произнося ни слова последующие десять минут. Но □ это надоело: стало слишком скучно без обыкновенного занудства Бога. — Может, присоединишься?
— Нет. — Федор отряхнулполы плаща от снега, зарывшись руками, которые уже обветрились, в темные волосы. ■ закатила глаза, предугадав такой его ответ, потому не приняла это слишком близко к сердцу.
Впереди замаячила до боли знакомая фигура: высокая, статная и, самое главное, с длинным цилиндром на голове. «Черт!», — в мыслях выругалась девушка, наощупь пытаясь найти среди легких суброгов сброшенное ей же самой платье. Наконец найдя его, она радостно вздохнула, но сразу же вскрикнула, когда одежда исчезла прямо из ее рук.
— Гоголь! — злобно воскликнула □, не вылезая из воды. Эта затея до сих пор казалась ей сказочной и немного безумной — то, что нужно для хорошего дня.
— Я? — лукаво спросил упомянутый растягивая гласную. Он немного покрутился между деревьями, а потом, закутавшись в плащ, вынырнул рядом с Достоевским, приняв его позу и посмеиваясь; легкая горбатость и зажатость ему явно не шли.
Федор видом своим не обратил внимания, но все же мельком поглядывал на друзей, стараясь скрыть это в фокусировании на других объектах. Николай сразу заметил это, беря руки парня в свои и, слегка понижая голос, говорил:
— Неужели ты смущен, Федор? Неужели ты что-то пытаешься скрыть, Федор? — Как только он заканчивал, сразу же начинал заливаться смехом, театрально вытирая невидимые слезы на глазах. Достоевский сразу раскрыл план эспера, ничуть не поддаваясь на хитрые уловки.
□ спокойно продолжала заниматься своими делами, не замечаемая парнями. Они, казалось, ее не видели, и кажется, ее вообще никогда не существовало. Ничуть не оскорбившись, она приподнялась на локтях, достав заветное, чуть выпирающее из плаща, платье, сразу же натянув на себя, пока Гоголь даже не почувствовал легкого прикосновения к свокй спине.
— Мы совсем забыли про нашу □! — с наигранно-удивленным видом замечал Николай, когда наконец заметил какое-то странное движение в озере. Это девушка, обреченная на скуку, решила попробовать задержать дыхание под водой, с каждым разом набирая время. Потянув ту за волосы, Федор услышал только слабые хрипы и увидел, как подчиненная необычным путем выплескивает из себя немного ледяную воду; там и правда плавали маленькие кусочки затвердевшей воды.
— Ты оказался прав, — безэмоционально сказал Достоевский и поправил распустившиеся, запутавшиеся в колтуны рыжие ведьминские волосы, которые казались черноватыми из-за влаги. Девушка злобно посмотрела на окружении и, как только парень ее отпустил, нырнула обратно, но теперь по шею, дабы снова не быть униженной.
— Я вижу, ты переняли кое-чьи манеры, канарейка! — странновато подметил «клоун», роясь в своем волшебном плаще. Оттуда внезапно появился теплый плед, напоминающий многим о доме: а многими был лишь один Федор.
Николай приподнял девушку за плечи, как маленького ребенка, и отдал ей слабое тепло, в надежде увидеть, как та принимает дар и укрывается от пронзающего мороза этого года. Но □ было все равно: она снова опустилась на озерное дно, которое, если бы она встала, не достигло бы ей и колен.
— Дорогая, приди в себя, — негромко заметил «демон». Он уже во всю засыпал, уставший от долгой работы и дождавшийся наконец отдыха, которого желал, но при этом боялся, от своего безумного плана, почти полностью воплотившегося в жизнь. Гоголь по-дружески пнул напарника под локоть, на что он возмущенно хмыкнул, недовольный такимр жестами.
— Федор-кун правильно говорит! Лучше бы к нему прислушивалась, чем себя губила! — эмоционально, как и обычно, напевал Николай, на что □ только и могла, что в очередной раз закатить глаза и оставить свои попытки уйти из жизни рядом с этими двумя.
— А, да ладно вам, — прокряхтела девушка, когда исчерпала все свои силы в этих нелепых способах самоубийства. Она прокашлялась и осталась так и лежать на мерзлом берегу, который и на себя не был похож.
Достоевский откинулся спиной на снег, когда присел рядом с ■, и начал наблюдать за однотонным небом вместе с ней. Гоголь покрутился рядом, закусывая губу, но, как и до этого, решил поискать что-нибудь в своем одеянии, долго размышляя над данным вопросом. Федор в это время, не стесняясь, обнял промокшую, еле прикрытую разорванным в некоторых местах платьем напарницу. Она не протестовала, вовсе не замечая подобных намеков, и с безразличием глазела на серый небосвод. Николай, затаившись, не издавал ни звука, прикрывая рот руками, будто уже готовый совершить шалость.
В мужских руках, засунутых в полы плаща, будто ничего не было, но это что-то, таинственное и непонятное, существовало, скрытое под разорванным пространством способности. Наконец это что-то начало проясняться. Шляпа, украшенная аккуратными, настоящими цветами упала прямо на женскую голову, внезапно приземляясь прямо по центру, на глаза. Николай не улыбался, молча, как бы странно для него это не было. Федор покосился на них двоих, поправляя челку. Снова перестав обращать внимание, как и обычно это делал в присутствии Гоголя, он убрал руку с плеча ■, положив ее себе на живот.
— Нам нужно обсудить дальнейший план действий, — сказала □, надевая шляпу на голову, закрыв себе большую часть обзора на местность.
— Я уверен, что Дост-кун придумает его и без нас! — засмеялся Гоголь, раскидываясь на снегу. «Дост-кун» скучающе ответил:
— Верно. Я уже знаю, что нужно делать. — Николай незаинтересованно поглядел на него, гладящимм движениями прочесывая волосы девушки красивой расческой, пока она, девушка, держала в руках подаренную Гоголем, точно из ее прошлого, шляпу. — Может, я и вовсе останусь здесь, — сделал шокирующее объявление Федор, замечая на себе взгляд напарницы.
— Ты не можешь так поступить, Федор, и сам это прекрасно понимаешь. Ты не можешь потому, что я не могу. — Николай встрепенулся, случайно задев корень волоса, и тут же убрал все в плащ, твердо вставая выпрямляя спину, чтобы лучше наблюдать за небожителями.
— Знаю. Но таков один из исхожов моего плана. Мой долг — любой ценной истребить грешников, — начал рассказывать Достоевский о своем великом плане, на что Гоголь закатил глаза и демонстративно цокнул. Достоевский специально не замечал этого, продолжаю тираду. Спустя незамеченный им час, он остановился, рассказав все, что хотел, в полной мере.
Только сейчас он заметил пару, которая мирно спала на снегу: девушка посапывала с хорошо рассчесанным; Гоголь явно постарался; локоном на носу, который оказался там неведомым образом, а парень же укрывал ее своей рукой, тянущей длинный плащ: ноги его растянулись во всю длину, устремляя носки в небо, куда смотрело и все его тело, хоть и сам он прикрыл глаза, убоюканный спокойным голосом Федора.
Достоевский вздохнул, тихо протянув, как будто шепча себе под нос, но при этом чисто и внятно:
— Спят... — И тут же он устроился рядом, укутываясь в белоснежный мех шубы, сливаясь с окружением и не чувствуя, как привычная шапка-ушанка сползает с головы, проваливаясь в сугробы.
□ Сигма и Ацуши
Ацущи с недоумением рассматривал наряды посетителей, зашедших в казино только что: он не понимал, как можно так легко одеться в такой сильный буран? Накаджима замерз даже в уютной, притом дорогой машине, пока ехал к своей напарнице, а эти люди совсем, казалось, и не заботились о своем состоянии, не надев даже шарфов; но Ацущи понимал, что такой вид для них всех не солиден, потому они и решили придерживаться своего статуса — такого сироте понять было не дано, ведь он, выросший в низшем сословии, даже и не пытался вникнуть в смысл аристократических, а чаще просто состоявшихся, семей, впрочем, как и его драгоценная напарница, возлюбленная, как он называл ее в своих мыслях, отданная на растерзание собственному другу, владельцу богатейшего казино — Сигме.
Упомянутый не раз претендовал на роль Накаджимы в жизни □, но при этом действовал не так активно, как мог бы, понимая, что Ацущи — его друг, и окончательный выбор останется все равно за девушкой, которая особо и не спешила с выбором возлюбленного, тем более между двумя своими близкими друзьями: ей даже в голову такое не могло прийти.
Тем временем, пока Ацущи размышлял над своими любовными проблемами, Сигма следил за камерами, наблюдая за жизнью казино и беглым взором ища нарушителей правил, хитрецов, которые решили, что могут обмануть его, незаметно для них спрятав какую-нибудь карту в рукав или, наоборот, достав козырь оттуда же. Владелец посмеивался: как легко было людям поверить в себя, уверовать в свою малую, ничтожную по сравнению с Небожителями, силу. Посетители азартного заведения часто завуалированно посмеивалась над противниками, считая, что именно они превзошли всех своим умом. Но расслабляться не стоило: в большинстве случаев подобные игроки проигрывали именно тогда, когда ставили на игру все свое немалое состояние, и в такие моменты было смешно со стороны наблюдать за их быстросменяющимися эмоциями.
То ли суровое время года так влияло на людей, то ли что-то неведомое Сигме, но именно зимой в казино приходило все меньше посетителей, хоть это и было немыслимо. Такой расклад вовсе не радовал Небожителя: наоборот, он злился как никогда, часто сырваясь на Гоголе, который не стесняясь расхаживал в личном кабинете хозяина: а ведь подобное Сигма позвалял делать только одному человеку — □.
Только зимой казино, казалось, впадало в спячку, которая не могла не выводить всех: и Сигму, и □, и даже Фукучи: из себя. Накаджиме всегда было не до этого, ведь он, погруженный в свои раздумия, часто о собственной никчемности, даже не обращал внимания на давящую атмосферу в кабинете Сигмы.
Сейчас же он преспокойно ждал в богатом коридоре, обставленном картинами великих художников; это был проход только для элиты и знакомых важных лиц, коим Ацущи и являлся. Дожидался он одного: когда же приедет □, чтобы снова, как и раньше, собраться всем троим, излюбленной компанией, и забыться ото всех проблем, выпить кружку-другую чая, расслабиться на уютных диванчиках, в незнакомом ему тепле казино. Так прошло более получаса, пока он не заметил вдалеке чьи-то знакомве силуэты, вышагивающие нога в ногу, идущие рядом, но только одна фигура заметила Ацущи, сразу же оповестив собеседника, на что тот удолевтворенно кивнул и поспешил за первой, не так быстро перебирая ногами.
Когда оба неизвестных сократили расстояние между ними и Накаджимой, Ацущи узнал в них своих близких друзей, которых дожидался, казалось весь день. □ спросила, перед этим растрепав волосы Ацущи:
— Не замерз? — И тут же она потянулась к его щекам, заметив, что они покрылись легким румянцем, скорее всего из-за мороза.
— Замерз, — легко ответил Ацущи, пытаясь не застучать зубами, дабы не выдать, насколько сильно погода ему, мягко говоря, не нравится. Он уже давно расстегнул подаренную напарницей теплую шубу, чтобы не выделяться среди доброй массы посетителей; хотя это было сложно, учитывая, что его сопровождал местный персонал в самый богатый «район» казино; но именно из-за того, что он решил слиться с толпой, он промерз до самых костей. Сигма это заметил, но решил оставить Ацущи при своих словах, не подмечая очевидной для него лжи.
— Пройдем в кабинет? — поинтересовался Сигма, как только препирательства и переглядывания между Ацущи и новоиспеченной сотрудницей Агенства завершились. Девушка одобрительно кивнула, взяв Сигму под руку, на что тот отвел взгляд в пол. Ацущи проследовал за ними, ни на секунду не переставая рассматривать дорогое убранства помещений, проходимых ими.
Ацущи, зайдя в кабинет, снял верхнюю одежду и, повесив ее на специальную вешалку, прошел внутрь, где бывал уже ни раз. Девушка со смехом прошла за ним, подмечаю приевшуюся чистоту в «доме» Сигмы, на что он мечтательно вздыхал и отвечал, что привык к такому. Накаджима вклинился в разговор, подмечая красоту заведения Сигмы, на что тот со смущением благодарил, говоря, что такого не заслуживает и, получив такое счастье, просто не может его потерять: Ацущи узнавал в этих словах себя, себя прошлого, себя настоящего.
— Правда красиво? — с удолевтворением спрашивала □, рассматривая снегопад за огромными панормаными стеклами казино. Вид и правда был потрясающий: непроглядный туман, чистый снег и развергающаяся буря, заволакивающая все вокруг.
— Красиво, — отрезал Сигма, отпивая молочный чай из настоящего фарфора, от которого Накаджима в первую их встречу был поражен; не часто увидишь изделия из настоящего камня.
— Ага, — лениво поддакнул Ацущи, разморенный теплым уютом — не то что сейчас на суровой зимней природе — и приятным потрескиванием стоящего рядом большого камина; устроившись прямо у очага, Ацущи ощущал приятное покалывание у ног и разливающееся по телу наслаждение.
— Это прекрасно, — с нескрываемым восхищением тихо ворковала эспер, как маленькая птичка. Сигма встал и подошел к ней, вглядываясь в холод за окном. Накаджима его примеру не последовал, решив издали следить за ними, изредка отпивая из чаши. — Настоящая зимняя сказка, — заметила □, а Сигма в знак подтверждения серьезно качнул головой.
— И правда, — ответил Ацущи. Все присутствующие оказались заворожены этой зимой, холодной, одинокой, неприветливой зимой, но все равно такой прекрасной, что хотелось одного — умереть.