Идеальное самоубийство
— Хей, Дазай... — протянула □, перекатываясь со спины на бок и в упор смотря на полуразложившийся, повешенный над нею труп. Воняло невыносимо, и ей пришлось закрыть нос, откашливаясь, лишь бы не задохнуться, как сама она и говорила. Осаму безразличным взглядом прошелся по ней, возвращаясь к видеоигре. — Ну Дазай, Дазай, Дазай! — повторяла она, не желая сдвигаться с места.
Раздраженно рыкнув, мафиози встал с коробок, поправляя плащ и цыкая. После он демонстративно прошел по ногам напарницы, от чего она вскрикнула и тут же с криками и воплями взялась за больную конечность. Парень удалялся по направлению к выходу со склада, при этом доставая телефон, дабы позвонить боссу, но внезапно, пока он набирал заветный номер, чья-то крепкая рука схватила его за подол плаща. Непонятно как бесшумно доползщая до него девушка, страдательно двигая ногами, держала накидку, недовольно голося:
— Что, захотел меня бросить, чертов Дазай?! — в попытках повторить интонацию Чуи она хмурила брови и недовольно двигала губами, на что Дазай думал лишь одно: «Дура». Отдернувшись, он шел к своей цели не останавливаясь, пока она позла за ним. — Стой! — вскрикнула она, окончательно выбившись из сил и распластавшись по полу. Осаму остановился, глядя в экран телефона в поисках того самого номера. Умоляюще подняв на него глаза, □ сложила руки в молитвенной позе, проговаривая: — Неужели ты меня сдашь, Осаму?
— Да, — не дрогнув ответил Дазай, найдя номер босса. Мафиозница недовольно зарычала, руками подтягиваясь и вставая с колен, пытаясь со скоростью молнии выхватить чужой мобильный. Осаму с довлльством поднял его над головой, показывая тем самым свое превосходство, а □, еще больше разозлившись, прыгала вокруг, пальцами тянясь к причине катастрофы. — Бесполезно, — прервал он, спрятав телефон в карман брюк, все же не сделав то, чем пугал напарницу. — Пошли.
Осаму достал пистолет, целясь прямо в голову доселе спокойно весевшего трупа, и выстрелил несколько раз, чтобы удостовериться в мертвенности тела. Покойник не вскрикнул, перетянутый веревкой до самого подбородка с ужаснейшей гримасой на лице, и мучитель жадно усмехнулся, облизывая пересохшие от угроз губы.
— Мерзко, — заметила □, сладко поправляя волосы за кончик уха и поддергивая миниатюрным носиком. Осаму вернулся в прежнее состояние.
— Кто бы говорил. Сама не лучше, — едко пристыдил парень, наконец-то, как ему казалось, идя к выходу из злосчастного, пронизутого насквозь криками и болью места, за которое проливалось не мало крови. Но тут молчавшая все это время красавица подобрала с земли увесистый автомат, оставшийся от уже откинутых в сторону трупов защищающихся рядовых. Она провела по стволу, перебирая пальцами и потирая кровь.
Осаму остановился, не слыша за спиной чужих шагов, и повернулся. Заметив странное представление, он продолжал молчать, наблюдая за происходящим. □ сняла автомат с предохранителя, который они вдвоем поставили, когда владелец его был мертв, и подставила оружие ко лбу, медленно нажимая на спуск. Улыбка мучителя застыла на фарфоровом лице, глаза налились кровью, опъяненные надеждой скорой смерти, зрачки постепенно увеличивались, вкушая предстоящее наслаждение.
«Нет!», — только и успел подумать Дазай прежде, чем услышал оглущающий выстрел. Стены, казалось, потрескавшие, но точно потеменевшие, покрылись свежей кровью, алыми красками капавшей с них самих; хрупкое тело покачнулось, падая на ноги и захлебываяст собственнной жидкостью, смешанной со слезами; мертвец покрылся ярко-красными разводами, завороженно наблюдавший с того света за жизнью убийц. Осаму судорлжно подбежал к самоубийце, проверяя пульс.
— Почему... — Пульс был в норме — самое странное для Дазая в тот момент. Но неожиданно закрывшая уже навсегда глаза девушка вдруг очнулась, короткими вздохами глотая воздух и держась за сердце, прикрикивая при этом:
— Как больно, Боже, как больно! — как молитву повторяла она эту фразу, забвенно глядя в каменный потолок. Дазай придерживал ее голову, теребя свои волосы. Не зная, что делать, он просто сидел рядом, наблюдая за ее поведением. Резко она поднялась, не скидывая с себя его руку, на что он удивленно вздохнул, и улыбнулась, покачивая головой. — Глупый, глупый Осаму! — приговаривала она как мать, поучавшая своего неродивого сына. — Это всего лишь шутка, Дазай, шутка! — переходила она на смех, прикрывая глаза со слезинками.
— Идиотская шутка, — прервал Осаму, цыкнув языком и недовольно закатывая глаза. Темное пятно пролилось на фигуры, в помещение вошел тот, пред кем оба робели и преклоняли колени, утыкая взгляд в землю — Мори Огай.
— Вижу, вы прекрасно справились, дорогие, — пропел мужчина, лукаво улыбаясь, не имея ни малейшего желания подойти к убитому, чье лицо пред смертью преисполнилось самого настоящего животного страха. Поправив перчатки, Огай заправил волосы.
□ подбежала к нему, чтобы преподнести палец с драгоценным кольцом, за которым Мафия и охотилась, а Мори начал поглаживать ее голову, цепляясь ловкими пальцами за щеки и свисающую с уха сережку, подаренную им же. Девушка не засмущалась, хихикнув и прикрывая нижнюю часть лица маленькой ручкой. Дазай до боли сжимал зубы, не поднимаясь с пола. Прерывая потуги, до боли сжимал ладонь, впиваясь ногтями в самого себя.
— Хвалю, — заключил Босс, приняв наконец конечность. Интерес медленно угас, как только он увидел нервное состояник подчиненного, а после Мори удалился, сопроваждаемый Хироцу, который, смотря на все это как наблюдатель, лишь поражался Осаму: ни разу до этого преданный член организации не видел его таким, и все это началось лишь тогда, когда «Благословенная», как ее называли окружающие, □ не пришла в это самое место.
Покрывшись алым от действий своего Босса, юная участница преступлений помахивала рукой у лица, прогоняя подступивший не понятно откуда обжигвющий щеки жар. Осаму медленно встал, когда за Мори-саном захлопнулась громоздкая дверь, и неторопливо подходя к ней спрашивал:
— Между вами что-то есть? — Шаг.
— Неа. — Шаг.
— Не ври. — Тишина.
— Не вру. — Шуршание.
— Ты врешь. — Шаг.
— Дазай, хва... — Удар.
— Ты врешь. — Молчание.
Дазай смиренно ожидал, когда возлюбленная сможет подняться, отбросив человеческую боль. Кровь, не застывшая, растекалась по полу, сталкиваясь с тяжелыми припасами. Она хрипела, держась за челюсть, чуть ли не вывернувшуюся под силой этого человека. Осаму не дрожал, занося руку снова и придерживая в другой заготовленный заранее, пока никто не видел, пистолет, заряженный до точности.
— Я не вру, Дазай! Пожалуйста! — истерично кричала она, захлебываясь в слезах и собственной крови, откашливая горькую слюну прямо на себя.
— Я понял. Просто проверка. — Он слизнул каплю крови со своих щек, смакуя на вкус, и удивленно округлил глаза, поражаясь вкусу: — Сладко. — Неполноценный начал пробовать еще и еще, никак не насыщаясь. Когда лицо было чисто, он присел рядом с оскорбленной, виртуозными движениями языка слизывая кровь сначала с ее же щек, потом пеоехотя в наполнившийся кровью рот, дотрагиваясь губами до губ.
— Это было больно, Осаму. Слишком. — Дазай не реагировал, продолжая начатые недавно действия. Хотелось захлебнуться в наслаждении.
— Я знаю, — проронил он единожды, не останавливаясь. Парень все больше и больше углублялся, театрально целуя ее в самые губы. — Твоя кровь — мое наслаждение.
♡♡♡♡♡♡
Сладостное молоко лилось на обкусанные Дазаем губы. Девушка облизывала их, наслаждаясь вкусом, смешанным с шоколадной крошкой, добавленной в напиток. Осаму молча сидел рядом, забинтованной шеей ощущая легкие подувания ветра, проникающие под одежду. Одна его рука лежала на ее плече, застыв в полуобъятии, пока она с удовольствием потребляла сладости, приготовленные самой же. Парень к угощениям притрагивался редко, ссылаясь на то, что хочет оставить своей спутнице больше во имя ее стараний над всем этим пикником: ведь она же предложила такое «свидание», и она же все и приготовила, найдя хорошее место для встречи — высокий, безлюдный, покрытый мягкой короткой травой холм, с которого было видно всю Йокогаму.
— Красиво, — кратко заключил Дазай, смотря вовсе не на город, а на девушку, которая этого даже не заметила, пока ела. Она ответила:
— Да. — Осаму прекратил бесполезное занятие и перевел взгляд на дома, расстилавшиеся перед взором, среди которых можно было заметить жителей, казавшихся сейчас слишком маленькими, а животные и вовсе казались блесклыми точками среди толпы. Оба и правда наслаждались таким времяпровождением, в компании друг друга.
Напарники пребывали там так долго, что солнце уже зашло, скрывшись за горизонтом, и настало царство сумерек: все еще было хоть как-то светло, но недостаточно для того, чтобы и дальше наблюдать за происходящим внизу. Теперь оба занялись занимательной беседой, основным двигателем которой была □, что ни на минуту не умолкала, иногда даже не ожидая ответа Дазая. Мафиози полностью привык к такому ее поведению, потому не особо реагировал, давая ей выскзать все, что лежало на душе: от самых мелочей до беспокойств насчет Мафии и будущего.
— Знаешь, Осаму, даже легче становится, когда вот так с тобой говорю, — проговорила она тихо, с хрипотцой в голосе от долгого монолога, и улеглась на плед, заворачиваясь в свою джинсовую куртку, дабы укрыться от резкого холода.
— Ты постоянно так со мной говоришь, — заметил парень, потирая бинты.
— Настолько глубоко — не всегда! — с раздражением воскликнула □ и отвернулась в другую сторону, где в далеке виднелись малые звезды, горящие неистовым светом. Догорали последние огни в окнах, а напарников постепенно накрывала дрема, подзывая в свое царствие сна. Дазай улегся рядом, сметя перед этим коробки с блюдами в сумки. Он поглажил ее волосы, перебирал пряди, хихикая мальчишеским смехом. — Дазай, мне щекотно! — рассмеялась мафиозница, когда Дазай начал щекотать ее шею, ничем не прикрытую. Осаму тоже засмеялся, с удовлльствием наблюдая за счастливой возлюбленной.
Когда оба успокоились, □ уже «клевала носом», погружаясь в сон, но мафиози, как она его называла, остпвался бодр, рассматривая сквозь пелену тесных листьев мерцающие звезды на ночном небосводе. Рука его так же покоилась на ее локонах, отливавших сейчас лунным светом, а грудь вздымалась от тяжелого дыхания, застопорившего его движения. Лежал мервто, не шевелясь, водя только глазами от одной звезды к другой, не в силах поднять руки.
Как приятно было в тот момент придаться воспоминаниям: о злопучной ночи, когда они смогли сбежать из мафии, оставив при этом подарок для всех напарников Мафии, к которым успели привязаться хоть капельку, не забыв при этом о дрожайшем Боссе, который приятно сам для себя поразился сюрпризу. Мысли об Оде начали пробиваться в незащищеное сознание Дазая; дышать становилось труднее, а руки сводило в судороги.
Чувствуя неладное, □ приоткрыла глаза, а когда повернулась к Осаму, увидев все его состояние, сразу же начала успокаивать, как учила ее в Мафии Йосано. Дазай откашлялся, окончательно очнувшись, и лишь с усилием фокусировал взгляд на девушке. Она сидела, полуопершись, ожидая, когда же наконец напарник сможет оклематься. Увидя, что с ним все в порядке, □ приняла бывшее положение, не отворачиваясь теперь от него, в страхе увидеть такую картину снова.
— Ода? — спросила после нескольких нерешительных секунд: что, если такое замечание вызовет новый приступ? Но он спокойно ответил:
— Да. — Из-под полуприкрытых ресниц мафиози посмотрела на него, а потом и вовсе задремала, поняв, что парень в порядке. Дазай же, не желая заканчивать краткую беседу на такой ноте, продолжил спустя около десяти минут: — Ты спишь? — Ответ был очевиден, но зная повадки □, а именно засыпать за несколько минут, он не удивился бы, услышав в ответ неразборчивое мычание.
— Нет. Думаю о Мори, — сразу же прервала эспер расспросы о причинах. Но и даннфй факт не был ни разу смягчающим: наоборот, казалось, что этот загадочный человек, управляющий обоими на протяжении стольких лет, и сейчас стоит где-то рядом, наблюдая за безмятежной парой. Осаму недовольно хмыкнул и резко спросил:
— Давай совершим двойное самоубийство? — □ открыла глаза.
— Что? Ты о чем? — удивление сквозило от одного ее вида, и Дазай сразу понял, что столь глубокий смысл его слов так и не добрался до этого ума.
— Двойное самоубийство. Убьем себя вместе, в один день, в одно время, в одном месте. Знаешь, это тоже самое, как если бы нас убили в Мафии. Как смотришь на это? — Сравнение, приведенное Дазаем, поразило деву в саму душу: мечтой всей ее жизни была героическая смерть на миссии, в которой она смогла бы принести себя в жертву, показав тем всю преданность Мафии.
— Я вполне не против, — со смешком ответила □, рукой забираясь под юношеские бинты на сильных руках. Он поддержал ее действия, на удивление смеясь в ответ. — Но слушай. — Она остановилась. — Раньше ты никогда такого не говорил!
— Не говорил потому, что не было смысла, — без запинки, как заученную речь, проговорил парень, недовольно поводя глазами. Про этот смысл спрашивать она не стала. Подождав, □ начала бессмысленную тираду:
— Я хотела бы жить на берегу моря. Вместе с собакой. Или кошкой. — Замолчала. — Придумала! Я хочу жить с тобой в маленьком домике, и чтобы в округе не было ни одного живого существа!
— Но совершив самоуйбиство...
— Да знаю я, дай помечтать напоследок! — недвольно прервала □, с воодушевлением поднимаясь с пледа и разминая затекшую спину. — Мечты останутся мечтами, Дазай.
♡♡♡♡♡♡♡♡
— Дазай, ты точно уверен? — неспешно спрашивала □, подходя к незакрытому краю крыши. Здание резко обрывалось вниз, оставляя под собой ледяную пустоту. Осаму шел рядом, с интересом наблюдая за пространством, в котором вскоре им нужно было оказаться.
— Абсолютно. — □ крепче сжала его руку, второй хватаясь за слишком часто бившиеся сердце — волновалась.
— Но как же ребята из Агенства и... и наконец Акутагава-сан?! — со слегка появившимися слезами на глазах спрашивала впавшая в истерику девушка, которая уже задыхылась, захлебываясь в соленой жидкости. Дазай бережно протирал ее лицо, улыбаясь самой невинной улыбкой, какую только имел у себя в запасе.
— Ты же сама этого хотела, разве нет? — с непонятной горечью напевал Осаму, не отрываясь от лика.
— Хотела, но... — Она молчала в успокоении, а когда окончательно расслабилась, то даже улыбнулась, с счастливым выражением лица рассматривая Дазая.
— Помни: здесь нет места сомнениям. — Закончив эту свою реплику, Дазай медленно подвел □ к краю, свешивая обе фигуры: и свою, и женскую: через край, но так, чтобы никто из них не упал раньше времени. — Знай, что я всегда тебя любил.
Молчание.
— И я тебя. Всегда.
Дазай усмехнулся.
— Навечно?
— Навечно.
Неосязаемое существо, наблюдая за сей любовью, не устояло, расплакавшись и полностью придавшись чувствам: а пара же, не щадив его, уже пропала. Проносились окна, сверкающие в ночи, и в них самих отражались два летящих навстречу судьбе силуэта. Люди оторопело глядели на безумцев, махая руками и истошно крича. Напуганные хаосом полицеский пытались остановить движение, успокаивая граждан, в это же время следя за направлением тел.
А тела эти, обнимаясь, не боялись скорой больной встречи с родной землей: наоборот, радовались концу, в котром наконец будут вместе без всяких невзгод. Слезы теперь были не горестными: каждая слеза была одним отпущенным грехом, за который они пролили столько боли в простой людской жизни, казавшейся теперь далеким забвением перед встречей с неизбежным — матушки Смерти.
Новость же, разлетевшаяся в ситчанные десятки минут по город, и долетевшая, конечно, до ушей самого преступного Босса, поразила всех. Мори крушил все вокруг, как в молодости, не осекаясь ждавшего у врат Хироцу, курившего уже несчетную сигарету. Щепки летели, попадая иногда в мужчину, вазы бились, а Элис испуганно и зло сжималась за мужской фигурой, кротко наблюдая за своим обладателем.
— Черт, черт, черт! — в сердцах кричал Огай, ударяя кулаком о стену, при этом создавая новую занозу и пачкая белоснежные перчатки. Вся комната была усеена чистейшими, на удивление, скальпелями.
Элис исчезла, оставив от себя незримый след, дымку. Огай тяжело дышал, обессилев от слбственной злости. Хироцу удолетворенно хмыкнул, выкурив до конца очередную сигарету. Босс молчал, даже ничего не говоря.
— Как вижу, эти двое были вам дороги? — со странной печалью спросил эспер, оторвавшись от излюбленного занятия, погубившего его легкие. Огай встал, поправив шарф, идя прямо к спросившему его мужчине.
— О, ты не представляешь как, Хироцу! — сквозь зубы, что ему не свойственно, ответил Мори, распахнув двери в кабинет. Стоявшие по бокам охранники, испугавшись гнева Господина, покорно склонили головы, на что Босс не отреагировал. — Замени меня, Хироцу. Пойду подышу недельки две, — вернув себе беззаботный вид повелел мужчина, скрывшись во тьие коридора. Хироцу кивнул в пустоту, закрыв двери.
— Грешные, грешные дети.
Он курил снова и снова, наполняя важнейшую в Мафии комнату новыми окурками. Лицо горестно сжалось, а губы уже не чувствовали даже яда — онемели. Понимания, что этих людей больше не вернуть, не хотело врезаться в сознание Хироцу — слишком были они ему дороги, чтобы вот так, собачьей смертью, умереть.
— Да сохранит вас Господь.