Подчиняясь
Это только первая часть данной реакции-хедканона. Надеюсь, в скором времени допишу продолжение.
Он — ее Господин, она — его горничная.
□ Марк
□ Любимицей господина известного публичного дома являлась конечно же она — □, известная на всю столицу не только своей красотой, но и элегантностью. Ныне, являясь самой известной женщиной во всей округе, она могла лишь радоваться тому, что у нее есть: снисходительность господина, любовь окружающих ее мужчин, подруги, доставшиеся ей от ее нелегкого дела, которое она ненавидела всей душой. У нее было все, о чем мечтали жившие рядом с ней девушки, не познавшие этого горя, но она была совсем несчастна:с детства мечтая о семье и любви, не могла принять то, что будут пользоваться ее телом все, кто захочет, все, кто считают, что имеют на это право. Она не давала согласия, но при этом они думали, что она совсем не против, молчаливо отвечая на их похотливый взор своим, наполненным страданием и переполненный тоске по неосуществимой, далекой мечте.
□ Презирала себя, ненавидя каждую частицу, каждый волос, каждый ноготь, каждую ресницу — все, что только было видно человеческим взглядом. С завистью смотрела на молодых девушек, имевших любимых ими и любящих их мужей. На детей смотрела она лишь с печалью, с разрыванием сердца на мелкие части; это могло быть ее счастье, но на долю выпало лишь подчинение другим и сожаление о том, что, не попади она тогда в их руки, могла бы быть спокойно, как и раньше. Занималась бы своей рутиной, нашла бы когда-нибудь того человека, который ее полюбил бы, и устроили они бы свой семейный уголок, защищенный от остальных плотной стеной из лозы, закрывающей от остального мира: но главное, что они вместе.
□ — Господин, вы прекрасно знаете, что я ненавижу это место. Именно место, — протягивала она, показывая тем, что диалог ей совершенно неинтересен. Девушка взяла со стола закуску, положив к себе в рот и наблюдая за действиями Господина дальше. Он, вальяжно закурив, усмехнулся, после выпуская клубы дыма прямо ей в лицо. Не отвернулась, продолжая твердо смотреть прямо на него, мысленно понимая: скажет что-то не то — ее выгонят на улицу, где придется подъедать за дикими животными или за посетителями дорогих чайных домов, откуда регулярно выбрасывались столь ценные для нищих остатки блюд.
— Станцуешь для меня? — неожиданно для самого себя спросил он, морщась от табака, направленного девушкой в его лицо: стоит лишь слегка подуть и жертва — уже не ты. Она, пытаясь скрыть это, слегка закатила глаза, вставая с мягкой подушки. Поправив полы кимоно, достала из слоев одежды ленту. Красная ткань слегка шуршала от ее действий, когда она наконец решила двигаться.
Шагая из стороны в сторору, она обволакивала своей тело лентой, повторяла ею свои движения, пытаясь создать образ неземной жрицы, цапли, парящей высоко в небесах, в облаках, скрывающих ее от людских глаз. Кружила широкими свисающими рукавами, проходя по знакомым линиям, выученным ею уже наизусть. Танец, столь на долго засевший в ее памяти, был повторен вновь, но уже перед тем, кто по-настоящему оценит ее исскуство, то, кто она на самом деле. Передавала все свои чувства в эти движения, эмоциями передавая то, что не описать словами. Глаза горели неистовым огнем, губы растягивались в горькой усмешке, а нос морщился не смотря на все те порицания и предупреждения, который ей рассказывали на учебе. Не проявлять эмоций, не показывать свое нутро... Слишком долго она следовала священным законам, ожидая этого момента, этого дня, этого часа, чтобы выступить прямо сейчас перед ним во всей своей красе.
— Я всегда любил, как ты танцуешь, — сказал он, бережно опуская ее на подушки подле себя. Она стыдливо отвела взор, прикрывая ресницы, как ее и учили. Но Марк схватил ее за щеки, привлекая внимание к себе. — Помни, ты не виновата.
Он знал все, что с ней случилось, в мельчайших деталях. Не встревая, наблюдал со стороны, понимая: они еще точно встретятся. Не скоро, не в этом месте, но найдут друг друга, чтобы не произошло. Преодолевая желание протянуть руку помощи, проходил мимо, отводя глаза от ее жалкого вида, прекланившегося перед старым Господином. А тот не смотрел на нее в ответ, умоляющую простить, приказывая бить розгами. Подчиненные, хватая молодую девушку под руки, уводили в комнату для наказаний, дабы та подумала над своей ничтожностью.
Снова пркклоняясь перед Господином, понимала: ей не выбраться.
□ Кое
□ Одев свое самое лучшее платье, разукрашенное узорами из шелка, с вышитыми на самом драгоценными камнями, она вышла в свет, до этого долго провозившись с волосами, как будто не хотевшими заплетаться. Она подвела губы яркой красной помадой, а глаза покрыла розовыми тенями, выделяя имено эти части на своем лице: на них чаще всего бросали свои взгляды зрители, богачи, тщательно следящие за каждым их движением и думая, кого же следующим выбрать в жертву невольной жизни. □ вместе со своими друзьями жила в полной свободе: всегда делала, что ей хотелось, веселилась, ела всю еду, которая только была на улице, в боллших количествах выпивала алкоголь, тем самым забываясь, и только в один день в месяце она обязана была исполнить свой долг: станцевать перед теми, кто так жаждал этого. Выливая злость на хозяина в танцах, она всегла делала то, что не понравилась бы смотрящим, и тем самым отсавалась как можно дольше вместе с дорогими ей людьми: но с каждый разом их становилось все меньше, меньше, меньше. Она понимала, что когда-нибудь, совсем скоро, настанет и ее черед, как бы ей не хотелось, как бы она не отпиралась и сопротивлялась этому.
Кое, сидевшая тогда на самом лучшем месте в зрительном зале, лишь с молчаливым удовольствием внимала ее танец, то, как она двигалась: с волей к свободе, с протестом; то, как она дерзко смотрела на тех, кто смотрел на нее, как бы показывая, что она — лучше, чем все те, кто только родились на этот свет. Поданные, не скрывая своей зависти, с усмешками шептали друг другу, что вот она — именно та, которая ни за что не уедет из этого ужасного места и всю жизнь будет довольствоваться нищетой, скитаниями и ненавистью окружающих. Но они даже не подозревали, что это — ее счастье.
— Госпожа, не пора ли нам уйти? — спросила подчиненная, намекая на то, что смотреть на незнакомку уже нет смысла: она ушла за кулисы, не желая более показываться перед ненавистными ей людьми. Последнее, оставленное ею — это цветочный аромат приторных духов, да впечатление детского восторга после выступления. Озаки перевела на девушку строгий взгляд.
— Не волнуйся, Мисаки. Я решу, когда мне стоит уходить, — приструнила она ее, отпивая саке из маленькой чаши. Мисаки неуверенно поклонилась, надеясь, что ее за это не накажут, и быстро вернулась к своим подругам, чтобы поскорее обсудить странное поведение Госпожи. Упомянутая поставила чашу рядом с собой, а после встала, демонстративно кидая прогневанный взгляд на своих сопровождающих. Они, как мыши, сжимались под этим взором, ерзая на своих местах и понимая, что сегодня вечером им будет так плохо, как никогда не было.
Встав, женщина прошла дальше за кулисы: именно там находилась та, за которой велась тщательная охота Госпожи Озаки. Ничего не подозреващая молодая девушка же снова красила себе губы, пытаясь сделать их ярче: а все ради того, чтобы ее Господин сжалился над ней за ее вольность и опять не посадил в сырую, темную, грязную темницу, куда еле-еле пробивался лунный свет, а запах земли полностью пропитал каменнве стены. Переведя взгляд на незваную гостью, □ крепко сжала косметику, хмуря лоб, думая, что же ей понадобилось. Женщина показала на своем лице только примирительную улыбку, сщурила глаза и зашла в комнату, закрыв за собой дверь. Слышно было только их дыхание и выход нового актера на сцену: скоро начнется шоу.
— Что вам нужно, неизвестная Госпожа? — не скрывая сарказма и пренебрежения спросила она, оставив все свои дела. Госпожа улыбнулась еще шире, а в глазах начали плясать огоньки задора. Только спустя минуту она решила ответить на заданный вопрос.
— Я пришла, чтобы поговорить с тобой о выступлении. Оно было поистине прекрасно. Меня впечатляет твоя отвага, — сладким шепотом проговаривала Кое, иногда прерывая свою речь тихими смешками. А □ с отчаянием смотрела в пустоту, сквозь Озаки, понимая: ее время, похоже, пришло. — Я готова прямо сейчас поговорить с твоим Господином. — Тут уже Госпожа не выдержала, засмеявшись во весь голос, чуть ли не падая со смеху. — Выражение твоего лица сейчас — то, что мне нужно.
— Так значит вы, Госпожа, садистка? — Голос отчанно прерывался, а грудь разрывало от подступающих всхлипов. В горле застрял ком, глаза слезились: теперь она будет продана, как жалкая птичка, лешившаяся свободы.
— Бинго.
□ Кое обожает, когда ее любимая рабыня, танцует ей до боли знакомый мотив. Каждый раз одно и то же: но на удивление, это не надоедает, а наоборот завлекает еще больше: с каждым разом хочется увидеть продолжение, каким бы оно не было. Даже придуманные ею на ходу шаги, движения рук и покачивания бедрами в своем сочитании смотрятся, по мнению Озаки, волшебно, так, будто □ — не человек, а богиня. Специально для своей любимицы всегда шьются самые красивые и элегантные платья, всегда делаются дорогие украшения, сделанные из самых драгоценных на свете камней. Всегда только для нее все это — благосклонность, любовь, добро. Все для нее, даже если она не ценит это — плевать. Для Озаки она навечно будет лучшей из рабынь, той, которая смогла обладать ее сердцем.
□ — Могу ли я налить себе каплю саке, Госпожа? — Заданный вопрос, не скрывающий сарказма, раздался в огромных покоях ее Госпожи. Одеяние спадало с плеч, а веки были полуприкрыты из-за сильного влияния ароматических свеч.
— Как пожелаешь, дорогая, — хихикнув, ответила Озаки, прищурив глаза и растянувшись в лисьей ухмылке. В очах отражались лишь ее фигура и подушки, обшитые шелком, на которых лежала как раз она. Кое сидела напротив, собираясь совсем скоро лечь рядом с любимой. □, довольная разрешением, взяла чашу и налила туда немного обожаемого напитка. Госпожа следила за этим, не сводя пристального взгляда с ловких движений ее руки: просьба обучить рабыню всем правилам этикета не прошла мимо ушей главной горничной.
— Вы столь добры ко мне, Госпожа... — уже без прежнего сарказма сказала девушка, а в глазах заблестели капельки слез. Губы начали растягиваться в горькую ухмылку. Озаки удивленно вскинула брови, не скрывая недоумения, и быстро перехватила ее за подбородок, подняв к себе и подсев чуть ближе. Локоны женщины упали на ее лицо, становясь мокрыми от дорожек ее слез.
— Что-то случилось, драгоценная? — горько спросила Кое, нахмурив нос и протягивая ее лицо еще ближе, чтобы держать зрительный контакт. □ взглянула на нее, ответив:
— Я не заслуживаю такого... такой доброты... — прошептала срывающимся голосом, переходя наконец в громкий плач, сопровождаемый всхлипами. □ пыталась высвободить лицо из крепкой хватки, чтобы вытереть слезы и не показывать слабость: но, увы, ни одна попытка не стала успешной для нее.
— Заслуживаешь. Ты — моя любимая. — Незамедлительно, после этих слов, последовал поцелуй в губы, мокрые от соленых слез.
□ Дзено
□ Буквально живя на невольничем рынке, она понимала: отсюда не выбраться в хорошее место, где будут любить или хотя бы кормить. Все истории, которые ей рассказывали старшие, всегда заканчивались ужасно, да и в принципе были ужасны: над рабами издевались, били, унижали, не кормили, они жили в грязных подвалах, прикованные цепями к холодным каменным стенам, а все, что у них было из одежды:одна единственная простыня, полученная ими еще с рождения и хранимая до самой смерти. Она такая участи себе не желала, но знала: другого им и не дано. В этом и заключалась вся их жизнь: в страданиях и ненависти.
Мнение поменялось, когда на их человеческую ферму заглянул некий богатый господин: одетый при всем параде, чистый и ухоженный, надушенный дорогим одеколоном, он, слепой, улыбался, как будто видел весь мир, как у себя на ладони. Все глядели на него с удивлением. Такой как он никак не мог заглянуть в подобное местечко просто так, без какой либо цели. Сам хозяин фермы решил узнать ответ на этот вопрос, в ответ лишь получив краткое:《Узнаете сами》.
И он узнал. Попросив выстроить всех рабов в ряд, Господин Неизвестный ходил перед ними, останавливаясь перед каждым. Не видя никого из них, он лишь трогал их руками, углубляясь в свои внутренние думы, а после переходил к следующему, не особо останавливаясь перед кем-либо из предложенных ему людей. Но перед ней он стоял долго: оказавшись последней в этой линии, она приняла уже, что ей ничего не светит, да и человек этот не внушал доверия, поэтому она стояла молча, недвижно, в надежде, что скоро мужчина покинет это место. Грязь на ее лиуе свидетельствовала о долгой и тяжелой работе, в результате которой все ее руки были в мазолях, в ногах гудела усталость, а глаза так и слипались, тело слегка покачивалось, желавшее поскорее окунуться в недолгий, тревожный сон.
— Твое имя? — с нетерпением спросил слепой, держа руку на ее лице. Она нахумрилась, недовольно кося взгляд в сторону, и ответила только тогда, когда щеки сжали, сделав ей еще больнее.
— □, Господин. — Неизвестный опустил ее лицо. В глазах ее сквозила ненависть к самому его существованию, которую он никогда не смог бы увидеть.
— Ты едешь со мной, — произнес он. Дерганное движение поразило ее тело. Ее жизнь закончилась сейчас: на этом самом месте.
□ — Господин, ваш костюм готов, — сказала она, склоняясь в низком поклоне. Мужчина подошел прямо к пиджаку, снял с манекена и надел на себя, никогда не увидев свою красоту. Она хотела подметить это, но остановила себя раньше, понимая, что он — Господин, она — рабыня. — Вам идет. — Все-таки не отдернула. Господин повернулся в сторону звука с хитрой улыбкой, сказав так, как будто пропел:
— Раз уж ты так считаешь, дорогая, значит это правда. — Тихий смешок раздался из ее уст, прежде, чем она испуганно пискнула, спрятавши лицо в воротник броского платья. Краснея и стесняясь, она не смела даже дышать, от чего вскоре началась нехватка воздуха и небольшое головокружение. — Умирать при мне совсем необязательно, — невзначай подметил Дзено, поправив волосы так, как считал нужным и наощупь застегивая пуговицы.
— Господин, не утруждайтесь. Я сделаю свою работу! — воскликнула □, наконец начав дышать и быстро идя к Дзено, чтобы блестяще выполнить свою обязанность; впрочем, как это всегда и бывало. Быстро все сделав, она поправила чепчик на голове и уже собиралась уходить, как ее руку вмиг перехватили, сжав так крепко, как будто держал ее оживший и жаждущий мести мертвец, и тем самым обратили внимания на себя: в принципе, этого и невозможно было не сделать, учитывая, какой человек перед девушкой стоял.
— Не желаешь прогуляться со мной по городу? — задавая риторический вопрос, Господин улыбался светло и тепло, что у девушки внутри груди разлилось приятное тепло, в горле встал ком, а ладони вспотели. Не желая себя выдавать, она слегка сжала руки Господина. Взгляд ходил по кругу, с одного предмета богатого убранства на другой, но он все равно бы этого не увидел: и она этим пользовалась. Ожидая ответа, все застыло в тишине: на улице слышалось лишь мартовское пение птиц, да звуки проезжающей мимо повозки купца с товарами для скорой ярмарки. В поместье тоже все затихло, и ни один шаг, ни один вздох, кроме их собственных, ни одно шуршание и ни один звон посуды не раздавался в крепости: этот момент был вечным.
— Если вы позволите, Господин Дзено.
□ Гоголь
□ Мицаки взяла маленькую девчушку на руки, прикрывая ее лицо кусочком своей порванной одежды, закрывая нежные веки от ослепительного солнечного свечения. Малышка нахмурила брови, но все равно не проснулась, пребывая в забытие. Пряди Мицы, как ее называли друзья, падали на лицо девочки, слегка щекотя ее и, если бы та не спала, то точно вызвали бы смех. Ногти женщины впились в маленькое тело на руках, легкое напряжение так и сквозило от нее, а выражение лица было обреченным: не приди она сейчас, ребенок мог быть сейчас мертвым, лежа в грязной, сырой земле, закопанные к недрам истока.
Вскоре Мицаки отнесла, крепко держа, девочку в свою маленькую коморку, устроенную рядом с самым главным шатром цирка: там ей и предстояло вскоре выступать, но она твердо знала: она не выйдет на сцену, пока не выходит ребенка, которого после уже приняла за своего, не зная, что будет ждать ее маленькую семью впереди: счастье, смешанное с горем в одной чаше. Рассказав обо всем Главному, женщина поклялась в том, что не бросит этого ребенка, даже если выкинут ее. Главный, приятно поразившись ее смелости, предложил ей сделку: Мицаки выходит девчонку, а Главный обеспечит ей все, для жизни. Мицаки согласилась, не совсем понимая, что подразумевал Главный. Только, если бы она знала, все последующее можно было предотвратить: но прошлого не вернуть.
Снова выступление на канате; сколько же □ уже пережила точно таких же шоу, на том же канате, с одинаковой программой, но насколько она захватывала даже давешних зрителей — этого не передать словами. Все ори с восхищением ждали ее одну, прославленную далеко за пределами своего маленького городка. Девушка полностью отдавала все чувтсва в свои номера, пытаясь так отблагодарить свою приемную, но ставшую родной, мать, приютившей ее по доброте душевной.
— Что же это за птичка? — с лукавой улыбкой спрашивал Николай, с прищуром глядя на Директора. Тот робко отвел взгляд, пытаясь скрыть животную радость, и промолвил как будто не своим голосом:
— Да так, Господин, не нужная в моей коллекции. Признаться, я продал бы ее при первой же возможности, — намекая, он не переставал внутренне ликовать, скрывая панические движения рук и пот, выступивший на лбу в тот момент. Сейчас все зависело лишь от того, какое же решение примет Господин Гоголь: повестись ли на провокацию, выкупив эту ничтожность, или остаться без новой слуги, которая отлично подошла бы для того, например, чтобы чистить доблеска его сапоги.
— Знаете, Директор, она меня весьма заинтересовала. Эти движения... Я ее покупаю, — наконец вынес своей вердикт Гоголь, улыбаясь еще ярче, чем до этого. А когда же мужчина протянул ему руку в знак заключенной сделки, он вообще рассмеялся, не скрывая своей триумфальной победы нам самим собой.
□ Снова и снова для нее повторялся один и тот же мучительный день: с утра поливание личного сада Господина, днем — уборка всего поместья и стирка белья, вечером — его развешивание, уход за птицами и другой живностью, обитавшей в замке, зашивание одежды и помощь в приготовлении ужина. Все чаще ей начало казаться, что она — единственная горничная в этом проклятом поместьи, способная выполнять хоть какую-то работу. Смотря на других, □ часто думала только том, как им везет: им не приходится раз за разом ночами не спать, чтобы делать одни и те же действия, ставшие ей уже как родные. В череде этих дней часто вспоминалась мать: добрая, веселая и жертвенная женщина, отдавшая свою жизнь ради воспитания своей дочери.
— Молли, ну хотя бы ты! — восклицала □, обращаясь к стоявшей впереди лучшей подруге, идущей со стопкой постельношо белья на себе. Та, удивленная внезапным появлением, округлила глаза, сжав губы, выглядывая из-за ноши на руках. Молли молчала. Вдруг она резко побежала в сторону, в узенький коридор, а □ так и не смогла ее догнать: уж Молли-то была самая быстрая в беге. — Черт! — грязно ругнувшись, она ударила ногой о ярко-красный ковер, о чем вскоре пожалела: больно ударилась, упавши, о пол. С ее языка могло сорваться еще множество грязных слов, но все это было прервано одним его появлением: появлением Господина. — Господин Гоголь! — поприветствовала девушка, быстро встав и поправляя своей платье, очищая его от пыли. Гоголь, заприметив ее и услышав голос, улыбнулся и хихикнул, как будто пытаясь вызвать в ней смущение.
— Не ожидал увидеть тебя здесь, голубка! — примечая ее низшую принадлежность, он тихо смеялся себе в кулак, еще в силах сдерживаться. Девушка обиженно отвела глаза, в которых уже начали зарождаться слезы. Николай заметил это только спустя несколько минут, когда уже его слезы смеха полностью исчезли. — Зайди в мой кабинет. — Он развернулся на каблуках и побрел дальше, мельком поглядывая на горничную. Та поплелась следом, предчувствуя неладное.