Неприятные воспоминания
От автора: проще прощения за столь долгое отсутствие:не всегда получалось сесть за написание реакций из-за учебы и кое-каких личных дел!(
Примечание:рассматривая старые фотографии, она поняла: ничего не длиться вечно, а воспоминания лишь гложат тяжким грузом, пожирая остатки чистого разума. Он, не в силах ничего сказать, просто находится рядом, молча показывая, что он — здесь.
□ Акутагава
Сидя на полу, девушка роняла скупые слезы на лист глянцевой бумаги в своих руках. Все тут такие счастливые, особенно она: только-только молодые люди выпустились из школы с пониманием, что они поступили, что вся жизнь впереди. Заботы отошли на второй план при прмятном понимании, что они живы, что они живут, совсем не зная о своей судьбе, разрушенной Бешеным псов Портовой Мафии. К девушке приходило осознание, что если бы не она, то все те, кто были ее обидчиками, спокойно бы забыли обо всех этих годах, живя счастливо, не обращая внимания на таких, как она: на тех, кто недостоин радости. Она ненавидела их, пробираясь мурашками от одного упоминания, но при этом в глубине души она понимала, что виноваты в этом не только они, но и она сама: может, получив отпор, одноклассники бы поняли, на кого нарвались и начали бы отступать, оставляя попытки издевательства? В таком случае, каждый сейчас бы пошел своей дорогой: кто-то исполнил бы свою мечту, кто-о нашел бы любимого человека, кто-то начал бы свою карьеру, кто-то завел бы детей, кто-то воссоединился бы со своей семьей. Но их жизни разрушила она, никто более.
Рюноске, стоявший рядом в эту молчаливую минуту воспоминаний, внезапно, оставляя рассматривание фрезки стен церкви, повернул голову в сторону □, слегка поглядывая на фотографию, на которую падала его же тень, скрывая скорбящую.
— Я разорвал их на части, — грубым тоном в безмолвной тишине проронил Акутагава, покашливая в руку, холодным взглядом проницательных глаз осматривая фотографию: приятно смотреть на лица тех, кому отомстил. Священник, дежуривший тогда в святилище, благо, не услышал этого замечания и прошел мимо, с грустным лицо смотря на сгорбившуюся деву. Желания помочь не было:сколько подобных людей приходит за день, и скольким приходится помогать. Данная работа настолько измотала мужчину, что он, забыв о своих обязанностях, пошел к посту возле икон, чтобы в последний раз за этот день придать уважение Всевышнему Богу.
□ с мутным взглядом посмотрела вверх, задрав голову, на фигуру Рюноске в черном плаще. Взгляд был пуст, темн и печален, как затухший океан, а глаза, наполнившиеся слезами, стали совсем кукольными. Платок символичного алого цвета свисал в ее слабых руках, как ненужная тряпка для мытья пола, а шляпа, натянутая на самый лоб, съехала еще ниже. Из под черной вуали, скрывавшей лицо, плохо разглядывалось само лицо парня и выражение на нем, но зато хорошо были вмдны очертания фигуры. Свет, попадавший в огромные витражи и преобразовывшийся в красноватые оттенки, падал на лица людей: глаза наливались цветом крови, а платье на девушке казалось светлее, чем обычно.
— Думаешь, я не помню этого, Аку?— ласково называя его, □ показывала даже тоном голоса, что призывает его к действию или замечанию. Сейчас ей это было просто необходимо: услышать очередную гневную фразу от одержимого ею, получить хоть какую-то реакцию в ответ, а не гробовое молчание, пропетавшее святыню полностью. Рюноске нахмурился сильнее обычного, но сел рядом с □, держась особняком, но все равно прикрывая глаза челкой. Он всегда делал так тогда, когда волновался или злился. Знак был подан. — Рюноске, не злись на меня. Прошу... — Девушка уже шептала, срываясь на отчаяние, проникшее в ее голос. Говорила все тише и тише, бормотала, пока совсем не замолкла, как жертва перед вынесением смертной казни.
— Я и не собирался, — отрезал парень, не желая смотреть в лицо сидящей рядом, заплаканное от бесконечности пролитых слез страдания, пролитых от чувства вины. — Ты не должны думать, что была ответсвенной за их души. Я это сделал, мне и нести наказание, — красноречиво, что для него редкость, прервал рыдания □ Рюноске. Строгий взор прошелся по всему ее телу, приказывая остановить весь этот цирк, прекратить шоу одного актера, неинтересное зрителю.
— Может, ты и прав... — Рыдания все же вырвались из ее груди, позже превращаясь во всхлипы, долго еще отдающее эхом в месте, где не было Бога.
□ Дазай
□ присела на кровать, еще не заправленную после дневного сна. Простыня, разбросанная по всему ложе и свисающая на пол, красноватого оттенка, придавало девушке более благоприятную обстановку для воспоминаний, но все равно не могущую прогнать ее печаль и мысль о том, что она виновна во всех бедах людей, виновных в своей судьбе, но не заслуживающих подобную учесть. Фото, на котором застыл столько радостный момент для бывших участников Мафии, которые не хотели, чтобы подобное этому заканчивалось, излучало холод, какой обычно исходит от только что ушедших покойников. На нем красовались мокрые пятна от только что пролитых слез, которые девушка, расстирая, пыталась убрать навсегда, чтобы случилось так, будто их никогда и не существовало. Как будто они не появлялись даже на сей свет.
Сквозь полуприкрытые шторы пробивался свет вечерних фонарей, только-только включавшихся, освещающий то, над чем лились слезы. Пальцы лихородачно тряслись от недавней истерики, локоны падали на лицо, слегка перекрывая обзор на всю эту печальную картину отчаяния. Дверь, отворившись, издала скрип, а после послышался звук ровных шагов, слишком идеальных для обычного человека. В комнату зашел Дазай. Он сел рядом, взяв фотографию из рук девушки. Губы его вытянулись в печальной усмешке: он, Анго, □ и... Ода.
— Одасаку не хотел, чтобы мы плакали над ним, — тихим, еле слышным шепотом, подметил мужчина. Голос самого же срывался, обещая перерасти во всхлипы и бесконечные рыдания, но он смог сдержаться, мужественно защищаясь от тяжести прошлого. Он взял ее руку в свою, пытаясь засмеяться. Попытки были тщетны, звуки застревали в горле, скрещиваясь в ком. По помещению раздавались лишь женские рыдания, всхлипы и попытки что-то сказать, не превратившиеся в успех. Соленые капли падали теперь не на фотографию, а на постель и сильные мужские руки.
— Прости за все то, что случилось тогда... — через свои усилия сказала она, постоянно прерываясь на всхлипы. Говорила долго, пытаясь пересилить боль, сжирающую изнутри, посилившуюся глубоко в сердце, доходящую до самого горла. Выразить ее нельзя было словами, и оба это понимали: молчали, поддерживая друг друга без слов. Взгляды обоих были опустошенны, такие, какие есть только у убийц, понимающих тяжесть мира, понимающих, кто они, какова их сущность. Мысль, крутившаясь у них в уме, вырывалась, проходя через многочисленнве преграды и стены, поставленные ими же. Но все же была сказана. — Одасаку был моим светом, и я просто не представляю, как жить дальше...
— Моим тоже, — не дав ей договорить, прервал он, порываясь сделать то, что нужно было. Сидя в нерешительности, он сжал счастливые лица в руке, поднимая руки. Дазай взял ее тело к себе в объятия, заставив девушку удивленно вздохнуть, расплакавшись еще больше. Она не одна в своей вечной печали — это самое главное, что было важно ей сейчас. Осаму, защищая ее от внешнего мира, защищая от остальных, обнял сильнее, отдавая тепло своего тело ей, сжав одежду между пальцев, прижимаясь все ближе и ближе, не оставляя и каплю расстояния между ними, спросил:
— Ты знала, что Одасаку умрет? — Вопрос поставил □ в ступор, а слезы все катились с ее щек, оставляя дорожки на одежде обнимающего ее мужчины. Она начала задыхаться, но это быстро прошло, как только Дазай разжал свои настолько сильные объятия.
— Подозревала. Все же все мы когда-нибудь умрем, и ты сам это прекрасно знаешь. — Слезы прекратили течь, во взгляде появился холод, непонимания, почему Дазай решил добить ее этим фактом. — Ты знаешь Дазай: будущее не изменить.
После этого Осаму тяжело вздохнул, понимая, что девушка права в своих доводах. Глаза опустились на пол, а ноги сжались, слегка подрагивая. Руки разжались, показывая на свет фотографию: пройдут многие года, но она останется такой же. И Ода не поменяется.
Оба понимали: от воспоминаний не избавиться. Остающиеся на всю жизнь, жо конца дней, они будут мучать, принося боль, не желая уходить из сознания. Они будут пожирать, крадя силы на борьбу.
□ Дзено
Дзено, хорошо осознавая все свои действия, поддерживал ее после того, что сделали бандиты с ее семьей. После этой ситуации он всегда находился подле нее, готовый в любой момент подать руку помощи и решить проблемы, какими бы они не были. Принимая его слепоту, после даже не замечая этого, девушка всегда смеялась над его порой глупыми шутками, ругала его за иногда глупые претензии к Тэттэ, редко, но она затягивала ему пояс на брюках, когда сам он был не в состоянии это сделать. Незримая забота ощущалась рядом с ним постоянно, где бы они не были и в какой ситуации бы не оказались. Но иногда жизнь давала сбои.
Перебирая в руках недавно найденные фотографии, выпавшие совершенно случайно из ее старого альбома, девушка всматривалась и всматривалась в них, вспоминая, кто все эти люди. Там были все ее одноклассники, бывшие, старые друзья, даже друзья из ее раннего детства. На всех фотографиях она останавливалась подолгу, вглядываясь в лица старых знакомых и вспоминания самые хорошиме моменты вместе с ними. Но больше всего ее расстрогало фото, на котором была ее семья: все вместе и все счастливы, а ее маленькая сестра как будто прыгает от радости, ведь они наконец-то смогли поехать в парк, в который малышка так давно мечтала попасть. Слеза упала на фото, размочив и затуманив лицо ликующего отца, обнимающего мать.
— Я услышал твое сбитое дыхание, — сказал Дзено, зайдя в кабинет. — Над чем ты плачешь? — Дзено подошел к ней, боясь споткнуться, и сел рядом, руками ища ее руки. Слезы накопились, не выдерживая, и вскоре изливаясь на ее щеки.
— Личные причины. Ты же помнишь те ощущения, которые они испытывали, пытая их? — слабо спросила она, не в силах совладать с дрожанием в голосе, с панически бегающим взглядом, с тремором в руках.
— Да, их сердцебиение и дыхание тогда... Что ж, думаю, тебе просто надо избегать воспоминаний, разве не так? Понимаю, что это может быть сложно, но помни — ты Ищейка, а не гражданский, — как будто утверждая для самого себя проговаривал Дзено, сильнее вслушиваясь в ее дыхание. Оно медленно приходило в норму, вскоре совсем нормализуясь, но в нем еще проблескивались нотки паники, всхлипы и шмыганье носом — все последствия долгого и истеричного рыдания.
— Я помню. Буду помнить всегда, — сказала девушка, придя в норму и понимая, что нельзя было тогда давать волю эмоциям, дабы не сболтнуть лишнего, но не получилось; поделившись всем, она сожалела о содеянном, осознавая, что вернуться в прошлое нельзя.
□ Тачихара
— Выкини ты к чертовой матери эти фотки, и проблема решена, нет? — допытывался до девушки Тачихара, пока она перебирала свои старые вещи, найденные в заброшенном доме ее семьи. Там были фотографии, вещи, одежда, украшения, даже ее старые ножы для тренировок. Все это смешалось в один комок, заполнявший и захватывающий ее разум, что иногда она не понимала, в каком времени сейчас находится: в прошлом с его живым воздухом, запохом свежестью и луговой травы, мягкой землей под босыми ногами, или в настоящем со вкусом крови на губах, грязью на руках, постоянным пистолетом на поясе и с вечным страхом того, что будешь убит за одно мгновенье, не осознав этого.
— Нет. Она никогда не решится, — утупленно отрезала она, до боли в костяшках сжимая старые вещи, принадлежащие ей. □ взяла коробку и перевернула ее, высыпав все оставшееся в ней содержимое на пол затхлой квартиры, где им приходилось прятаться. То была ее квартира, с которой она давно уехала, оставив все вещи, напоминающие о прошлом, внутри, но все же не решившись продать имущество: хоть и приносило боль, но было дорого и ценно ей, как родная мать. — Я была смирена перед ними и понимаю теперь, за что несу свое...
Тачихара не дал ей договорить, сразу же прервав рассказ своим тихим, источающим ненависть и злость голосом, пронизывающим все пространство маленькой квартирки на окраине, презирающим все, что есть живое на свете, таящее злобу глубоко в сердце, скрытом за тысячью разных замков, ключи от которых неизменно были у самого их обладателя:
— Я сам могу заняться этим, если ты такая сердечная, — грубо, но при этом не хотя такого эффекта, отрезал Мичизу, ругая самого же себя мысленно. Конфликт ни к чему не привел: она все так же сидела на коленях в позе молящего, сложив руки на ногах, а вокруг валялились все воспоминания;какие-то неприятные, а какие-то теплые, они оставались тем единственным, что у нее осталось, тем, что иногла помогало забыться, подумав, что все сегодняшние невзгоды оставлены позади, а завтра — новый день, новый рассвет, новый закат.
— Возможно, я и сердечная, Тачихара, — строго и язвительно отвечала она, при этом называя парня не так, как обычно — она зла, явно зла, — но выкинуть то, чем я дорожила на протяжении стольких лет я не собираюсь. Хоть убей меня, но я заберу все это с собой, — отчеканила она прежде, чем встать и пойти по направлению выхода из квартиры на балкон, где она собиралась закурить нелюбимую сигарету и предаться воспоминаниям, растворяясь в запахе едкого табачного дыма.
Сделав то, что хотела, она громко хлопнула дверью, кривя лицо, показывая тем, что совершенно точно обижена, достала сигарету, зажгла и пустила серые кольца по воздуху, которые уносились сразу же в даль синего неба. Мичизу, находясь в комнате, стоял над хаусом, совершенным ею, стоял именно над фотографиями, ставшими причиной разногласия, и думал. Думал о том, что было бы, не встреться бы они, не узнай бы он ее после стольких лет служения в ищейках и стольких лет скитательств, скрытия и побега от собственного себя, от человека, которфй и представить не мог, что сделает с ним жизнь, люди, живующие совсем рядом. Об этой жестокости детскому разуму не от куда было знать, а тем более подозревать. Но он, ни окруженный заботой ни разу, понимал отдаленной частью души, что когда-нибудь придет то время, когда ему придется кардинально измениться, поменяв свои принципы, мировозрение и приоритеты: но должно было это случиться не так скоро, как случилось.
Тачихара выбежал за ней в попытках ухватиться за последнюю надежду в его жизнм, дарованную богами или чем-то еще свыше, чем они. Когда он наконец вышел, она уже затягивала не первый поток дыма, выдыха, его через губы, накрашенные в этот вечер специально для остальных: сама бы она, как добропорядочная девушка японского происхождения, никогда не пошла бы на такой отчанный способ привлечь внимание к себе и своей миловидной внешности.
— Я правда не хотел говорить этого со смыслом того, что ты слабачка! — громко заявил он, беглым взглядом окидывая улицу и оценивая всю ситуацию. Самое ужасное было лишь одно — ее равнодушный взгляд, такой, какой есть у маньяков при убийстве невинного ребенка. Сигарета была потушена о бортик и скидана в пепельницу, стоявшую опасно близко к краю, с которого было недалеко лететь до самой земли, а □ развернулась всем телом к парню, задыхающемуся от страха и напряжения, витавшего в воздухе.
— Я не поверила в это с самого начала, — лукаво пропела она, показывая тем, что самым что наперед знала его поведение. Тачихара, облегченно выдохнув и потерев вспотевшие от гнетущего чувства ладони, сразу же вернулся в норму, выкрикнув:
— Ты обманывала меня? Совсем что-ли?! — Крик его, наверное, был слышен во всем городе.